Двигатель работал ровно, прожектор освещал темные волны впереди, и они непрозрачно вспыхивали, отражая желтоватый электрический свет. Тонику казалось, что он слишком забирает влево, пытаясь выруливать против волн, и движется севернее, чем надо. Уже глубокая ночь, и возвращаться, не сделав всего, что сейчас в его силах, нет смысла, он слишком далеко забрался. Тоник с трудом удерживался на курсе и думал о Женьке. «Лилия» пропала более суток назад. Они там, наверное, сходят с ума от одиночества и холода. Им страшно, потому что помощь может не успеть. Они проклинают все на свете, потому что сами во всем виноваты.

«Казанка» не резала волну, она поднималась на высокие гребни, а потом обрушивалась вниз, рискуя быть залитой сверху или перевернуться. Зато ярко сияет прожектор, и Серега, если он где-то в этих местах, увидит помощь издалека…

Сергей действительно увидел освещенную огнями лодку задолго до того, как услышал. Даже принял поначалу за галлюцинацию: моргнет — и нет никакой лодки, а потом всмотрится — снова есть. Он уже вторую ночь сидел здесь, в кокпите, закутавшись во все, что удалось найти на яхте: в какие-то тряпки, куртки, в старое Женькино пальто. Самой Женьке оно не понадобится: ее тело лежит в каюте, наверняка уже окоченевшее.

Серега положил ее туда, вытащив из воды. Сначала попытался согреть, привести в чувство, но она по-прежнему оставалась без сознания, дышала еле слышно, а пульс был неровным, неглубоким. Иногда Сергею казалось, что она уже умерла. И нечем было греть ее, мокрую, обледеневшую: это же первый выход, они не загрузили в яхту ни одеял, ни теплых вещей, ни даже запасных парусов — слишком торопились уйти, боялись, что остановят.

Сначала он сидел с девушкой в каюте, в полной темноте. Закрыл дверь, чтобы удерживалось хоть какое-то тепло от дыхания. Снаружи по иллюминаторам били хлопья мокрого снега, наглухо залепляя их. Свет не зажигался, а радио и вовсе оказалось в воде. Но до утра не представлялось возможным что-либо сделать или хотя бы оценить масштабы повреждений.

В середине ночи Серега чиркнул спичкой и увидел, что вода, неподвижно стоящая в каюте, покрылась тонкой корочкой льда. Женя… Женя по-прежнему лежала рядом с ним, бледная, с белыми губами. И не дышала. А сверху похоронно завывал страшный ладожский ветер…

Вот тогда Сергей выбрался из каюты в кокпит и забился в угол. Его била крупная дрожь. Его мучил ужас смерти и полного одиночества. Он истерически плакал, вопил в снежную темноту, ругался — пока не понял, что в этом нет никакого смысла…

Мартини они выпили днем, но водки на яхте было много. Он зубами открыл первую бутылку и проглотил почти половину. Перехватило дыхание, безвкусная поначалу жидкость вдруг обожгла горло. Он закашлялся, выругался. На всякий случай вернулся в каюту и забрал оба мобильных телефона. Сел на палубу, пристально глядя в мертвые экраны. Попытался включить. Но одеревеневшие пальцы не слушались, и один телефон Серега тут же уронил. Аппарат упал в воду. Булькнул, ударился об камни. Наверняка развалился. По лицу Сергея снова потекли слезы. Он судорожно сжал оставшийся телефон — свою «Нокию» — и сполз в кокпит. Засунул его за пазуху, к телу, — вдруг удастся хоть немного отогреть. В который раз за сегодняшнюю ночь закрыл люк — тщательно, аккуратно, так, чтобы не видеть любимую девушку. Им же собственноручно убитую… Закутался в куртки, поискал свою бутылку, но не нашел и открыл новую. Ветра здесь почти не было. Сергей постарался сползти как можно ниже. Он пил и пил, пока не закружилась голова; хмельная активность сменилась хмельным же отчаянием, а потом Серегу начало рвать…

Он немного пришел в себя, когда встало солнце. Мозги почти не соображали, вода и небо прыгали перед глазами, но страха больше не было. Ближе к концу дня отупевший от спиртного Сергей вспомнил про телефон и вынул его из-под свитера. Крепко схватил трубку неуверенными руками, понимая, что это его последняя надежда. Нажал на кнопку наверху панели. Аппарат долго никак не реагировал на его усилия, но когда Серега уже собирался его тоже выкинуть, экран вспыхнул синим и загорелись буквы: «введите пин-код».

