Забавный гном. У нас отец тоже таких привозил, правда все больше в кандалах, для экспериментов, так что гномами меня не удивить, иногда месяцами в замке жили, пока отец зелье готовил. Но этот все равно забавный. На обезьянку похож, с такими циркачи заморские выступать любят — я, правда, всего один раз, да и то мельком, видел, но в память врезалось. Такая же мордочка, умная-умная, как будто все с полуслова понимает, те же гримасы и ужимки, та же беззаботная радость, резко переходящая в траурное уныние. То в углу сидит, что-то под нос себе лопочет, то как буйный по всей комнате скакать начинает, только пыль столбом. То бросается Тиналису на помощь их побратима искать, то понурит голову и давай биться лбом о стенку да приговаривать: «Не играй, не играй, не играй!» Побрить немного, умыть — типичная обезьянка, хоть бери и цирковую труппу открывай: дрессированный гном, настоящий богатырь и малолетний принц. Тиналис будет подковы гнуть да силушку богатырскую показывать, я шпаги да гвозди глотать, братья и не к такому приучили, а Лютик клоуном работать, всех смешить. Еще бы музыканта какого, чтоб на лютне или арфе аккомпанировал, — и аншлаг обеспечен! Надо будет предложить Тиналису такую идею — потом, понятное дело, когда он мне с драконом поможет, а то карьера богатыря всем хороша, да цирковая безопаснее.

Хотя Тиналис и отказаться может. До сих пор его не раскусил. Братьев да отца я с полу взгляда понимал, если Марат жмурится — жди гадюку в постель, если Артур губы кривит — мясо отравлено, если Дан нос чешет — в вине яд скорпионий, если Робер мочку уха теребит — лучше в комнате не ночевать, потолок рухнуть может, ну а если отец за ужином «будьте здоровы!» пожелал — утром одного брата недосчитаюсь. У нас ведь как в семье было — или все нюансы научишься левым глазом замечать, или армию зомби собой пополнишь. Третьего не дано. Так что детство у меня было веселое, и родню как открытую книгу читать я научился. А Тиналиса не могу — вроде и богатырь он, и порядочный, и с драконом не шутит, честно помочь обещает, и к друзьям по-божески относится, да все не оставляет ощущение, что не герой он, а мелкий жулик. Как те торгаши, что рыбу тухлую на кусочки режут, пряностями сдабривают и за свежую выдают — на вид Тиналис хорош, а не то чую! И ведь не байки он мне плел, когда про свой опыт рассказывал, и Барым-паша, хан чигирейский, наделе с ним знаком, и меч его о вражескую шкуру зазубрен, да вот не вижу я, как Тиналис один на один с чудищем выходит подвиг совершать, и баста! Впрочем, не мое это дело — за услуги заплачено, и пусть теперь по поводу дракона его голова болит. А также по поводу отца — чтоб остальные камни получить, он меня на трон посадить должен, и сам это прекрасно понимает.

Эх, как хорошо… Малиновку, правда, жалко, она в последние дни сама не своя, не только скакать на себе разрешила, а и сено-солому есть начала, не заболела ли, случаем? Тиналис говорит «выздоровела», хотя у меня веры нет: ну не может моя Малиновка стоять в стойле и послушно ждать, пока хозяин соизволит прийти к ней в гости. Это дома она такое себе позволяет, потому что умная, понимает, что замок некроманта не лучшее для коня место. А тут, в таверне, Малиновка просто обязана меня зубами и копытами при себе удержать, так нет же, пустила в номер люкс, оставила наедине с гномом. Не приревновала. Боюсь, испортил Тиналис своими «рецептами колбасы» мою кобылу. Ну ничего, надеюсь, еще оклемается. Когда к дракону довезет. Пока перспектива тащиться на своих двоих за тридевять земель меня не сильно прельщает, а у нее на спине даже удобно. Пусть и без седла, но после тех шуток, что надо мной братья проделывали, мозоли уже не натру.

А Тиналис, как оказалось, редкий жмот. Мало ему камней, так еще и золото все у меня отобрал — «на мелкие расходы». Ему, видите ли, менять еще один камень очень не хочется, ну да ладно, мне не жалко. Все равно деньги не мои, а у отца сворованные — у нас ведь дома как, что сумеешь прихватить так, чтоб не попасться, то и будет твоим. Братья все больше мечи-кладенцы да удавки живые друг у друга воровали, а я золотишко помаленьку собирал да камушки. И ни капли совесть не мучает. Жить уж очень хотелось. В магии слаб: что могу — мысленный приказ зомби послать, огонь разжечь да прочие бытовые мелочи. В оружии неплох, но что в нашем мире любых мечей острее, любых стрел быстрее, так это металл, цветом солнца пылающий. Малой был, а понимал уже — вот придет час, и только златом полновесным жизнь мне купить выйдет, а еще камнями драгоценными. Вот и собирал ту шкатулку, что ныне сумку седельную Тиналиса тяготит.

Знаю, что не простые камни, а волшебные, из короны великого короля. Ну а мне что от этого? Ни холодно, ни жарко. Великий король, считай, много тысяч лет как почил, от королевства его даже имени не осталось, так что теперь, как пьяница последний за бутылку, за них держаться? Нет уж, мне жизнь дороже каких-то камней будет, пусть даже фамильная реликвия, так что, сокровище такое Тиналису вручая, ни капли сомнений не испытывал.

Интересно, а какой будет третий спутник — Тронгвальд-эльф? Одно имя чего стоит. Среди эльфов такое не чаще чем Лютик среди гномов встречается. Так могут карла назвать или дикаря северного, даже среди царей заморских я бы такому имени не удивился, но эльф?

Когда Тиналис мельком упомянул, что спутниками будут эльф с гномом, я сначала удивился — они, конечно, не то чтоб совсем уж редко встречались, но и тех и других во всем мире пара тысяч осталась. А ведь когда-то много было. Эльфийской крови, считай, в каждом третьем можно пару капель найти. В иных же странах все поголовно низкие, коренастые и с бородой, они-то потом эльфов ассимилировали. Пара резерваций у остроухих осталась, да и те только туризмом живут. Каждый добропорядочный белый маг, например, считает своим долгом провести пару лет «в познании истины в среде истинно перворожденных», вот эльфы и делают умные лица, возвышенно закатывают глаза и за хорошее вознаграждение учат волшебников своей эльфийской премудрости. Толку никакого — читал я про эльфийскую магию. Мой отец в десятки раз сильнее самых величайших эльфийских чародеев прошлого, сплошной гонор и запудривание мозгов.

То же самое «кузница гномов» — их оружие только на сувениры и годится. Как ковали тысячи лет назад, так до сих пор куют, технологии безнадежно устарели. Зато каждый уважающий себя царь, король, султан, хан или император считает своим королевским долгом всю гвардию обязательно гномьим оружием снабдить. «Сплошные понты», — как говорят про это сведущие в кузнечном деле мастера. «Мусор», — добавляют опытные воины. «Зато вытяжка из крови гномов в деле настоящего некроманта просто жизненно необходима», — поведал однажды мой отец.

А те эльфы, которые не в резервациях живут, и те гномы, которые не в кузницах подгорных пашут, как правило, людей сторонятся, морду всегда могут набить, послать матом трехслойным, а вот дело иметь, а уж тем более богатырские подвиги совершать — это не для них. Уж сколько книжек прочитал — нигде про такое не пишут. Про великие подвиги эльфов прошлого, которые с самим владыкой тьмы воевали, — всегда пожалуйста, талмуды на тысячу страниц, хоть правды там кот наплакал, а чтоб с богатырями современности бок о бок, рука под руку — не припоминаю.

Хотя Тиналис — легенда из легенд, от него всего ожидать можно. А вот, кстати, и он сам. Быстро вернулся, говорил, к вечеру, а еще полудня нет. Лицо тучи чернее, тяжкие, видать, думы богатырские гложут, и один пришел, без эльфа. Делаю вывод: сейчас будут нехорошие новости. И действительно, какой я догадливый.

