Трель будильника застала Ярославу в ванне, где она забылась ночью, убаюкивая руку и пытаясь справиться с отчаяньем. Девушка слушала привычную для утра трель и понимала, идти ей теперь не куда, потому что незачем. У нее осталось два дня, а потом за ее никчемность и бессилие будут расплачиваться подруги. Она не может тратить драгоценное время на учебу, болтовню, завтрак, поездку в транспорте. Нет у нее теперь лишнего времени, нет лишней минуты для себя, потому что платить за это будут другие.
И горько усмехнулась - сбылись слова гадалки - она, наконец, поняла, чего стоит время, поняла как важно в жизни каждая минута, которую так бездумно тратят на всякую ерунду.
Девушка умылась, прошла в кухню и, поставив чайник, достала из
"заначки" последнюю пачку сигарет, что уже месяца три пылилась на кухонном шкафу вот на такой "пожарный" случай. Закурила и уставилась в окно, морщась от боли в руке.
"Надо бы перевязать", - мелькнуло в голове и угасло. Взгляд выхватил стайку курсантов - милиционеров, что шагали через двор. То ли слет у них где-то рядом, то ли дело - не это было важно. Она смотрела на их лица, фигуры - неодинаковые, несмотря на одинаковую форму одежды, и подумала, что они все вроде бы похожи и все же абсолютно разные, как люди в толпе - масса однородная, но состоит из разных индивидуальностей. Вроде общий поток, все же состоит из единиц. И что в толпе полно проходимцев, уродцев, добряков, умниц, так и в милиции люди разные, а значит разные следователи, разный подход к обратившимся за помощью. Одни отправят восвояси, а другие посоветуют, третьи прислушаются, помогут.
Решение созрело само. Суздалева поискала бинт, перевязала неуклюже руку, натянула футболку с длинным раковом, сунула визитку
Лешинского в сумочку, и, накинув куртку, ринулась из дома на поиски местного отделения милиции.
Путь вышел кривой и косой. Прохожие видимо привыкли надеяться на себя и, не могли толком сказать где находится отделение, есть ли такое вообще и отправляли ее то налево, то направо. Время шло, а толку не было. Наконец ближе к десяти утра, Ярослава нашла злосчастное отделение и вломилась внутрь. Привязалась к дежурному с просьбой отправить ее к самому доброму и внимательному следователю, потому что у нее очень срочное и важное дело. Дежурный попался сговорчивый: помялся, поулыбался и направил ее в двенадцатый кабинет, к Сечкину Валентину Петровичу, заверив, что тот мужик мировой.
Алекс встал ни свет ни заря. Сидел за столом и, размешивая сахар в чае, брякал ложкой о края чашки, пытаясь в монотонности звука найти здравую мысль и прийти в себя. Но мысли вновь и вновь уходили в сторону девушки.
Он кинул ложку на стол и бросил парню из охраны:
- Позови Штольца.
Тот явился чуть помятым - видно с постели подняли, замер напротив шефа в ожидании указаний.
- Что она делает? - спросил.
Адам растерялся, долго молчал, не зная, что сказать и признался:
- Не знаю.
- Так узнай! - рявкнул Леший, и добавил спокойнее. - Достань ее документы и привези сюда.
- Хорошо.
- Поторопись.
- Понял, - кивнул робея. Вышел из столовой и ринулся поднимать спящих служащих.
Ярослава постояла у дверей с номером двенадцать и табличкой с данными хозяина кабинета, собралась с духом и постучала.
- Да! - рыкнуло неласково.
Но она все равно не отступила - протиснулась в кабинет и замерла на пороге. В помещении было двое мужчин. Один, средних лет, сутулый и долговязый, сидел за столом у окна, нещадно дымил папиросой и яростно бил по клавишам леп-топа. Второй, помоложе, сидел слева у стены за столом и, что-то писал. Глянул вскользь на не прошенную посетительницу, спросил равнодушно:
- Вы к кому?
- Мне нужен Сечкин Валентин Петрович, - встала перед столом мужчины, решив, что это он и есть.
- Очень нужен? - хмыкнул тот, что курил. - Ну, проходите, садитесь, - указал на стул возле своего стола.
Ярослава немного растерялась, но лишь на секунду. Выбора у нее все равно не было, поэтому личное пристрастие роли не играло. Она села у стола следователя и задумалась: с чего же начать?
Мужчина, затушил окурок, брякнул сложенными в замок руками о стол и качнулся к девушке, напоминая, что у него, в отличие от нее, время нормировано, а ждать он в принципе не привык, и вообще, никого не приглашал на аудиенцию:
- Слушаю!