Он сразу протрезвел. Боялся даже дышать, потому что прекрасно знал: старый аппарат со слабым аккумулятором может снова «умереть» в любой момент. От напряжения у Сергея отшибло память, и он никак не мог вспомнить чертов пин-код. Почему-то вспомнился код Женькиного телефона, но не своего. Потом вроде бы сообразил. Дрожащими пальцами набрал четыре цифры, каждую секунду ожидая, что сейчас экран погаснет. Он дышал на трубку, прятал за пазухой, а сам изводился от того, что даже не знал, есть ли тут хоть какая-то связь.

Наконец на экране появилась заставка. Связи почти не было, она то исчезала, то появлялась на грани срыва. Звонить нельзя — телефон этого просто не выдержит, вряд ли он хотя бы соединится с абонентом. Надо послать сообщение Тонику! Он больше всех заинтересован вытащить отсюда Женьку! Он же еще не знает… Серега набрал текст: «Яхта „Лилия" села на камни к востоку, берег едва вижу, погибаем, срочно ждем помощи!» — и отправил.

Через минуту пришел ответ. Мобильник разразился веселым писком и вибрацией. Сергей судорожно ткнул в клавиши — но не успел! Телефон мигнул и выключился. Надо было сразу убрать звук, запоздало сообразил он, снова пытаясь оживить аппарат. Но… ничего.

Сергей бился с ним до темноты: грел его своим дыханием, снова засовывал за пазуху, вынимал аккумулятор — но все впустую. В лучшем случае экран зажигался и тут же гас.

Водки осталось полбутылки здесь и еще бутылка — в каюте. Но там Женька… Ничего. Скоро он станет таким же, как она: молчаливым, холодным, красивым. И не будет иметь значения тот факт, что он, выйдя на «Лилии» пьяным, в шторм, весной, погубил их обоих. Их похоронят вместе, если найдут. Могут и не успеть найти. Вон, как стонет яхта под ударами волн, того и гляди развалится…

Он допил водку из открытой бутылки и теперь равнодушно наблюдал за тем, как набирает силу ночная непогода. Отчетливо увидел мазнувший по волнам луч прожектора. Но не поверил себе, решил, что это явление сродни зеленым чертям, и вдруг задумался, пьян ли он. Пьян, наверное, если в одиночку выпил столько водки, ничем не закусывая. Но мысли в голове четкие, ясные, спиртное не помогает ни забыться, ни согреться. Холод — злейший его враг — пробрался через все влажные тряпки, куртки, даже снятый с Женьки свитер, которыми укутался Сергей. Холод постепенно завладевает им, ветер промораживает насквозь, до костей, до последней жилочки. Руки посинели, пальцами не взяться ни за что. Бутылку он зажал коленями, временами наклоняясь к горлышку. Убеждался, что водки больше нет — и сразу забывал об этом. Вон зато какие симпатичные огоньки то пропадают, то вновь появляются у горизонта. Разве на трезвую голову он бы увидел такие огоньки?!

А ветер-то как воет в промороженных снастях. Страшный, печальный звук, который Сергей не хотел бы слышать больше никогда. И яхта тяжело стонет, покачиваясь на камне, на котором сидит всем корпусом. От этих стонов, как будто издаваемых живым существом, становится по-настоящему страшно. Сергей не сводит взгляда с огоньков — они больше не исчезают, они явно приближаются! Он зашевелился, задрожал, с третьей попытки сумел подняться на ноги. Но сколько еще их будет видно — час, два? А потом — не пройдут ли они мимо, исчезнув с другой стороны горизонта?! Сергей поскользнулся и сел на перекошенную палубу, не сводя глаз с огней.

— Я здесь, — попытался он произнести, но голос не послушался. Только беззвучное сипение вырвалось из горла. Серега попытался прокашляться и понял, что не может сказать ни слова. Ерунда, простыл, но как дать знать этому кораблю, что он тут, живой, ждет помощи?!