— Разложиться не успели? Отлично, тогда собирайтесь — только быстро, мы из этого города сваливаем, чтоб через пять минут готовы.

— А наш милый друг? — запричитал гном. — Где наш милый друг? Тиналис, миленький, ты нашел…

Но богатырь уже не слушал. Захлопнув за собой дверь, он прогромыхал куда-то своими доспехами, ну а мы с Лютиком, переглянувшись, отправились в конюшню. Пяти минут на сборы мог и не давать, уже через одну мы с гномом поджидали Тиналиса верхом на моей любимой Малиновке — отдельного пони купить Лютику, естественно, еще не успели. А тут и Тиналис из лавки, где зелья продают, показался, на ходу бутыль зеленую в сумку пряча. Запрыгнул на коня своего богатырского и вопросил:

— Готовы, добры молодцы? Так поспешим же, ибо ждут нас великие свершения!

Поспешили. С места в карьер, пыль столбом, прохожие в стороны шарахаются, ветер в лицо, гном за спину ухватился. Куда скачем, зачем — одному Тиналису ведомо, вроде и не к воротам, а куда-то в сторону, хоть я и ошибаться могу, в Белокамне отродясь не был, для меня тут все в новинку. Летим, свистим, всех с ног сбиваем, еще бы саблей махать — и точно степняки дикие войной пошли. Народ пальцем тыкает, да остановить не спешит. Если скачет герой, значит, ждет его подвиг богатырский. А кому охота под копытами коня богатырского сгинуть, про такое подвиги не сложат, а вот судачить долго будут.

Точно, прав я был — не к воротам скачем. Ворота проехали, дальше путь лежит. Туда, где толпа собралась огромная, да не голытьбы городской, а весьма знатных граждан. Стоят, камзолами шелковыми пыль дорожную собирают, судачат о чем-то, а рядом стража городская — вся, сколько ее тут водится. Оружие на изготовку, забрала опущены, лекари рядом суетятся, раненых перевязывают, технари осадную машину собирают — и кому только она в мирное время, да еще посреди города, нужна? Что они штурмом брать собираются? Неужели этот дом? И что в нем такого примечательного? Дом как дом, стоит одиноко, до соседнего с десяток саженей будет. Неужто притон бандитский? Да навряд — тут, в Белокамне, бандитский притон такими силами в жизни брать не станут, в бандитских притонах пиры да балы проводят, а бандиты главные тут — в шелках стоят. Сферы влияния не поделили? Тоже вряд ли — не стали бы такой шум поднимать, ночью под покровом тьмы от конкурентов проще избавляться, чем средь бела дня, с помпой такой да еще и свидетелями. Вон стоит в отдалении простого народа толпа — пальцами куда-то на крышу дома тыкают, пятерни над головой держат, ветвистые рога изображая. Неужто черта рогатого изловить стража желает, по-другому объяснить не могу.

А Тиналис вперед скачет, прямо в толпу, да орет своим голосом богатырским:

— Что за беда к вам пришла, добры молодцы? Что за супостат покой ваш тревожит?

Переглядывается народ, что отвечать, не знает.

Спорить с богатырем, себе дороже, а рассказывать все как есть не хочется, по кислым физиономиям вижу. Наконец вышел из толпы то ли самый смелый, то ли самый главный — пальцы веером, золотом с ног до головы увешан, три здоровых амбала за спиной. Сразу видно — мэр, избранник народный.

— Тут, богатырь, для тебя нет работы, супостатов в нашем городе отродясь не водилось, так что езжай-ка ты дальше подвиги совершать, а мы уж как-нибудь сами разберемся!

— Как же нет супостата? — удивляется Тиналис. — А сих добрых молодцев кто изранил? Против кого рать стоит знатная? Видать, завелась тут сила нечистая!

— Сии добры молодцы случайно поранились, — как дитю малому, улыбаясь, объяснял богатырю мэр, — Рать учения проводит в условиях, приближенных к боевым, а силе нечистой в наш город дороги нет, вон волшебник стоит дипломированный, он тебе это засвидетельствовать может.

Маг, да такой, что я его и сам в волшбе за пояс заткну, действительно имелся в наличии — стоит в уголке, горемычный, мается, дрожит, а сделать не может ничего. Кем бы ни был враг загадочный — а я уже догадываться начал, ради чего нас сюда Тиналис затащил, — городскому магу явно было с ним не по силам тягаться. Хотя по воле мэра послушно кивнул: мол, нет в наш город дороги нечисти, хотя интересно, как бы он запел, возжелай отец тут гарнизон зомби разместить.

Уж не знаю, может, и не нашлось бы повода Тиналису за подвиг внеплановый взяться, но тут, вот удача, как раз у него прямо под ухом стрела просвистела, да так удачно, что только клок волос состригла. Тут уж на его месте любой бы закипел, так что никто бы обвинить богатыря в неадекватной реакции не смог.

— Так вот же он, супостат! — завопил герой. — Ну берегись, нечисть проклятая, сам Тиналис-богатырь вызывает тебя на честный бой!

И, размахивая мечом, прорвался через ошалевшие ряды городской стражи, а следом за ним через образовавшийся коридор и Малиновка протиснуться успела. Кто знает, чем бы вся эта история закончилась, да, видать, мэр в Белокамне слишком сообразительный попался, не стал ждать, чем разборки закончатся, заорал:

— Держите его! Они заодно!

Ох как страже не хотелось с героем связываться, да богатыри, они по миру странствуют — сегодня здесь, завтра там, — а мэр, он и вчера, и послезавтра мэром будет. Пришлось Тиналису на ходу свой план менять, меч богатырский в ножны прятать, от стрел уворачиваться, и быть бы нам с богатырем ежами, да пришла подмога. Снайпер, что на крыше дома засел, самых ретивых стрелков быстро приструнил, остальные и с пяти саженей в собственные штаны не попадут. А затем и вовсе такое стрелок сотворил, что все только рты от изумления поразевали. Даже я, даром что с братцами всякого насмотрелся, никогда такого в жизни не видел — с крыши десять саженей до соседнего дома перемахнул, от стены оттолкнулся, в воздухе перекувыркнулся, да на коня прямо за спину Тиналиса попал, так что скакун богатырский аж присел. Такая высшая акробатика даже шутам заморским, что султана веселят, не под силу, а пока народ выпавшие от удивления челюсти вправлял, мы

через окружение прорвались и давай к воротам. Я уж думал, моя Малиновка такой галоп не сдюжит, да ничего, обошлось, лошадка моя по выносливее оказалась, от коня богатырского ни на локоть не отстала. Так вместе ворота и проскочили — страже уже голубиной почтой пришел приказ запереть, да не успели, пока то да се, мы уже выскочить успели. А за городом ищи ветра в поле — это зимой по следам можно пойти, а сейчас не найти нас никакой погоне.

Да и кто гнаться будет? У себя в Белокамне мэр заместо царя будет, пока мой отец об этом не прознает, конечно, а тут он никто, да и стражу выгнать не сможет, уж я их лица видел. Только из страха с нами и рискнули связаться, и то стреляли так, чтоб, не дай бог, богатыря не поранить — заденешь, случаем, потом славу злодея по гроб жизни не отмыть. А еще придут иные богатыри справедливость восстанавливать, тогда и вовсе спасайся кто может, а кто не может — тому не повезло. Так что далеко убегать да следы путать нам смысла не имело — пару верст проскакали, когда же последние пригороды Белокамня скрылись, сразу встали на отдых. Конь, даром что богатырский, совсем выдохся, тяжело дышит, а моя Малиновка свежая, прыгает, скачет, да еще и копытом игриво стучит — откуда только силы взялись. А я еще такую лошадку на колбасу отдать подумывал…

— Ну все! — Спрыгнув с коня, Тиналис грозно навис над акробатом. — Тронгвальд, это был последний раз! Я долго терпел, но теперь чаша моего терпения переполнилась. Никаких «если еще хоть раз» больше не будет! Заруби себе на носу: когда в следующий раз услышу, что очередная толпа тебя мечтает на кусочки разорвать, пальцем не пошевелю, буду стоять и наблюдать, как они тебя четвертовать будут!

