Серега с первого взгляда влюбился в «Иллюзию». Его парусник — легкий, быстрый, маневренный. Пусть старый, пусть немного течет по килевой балке — перед следующим сезоном он все сделает, слава Богу, руки из правильного места растут.

Первым делом Серега все-таки продал «казанку» и купил нормальный комплект парусов. Долго выбирал — чтобы идеально подходили друг к другу и к лодке. Более всего новая яхта напоминала «четвертьтонник», хотя была чуть подлиннее и достаточно сильно отличалась вооружением. И каюта имелась, заваленная старыми парусами и какими-то потрепанными веревками. Серега чуть не в первый же день принес туда аптечку и кучу каких-то старых курток, найденных в рундуке, — так, на всякий случай. С гордостью позвал Нику:

— Вот, смотри. Мы теперь команда. Будем тренироваться.

Она молча кивнула. Странно как-то, но Ника переживала из-за проданной «казанки».

К счастью, новый хозяин моторки оставил ее в их клубе и ничего не имел против посещений девушки. Она просто сидела в лодке — целыми вечерами. Иногда оставалась на ночь. Что за мысли будила «казанка» в ее беспамятной голове? Серега не знал и старался не обращать внимания. Но не раз просыпался среди ночи от красивых, чарующих звуков ее альта.

Белесый некрасивый альт действительно обладал пленительным звуком. Настолько чудесным, что Сергею в первую же ночь стало страшно. Он лежал с широко открытыми глазами под одеялом, не рискуя высунуть носа, и слушал незнакомую, завораживающую мелодию. Он никогда раньше не слышал, чтобы Женька так играла…

— Ты сошла с ума? — поинтересовался он утром. — Люди спят вообще-то, а ты концерты устраиваешь.

— Бедные люди, — фыркнула Ника. — Замучила я их… — и повернулась к проходящему мимо вахтенному: — Слушай, тебе ночью мешала моя музыка?

— Что ты! — Парень остановился. — Наоборот, ты здорово играешь!

— Так вот, — она смотрела на него, но говорила с Сергеем. — Если кто-нибудь пожалуется, обязательно скажи мне. Я не буду. У меня ночью лучше получается, но если мешает…

Никак у Сереги не выходило установить контакт с Никой. Это была не Женька. Другой человек, далекий и, кажется, не доверяющий ему. Женька повзрослела, пройдя через смерть…

Днем она бегала в поисках работы, возвращалась усталая, мрачная, задумчивая…

— А ты бы в филармонию сходила или в какой-нибудь музыкальный театр. Или в Мариинку.

— Ага, чтобы меня оттуда выгнали без документов!

В самом деле, может, и не выгнали бы. Но Ника ни разу не рискнула попытаться сыграть при солнечном свете. Опасалась, что, если не сможет — память никогда не вернется…

Она в самом деле не доверяла Сереге, потому что чувствовала — он сказал не всю правду. Коляну, малолетнему воришке, она верила гораздо больше.

Они тренировались на «Иллюзии» весь день. Ставили спинакер, отрабатывали маневры — готовились к соревнованиям. Когда Серега не дежурил, ему больше нечего было делать — и это позволяло много времени уделять новой яхте. Вернулись в клуб, когда солнце только начало опускаться к горизонту. Под защитой берега, в длинной бухте ветер почти умер, потянуло городскими запахами, дала о себе знать обычная летняя духота. Серега отдал руль Нике и налил себе полрюмки водки. Обернулся к «Ленэкспо». По асфальтовым дорожкам над набережной гуляли люди. Они сидели и внизу, у самой воды, загорая, даже купаясь в грязной воде, смотрели на «Иллюзию» — наверное, с завистью. Серега важно кивнул им и одним глотком опорожнил рюмку. Ника фыркнула.

— Чего? — обернулся Сергей.

— Да ничего. Видел бы ты со стороны свое лицо… знаешь, я пойду к Кольке.

Серега возмутился:

— Да где ты его найдешь?! Он же бомжует!

— Найду. Он сказал, где его можно найти.

— Зачем тебе Колька? Зачем тебе вообще все эти криминальные личности?! Что, понравилось с ними жить?!

Ника отвернулась. Если бы они были не на воде — ушла бы…

Серега понял и сбавил обороты:

— Если ты хочешь найти… того парня, который тебя искал… то… я должен тебе сказать.

— Что?!

Если сейчас он опять ей соврет, пути назад не будет.

— Он как раз и убил тебя. Понимаешь?!

