Не совсем хорошо уже помню, куда именно предполагалось путешествовать: в Америку к индейцам или в Африку за слоновыми клыками и за шкурами леопардов и львов, но путешествовать решено было обязательно…

Очевидно, сначала нужно было посетить остров Робинзона, пожать руки правнукам Пятницы, после высадиться из лодки на африканском берегу, настрелять слонов, бегемотов, львов, леопардов и тигров, подразнить палкой крокодила, фыркнуть на боа-констриктора — и только тогда со слоновыми клыками и со звериными шкурами прокатиться на лодке через Атлантический океан к Америке, посетить хижину дяди Тома и посмотреть, как Ястребиный Коготь сдирает с бледнолицых скальпы.

Из Майн-Рида и Фенимора Купера перечитали мы абсолютно все, что было в волостной библиотеке и в окрестных школах; случалось иногда выкрасть или попросить через горничных книжку и у барина.

Собрались мы в Африку и в Америку сначала втроем: я, Панько Верба и Омелько Канда.

А когда встал вопрос, с кого Ястребиный Коготь будет сдирать скальп, — решили взять Сашка Кендюха, неуклюжего и неповоротливого маменькиного сыночка. Никто из нас его не любил, так как в школу он не приходил, а приезжал с хутора. На переменке он всегда вытаскивал из мешка колбасу или жареного цыпленка, тогда как мы завтракали хлебом с огурцом или луком.

— Возьмем Сашка! Как дойдет до скальпа, мы вытолкнем его, пускай с него сдирают, у него голова здоровая и волос жесткий.

Сашко согласился. О скальпе мы ему, понятно, не говорили.

Сашко был полезен еще и тем, что имел возможность набрать на дорогу сала, хлеба, яблок и даже денег. Он нам признался, что знает, где бабушка прячет кошелек, а у бабушки было не меньше пяти рублей!

Пять рублей! Черт знает куда можно было заехать на пять рублей, да еще с салом, хлебом и яблоками.

Не только в Африку, но и за Африку, и даже туда, где Суматра, Ява, Борнео, Целебес, Сандвичевы, Курильские, Кольский, Канин, Апеннинский, как в географии мы учили…

Карты в школе не было, поэтому как скажет, бывало, учитель:

— Начинай сверху!

И начнешь:

— Кольский, Канин, Скандинавский, Ютландский, Пиренейский, Апеннинский, Балканский, Таврический, или Крымский.

Полуострова в Европе.

То же самое с островами:

— Корсика, Сицилия, Сардиния!

— Ну, дальше, — нажимает учитель.

— Суматра, Ява, Борнео, Целебес.

— Дальше!

— Крит! И тот… как его там… Берингов пролив и тот… Грин… Грин… Гринляска!

— В угол!

Так что географию мы знали…

Лодку мы наметили украсть у деда Пидсотка на озере, — дед Пидсоток там сети ставил, карасей ловил, — ночью перетащить к речке (речка звалась Ташань), поплыть по Ташани до Ворсклы, по Ворскле до Днепра, по Днепру в Черное море, — ну, а морем путь уже прямой, как на ладони, в Дарданеллы, Босфор, из Босфора немного вправо, в Бабэльмандебский пролив, а оттуда уже до Африки "как до соломы".

Сашко Кендюх натаскал булок, сала, яблок, спичек, соли… Все это мы припрятали в глинище за кладбищем.

Был конец мая.

Однажды темной ночью, когда дед Пидсоток расставил на озере сети, мы тайком перетащили его лодку с озера на речку.

Той же ночью, задолго до рассвета, мы должны были дать стрекача, но Сашко Кендюх никак не мог добраться до бабушкиного кошелька: бабушке в ту ночь не спалось, она все кряхтела и кряхтела и задремала только под утро.

Пока Сашко следил за бабушкой, мы с Паньком и Омельком перенесли из глинища в лодку продукты и кое-какую одежду.

Уже светало, когда прибежал, запыхавшись, Сашко.

— Шесть рублей! — выпалил он.

— Ого! — крикнули мы и давай скорей укладываться. Не скажу, почему в тот день нечистая сила сорвала деда Пидсотка ни свет ни заря, — кажется, базарный день в местечке был, и дед решил пораньше очистить сети, чтобы первым со свежей рыбой на базар явиться,

Подошел дед к озеру, нет лодки…

Дед юрк туда-сюда, а от озера через луга к речке по траве след, где мы лодку тащили (вот какие мы были мудрые, как следы замели!), дед по следу к речке, и только мы хотели оттолкнуться, как Пидсоток:

— Куда это вы, висельники, а?

Ну, мы из лодки, как лягушки, — прямо в воду! Воды в речке было по пояс… Я успел ухватить булку. Бабушкины шесть рублей были зашиты у Панька в поясе… Мы бегом лугами до Ясеневого… Это такой лесок за селом с глубокой балкой посредине. Засели в балке, в густом орешнике, сидим, сопим.

— Что дальше делать?

А чертов дед Пидсоток поднял шум на все село:

— Ишь, сукины сыны! Острожники, изуверы, башибузуки! — Разошелся дед, чуть ли не все село собрал. — Чьи?

Дед всех узнал и всех выдал…

Матери наши каждая по-своему:

— Ой, боже мой!

И каждая начала искать что-нибудь длинное и увесистое…

— Где же они? Дайте мне моего! — Каждая мать ударила руками о полы.

— Подались в Ясеневое! — пыхнул трубкой дед. — Нет, вы смотрите, люди добрые, лодку украли! Как бы я тогда сети ставил?! А? Вот разбойники! Поймаю — изничтожу!

— Куда ж это они собрались? — плача, спросила моя мать.

— Куда бы ни собрались, а конец один — острог! — махнул рукой дед Пидсоток.

Матери опять:

— Царица небесная! Ой, дайте мне моего!

Дед Пидсоток выбросил из лодки на траву одежду и все наши запасы.

— Забирай, чье оно тут есть! Да помогите лодку к озеру перетащить! Ишь, хлюсты, сколько травы истоптали! Беритесь! Ревете тут! Смотреть за лоботрясами нужно лучше, чтобы не хныкать потом! Матери!

Взялись наши матери за лодку и вместе с дедом перетащили ее к озеру…

Двое суток сидели мы в Ясеневом, в балке… А потом вечером пошли домой.

Мать очень плакала, а отец поучал, как из дому удирать в путешествие…

Фантазия, помнится, зародилась у меня в голове, а отец выбивал ее совсем из другого места. Вожжами…

Панько и Омелько тоже садились на скамейку потихоньку, осторожненько и при этом морщились-морщились.

Через неделю наведался из хутора Сашко Кендюх.

— Ну как? — спросили мы его.

— Два кнута на мне отец изломал! Очень сердился! — рассказал Сашко.

— А бабушкины деньги? Шесть рублей?

Панько отдал деньги Сашку, еще когда мы в Ясеновом сидели.

— Подбросил бабушке там, где она кошелек прячет. Бабушка думает, что она вытряхнула его, когда в субботу деньги на свечку брала…

Так закончилось наше путешествие в Африку за львами и в Америку, где мы собирались посмотреть, как сдирают индейцы скальпы с бледнолицых.

Давным-давно это было…

Было это чуть ли не в то лето, когда короновался на царство последний российский император и когда староста гонял всех в церковь, чтобы вымаливали "многая лета" царю.

Не очень горячо, видать, молились тогда за царя и императора, ибо лета ему вышли не такие уж долгие, а главное — последние для него и для всей его династии.

1926

Перевод Е. Весенина.