— Милый друг! — бросился обнимать акробата гном. — Это ты! Как я рад! Целую твои коленки!

А тот только улыбается, да так, как только настоящие эльфы умеют! Не до ушей, а по-особому, возвышенно, как будто только он один и ведает великую тайну, и никому ее никогда не откроет. Да и сам весь возвышенный, черты лица правильные, ни морщинки, ни прыщика, ни перхоти в золотых волосах, «сплошной глумур», как выразился однажды Бенедикт по поводу султанского гарема — еще до того как отправился туда евнухом работать. Да и сам эльф сложен — только завидовать остается, и не культурист, и мышцы горой не выпирают, но будь я не принцем, а принцессой — уже бы на шее повис. Этакий вечно молодой мальчик-красавчик, ни единой отталкивающей черты, даже уши острые в общую картину гармонично вписываются, единственное, что не так, — штанов не хватает. Легкая эльфийская куртка до колен в наличии, лук за спиной, сандалии на. ногах, а вот штанов не имеется. Будь на месте Тронгвальда кто другой — было бы смешно, а так — мелкая, незначительная деталь. Ну без штанов, и что, разве хорошему человеку эти самые штаны так уж обязательны?

— Ты меня слышишь? — продолжал наседать на эльфа Тиналис. — Тронгвальд, черт побери, или ты совсем оглох? Так я тебе быстро уши прочищу!

— Слова твои, отважный воин, слышу и внемлю им всем сердцем и душой! Тебе своей обязан, воин, жизнью, в долгу великом я перед тобой! Как скажешь, так отныне все и будет, послушен, воин, я твоим речам, и благодарен, Тиналис, тебе я, и жизнь я за тебя свою отдам!

— Мой милый друг… — обронил слезу Лютик, обнимая эльфа под голые коленки.

— Ни слову не верю! — заявил богатырь, на которого магия эльфийской песни вообще не действовала. — Но в любом случае это теперь не мои проблемы. Сам будешь выкручиваться, герой-любовник доморощенный…

— Признателен тебе, герой великий, но клятву я эльфийскую даю, что впредь всегда я буду осторожен, и глупость я сию не сотворю! — попытался было оправдаться Тронгвальд, но Тиналис был безжалостен.

— Глупость? Соблазнить жен ста самых влиятельных людей Белокамня, да не просто так, а по списку, из спортивного интереса? Да еще и попасться с этим списком, где в поэтических подробностях описаны интимные подробности отношений с каждой из них? Тронгвальд, может, ты решил составить мне конкуренцию, войти в историю как самый выдающийся любовник нашего времени? Чтоб потомки говорили: «Век Тиналиса-богатыря и Тронгвальда-любовника»? Ты смотри, а то я конкуренцию не люблю, но к тебе по старой памяти, так и быть, отнесусь снисходительно…

— Я преклоняюсь пред твоею славой, и как ты мог подумать, мой герой, что я способен на такую подлость, что так могу я поступить с тобой? Подобному на свете не случиться, я клятву честью рода приношу…

— Ну вот и отлично! — прервал хмурый богатырь очередной виток поэзии эльфа. — Закрыли тему.

Тронгвальд, познакомься — принц, принц, познакомься — Тронгвальд. Он эльф. Познакомились? Ну и отлично. Мы идем убивать дракона. Ты с нами или у тебя еще осталась в списке пара не соблазненных жен?

— Исполнено мое предназначенье, и для величия грядущего побед готов я отказаться от былого и нимфам всем промолвить громко: «Нет!» Дракон нас ждет, так пустимся в дорогу, ты — богатырь, я — эльф, ты — принц, ты — гном. Так пусть преграды нас не остановят, пройдем до цели, я уверен в том! — оптимистически заверил Тронгвальд.

— Не остановят, — согласился богатырь. — Только сначала давай тебе штаны и коня найдем, а то, знаешь, меня не очень прельщает, когда за спиной эльф с голой задницей сидит.

— Утратил сей предмет я гардероба, когда в урочный час, в урочный миг покой мой с нимфой воин потревожил, в дверях с оружием внезапно он возник. Я должен был уйти, не попрощавшись, штаны свои утратив навсегда, и сердце той прекрасной, милой нимфы, вот то действительно великая беда… — горестно поведал эльф трагическую историю утраты.

Тиналис только рукой махнул. Судя по всему, исправить эльфа он уже давно потерял всякую надежду. И ведь понятно, что попадется Тронгвальд в следующий раз излишне ревнивым рогоносцам — опять богатырю придется его вызволять. Даже если не по дружбе. Такого великолепного стрелка, да еще способного на десять саженей с места прыгать, да еще с магией знакомого (ауру чую!), грех упускать. А что любвеобильный излишне, стихами изъясняется, без штанов ходит — так это все простительно, если в бою Тронгвальду будет чем врага удивить.

Поехали мы дальше, по лесам да полям, в сторону ближайшей деревни, где побратиму геройскому не откажут в штанах. О чем потом еще долго судачить будут, хотя я абсолютно уверен, что этот эпизод в историю не войдет. Забавно, конечно, но богатыри героев-любовников от толпы разъяренных мужей не спасают, для таких историй другой жанр придумали и другие книги пишутся. С картинками.

Деревня нашлась. Даже не деревня, а лесной хутор на пять домов. Тут героев отродясь не видали, про гномов с эльфами даже не слышали, но зато что такое золото, хорошо понимали. И вот уже Тронгвальд красуется в крестьянских штанах — висят мешками, как шаровары заморские, — да верхом на сивом мерине. Рабочих лошадок нам продать не захотели, зато от этого чудища, неведомо как сюда забредшего, с радостью избавились, на сдачу от штанов подарив. Я же на него гнома спровадил — пусть с эльфом своим сидит, эти два народа во всех сказаниях неразлучные. По принципу дополнительности — если где-то что-то убыло, то где-то что-то прибыло, если один — уродливый коротышка, то рядом с ним просто обязан быть статный красавец. Для гармонии.

Ближе к вечеру Тиналис объявил привал и таки соизволил поделиться с до укомплектованным отрядом своими соображениями по поводу борьбы с драконом.

— Историю принца все слышали? Если нет, в двух словах: его батя, король-некромант, послал его дракона бить. Парень подумал хорошенько и решил, что в этом деле не обойтись без настоящего героя. То есть без меня. Аванс за услуги заплачен, так что сейчас осталось всего ничего, сущая мелочь — добраться до тех краев, где дракон обитает, завалить его, вернуться назад и выбить из короля оставшийся гонорар. Пока вопросы есть?

— О принц, нелегкая судьба тебе досталась, но верю, час величия придет, и как сейчас в тумане грез я вижу, как юноша сей на престол взойдет! — за панибратски похлопал меня по плечу Тронгвальд.

— Милый принц! Вжик-вжик — и нет дракона! Не будь я Ксеркс Навуходоносор! — согласился с ним гном.

— Я рад, что вопросов нет. Теперь о трудностях. Парень, ты не удивляйся, мы, герои, хоть преград не боимся, но лучше все заранее предусмотреть. Во избежание неприятностей. Даю вводную — дракон засел на востоке. Чтоб туда добраться, мы должны для начала преодолеть парочку не слишком гостеприимных районов. Сразу говорю: ничего смертельно опасного, так, горы до небес, река, ядовитыми чудищами кишащая, безумные степняки — стандартный набор, с этим трудностей не возникнет. Работаем по обычной схеме, никаких экспромтов, понятно?

— Понятно, милый Тиналис! — послушно закивал гном.