Ракетница! Снова вскочив, Серега скинул с себя куртки, взялся за дверь в каюту, но тут же упал на колени: пока сидел, ноги и руки окончательно заледенели, настолько, что он их не ощущал. Он дополз до входа в каюту и попытался отковырять примерзшую за день крышку. Ничего не получалось. Скорее, скорее, а то это судно, его единственный шанс, пройдет мимо! Со всего размаху Сергей ударил в люк обеими ногами — и вынес дверцу! Кубарем скатился вниз, в могильную черноту. Ему не нужен свет, он хорошо помнит, где лежат ракетница и патроны. На той полке, где обычно болтаются мобильники. Ее-то он точно взял, потому что вчера проходил техосмотр, никто бы его без ракетницы не выпустил…

Воды в яхте за день стало больше. Настолько, что Серега ступил в нее, едва достиг нижней ступеньки. Труп, видимо, уже в воде. Хотя нет, яхту так перекосило, что одна сторона много выше другой, и Женя лежит как раз на высокой. Он добрался до полки, нащупал все необходимое, с трудом взял окоченевшими пальцами и сжал крепко, как только мог. Выбрался наружу. Теперь сомнения не было: огоньки — не плод его больного воображения, они на самом деле существуют! Он обязательно должен привлечь внимание этих людей! Серега долго засовывал патрон, никак не мог справиться, а тут еще его пробила адская дрожь, от движения стало еще холоднее, хотя казалось, что это невозможно. Наконец он поднял руку и выстрелил в небо. Красная ракета ушла в высоту, зависла там, расцвела красивым ярким цветком и стала медленно опускаться. Она падала все ниже, а Сергей смотрел на нее и думал, что сейчас этот прекрасный цветок поглотит холодная глубина. Увидели ли ракету на корабле? Или еще одну запустить?

Усиливающаяся волна все так же била в корпус яхты, но Сереге показалось, что звук как-то изменился. Яхта перестала вздрагивать, понял он, теперь она странно покачивалась. Это значит, что она наверняка сместилась и, может быть, готова сняться с камня. Он занервничал, забегал от носа к корме, нетерпеливо посматривая на огни неизвестного судна. Оно явно шло сюда, на сигнал «SOS», поданный красной ракетой, но вот успеет ли? Сергею вдруг показалось, что именно сейчас его разбитая лодка сдвинется с места и неминуемо потонет. Она лежит не на киле, на правом борту, киль свободно уходит в воду около камня — там сразу глубоко. Пробоина расположена слишком низко, «Лилию» не откренить так, чтобы она оказалась над водой. Да и чем откренивать? Он — один, его веса не хватит. Значит — гибель? Сейчас, когда помощь уже видна?! Он сжал руки в молитвенном жесте. Боженька, сделай так, чтобы меня спасли! Клянусь, я брошу пить, я буду вести примерный образ жизни, только пусть меня спасут!!! Ему послышалось, что сквозь грохот волны донесся шум мотора. Значит, помощь совсем близко. Значит, они могут успеть…

Тоник сбавил ход и шел теперь медленно и осторожно. Ему совсем не хотелось самому налететь на неизвестную банку. Вспыхнувшая в небе красная ракета указала дорогу, и он точно вышел на нужное место. Оставалось найти судно в полной темноте.

Вторая красная ракета взметнулась в каких-то двадцати метрах от «казанки». Есть! В бледном свете прожектора Тоник увидел перекошенную, странно застывшую посреди безбрежного пространства «Лилию» с печально обвисшим на гике парусом. По палубе метался обезумевший Серега и открывал рот — наверное, что-то кричал, но сорвал голос. У Тоника похолодело внутри: где Женя? Он еще сбавил обороты и подошел с подветренной стороны. Сергей застыл у лееров, умоляюще хрипя что-то неразборчивое.

— За бортом у тебя никого нет? — спросил Тоник для проформы. Он отметил, что Сергей выглядит как-то странно, очень уж неадекватно — но кто же будет нормально выглядеть после такого приключения?

Сергей молча помотал головой. Он ослабел и сел прямо на палубу. Надо же, к нему успели… сразу же невероятно захотелось спать.

Лодка осторожно подошла к яхте, параллельно, с той стороны, где было глубоко. Тоник положил кранцы, пришвартовался и с удивлением отметил, что Серега уже буквально висит на своем борту, пытаясь спрыгнуть в «казанку».

— А где Женя?!

— Погибла она, — торопливо прошептал Серега, не глядя ему в глаза. — Умерла.

Вот оно, самое страшное… Тоник отогнал наваливающийся ужас:

— Так где она?!

