Радиш шел уверенно и спокойно, словно знал куда. Не Харн, а Радиш вел его, огибая каждое препятствие до того как оно возникало.

Страж терялся, глядя на изменившегося за одну ночь мужчину. Ни тени страха или сомнений на челе, ни сумрака во взгляде – весел, улыбка на губах загадочная и добрая, и словно нимб над головой.

Мужчина не знал, что думать и чувствовал благоговейный страх и трепет.

Он еще застал тех светлых, еще довелось совсем молодым стоять на страже их права, а значит права жизни всех родов Деметры. Изначальные – так звали их и так принимали. И знали, что пока живы корни, устоит и ствол, и будут зеленеть ветки.

Изначальных берег отец Харна, дед, прадед и прапрадед. Берег брат и побратим, берег на совесть, себя не жалея. И выше службы этой и чести умереть за изначальных – не было.

Отец погиб защищая Порвершей, но Харн выжил. Ему не пришлось знать их близко – слишком мал был для посвящения, а позже стражам оставалось лишь прошлое – рассказы, обряды, традиция и право. Право без прав.

Харн знал, но не видел сам, как изначальные в одночасье превращаются из детей во взрослых, что могут и как. Он слышал, но не видел.

И вот пришлось. Вчерашний трус и слабак превратился в мудреца, от которого веяло огромной силой, равной которой нет в мире живых.

И брал страх. И сжимало сердце от тревоги не успеть, не уследить, подвести род и отца, братьев, что легли за этот последний корень Порвершей, единственную связь с предками всех живущих на Деметре.

Радиш шел легко, впервые не боясь ни безумия, ни монстров что рождало его воспаленное воображение, ни призраков. Впереди него гордо нес себя Ларош и звенел смех Шины, что играла в догонялки с Мирошем. Его семья была рядом, и даже если они всего лишь блазнились ему, ему это нравилось. Даже если он сошел с ума – ему нравилось быть сумасшедшим.

Мир изменился. Он стал огромным неисследованным и бесконечно интересным полем тайн и открытий. И увлекал, и дарил радость даже тенями, еще вчера пугающими до одури.

Страх испарился в принципе. Радий всегда боялся смерти, но сейчас она казалась ему единственно правильной. Он боялся, что там, за гранью жизни есть только смерть, пустота и монстры. Но теперь, зная, что все совсем не так, в его разуме словно рухнули преграды, как под натиском воды рушится плотина, и выпустили все возможности, все желания.

Он ощущал себя уже не маленьким неловким человечком, а опытным, нужным и важным звеном в цепи уходящей в бездну времени от минуса к плюсу. Он чувствовал себя ответственным и нужным своей семье – тем, кто вокруг в мире живых и тем, кто рядом хоть и в мире мертвых. Эти миры соединились в нем и укрепили дух, дали веру и силу.

– Троудер левее, – осторожно заметил Харн, глубоко сомневаясь, что ему вообще стоит лезть со своими подсказками, не то что, предложениями.

Радиш улыбнулся ему:

– Мы идем к Сабибору. Ему нужна помощь. По дороге прихватим Шаха, и все вместе двинемся в Троудер.

– Опасно, – посмел предостеречь Харн.

Радиш улыбнулся шире и лучистее:

– А они так не считают, – кивнул на идущих рядом с мужчиной, за плечом. Четверо в ряд. Тот, кто ближе всех к стражу высок и горд, меч на плече несет. За ним мужчины один за другим моложе, с бусинами в косах у висков, с луками и мечами за спинами.

А за плечом Радиша Краш, впереди Мирош и Ларош.

Такая толпа – одолей ее!

– Кто не считает? – хрипло спросил Харн.

– Твой отец и братья, – ответил, как ни в чем не бывало и, ничуть не усомнился, и даже мысли не мелькнуло, что чушь городит.

Харн напрягся, глядя на светлого с благоговением:

– Они… не сердятся?

– Они гордятся тобой. Они рядом. Всегда, – заверил.

– Они погибли тогда… а я выжил, – протянул с тоской и виной.

– Ты должен был жить ради сегодняшнего дня. Их смерть не была напрасной, как не будет напрасной твоя жизнь.

Харн поверил сразу и долго молчал, обдумывая услышанное, мысленно разговаривая с родней.

К ночи предложил устроить привал, но Радиш скопировал жест отца: нет.

– Самер совсем плох, – сказал ему Краш. – Если не поторопиться, не перехватишь его в своем мире.

– Мы спешим, – просто ответил Харну мужчина и тот не стал спорить. Его дело сторожить.