— Отлично. Идем дальше. Дорогу к дракону кто-нибудь знает? — Гробовое молчание. — Я тоже не знаю. В общих чертах представляю, что нам нужно на восток, но детали необходимо уточнить. — И почему я ни капельки не удивлен? — А посему мы несколько отклонимся от изначального курса и отправимся на северо-восток, где обитает один мой хороший знакомый, способный за символическое вознаграждение помочь в нашем деле. Дорога туда займет несколько дней, двигаться будем по дикой местности, так что быть начеку. Тронгвальд, лук не зачехлять, чтоб как во время последнего подвига не повторилось!

— Но ведь тогда все обошлось, мой друг, не одолели нас проклятые создания, мы уцелели, крови не пролив, порученное совершив задание!

— Тогда нам повезло — волки трусливые попались, стоило хвост вожаку подпалить, как разбежались на все четыре стороны! Такого везения мне не нужно, голову свою можешь забыть, пропить, любовнице подарить, но лук чтоб всегда был на изготовку! А ты, — это уже Лютику, — чтоб по сторонам смотрел, а то еще в яму ловчую угодим…

— Милый Тиналис! Прости, пожалуйста! Я не специально! Я не хотел! Она была валежником прикрыта, вот и не учуял! Ну прости, Тиналис, миленький! Честно-честно! Больше так зевать не буду! — Слезливый гном упал на колени и молил богатыря о пощаде.

— Довольно! Я тебя уже лет десять как простил, но предупредить лишний раз никогда лишним не бывает! Принц, теперь ты. В лесу часто бывал? Вижу, что впервые. Так что учти, я тебе не отец родной… Да, не очень удачное сравнение. Короче, я за каждым твоим шагом смотреть не буду. В беду попадешь — чем могу, помогу, но лучше не попадай, смотри, куда мы направляемся, и след в след ступай. Тут всякой нечисти немало водится, деревья плотоядные да трясины глубокие, крикнуть не успеешь, как на дно утянет. Что подозрительное заметишь, сам не лезь проверять, кричи, мы разберемся. Будут призраки в доспехах гнилых мерещиться — молчи, их тут много с былых времен осталось, все на покой никак не уйдут. А впрочем, чего мне тебя учить, нежить небось получше меня знаешь, так что будь осторожен — и все. В конце концов, не в болотах Саламандрийских путешествуем, это там без проводника шагу не ступить, а в обычном лихолесье, пол материка таким заросло…

И действительно, чего меня учить? Призраков в своей жизни на тысячу лет вперед насмотрелся, подозрительные места обходить общение с братьями научило. У нас в замке ведь как: не на то пятно на полу наступишь — мигом в мир иной утянет, хорошо еще, если целиком, а то одна нога там, а другая тут останется. По технике безопасности надо всегда перед собой зомби пропускать, его все равно не жалко, но кто ж мне зомби для таких целей даст? Вот и пришлось самому осторожности учиться, причем успешно, раз столько лет прожил.

Выдав порцию наставлений, Тиналис свой долг богатырский счел на сегодня исчерпанным и спать завалился. За ним и Лютик в клубок свернулся да захрапел. Тронгвальд белкой на ветках устроился, да так в зелени растворился, что не найти. Ну и я их примеру последовал — раз дозорных не оставили, значит, ничего ночью не грозит, ни к чему опыт богатырский сомнению подвергать.

Рано утром дальше в путь пустились. Первым Тиналис на коне богатырском, за ним эльф с гномом на сивом мерине, ну и я на Малиновке верхом. Едем неспешно, про жизнь судачим, эльф баллады поет задушевные, гном слезы платком носовым вытирает. Тиналис ругается, а я жизни радуюсь. Хорошо-то как, скачешь себе по лесу, птички-невелички чирикают, зайчишка серенький в кустике притаился, важный еж по делам ползет, две белки наперегонки по деревьям шастают, солнце красное лениво по небу катится, временами сквозь листву подмигивает. Вот бы так до самого логова драконьего проехать, да Тиналис не даст. Ему подвиги подавай, чтоб баяны вирши слагали, а какой подвиг по такому лесу проехаться? Курам на смех. Так что чую — затянет он нас еще в неприятности, не по воле своей, а затянет. А впрочем, не мне его судить, может, так и правильно: по лесу гулять — бабские забавы, а настоящему мужчине чудовищ подавай, да пострашнее, чтоб шрамом через все лицо до конца жизни хвастаться.

Так до вечера по лесу и скакали, ни следа жилья человеческого не встретив. Будто отродясь в этих краях людей не водилось — а ведь с точностью до наоборот. Это сейчас восток отцовского королевства обезлюдел, лесом диким зарос, зверья развелось видимо-невидимо, а народу — раз-два и обчелся. А еще лет пятьсот назад тут, между прочим, жизнь бурлила, такие страсти кипели, что нам и не снились. Огромные армии туда-сюда шастали, города горели, дворцы синим пламенем пылали, башни волшебные взрывались, брат на брата, сын на отца. Да так постепенно кто в землю лег, кто в иные края бежал — и обезлюдели земли. Недаром ведь призраков неупокоенных я только за день штук двадцать насчитал. В земле им не лежится, совесть гложет — такой чудный край загубить. Чья вина, теперь и не сказать — все, кто тут жил, частично виноваты, ведь никакой враг иноземный их не покорял, сами себя угробили. Только руины и остались, да какие. Иной раз глядишь, холм стоит, а присмотришься — и не холм это вовсе никакой, а храм огромный, разрушенный, травой да деревьями порос. Сокровищ там, правда, уже не найти — добры молодцы еще пару веков назад постарались, все обчистили, зато какое дыхание истории! Чувство сопричастности к событиям давно минувших дней! Хотя чего минувшим, вон султан Аренойский с шейхом Барвинским третий десяток лет бодаются, и у того и у другого две трети населения бежали, а они оазис никому не нужный в пустыне никак поделить не могут. Так что лет через пятьсот и по тем краям будут бродить одинокие путники, время от времени заглядываясь на былое величие…

Ужинали чем бог послал, а Тронгвальд подстрелить сумел пять фазанов, шесть куропаток и молодого оленя. Бог в этот раз щедрым оказался, а эльф как в охотничий азарт вошел, так Тиналис его едва утихомирил.

— Ты, позор эльфийского рода! Зачем нам столько? Или ты работу менять собираешься, лавку мясную открывать? Не эльф, а убийца какой-то…

— Прости меня, герой великий, ибо не ведал, что творил, душе моей покоя нету, невинных столько загубил. Но ты пойми, в азарте страстном, завидев цель, я поднял лук, и стрелы сами в цель летели, без воли глаз, без воли рук! Клянусь, исправлю преступленье, заглажу я свою вину, о эти адские мученья…

— Довольно! Мы герои, а не браконьеры… — бурчал Тиналис.

Добро не пропало — уж не знаю, какими такими талантами Лютик заслужил место в отряде легендарного богатыря Тиналиса, но готовил он просто отменно. Высунув от усердия язык, он потрошил, резал, рубил, варил, жарил, солил и пек мясо одновременно, да такие запахи стояли, что даже моя вегетарианка Малиновка облизывалась. Правда, из кустов за всем этим внимательно наблюдали несколько голодных глаз, как мне показалось волчьих, но пара метких выстрелов Тронгвальда — и, визжа, хищники поспешили убраться в лесную чащобу.