— В каюте, — Сергей, наконец, мешком свалился в лодку, дополз до кресла справа от Тоника, но не смог на него взобраться. Замер, спрятавшись от ветра за лобовым стеклом. Воспаленные глаза его горели странным лихорадочным огнем. — Слушай, давай ее здесь оставим? Смотри — Ладога вокруг, она ее погубила, и она станет ее могилой…

Теперь и Тонику в завывании ветра послышался погребальный звон. Нет, это в ушах звенит… странная, ни на что не похожая пустота.

Сергей бормочет что-то заплетающимся языком. От него несет спиртом и перегаром, его глаза закатываются. Но он будет жить… Схватив его за ворот, Тоник изо всех сил врезал Сереге по физиономии! И еще раз. Башка парня безвольно моталась. Бессилие, безнадега, полная темнота впереди…

Он выпустил мокрый Серегин воротник из побелевших пальцев. Капитан «Лилии» лежал на стланях «казанки», мертвецки пьяный. Вряд ли он даже понял, за что его бьют. Ничего, завтра поймет.

— Пошел назад, — скомандовал ему Антон. — Ее надо забрать.

— Я туда не полезу! — невнятно пробормотал Сергей, пуская кровавые слюни. — Пропади оно все на фиг…

— Полезешь, сволочь! — Он ударил парня ногой, но тот даже не вздрогнул. Серега выключался на глазах. Расслабился, почувствовав себя в безопасности, и теперь стремительно терял сознание.

Тонику очень не хотелось оставлять его в своей лодке. Парень не в себе, непонятно, что с ним происходит, а если спятил от страха? Отвяжет катер — и до свидания. Потом еще сдохнет от белой горячки. Тоник сам виноват — никого с собой не взял. Но бросать Женю посреди моря тоже нельзя. Вдруг она убита?!

— Ты пойдешь туда со мной.

Серега не ответил. Он уже спал, неудобно свернувшись на стланях, скорчившись между двумя креслами. За одно из них он цеплялся мертвой хваткой. Тоник понял, что скорее убьет его, чем сможет разбудить. Подумал с ненавистью: «Лучше бы ты сам вывалился за борт». Вдруг страшно захотелось взять этого полумертвого человека и зашвырнуть назад, на «Лилию». Уехать отсюда немедленно — а потом сказать, что не нашел их…

Тяжелым ботинком Тоник наступил на руку, вцепившуюся в сиденье. Но рука словно окоченела. Не отцепить его. И не поднять вместе с креслом. Чтоб ты сдох…

Тоник взял фонарь и молча полез на яхту. Прошел по скользкой палубе, чем-то заляпанной, обмерзшей, спустился в кокпит. Здесь было полно воды, болтались какие-то тряпки, намокшие и обледеневшие, валялись пустые бутылки. Ясно, что Серега пил сутки, к смерти готовился, урод. Дверь в каюту почему-то оказалась выбита. Тоник нервно оглянулся на катер, но псих неподвижно лежал на своем месте, по-прежнему цепляясь за кресло, и пока что не пытался даже шевельнуться. Антон отвернулся и, включив фонарь, посветил в недра каюты.

Здесь высоко стояла прозрачная холодная вода, кое-где покрытая тонким ледком. В воде плавали какие-то предметы, кавардак в каюте был не меньше, чем на палубе. Яхту сильно перекосило, и потому с одной стороны вода доходила до иллюминаторов, тогда как с другой даже лежанка оставалась сухой. На ней находился труп.

Ноги подкосились, Тоник тяжело опустился на ступеньку. Фонарь выхватил из тьмы белое лицо девушки, и он зажмурился. Жуткое, ни с чем не сравнимое чувство бессилия: ведь можно было избежать страшной Женькиной смерти, можно было просто запретить «Лилии» выход — и все! Только не факт, что Серега подчинился бы, «Лилия» — его частная собственность… была.

Снаружи что-то глухо ударило в борт. Тоник услышал этот удар сквозь рев прибоя и свист ветра и мгновенно развернулся к выходу. Здесь, в каюте, как в склепе, и время идет совсем по-другому. Он забыл, что в моторке остался мертвецки пьяный Сергей…

Тоник одним прыжком оказался в кокпите. И в этот момент заработал двигатель «казанки».

Слова застряли у Антона в горле. Сергей стоял на коленях около мотора, судорожно цепляясь за ручку газа. Тоник навсегда запомнил его глаза: воспаленные, красные, широко открытые, полные безумия. А потом лодка сорвалась с места, вмиг исчезнув во тьме…