Без причины и болячка не сядет.

Для поездки за границу, следовательно, тоже причина нужна. Повод.

Научные командировки за последнее время потеряли кое-где свою значимость.

Скажем, приходите вы, например, в какое-нибудь учреждение, имеющее право командировать вас за границу, и перво-наперво говорите:

— Мне следует усовершенствоваться. Так у меня пошла наука, что без заграницы, как без рук. Дайте командировку за границу, так я, разрази меня бог, за две недели вам социалистическое строительство завершу. Раз-два — и социализм!

Ну и, ясное дело, вынимаете удостоверение от того учреждения, где вы работаете, удостоверение, ясно свидетельствующее о том, что вам командировка за границу необходима, как вода, как воздух, как нагрузка.

Тогда вам то учреждение и говорит:

— Да… Это правильно. Мы убедились, что командировка вам безусловно необходима. Но, товарищ, имейте в виду: дамские чулки советского производства, а также обувь наша, как уверяют специалисты, ничуть не уступают в качестве заграничным. Учитывая пошлину, они и обходятся не дороже. Дальше: вы имеете право провезти только два костюма, так что, если учесть стоимость поездки, пошлину, дороговизну пребывания за границей, много не выиграете… Лицензий же нынче не дают. Обматывать себя дамскими панталонами и кружевами как-то неудобно — чего доброго, попадете в кинофильм. Провезти валюту через Шепетовскую таможню никакими способами не удастся; таможня видит насквозь того, кто везет валюту…

— Ах так… Ну, тогда я подумаю…

— Подумайте…

Лучший и действительно верный повод для поездки за границу — собственная хворь.

С болезнью выехать значительно проще…

Только не делайте так, как одна знакомая дама сделала.

Во врачебной комиссии, куда она обратилась за справкой, что ей необходимо лечиться за границей, она упала в обморок. А когда ей дали понюхать нашатырного спирта, очнулась и застонала:

— Ох, где это я? А что можно с собой провезти из-за границы? У вас, мне говорили, есть такой список… Ох, ох!..

И снова лишилась чувств.

— Так не поступайте — засыплетесь.

Самое верное: для поездки за границу следует обзавестись харрошей язвой желудка. Круглой.

Как это сделать? Когда-нибудь на досуге расскажем. Харрошая будет язва!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну вот, у вас на руках заграничный паспорт. Все уже об этом знают.

— Едете?

— Еду.

— Так вы не забудьте: ручку автоматическую.

— Ладно.

— Едете?

— Еду.

— Так, может быть, вы мне шляпу…

— Ладно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Так вы мне галстуков штуки три…

— Ладно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Эх, какие там игрушки для детей! Вот бы моему Юрочке велосипедик! А Маринке — медведика!.. Только не маленького, а большого… Там есть такие… мохнатые…

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Едешь?

— Еду.

— Вот хорошо. Ну и повезло! Послал господь язву! Так ты ж, смотри, и нам что-нибудь привези. Блокнотов там, ножичков… И карандашей этих, как их… автоматических… И носки…

— А жена моя очень просила свитер и фильдекосовые чулки.

— Товарищи! Может, кому-нибудь рояль шредеровский привезти? А может, автомобиль?

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сидя в вагоне, вы заглядываете в блокнот и подсчитываете, сколько чего нужно привезти из-за границы.

Наконец подсчитали: 13 шляп, 45 галстуков, 23 пары туфель, 110 пар чулок, 87 автоматических ручек, 15 дюжин карандашей, 5 велосипедов, 7 медведей…

Темнеет у вас в глазах, и вы, глядя на зеленую рожь, упорно думаете:

"Ну ладно! Обмотаюсь! А куда же этих медведей девать? Вот загвоздка!"

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дорогая Шепетовская таможня! Когда я вылезу из вагона, потолстевший раз в десять по сравнению с временем моего отбытия за границу, думай, пожалуйста, что это я так поправился в немецком санатории. Если у меня из ушей будут торчать по два медведя, а из ноздрей — по шляпе, считай, что это мне врачи прописали все дырки на дорогу затыкать.

Ничего не поделаешь! Я ведь еду за границу!

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Едем.

— Так вы ж, товарищ, смотрите. Raucher — это для курящих. A Nichtraucher — это для некурящих.

— А как будет "второй класс"?

— Zweiter Klasse! Так и говорите на вокзале!

— Кому говорить?

— Кто вас спросит, тому и говорите.

— Ага. Их хабе цвайтер кляссе. Их хабе цвайтер. Их хабе цвайтер…

— А на вокзале смотрите, где написано "Ausgang", туда и выходите. "Аусганг" значит "выход".

— Ага… как выход?

— Аусганг.

— Ага… Аусганг, аусганг… аусганг… Ну и трудное слово!..

— А когда приедете, смотрите: будет написано: "Bahnhof Friedrichstrasse", там вам выходить: "Бангоф" — вокзал. "Штрассе" — улица. Это и есть выход.

— Ага, значит так: "Их хабе цвайтер кляссе", "Аусганг" — вокзал. "Бангоф" — выход. Ага…

— Да нет, наоборот.

— Как наоборот? "Их хабе цвайтер кляссе" — вокзал?

— Да нет…

— Ага. "Бангоф" — вокзал.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Цванцих. Драйцих. Фирцих. А там же как, после того "аусганга"?

— А там спросите.

Спросить. Ну, ладно, спрошу. Как уже мы там будем спрашивать, не знаю, но опрашивать все равно придется.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Едем… Едем… Едем…

Шепетовка…

А вы знаете, подъезжая к Шепетовке, как-то не по себе становится, муторно… Не потому, что тебе придется через таможню проходить. Таможня есть таможня. Что ей стребовать с нашего брата, когда он за границу едет?! Нечего.

Едут ведь в командировку так, что листочка на нем фигового и то нет. Один из спутников очень сокрушался:

— Вот говорит, плохо, что нельзя за границу голяком ехать. Все-таки больше оттуда можно было бы прихватить.

Я ему:

— А вы б, — говорю, — сажей вымазались да два-три бюстгальтера плохоньких нацепили бы и ехали. А буде кто спросил бы, сказали: "Униформа у нас такая".

Не в таможне дело.

Подъезжая к Шепетовке, хочется назад драпануть. Так тебя и подмывает слезть и махнуть в сторону Киева. Перескочишь Шепетовку — и никого у тебя не будет… Никогошеньки… И самое дорогое, что останется, — это красная книжечка паспорта… И то и дело хватаешься ты за него…

Не дай бог выскочит. Пропал тогда!

А когда уже из Шепетовки на Здолбунов едешь, тогда тихо-тихо в вагоне.

Чего это так тихо? Ну будто похоронили кого-то!

Сходит пограничная стража. И до того становится жаль этой стражи! Как отца родного!

Нейтральная зона…

"Mohyljany". Белые орлы всюду. И пусто, пусто на станции… Станция Могиляны.

— Прошу пана! Паспорта!

Невольно озираешься… Где же здесь, думаешь про себя, пан?

Смотрит на тебя человек. На голове каска черная, на каске орел белый, и обращается к тебе: "пан".

Выходит, значит, я пан? Как скоро! Каких-нибудь десять километров — и я уже "пан"!

Польша.

1928

Перевод Т. Стах.