Ужинали под аккомпанемент очередной эльфийской баллады, как всегда о неразделенной и несчастной любви, в исполнении все того же несравненного Тронгвальда — и если на первых порах его голос показался мне божественным пением, но на вторые сутки непрерывного музицирования возникали уже другие ассоциации. Может, и есть любители в сотый раз подряд выслушивать один и тот же мотив, но я себя к таким не отношу — да и Тиналис, судя по кислой физиономии, разделяет мое мнение. Один Лютик доволен, свернулся в клубочек, прижался к эльфу и каждому слову внемлет…

— …«О нет, прекрасное созданье, на крыльях сладостной любви я лягу на алтарь закланья»! Но отвечала незнакомка, поник ее влюбленный взор: «Не изменить судьбы свершений, не смыть тебе с меня позор! Я за грехи должна ответить, придет моей расплаты час! Не суждено нам быть с тобой, и разведет судьбина нас!» Но отвечал я незнакомке, молящим голосом воззвав: «Ты верь и ничего не бойся! Лишений час не испытав, не обрести нам путь-дорогу в тот дальний и счастливый край! Но мы пройдем огонь и воду, мы все пройдем, ты так и знай!» Но отвечала незнакомка, вздохнув и голову склоня: «На волю мы пройти не сможем, ты сам иди, бросай меня!» — «Тебя не брошу, светлый ангел!» Прижал ее к груди своей, обнял за плечи незнакомку, взглянул во свет

ее очей, поцеловал ее я в губы, на землю сбросил темный плащ, приблизив томный миг блаженства! Пусть завтра ждет нас злой палач, сейчас мы вместе, близко, рядом! Она и я, лишь мы вдвоем, и коль так суждено случиться, из жизни вместе мы уйдем…

Хотя, если перестать вслушиваться в слова и плавно плыть по ритму, абстрагировавшись от любовных страстей, то пение эльфа отлично убаюкивает…

Утром нас ждали давно обещанные Тиналисом проблемы — весь лес по дивной прихоти природы покрылся сплошным туманом. Ничего особо страшного, осень на дворе, бывает, но все равно неприятно — в тумане ветки деревьев имеют такую нехорошую привычку незаметно подкрадываться и со всей силы хлестать по лицу. Если ты не эльф, которого деревья признают за своего и стараются не обижать, то единственный выход — ехать медленно, старательно озираясь по сторонам. Так и двинулись, стараясь не терять друг друга из вида. И если еще вчера я готов был поносить эльфа на чем свет стоит за его пение, то сегодня оно пригодилось. Тронгвальд служил общим маяком, иди на голос — не потеряешься.

Так до обеда и протопали, а когда солнышко пригрело и туман разошелся, оказалось, что мы уже лес проехать успели. А впереди, гордым фаллическим символом возвышаясь над равниной, стоит высоченная башня на тонкой ножке. Этакий гриб-переросток, ножка тонкая, пару саженей в диаметре, а сверху широкая площадка, хоть в лапту играй.

Таких башен по всему миру немало натыкано. Только у отца на карте в кабинете штук сорок отмечено, а сколько вот в таких укромных, диких уголках притаилось — неведомо. Да и новые то и дело появляются, эта зараза вездесуща. Часто люди утром просыпаются, а рядом уже этакий гриб на пятьдесят саженей вымахал по щучьему веленью. А сносить их мало у кого руки поднимаются. Отец, понятное дело, снес бы, так то ж отец, он Монрийского ордена не боится, а другие правители с монрийцами предпочитают не связываться. Хотя тут редкий случай, когда я полностью на стороне отца — эту заразу надо по возможности искоренять, пока она еще корни глубоко не пустила!

Собственно говоря, многие люди недоумевают — ну монрийцы, ну башни по всему миру строят, и что в этом такого страшного? Действительно, на первый взгляд ничего. Монрийский орден возник полторы сотни лет назад как орден «уставших от мирской суеты волшебников, возжелавших приобщиться к знанию небес». Этакие маги-монахи, готовые бросить сытные места при дворе, богатые лаборатории и поселиться в башне, до конца своих дней поклявшись не ступать на землю. Политикой монрийцы, по крайней мере открыто, не занимаются, живут подаяниями да тем, что наколдуют, если башню покидают, то только чтоб к другому члену ордена в гости телепортироваться. В помощи не отказывают, всякие чародейства страшные не творят, ритуалы темные не проводят — сами живут, другим не мешают. Новых адептов если вербуют, то только по обоюдному согласию — в Монрийский орден силой никого не тащат, но кто захочет вступить — всегда рады. С башней помогут (всем миром скинутся и возведут магией за ночь на пустыре), войны да интриги политические их стороной обходят, даже бандитов, что к ним в гости лезут, хлебом-солью встречают. Да и нечего у них воровать — монрийцы не только отшельники, но и аскеты, оружие им в руки брать запрещено, мясо есть запрещено, плотским утехам предаваться запрещено, вино пить запрещено — сидят десятилетиями в своих башнях, приобщаются к «знанию небес».

Мирная картина? Вот и все так думают, а мозги напрячь да два плюс два сложить не удосуживаются. Что за «знания небес» такие, да откуда они берутся? Почему первые монрийцы, которым сейчас по три сотни лет должно быть, до сих пор живы-здоровы? Ведь без темных ритуалов, что мой отец ежедневно проводит, столько ни одному магу не прожить, а только волшебник в орден вступает — сразу же стареть перестает. Почему там, где башня монрийская выросла, земля не родит? А главное, о чем говорить не принято, — если уж монрийцы такие философы, то почему драконы, только разговор об ордене заходит, мямлить что-то начинают, голову отворачивают, будто стыдятся чего? Уж с кем с кем, а с драконами монрийцы должны были первыми общий язык найти, да, видать, не все так просто, есть в ордене какая-то гниль, пока еще тайная, незаметная, а как вылезет — лечить поздно будет. Есть в них что-то не от мира сего — от других миров. А свое, родное, даже если в муках рождено, в крови обмыто, все равно чужого лучше, даже если на блюдечке с голубой каемочкой преподнесено.

Одно хорошо — чем бы Монрийский орден ни занимался, в силу свою еще не вошел. Одну башню — я тогда еще не родился, старшие братья рассказывали — отец однажды штурмом взял, до основания разрушил, монрийца в кандалы заковал и пытал, пока

всю правду не вытянул. Уж чего он вызнал тогда, до сих пор не признаётся, но башни монрийские по всему свету стал флажками на карте помечать, причем белыми, а белым цветом он только врагов смертельных отмечает.

Значит, к монрийцам Тиналис за помощью пришел… Что же, могут и помочь. Если захотят.

— Ой… Миленький Тиналис… А может, не надо? Ну к этим вот. Боюсь-боюсь! — захныкал Лютик, прячась за спину эльфа.

— С тобою, воин, мы на смерть ходили, над нами меч висел уже не раз! Быть может, стоит развернуть обратно, обратно воротиться в сей же час? Я чую тут немалую тревогу, я чую тут немалую беду… Ты извини меня, отважный воин, но к башне ближе я не подойду! — поддержал Лютика Тронгвальд.

Вот уж не думал, что получу с их стороны такую поддержку. Видать, не только у меня с отцом монрийцы вызывают опасение, раз даже столь отважные «богатыри» их боятся… Только глупо Тиналиса переубеждать. У него решительность на лице написана, и сейчас наверняка заявит что-нибудь такое-этакое героическое…

— Дракона победить хотите? Если нет, можете возвращаться, только аванс принцу сами отдавать будете.

— А другого выхода нет? Совсем-совсем нет? — вытирая слезы, но уже смирившись, переспросил гном.

— Нет, — коротко, но ясно заявил богатырь, и все возражения сами собой исчезли.

Правда, Лютик с Тронгвальдом к башне так и не рискнули подойти — дальше мы с Тиналисом вдвоем отправились, причем пешком, и могучий Цезарь, конь богатырский, и моя Малиновка, как только башню увидели, заявили синхронный бойкот и ни шагу ступать дальше не соглашались. К счастью, идти оставалось недалеко, туман вывел нас почти к самой башне, две версты — считай, рукой подать. Так что скоро мы стояли у подножия, где уже была гостеприимно распахнута входная дверь.