Ника рывком встала. Она ничего не помнила и не могла помнить. Но… гонимая очень слабым ветром, «Иллюзия» как раз проходила мимо чужого бона, и Ника молча выпрыгнула на деревянный настил. Не оглядываясь, пошла прочь. «Вернется», — подумал Сергей. Альт остался на борту — значит, вернется. А потом присмотрелся — нет, альт она взяла с собой, оставила только пустой чехол…

* * *

Кольки действительно не было ни в их старой квартире, ни на чердаке, ни в кафе, расположенном в доме напротив. Не было его и по другому адресу, недалеко от дома Мишаниных родителей. Зато в их квартире были распахнуты все окна, и Ника на всякий случай ушла оттуда побыстрее — не хватало только, чтобы Мишаня ее увидел. Прошлась по Невскому, завернула в Катькин садик — никого из прежних знакомых. Хоть бы догадалась расспросить тогда Колю, как выглядел этот загадочный Тоник. На всякий случай она решила заглянуть на Московский вокзал.

Вокзал поразил девушку — хоть она и не помнила, как он выглядел раньше. Грязный зал, залитый тусклым электрическим светом, застоялая вонь. Кругом — бездомные, и никто не обращает на нее внимания. За стеклянными дверями — пустой, безлюдный перрон. Страшно, бесприютно, безнадежно. Наверное, так же чувствовал себя Тоник, оказавшись на этом вокзале. Вряд ли он сюда вернется. Ника растерялась: она не знала, где еще можно попробовать поискать. Потом рассердилась: если он помнит о ее прошлом, то почему до сих пор не пришел в яхт-клуб?! Серега говорил, что она и раньше занималась парусным спортом…

Может, Серега наврал?

Но одно Ника знала точно: она играла на альте. Значит, Тоник будет искать ее в театрах — а их так много, бесконечно много в этом городе!

Совсем под вечер она вернулась на Васильевский остров, вышла из метро. Стемнело. Переулками Ника выбралась на Среднегаванский проспект и медленно побрела к бывшему своему дому. Она переночует в квартире на втором этаже, как в прошлый раз… будет ночь, музыка, рассеянный лунный свет.

Фонари еще не включили, и в полутьме дом казался еще более заброшенным, угрюмым, необитаемым. Ника нырнула в кусты, к своей лазейке. Вздохнула свободнее, оказавшись на пустыре, заросшем травой. Быстро, чтобы не увидели из соседних окон, скользнула к парадной.

Дверь в квартиру по-прежнему была приоткрыта. Ника зашла в знакомую комнату и села на диван. Сначала не понимала, что же не так, потом поразилась. Сегодня дом действительно был пустым. Привидения покинули его — словно никогда и не появлялись.

«Как же это?!» Она положила альт на диван и, ступая на цыпочках, чтобы не потревожить глубокую, давящую на уши тишину, вышла из комнаты.

Пустые квартиры. Где-то, как и в той, в которой обосновалась Ника, осталась мебель, где-то — только пустые стены и короткое эхо, просыпающееся от малейшего шума. Но — по-прежнему ни души.

Привидения исчезли. «Так и иди…» — сказали они ей, но куда идти? Ехать на Ладогу, искать моторную лодку? Ту «казанку», что несла ее сквозь туман?

…Откуда-то пришло жуткое воспоминание, пронзительно-яркая картина. Белый, словно светящийся, напоенный невидимым солнцем глухой туман. Ровный круг бирюзового неба над головой. «Казанка», ржавая, со старыми гнилыми стланями. И — шепот…

Там — ее настоящая жизнь. Там она все вспомнит. И тогда старый альт в руках и древняя «казанка» обретут свое истинное значение…

Все смешалось в голове. Была ли она, та лодка? Что было на самом деле, а что только привиделось?

Становилось все темнее, она не сразу заметила, что уже почти ничего не видит. Но потом решила, что пора бы вернуться в свою комнату. С трудом отыскала нужную квартиру, в последний раз споткнулась о низкий порог, и… застыла в дверях.

Альт исчез. Ника растерянно подошла поближе к дивану. Грязный, полуразвалившийся, тот ли вообще… Может, все-таки спутала?

А внизу что-то отчетливо треснуло. Ника прислушалась, выбежала в коридор, слетела по лестнице, прыгая через две ступеньки, едва не переломав себе ноги. Кто-то пришел! Мельком отметила, что по-прежнему ничего не чувствует, значит, это не привидения… но зато хорошо слышит! Распахнула дверь подъезда и остановилась.

На площадке перед входом, где еще сохранился растрескавшийся асфальт, сидел немолодой мужик. Он пытался развести костер. Старая газетка словно таяла в его руках, пожираемая пламенем. Рядом лежали сломанный стул, дверца шкафа, столешница… и альт. Потом огонь лизнул сложенные кучкой томики какого-то собрания сочинений…

— Ты, деваха, что здесь делаешь? — без выражения спросил мужик.