- Понимаете, - потянула, потирая пальцем царапинку на столе. - Меня преследуют.
- Так.
- Склоняют к сожительству, - высказалась, давясь словом.
- Угу?
Второй мужчина оторвал взгляд от бумаг и окинул девушку оценивающим взглядом. Нашел видимо не стоящей внимания, плечами передернул и опять в протокол уткнулся.
- Ну и? - достал новую сигарету Сечкин.
- Что "и"? Вот и пришла за помощью.
- Угу? - подкурил, махнул спичкой, туша огонек. - Так, девушка, дорогая, это к участковому вам надо.
Ярослава сжала зубы: начинается! Сейчас ее пошлют к участковому, тот к еще одному участковому, третий к следователю, четвертый куда подальше. Так пройдет день и толку не будет.
Нет у нее возможности и нет времени с законом системы соглашаться. Прошли те дни, когда она безропотно сносила "пинг-понг" по кабинетам. Поэтому смерила злость и робость и твердо попросила:
- Я прошу помощи у вас, как у мужчины. Понимаете? - уставилась ему в глаза, умоляя. - Мне некому помочь.
Валентин Петрович нахмурился, задумался, и, вздохнув, сдался:
- Ладно, - полез в стол за бумагой. Хлопнул лист и ручку перед девушкой. - Пишите заявление и все подробности без прикрас: кто, когда, каким образом.
- То есть?
- Каким образом домогается, склоняет. Пристает там, угрожает, письма пишет, звонит. Как? - брови выгнул.
- А! Поняла.
- Кто хоть пристает: сосед, начальник? - поинтересовался второй следователь.
- Нет, знакомый.
- Ха! - отвернулся тот.
- То есть "знакомый"? - спросил Сечкин.
- Понимаете, мою подругу украли… там изнасилование было, следствие ведется…
Мужчины дружно воззрились на нее.
- Так вот как раз в те дни я и познакомилась с Лешинским. Он показался очень… интеллигентным. Я в шоке была из-за подруги, он психологом представился. Помог. Я думала, это просто дружба…
Молодой усмехнулся.
- … а оказалось… кошмар оказался. У него запись с тем, что с
Ларисой творили есть.
- Сами видели? - поинтересовался Сечкин. Молодой же от любопытства бумаги свои бросил к окну подошел, закурил на девушку уже с вниманием поглядывая.
- Видела. Он меня к себе привез…
- Зачем поехала-то? Не боялась?
- Я не думала о нем плохо. Ну, навязчив - да. Ему "до свидания", он "здравствуй", но ведь это не повод его к извращенцам причислять?
Не хам, не пошляк, руки не распускал. И потом сказал, предложение деловое есть. Я плохого и не подумала.
Смолкла.
- Ну? - поторопил Сечкин.
- Предложение сделал?
Девушка кивнула:
- Какое?
- Содержанкой его стать, - выдала глухо: стыдно до одури в таком признаваться посторонним.
- Ясно, - переглянулись. - Чем закончилось?
- Ничем. Показал запись где… с Ларисой… Сказал: не приду, моих подруг так же будут. Дал три дня на раздумья, осталось два.
- Ничего сюжетик, - присвистнул молодой. Сечкин шею потер, за третью сигаретку взялся.
- Адресок этого умника пишите, - кивнул на листок.
- У меня его визитка есть!
- Давайте, - обрадовался Валентин Петрович.
- Много хоть обещал за сожительство? - полюбопытствовал молодой, пока Ярослава визитку в сумке искала.
- Пятьсот.
- Рублей?
- Тысяч. Евро, - буркнула.
Мужчины переглянулись, не веря. Молодой пристальней девушку оглядел, чуть не в сапожки к ней заглядывая, но дельного все едино ничего не нашел, и присвистнул с намеком Петровичу: смотри, как бы клиентка из "дурки" не оказалась.
- Сколько? Еще раз, пожалуйста? - попросил Сечкин: может ослышались или девушка оговорилась? Суздалева визитку как раз нашла и порадовалась:
- Пятьсот тысяч евро, - повторила, хлопнув на стол перед мужчиной кусок картона.
Валентин Петрович с минуту Ярославу рассматривал, как разгадывал.
Взял визитку к свету поднес, прочитал, на девушку покосился и вздохнул тяжело, не глядя товарищу картонку передав.
- Н-даа, - потер ладони, запечалившись. - Знаете что… как вас?