Собственно говоря, она у монрийцев всегда распахнута — им ведь на землю ступать нельзя, а каждый раз магией дверь открывать несподручно. Вот и приглашают к себе всех гостей, разве что на зиму двери прикрывают, аскетизм аскетизмом, а мерзнуть даже постигающие истину небес не любят. Сразу за дверью винтовая лестница, на вид старая, хоть самой башне и полувека не будет, свечи чадят, ступеньки под ногами в любой миг развалиться могут, интимный полумрак — мечта влюбленных и кошмар клаустрофоба. Как будто домой попал. Идем, молчим. Каждый о своем думает. О чем думы богатырские мне не ведомо, а лично я Доджа вспоминаю. Интересно же, как он там, сколько еще напастей отцовских смог пережить, давно новостей не слышал. Да и откуда их взять в диком лесу, разве что сойка на хвосте принесет…

Наверху нас уже ждали — сам хозяин башни гостеприимно встречал. Типичный монриец. Возраста неопределенного, глаза серые, волосы редкие, на лице вечное выражение гостеприимного равнодушия: мол, я гостям всегда рад, но что с вами будет — мне абсолютно безразлично. Даже улыбка неестественная — зомби так улыбаются, когда им прикажешь. И «живут» они вечно, и не стареют… А может, действительно монрийцы самые настоящие живые мертвецы, только не такие, каких отец поднимать умеет, а особенные? Интересная, кстати, теория, мне раньше в голову как-то не приходила. Надо будет обдумать на досуге, что станется, если из живого мага попробовать зомби сотворить…

— Бью челом тебе, мудрый человек, мир в твой дом! — поклонился волшебнику Тиналис.

— Что привело тебя в мою скромную обитель, добрый молодец? — поклоном на поклон ответил монриец.

— В поисках истины завела к тебе судьбина, мудрый человек, ибо гложет меня вопрос, на который лишь подобный тебе мудрец ответ может знать… — возвышенно поведал богатырь, так что волшебник аж скривился, — между прочим, первая живая эмоция!

— Опять ты за свое, Тиналис! Сто раз тебе говорил — для крестьян оставь свое словоблудие! Что опять надобно? Зачем этого с собой притащил? — «Этот» — это я. — Ты хоть знаешь, кому он сыном приходится? Опять хочешь меня в свои аферы втянуть? Нет, нет и нет — одного раза мне было достаточно! Все, довольно! Я тебя встретил, поздоровался, формальности соблюдены, теперь вали отсюда! А ты, малец, чтоб молчал. Это пока нам с твоим отцом связываться несподручно…

Вот так новости… И кто после этого скажет, что монрийцы — отошедшие от дел мирских отшельники и аскеты, пусть бросит в меня камень!

— Дракону? — тут же встрепенулся монриец. — Король-некромант отправляет сына убить дракона-изгнанника? Какие интересные новости! И вам нужна помощь? Это, пожалуй, надо обговорить один на один…

— Надо! — кивнул Тиналис, отходя за волшебником в соседнюю комнату. — Подожди тут, принц, мы скоро управимся…

Да пожалуйста! О том, что любопытство наказуемо, я впервые узнал еще в раннем детстве, до сих пор спина болит, а кости так и не срослись правильно. Следовательно, не лезть в чужие дела я научился едва ли не раньше, чем говорить. Секретничаете? Да сколько угодно — посижу в кресле, посмотрю, как монрийцы живут… Хотя смотреть особо не на что: стол, стул, кровать, два кресла у камина, сундук, шкаф. Все скромно, но со вкусом, никаких излишеств. Я бы и сам, пожалуй, не отказался тут пожить, по крайней мере, это стократ лучше, чем каморка в замке короля-некроманта. Правда, не совсем понятно, чем тут развлекаться длинными зимними (а также не такими длинными весенними, летними и осенними) вечерами — ни книжки, ни магического шара, чтоб на земли дальние смотреть, зато мыслительный процесс, должно быть, в такой обстановке идеально протекает, совершенно нечему отвлекать… И время идет незаметно — окна зашторены, «вечные свечи» могут сотнями лет гореть, ни песочных часов, ни клепсидры… Только Тиналис с волшебником безымянным отошли, как уже возвращаются, первый доволен, второй чернее тучи.

— Ну богатырь… Чтоб я тебе еще хоть раз помог… Только на пороге покажешься, в вешалку превращу, будешь у меня сто лет служить… — бормотал монриец.

— Да ладно тебе! — успокаивал его Тиналис. — Ну с кем не бывает! Сам виноват — ты ведь у меня про камни ничего не спрашивал, а золото я тебе абсолютно честно все отдал, как договаривались! Вот спросил бы: «Тиналис, а что у тебя такое у шкатулке лежит?» Я бы тебе честно ответил! Ну что, спасибо за помощь, мудрый человек! Пошли, принц!

— И чтоб глаза мои тебя больше не видели! Тьфу, мелочный торгаш базарный, а не богатырь… — доносилось сверху, пока мы спускались по лестнице.

— Ну что, узнал, что хотел? — поинтересовался я, когда мы уже покинули башню.

— Узнал… и не только узнал, — радостно потирая руки, ухмылялся Тиналис. — А старый пройдоха сам себя перехитрил! Ты понял, что произошло? Он у меня за услуги золото запросил, да не просто золото, а сколько у меня да всех спутников моих при себе будет! Думал, обогатится, какой богатырь без денег подвиг совершать пускается. А как камушки увидел, сразу понял, почему я ему так спокойно все золото отдать согласился! Не наглел бы, я бы и сам не пожалел. Помог нам старый пройдоха, немало помог, а так — запомнит, как у богатырей вымогать! Мы хоть читать-писать не умеем, но с нами вековая мудрость народная!

А ведь прав был маг — мелочный Тиналис, всего лишь камень сэкономил, а счастлив так, будто главный подвиг в жизни совершил. Ничего я в этих богатырях не понимаю…

Эльф с гномом, когда нас заметили, живых да здоровых, обрадовались, а уж Малиновка как мне рада была, ни словом сказать, ни пером описать! Похоронила, видать, меня животина, а я тут как тут!

— Узнал ли ты, отважный воин, куда нам путь теперь держать? Помогли маг тебе, проклятый, дорогу верную узнать? — спросил Тронгвальд.

— Помог, попробовал бы только не помочь! — отмахнулся богатырь. — Дракон в пещере обитает, пещера в горе, гора на востоке. Чтоб найти ее, мы должны доехать до вольного града Аму-Тамира, перебраться через Кервранский перевал на ту сторону Тамирского хребта, перейти Ушухунскую топь — и третья гора направо как раз та самая.

— Ой, как далеко, милый Тиналис… — запричитал гном. — Не дойдем! Сгинем в пути! На Кервранском перевале такие чудища водятся… Противные! Фу! А в Ушухунской топи воняет! И грязно! Может, другой дорогой пойдем, милый Тиналис? Ну пожалуйста! Ну умоляю! Целую твои коленки…

— Оставь потуги, милый друг, не изменить его решений! И хоть грозит нам тяжкий путь, не убоимся мы лишений! Пройдем сквозь перевал и топь, проклятую отыщем гору, дракона страшного сразим мы, страха не познав укору! — похлопал Лютика по плечу Тронгвальд.

— Вот и прекрасно, — кивнул богатырь. — А теперь по коням! До вольного града еще ехать и ехать, нечего тут рассиживаться!