— Это… мой был, — она беспомощно махнула рукой на альт.

— А-а-а. Ты здесь жила, — кивнул он. Протянул ей баночку пива: — Хочешь выпить?

Ника автоматически взяла баночку, вытерла ее сверху рукавом и, открыв, сделала большой глоток. Пиво было тепловатым, но не совсем противным: видимо, лежало где-нибудь в тени. Она робко сказала:

— Я заберу альт…

— Что, жалко стало? Да на здоровье. Подумаешь, деревяшка, — он пренебрежительно двинул к ней белесый корпус и смычок. — Сначала люди бросают вещи, потом жалеют о них… вещи — пустое, деваха, э… сколько он здесь валялся? Год, два? Смотри: старый, рассохшийся, а струны, я тебя спрашиваю? Не бывает таких струн! Как ты играть на этом будешь? Зачем ты вообще пришла? За памятью? Вещи — лишнее для памяти.

Девушка протянула руки к весело занявшемуся огню. Не будет же она ему объяснять. Глотнула еще пива. Подсела поближе и доверительно сообщила:

— Я тоже бездомная. Я тут ночевала… один раз.

Он скривил губы:

— Удивила. И я когда-то жил неподалеку, а теперь временами ночую вон в том подъезде.

— Почему же не дома?

— Дома жена живет. С нынешним своим хахалем. Хочешь музыку послушать?

Не дожидаясь ответа, мужик пошарил в объемной спортивной сумке и извлек на свет старенький плеер. Протянул один наушник Нике:

— Слушай…

Древние хиты. Несколько лет назад каждые полчаса на радио крутились. Ника улыбнулась: она помнила эту музыку. Бомж нестройно подвывал, подражая музыкантам: «Уууу-аааа!!!» Он почти не мешал слушать. Молча достал еще две баночки и одну протянул Нике. Она безропотно открыла. Серега тоже сейчас, наверное, водку пьет.

…А потом будто прозрела.

Старый кусок дерева, когда-то бывший альтом, старый кусок дюраля, когда-то бывший «Казанкой-5 », — это ее прошлая жизнь… Она умерла… Не зря Нику так пугает имя Евгения — прежней Женьки больше нет.

Что она, свихнулась? Зачем таскать с собой старую, никому не нужную деревяшку?! Зачем нужно прошлое, с ее смертью обернувшееся пустой фантазией?! Зачем стремиться в мир, которого больше не существует?!

…Женьки нет. Осталась Ника — неполноценное создание, снаружи — человек, внутри — призрак. Эта Ника взяла свой альт и аккуратно положила его в костер.

Пламя вспыхнуло так, словно в него плеснули бензина. Белое, яростное. Мужик довольно кивнул:

— О, как занялась твоя деревяшка…

Вскоре уже нельзя было разглядеть альт среди других сгоревших вещей. Костерок весело потрескивал, разрывая глухую, не летнюю тьму. Ника посмотрела в небо — оно затянулось тяжелыми тучами. Того и гляди пойдет дождь. В ухе играла музыка, рядом в такт пританцовывал пьяный бомж.

…Жалко? Или хорошо, что альт сгорел? Чтобы заново найти себя, ей, видимо, придется отказаться от прошлого…

А потом незнакомец решительным движением выключил плеер. Враждебно уставился на нее:

— Ты мне кажешься. Тебя нет!

— Ага, я и сама себе кажусь, — безнадежным голосом подтвердила Ника. Похоже, бедняга словил «белочку». Алкоголизм — он никого не жалеет.

Она поднялась с места:

— А ты не знаешь, где мне найти Тоника?

Но мужик уже надел второй наушник и не слышал ее.

Ника подбросила обломки стула в угасающий костер, еще немного постояла, ожидая, что бомж с ней хотя бы попрощается, решительно прошла через двор и только в темноте, около забора, оглянулась. Огонь весело горел, охватив импровизированные дрова, жадно их поглощал, превращая в белый пепел. Сегодня она в последний раз видела свой альт…

Бомж уже забыл о ней. Отгородившись от мира старыми хитами, он раскачивался, тихо и неразборчиво подвывая. Рядом с ним лежала нетронутая буханка хлеба. Поужинать он тоже забыл.

Надо жить. Сейчас Ника вернется в яхт-клуб и ляжет спать. А утром снова пойдет искать работу. Больше она сюда, в свой бывший дом, не вернется.

По пустынной Наличной мимо нее прошел призрак. Медленно, опустив голову, не обращая внимания на человека, который чувствовал его, как себя…