- Ярослава Суздалева.
- Ага. Вот что, гражданка Суздалева, все это…
- Тьфу ты! - выдал молодой, ознакомившись с визиткой, кинул ее на стол и пошел на свое место, потеряв интерес.
Ярослава ничего не поняла, посмотрела на него удивленно, на
Сечкина уставилась. У того лицо как яблоко печеное сморщилось:
- Печально, конечно. Поверьте, я очень сочувствую вам, но… - потянул лист из-под ее руки, что сам же выдал. - Помочь ничем не могу.
- Испугались? - поняла по-своему его отказ девушка. Взгляд обвиняющим стал.
- Нет, - заверил проникновенно, глядя на нее ласково, как на больную. - Просто вам к другим специалистам надо. Я понимаю желание выделиться, понимаю желание по-легкому деньжат срубить, но милка вы моя дорогая, надо ж головой малость соображать, что вы делаете и что из этого выйдет.
- Вы о чем? Вы мне не верите?
- Верим! - кивнул молодой, всем видом показывая обратное. И по стопке бумаг слева от себя хлопнул ладонью. - У меня тут, таких как вы потерпевших, вон сколько. Одну Зверев изнасиловал, другой
Деребаско каждый день звонит, терроризирует, третьей сам Черномырдин фугас под кровать заложил… Вы б шли, а? - скривился умоляюще. - Пока по шее не получили.
- Но я правду говорю.
- Верим! - встал Сечкин, подняться ей помог и повел почти обнимая из кабинета. - Я вам совет дам, по-дружески, по-мужски.
Идите вы сейчас прямиком в больничку, запишитесь на прием…
- А мы были! - вспомнила. - С ним и были! В пятом травмункте!
Вы спросите, они подтвердят!
- С Лешинским были?
- Да!
- В пятой?
- Да!
- Замечательно! По поводу?
- Я головой ударилась, - и сникла, увидев во взгляде мужчину нескрываемую издевку.
- Понимаю. Сочувствую. Так может, подлечитесь, потом к нам.
- У вас после травмы галлюцинации, фантазии обострились видать,
- выдал с презрением молодой.
Сечкин открыл дверь перед девушкой и заботливо подтолкнул посетительницу в коридор:
- О здоровье заботиться надо. Не хворайте. Всех благ, - и бухнул дверью перед носом.
Ярослава чувствовала себя клоунессой, облитой грязью. Ее опять оставили один на один с жизненноважной проблемой. Понимание, что помощи ждать не от кого, сил не прибавило.
Она постояла, набираясь терпения, толкнула дверь в кабинет, и без слов забрав визитку со стола Сечкина, пошла на улицу, не взглянув на милиционеров. Ее разочарование в правоохранительных органах стало обширным и глубоким. А презрение - безразмерным.
Она шла, не зная куда и все силилась, что-нибудь придумать.
- Александр Адамович? - постучав, заглянул в кабинет Лешинского
Штольц. Тот оторвался от бумаг, кивнул - пройди.
- Паспорт, - положил перед ним книжечку.
- Почему один?
- Загран не нашли. Возможно, его совсем нет.
- Так узнай точнее. Нет - сделай. Где она, узнал?
- В седьмом отделении милиции.
- Где? - Алекс подумал, что ослышался.
- В седьмом отделении милиции.
- Тааак, - откинулся к спинке кресла. - Сюрпри-ииз. Интересно, что она там делает?
- Сидит у следователя.
- Угу, - Алекс покрутился в кресле, обдумывая столь неожиданную новость и, хохотнул. - Я очарован! Кому еще могла прийти в голову подобная мысль? Милиция! Бог мой, как все запущенно!… Идите, Адам, и узнайте там, по возможности, сильно ли смеялся следователь.
- Понял.
- Машину приготовь, через час мне нужно быть в Слободке.
- Уже, Александр Адамович. Карельский отзвонился - вас уже ждут.
- Хорошо. Иди.
Мужчина ушел, а Алекс все улыбался, смакуя новость.
Нет, Ярослава решительно эталон наивности. Пришло же в голову!
Настроение Лешего немного поднялось, и он с большим рвением углубился в работу. Однако меж строк документов ему то и дело мерещился образ глупой девчонки.
Муха запуталась в паутине, но так и не поняла этого.
И встал: ладно. Сегодня дела - завтра забавы.
Сгреб просмотренные договора и двинулся на выход.
Ярослава бродила по улицам, надеясь что-нибудь придумать. Ей до слез было жаль убегающих безвозвратно минут, себя, девочек, жизнь, что канула так быстро и бездарно.