Интересные дела получаются… Дракон-то на востоке нашего королевства буянит, а Аму-Тамир, вольный град, если память меня не подводит, уже заграница. Причем не такая уж и ближняя, а значит, придется порядочный крюк делать. Сначала на юго-восток, через степь, до самого океана, а потом уже на север, через хребет и топь… Самое обидное, если дракон действительно там поселился, другой дороги-то и нет. Тамирский хребет неспроста ведь в народе Безумными Горами зовется, только полный безумец и может рискнуть через него перебраться, рай для самоубийц. Чтоб на ту сторону попасть, надо или через полмира плыть, весь материк обогнув, или действительно через Кервранский перевал перебираться — место хоть и рисковое, да проходимое, в летнее время караваны так и шастают, да, боюсь, пока мы туда доберемся, сезон торговли к концу подойдет. Это у нас осень — самое милое время, по листве скачешь золотой, малину последнюю собираешь, а там уже сейчас первые снега выпадают, а когда доберемся, боюсь, и вовсе перевал заметет. Да это не беда, вот снежные волки — это действительно проблема. Читал я в книжках, как они с голодухи лютуют, но и против них Тиналис наверняка что-то в запасе имеет. Не зря же так спокоен, едет, веселую мелодию под нос насвистывает, вспоминает небось, как старого мага «провел»…

А дракон, даром что безумец, не дурак. Хорошо спрятался. Я бы в жизни его там не нашел. Я бы его в лесах Латакии искал или в крайнем случае на Марборийских холмах, там он пуще всего лютует. Но дракон хитрее оказался — от Ушухунской топи до Марборийских холмов верст сто пятьдесят будет, да через горы непроходимые только по воздуху и перелететь. Видать, буянит, да боится нашкодит, и домой к себе, в пещеру — прятаться. Ну и хорошо. С дураками тяжело дело иметь, никогда не знаешь, что они выкинуть могут, а чем умнее враг, тем с ним проще. По крайней мере, того же отца я почти не боюсь. Страшен он, в своем деле гениален, никогда глупость не сделает, а значит, всегда любой его ход при желании предугадать можно. Те же напасти, что на Доджа наслал, — я ведь сразу мог сказать, что так и будет, да и братец наверняка предвидел, недаром ведь первые несколько ударов выдюжил…

Вот с кем бы в жизни враждовать не хотел, так это с Тиналисом. Вроде прост богатырь, да обманчив, вроде правду поведал, да конкретно что за чародейство волшебник совершил, так нам и не открыл. Ведь я почуял, мельком правда, — непростая магия, далеко не простая, на «дальний взгляд», что мой отец практикует, похожая, да иная немного. А может зря на богатыря наговариваю — ведь «дальний взгляд» место показывает, какое маг желает узреть, а тут не место, а существо надо было обнаружить… Может, и не стоит богатыря нанятого подозревать во всех грехах смертных, да поделать с собой ничего не могу. Жизнь приучила, в меня паранойя с молоком кормилицы вошла, в моей семье только те долго живут, кто всех и каждого подозревают. Кому доверишься — мигом в подарок кинжал в спину получишь.

От монрийской башни обратно мы ехали на юго-восток, через уже знакомый лес. Разговоры сами собой начали завязываться — это на первых порах Лютик с Тронгвальдом то ли меня стеснялись, то ли Тиналиса боялись, а когда поняли, что ничего им за кутеж в Белокамне не будет, успокоились. Гном историю своего долга рассказал, — действительно, как и думал Тиналис, гоблинам он в пух и прах проигрался, кости в долг завели, да не только свое проиграл, а и у Анджелики одолженное.

— Что же ты, дурья башка, остановиться не мог? — дружески попрекал гнома богатырь. — Не видел, что не фартит? Остановился бы, зачем в такие долги влезать? Или ты не знаешь, что гоблины всегда мухлюют? Чем купили тебя? Может, так упился, что совсем соображать перестал?

— Не пил я, милый Тиналис! — плакался Лютик. — Не будь я Ксеркс Навуходоносор, в рот не брал! Купили, противные, посулами сладкими! Я ведь, ты меня знаешь, в жизни в такие долги не влезал! А эти зеленые, противные, приходят и говорят: «Ксеркс Навуходоносор, сыграть с нами не желаешь»? Я им со всей суровостью: «Не желаю!» Да они меня уж очень уламывали. На коленях ползали: «Сыграй с нами, Ксеркс Навуходоносор, пожалуйста, милый». Но я был непреклонен: «Нет, противные, не буду в вами играть!» Тогда они на кон Гномогрыз поставили и сказали: «Выиграешь, он твой…» Не удержался я, Тиналис, миленький, прости, пожалуйста…

— Гномогрыз? — синхронно удивились мы с Тиналисом, и специально для эльфа богатырь пояснил: — Это легендарное оружие гоблинов, ятаган, который сам Большой Го для своих детей выковал, чтоб они с гномами сражались. По былинам выходит, что Гномогрыз любую сталь как бумагу рубит, любой алмаз в пыль крошит, а стоит врага поцарапать — через минуту помрет в страшных мучениях! Честно говоря, я всегда думал, что это сказка…

И я так думал, но Лютик был непреклонен:

— Тиналис, милый, я Гномогрыз своими глазами, как тебя, видел! В локте от меня лежал! И души братьев моих любимых, невинно убиенных, так и просили: «Спаси нас, Ксеркс Навуходоносор, вызволи из рук этих противных гоблинов!» Не мог я от соблазна устоять! Сел с ними играть, да так затянуло, а Гномогрыз рядом маячил, да просил, просил, просил… — ревел гном, вытирая носовым платком слезы.

— Не плач, мой друг, и не печалься злой судьбине, что бросила тебе столь тяжкий рок. Так было суждено, судьба так повелела, преподнесла тебе столь горестный урок! — утешал друга эльф.

— Да, если там был действительно Гномогрыз, то это все полностью меняет… — о чем-то своем задумался богатырь, и я заранее мог сказать, что после нынешнего подвига Тиналис долго не будет сидеть без работы.

За гномом и эльф начал откровенничать — если до этого все его баллады были исключительно про неких абстрактных принцев и принцесс, то теперь пошли реальные истории из жизни — с кем, когда и сколько. Одна из любимых тем в мужской компании. И хорошо, что до нас еще не дошел загадочный заморский «феминизм», наверняка очередная выдумка драконов, хоть в этом и не признаются, — а то еще не хватало, чтоб принцессы с мечом наперевес рубили головы драконам, а принцы ждали их дома, нянча детей. И так в мире столько ведьм-одиночек расплодилось, что хоть стой, хоть падай — каждая вторая, как дар волшебный пробудится, на поиски приключений отправляется, а стервозности в каждой — отец позавидует. Правда, они все чаще до тех пор странствуют, пока мужа себе не отыщут, да и подвиги все больше женские, но меня сильно достали. Жалко дурех — раз в год очередная ведьмочка обязательно к нам в замок наведывалась, все горели желанием с «ужасным некромантом» сразиться. Кого я втайне от братьев заворачивал, остальных… Ну утешал себя естественным отбором — если ведьм так много стало, то обязательно должен найтись некромант, который немерено будет сокращать их поголовье.

Впрочем, ведьмы в рассказах эльфа редко фигурировали. Тронгвальд все больше паненок любил, аристократочек, голубую кровь, в крайнем случае — жен видных сановников, но то скорее для коллекции и удовлетворения собственного эго. Причем каждую любил искренне, но недолго — «сердце эльфийское склонно к измене и перемене, как ветер в море», характеризовал он сам себя. Как истинный джентльмен, Тронгвальд подходил к процессу обольщения с утонченностью, добивался ответных чувств и только после этого совершал очередное прелюбодеяние. Записать бы его истории, местами комичные, местами трагичные, да обработать хорошенько — и хоть книгу издавай! Успех у молоденьких жен дряхлых мужей обеспечен, они тайком как раз о подобном эльфе только и мечтают… Впрочем, Тронгвальд, похоже, особым желанием прославиться не горел. Просто натура у него такая увлекающаяся: любить так любить, стрелять так стрелять, песни петь — так пока голос не сорвешь.

Я о житье-бытье своем рассказывал, пусть мало повидал, да год жизни во дворце некроманта за все три сойдет. Одних историй отравлений на неделю хватит, а добавить остальные интриги: месяц рассказывать буду — и то все не припомню. Может, не очень весело рассказывать, как Марат с Робером меня в бочке с соляной кислотой утопить пытались, а Бенедикт с Даном соревновались, кто мне голову быстрее отрубит (победил слезоточивый газ — я без бутона дурман-травы из комнаты не выходил, вот и пригодилась), зато сразу же отряд богатырский ко мне уважением проникся! Лютик, тот ревел не переставая, Тронгвальд скупую эльфийскую слезу пустил, а Тиналис пообещал по моему поводу с баяном поговорить: мол, такое детство заслуживает отдельной баллады! Пришлось отнекиваться. Детство, конечно, забавное получилось, но я бы предпочел с такой биографией в историю не входить. А то как всегда будет — сначала все восхищаются: мол, «какой молодец, его душили-душили, а он чист душой остался», а потом найдется автор-новатор, перекроит историю, и уже я буду злым чародеем, который отца да братьев до смерти изводил. Сколько таких любителей на чужой памяти славу себе создать — и не сосчитать. Каждое пустое место норовит по героям древности пройтись. Так что уж лучше если входить в историю, то как заурядный сын заурядного короля. И строчка в учебниках обеспечена, и имя порочить любимцы громкой славы да легкой наживы не будут.