Ей звонили подруги, видимо испугавшись, что она пропала, как Инна и Лариса, но она не брала трубку. Ей нечего было сказать им - слезы душили.
День постепенно клонился к закату, а она так ничего и не придумала. Ей до коликов не хотелось становиться содержанкой и год потратить на усладу Лешего, которого возненавидела всеми фибрами души. Целый год видеть его рожу, год жить как на вулкане, переживая за подруг, потерять год учебы, себя, окружение, привычный кругу и оказаться в лапах маньяка, превратиться из студентки в игрушку - даже думать об этом было невыносимо!
Но оставить все как есть, "просто жить", как сказал Леший и знать точно, что подруг, как Ларису отдадут группе извращенцев или продадут как Инну - она тоже не сможет. Лучше не жить, чем жить с этим.
Ноги принесли ее к больнице, где все еще лежала Лариса. Часа два
Ярослава провела с ней, мысленно прощаясь и извиняясь. Лысова была не в себе - говорила мало, невпопад, то про Диму, то про яблоки, и большую часть времени сидела, смотря в одну точку.
Глядя на нее, Ярослава поняла лишь одно - лучше она сама достанется этому уроду, умрет, но ни одна из ее подруг не превратиться в существо с безжизненным взглядом и восковым лицом.
Она пришла к дому, когда уже темнело. Увидела у подъезда Костю и села рядом.
- Что, умаяли науки девочку? - улыбнулся он хитро и озадачился, получив в ответ тусклый взгляд вместо привычного жизнерадостного. - Чего квелая?
- Курить есть?
Парень подал, помог прикурить, поглядывая в отсвете огонька зажигалки в лицо девушки.
- Не нравишься ты мне, мать.
- Я сама себе не нравлюсь, - заверила равнодушно. - А скажи мне, Костя, если бы твоим друзьям серьезно угрожали, чтобы ты сделал?
- Убил бы нафиг, - слетело с губ легко.
Ярослава покосилась на него и чуть приободрилась: а ведь это мысль! Надо убить Лешинского и тем спасти девочек, отомстить за
Ларису и Инну. А если не получится - ее убьют охранники Лешего, совершив то, что она сама сделать не смогла.
- Как бы убил? - пристала к Косте, чем обеспокоила его.
- Странная ты сегодня, на себя непохожая.
- Проблемы у меня. Так как убил бы?
- Да чего пристала?! Пошутил я. Нельзя никого убивать, проблем это не решает.
- Решает.
- Не-а. Только хуже будет.
- Мне уже нет.
- Ты из-за Гришки, что ли? Помиритесь, ерундой не занимайся.
Ярослава, обдумывая как лучше и чем вернее убить Алекса, поймала себя на мысли что дошла до точки, свихнулась. Разве могла она когда-нибудь представить, что всерьез и совершенно спокойно будет думать об убийстве?
И улыбнулась: смешно. Когда-то она еще и о морали думала, жалость имела, мечты, надежды. Только что теперь по ним страдать - канули, как снег прошлогодний. Не беда. Ерунда все. Только бы реквием спеть
Лешему - тогда действительно ерунда, потому что не зря выйдет она жила - хоть одно хорошее дело совершить смогла.
- Костя, у тебя оружие есть?
- Зачем? У меня руки есть и голова на плечах.
- А если полезут?
- Еще ноги подключу и друзей.
- Друзья - это хорошо. А если нет?
- Лезет кто-то, что ли? Покажи - потолкуем.
- Самой надо. Не хочу никого впутывать. Не тот случай.
- Тогда пугни.
- Нечем.
- Нож, Господи, что взять трудно? Оскал. Рожу пострашнее и "ааа"
- ату!
- Мимо.
- Ну-у… Пугач купи. Оружейный магазин на проспекте. Дешево, сердито, неопасно. Потом пригодится, по темноте вон, ходить.
- Что за пугач?
- Обычный, резиновые пули. Удар ощутим, но не смертелен. То, что надо.
- А убить им можно?
- Если ты Робин Гуд и сможешь попасть в глаз. Чей-то кровожадная ты какая-то, - покосился на нее.
- Сколько оружие стоит?
- Смотря какое. Хорошее - не потянешь, да и не дадут сразу, а фигня в районе трех тысяч.
- А не фигня?
- Ты не снайперскую винтовку покупать собралась? - хохотнул. - Представляю, как тебя с ней занесет.
- Тяжелая?
- Ха!… Всякие есть. Но силу по-любому надо иметь. Слушай, о чем мы с тобой болтаем? - дошло. - Обалдеть! Сижу с симпатичной девчонкой на лавке и обсуждаю оружие!
- Извини, про тряпки, выпивку и рок-группы, мне сегодня недосуг болтать, - набрала номер Светы. - Пока, Костя, спасибо.
Девушка пошла обратно к остановке, слушая гудки в трубке. Наконец их сменило злое:
- Ну, знаешь, Суздалева! Так ведь последние нервы на свалку отправятся! Ты бы совесть имела, если загуляла! Нам бы сказала, трубку бы хоть взяла!…
- Извини. Мне нужны деньги.
Свет помолчала.
- Нет, ну ничего себе! Мы ее уже… а она!… - и как очнулась
- дошло. - Много?
- Пять тысяч, минимум.
- Зачем?
- Надо.
- Это не пять копеек.
- Знаю, но очень надо. Дашь?
- Что-то мне здесь не нравится, - протянула притихшая Светлана.
- Мне тоже. Но проверь - все это полная ерунда… Я еду к тебе.
Мне нужны деньги сейчас. Я знаю, у тебя есть.
- Ой, Славка, что-то ты темнишь, что-то голос у тебя чужой.
- Плевать. Через час я буду у тебя. Речь о жизни и смерти.
- Нееет, так дело не пойдет. Давай-ка ты возьмешь такси, я тебя встречу и расплачусь.
- Хорошо.
Через полчаса Ярослава вышла из такси у подъезда Гнездевич. Та расплатилась с водителем и, силком затащил подругу в квартиру, заставила выпить чай и съесть бутерброд, а потом постановила:
- Рассказывай.
- Нечего. Не пытай Свет.
- Просто деньги дай, да?
- Не сердись. И еще, я вернуть не смогу скорей всего. Извини.
Девушка задумчиво оглядела подругу:
- Вид у тебя тусклый, смотреть жутко. Неужели словам гадалки поверила? Из-за нее все?
- Нет.
- Из-за чего? Из-за Александра?
Ярославу невольно перекосило от одного имени мужчины, что не укрылось от подруги:
- Он сделал тебе что-нибудь?
Девушка вскочила, чтобы удержаться от слез и истерики:
- Не спрашивай, я прошу тебя!
- Все, все, - испугалась та. - Сейчас деньги принесу. Ой, девочки, это что за осень такая, аномальная?
Пока ходила, Суздалева уже в коридоре одетая стояла.
- Ты будто сбегаешь, - вздохнула Света, подавая ей пять бумажек номиналом в тысячу каждая. - Потом хоть скажешь, что произошло?
Слава сунула деньги поглубже в карман куртки, посмотрела на подругу и вдруг обняла:
- Не ходите по одной, пожалуйста.
- Чего ты? - отдвинулась та.
- Так, - носом шмыгнула. - Прости, если что.
- Да ладно. В институт завтра не опаздывай, Воропаев засек тебя сегодня - отрабатывать замучаешься, еще раз занятия пропустишь.
Девушка грустно улыбнулась: как странно это звучит - как из прошлой, чужой жизни.
- Не приду я, Света. Кончилась моя история.
Открыла дверь и ушла.
Света долго стояла в коридоре, обдумывая слова подруги, ее вид, поведение, и, понимая, что Славе нужна помощь, пошла устраивать
"совет в Филях" - звонить Любе и Марине.
Она ехала домой, смотрела в окно маршрутки и будто впервые видела город, впервые воспринимала всерьез огни, пробки, губящий спешащий транспорт, пытающийся чуть не партизанскими тропами пробраться к нужному месту, стайки молодежи, в которых она еще вчера вот так же беззаботно смеялась, пила "фанту", курила, прикалывалась. Сегодня она как будто постарела на полсотни лет и могла лишь с грустью смотреть на то, что было, но никогда не вернется.
Она вылезла из машины за пять остановок от дома, решив пройтись и надышаться стылым воздухом, в котором уже чувствовалось приближение зимы. Ее она уже не дождется. И было так жаль даже этой незаметной раньше мелочи, что глаза немилосердно щипало.
Если б можно было заснуть и во сне вернуться назад, на месяц, на полмесяца - сколько бы она успела, сколько бы могла изменить? Она бы иначе прожила эти дни, иначе вела себя с подругами, Гришей, иначе тратила время. Да все было бы по-другому!…
Как жаль, что осознание приходит лишь за час до расплаты.