Один Тиналис все больше молчал — пытался пару раз о подвигах своих рассказывать, да мы все и так лучше него официальную версию знали. А неофициальная, то есть как на самом деле было, явно не для наших ушей предназначена. Есть такие тайны, что и самым близким друзьям-побратимам лучше не доверять, — во избежание, как говорится. Будут меня, Лютика или Тронгвальда, например, пытать — мы ведь не герои, мы спутники богатырские, все и выдадим, и вины нет особой, и славу его очерним. Так что правильно поступал Тиналис, что молчал, — и без него было кому развеселить компанию.

За байками да прибаутками время летит незаметно — трое суток, что мы от башни монрийского мага скакали, как один миг пролетели, и вот мы уже в людных краях. Хутора да деревни показываются, поля не сорняком, а репой да пшеницей поросли, не сосны да ели, а все больше яблони да груши на пути встречают. А там и тракт показался, не такой, конечно, как Пивной или Свободный, места тут все же менее населенные, но ехать можно, трактиры да таверны время от времени попадаются. Правда, с золотом у нас не сложилось — все, что было, магу пришлось отдать, а на камни в такой глубинке ценителей, способных истинную сумму заплатить, не найдется, ну да трофеи эльфа пригодились. Пока по лесу скакали, он столько дичи настрелял, что едва на коней взвалить смогли. Проснулась в Тронгвальде душа его предков-охотников, ну мы и сбыли ее на рынке. Причем хорошо сбыли. Лютик, даром что ростом невелик, торговцем от бога оказался: как ухватит покупателя за коленки, как начнет целовать, так мигом от позора подальше любую цену выложит. Так с полной шкатулкой бесценных камней и десятком золотых монет и ехали. Гному пони купили, эльфу коня добрая хозяюшка утром подарила, и за какие такие заслуги, интересно, но и сивого мерина оставили — он у нас провиант да амуницию вез. Все же в горы едем — в Аму-Тамире, вольном граде, закупиться можно будет, конечно, но цены там не в пример выше, а что Тиналис каждый грош экономит, я уже, убедился. Не богатырь, а скряга — перед баянами так золотом и сорит, чтоб в народе память о щедрости богатырской оставили, а как одни оказываемся, все монетки пересчитывает.

Через пару дней нагнал нас королевский гонец — нечастый гость в здешних краях, да земля по закону отцу моему принадлежит, вот и положено время от времени гонцов да сборщиков податей посылать. Пока мы крюк к волшебной башне делали, он прямо скакал, так что новости получили сразу за неделю — после шторма, да пиратов Дундука Одноглазого, да русалок морских стервятники небеса заполонили, размах крыльев по десять саженей будет, отродясь таких не бывало. За ними следом желтый туман над морем поднялся, вдохнешь — мигом всякую волю потеряешь, пять минут подышишь — на тот свет отправишься. Как развеялся туман, джинны налетели из южных королевств, это только в сказках они чужую волю исполняют, а в жизни страшнее упырей свет не видывал. Когда же джинны сгинули, выплыл у берега спрут-левиафан, Чудо-Юдо легендарное, младший брат морского короля, во мраке рожденный. Вынырнул, завыл да в море поплыл — братца моего топить, а чем все это закончилось, гонцу неведомо, и следующую порцию новостей раньше чем через неделю и ждать не стоит.

— А ты говорил, не продержится твой брат, — укорил меня Тиналис. — Эх, не будь я богатырем, если с этим Доджем нам еще схлестнуться не доведется…

Даже если схлестнемся — ничего страшного. Додж хитер, да не зол, если в душе копнуть. Только глубоко. Меня почти не мордовал, а что случалось, так в нашем замке даже кошки, прежде чем мышей есть, их мучительной казни предают. Атмосфера такая — от отца во все стороны флюидами ужаса тянет, вот и сходим с ума помаленьку, каждый по-своему, в меру своих скромных сил.

А за мыслями такими и Рона показалась — речушка мелкая, ее и вброд можно перейти, да вот уже лет как триста мост каменный стоит. А посреди моста как будто брат-близнец однояйцовый Тиналиса вырисовался — и конь богатырский в наличии, и меч, и доспехи, и плеч ширина, и даже физиономия чем-то похожа. Поставишь рядом — не сразу отличишь, из одного теста деланы. Только улыбается по другому — если Тиналис все чаще хитро да беззаботно, то эту улыбку я почти каждый день дома видел, так мой отец улыбаться любит, когда особо коварную пакость замыслит.

— Тиналис-богатырь! Какая нежданная встреча! — «обрадовался» человек на мосту. — Вот уж кого не ждал в этих краях встретить, так это тебя! И что же сюда привело столь легендарного героя? Какой подвиг на этот раз совершаешь? Ты колись-колись, а то меня знаешь, так просто не отстану…

— Конкурент? — тихо предположил я, глядя на серое от злости лицо Тиналиса.

— Хуже, много хуже… — столь же тихо ответил богатырь.

Только Тиналис-богатырь гнома вызволил, как узнал, что другой побратим, эльф, в большой беде! Окружили его злые враги, коварством и подлостью в ловушку заманили, и грозит ему теперь смерть. Ну да не испугался Тиналис-богатырь, сказал: «Лучше я сам умру, но друга в беде не брошу!» И поехал с царевичем и гномом вместе, и разметали они всех врагов лютых, спасли эльфа, друга своего, и вчетвером дракона искать поехали. По лесам, по долам, по городам и весям ходили, да кого ни спросят — никто дорогу к дракону не может им подсказать. Уж совсем отчаялись дракона найти, всюду его следы, а сам дракон от героев скрывается, потому что хоть и силен, да понимает, что за богатырями правда и рано или поздно придет его час.

Долго ли скакали, коротко ли, но видят герои однажды — на лесной опушке дом стоит. А у дома старик немощный дрова рубит. Дров тех немерено, тяжело старику, а ведь зима холодная на носу, не будет дров в печи — замерзнет старик. У Тиналиса-богатыря сердце доброе, спрыгнул он с коня, взял топор и все дрова порубил, а царевич да побратимы верные помогали ему. Старик стоит в стороне, улыбается и молвит богатырю: «Спасибо тебе, добрый молодец, помог ты не корысти ради, а по сердца велению; так узнай же, что не простой я старец, а великий мудрец! Все на свете знаю — что хочешь у меня спроси, дам тебе ответ».

Задумался богатырь и говорит: «Скажи нам, мудрый человек, не слыхал ли ты, где дракон лютый притаился, что покоя людям добрым не дает? Полмира объехали — нигде логово змия проклятого найти не можем». Отвечает ему старик: «Вижу, не ошибся я в тебе, богатырь, не клады тебя интересуют и не золото, а судьба человеческая! Долго я прожил, немало повидал, да однажды, когда молод был, слышал, что дракон лютый в пещере темной живет. А пещера та на горе высокой, гора за болотами темными, болота за перевалом снежным, а перевал тот в дивной стране лежит. Чтоб попасть туда, нужно через степь широкую проскакать да реку глубокую переплыть».

Поклонился Тиналис-богатырь и молвит: «Спасибо тебе, мудрый человек, за слова твои». И побратимы его поклонились, и даже царевич, сели на коней и дальше поехали. Долго провожал их взглядом старик, а потом махнул рукой, и дрова все сами к печи полетели. Потому что старец тот не простым мудрецом, а великим волшебником был.