Мужчина насторожился, увидев в приемной Лалу. Наверняка придется отмываться от очередной лжи и выслушивать очередной вздор. Ну, почему всех тянет влезть меж ним и Эйорикой?

Вошел в зал и чинно поклонился. Маэр перестал шептаться с Ташем, но видно еще был под впечатлением беседы, поэтому не глядя махнул Лой, чтоб сел, а сам подставил ухо уже для внука. Лицо Хранителя ничего не выразило, лишь стало более замкнутым.

Старик кивнул: понял и, сложив руки на груди замком, поддался к Лале.

– И так, девица Самхарт, совет готов выслушать ваши требования.

Девушка помялась, собираясь с духом, зыркнула на Лой и выпалила:

– Я требую от изначального рода Лой, исполнения долга по отношению к своей жене. Эйорика нуждается в уходе и защите. Он, как еще муж, обязан заботиться о ней и беречь.

Маэр вопросительно воззрился на изначального: что ответишь?

Эрлан не спешил – смотрел перед собой и думал, понимая, что его ставят перед выбором и оттянуть время не дадут. Сейчас он должен либо отказаться от Эйорики, и поступить по закону, но пойти против себя, либо согласится с требованием Лалы и тем признать уже заявление Эи. И в том и в другом случае он будет предателем, и в списке его не самых лучших поступков прибавится самый паршивый.

Можно ли решить за минуту, что не мог решить несколько дней?

– Основания? – спросил сухо, желая спокойно обдумать положение пока девушка болтает.

Но болтовня оказалась серьезным разговором, и его тема вымела другие из головы светлого.

– Основания? Более, чем веские! – выпалила Самхарт, глядя в лицо Хранителя. – Я знаю обстоятельства дела и его последствия, и у меня есть что сказать. Эйорика заявила, что является дочерь Эберхайма. Как дочь она поступает по закону, признавая родителя, кем бы он не был. Честь изначальной ей просто не позволяет поступить иначе. Но она стала жертвой, и именно Эберхайма. Что говорит не лучшим образом о нем, а не о ней. Мне есть, что сказать и о вас, но это позже, – не скрыла угрозы. И хоть внутренне тряслась от волнения, внешне ничем его не проявила. Наоборот выпрямилась и смотрела гордо, прямо. – Я познакомилась с Эйорикой Лайлох еще у ватаров и могу заявить, что она ничего не знала о наших законах и мало что о своем праве. Как вы понимаете, ее можно было легко ввести в заблуждение. Думаю, это и случилось. Не знаю, каким образом она познакомилась с Эберхаймом и с чего взяла, что имеет к нему отношение, но точно знаю что именно его люди пытались убить ее. Это случилось в стиппе на Шерада. Погибли детты и мой страж. Нам пришлось уходить. Далее уже здесь, она непонятным образом оказывается на скале, падает, разбивается, а когда приходит в себя заявляет требование о разрыве уз, на основании того, что она дочь заклятого врага ее мужа, Эрлана Лой. Он отворачивается от нее, как и все вы. И это факты, хранители. Теперь еще один – Эйорика все еще недужна, сказывается травма, потеря ребенка и разрыв отношений с Лой, что ввело ее в нервную горячку. И это тоже факт, свидетелями которому, уверена, вчера были многие из вас. Но, не смотря на тяжелое состояние, Эйорика все еще жива, и у меня есть серьезные основания считать, что как раз это не входит в чьи-то планы. Более того, я считаю подозрительным, что она слишком часто подвержена недугам. За последний месяц она третий раз находится на границе с миром предков. Согласитесь, это ненормально.

И тот, кто взял на себя обязанности по ее защите не мог этого не заметить, а значит не мог оставить, не смотря на любые причины. Совет не вынес постановления, требование не удовлетворено и по закону Эрлан Лой ответственен за жену по сегодняшний день. Однако обязанностей своих не выполняет! – последнее девушка выдала, топнув ножкой в пылу чувств. Сообразила, что слишком раздражена, помолчала, смиряя гнев и продолжила:

– Именно из-за него уже сегодня Эйорика могла оказаться в мире предков. Ухода нет, стража – нет, муж покинул ее, от нее отвернулись все. Она осталась одна в своей комнате в плачевном состоянии. Без защиты и помощи! Так вот именно этим моментом воспользовался Эберхайм и попытался ее убить вновь!… А теперь скажите мне, можно ли принимать требования от недужной, можно ли всерьез воспринимать ее заявления, если она упорно не желает признавать что ее отце уже дважды! – выставила два пальца. – Пытался убить собственную дочь! Если вы скажете "да", я отказываюсь почитать законы, потому что они несправедливы!

Лицо Эрлана вытянулось, Маэр не верил и жевал губу в раздумьях, отодвинув то, что Самхарт вела себя вызывающе, и ее, по уму, нужно было просто выставить вон.

Таш потер подбородок, склонившись к коленям и в этой неестественной для человека, но удобной для ворона позе, рассматривал девушку, как нечто выдающееся. Ристан просто потерялся, Нерс насторожился, а Эхинох потерял свою легкость восприятия и как -то сразу перестал выглядеть юным и беззаботным, не вызывающим серьезного отношения.

Он переглянулся с дедом и тот с пыфаньем отклонился к спинке кресла, начал постукивать пальцами по подлокотнику.

Эрлан пришел в себя и медленно встал:

– Я не стану отвечать на заявление девицы Самхарт о невыполнении своего долга. Вы знаете обстоятельства дела, и знаете, почему получилось так, а не иначе. Я скажу о другом – мне странно слышать, что изгой каким-то образом может проникать в Морент, – со значением посмотрел на Таша и тот выпрямился, бровь выгнул. – Но это факт, как факт то, что Эберхайм уже не раз подвергал серьезному риску жизнь моей жены, более того, действительно хотел ее смерти. Уверен, что именно он замутил ей разум фантастичной ложью, которую она по нездоровью выдает всем за правду и верит сама. Эйорика слаба, потрясена потерей ребенка, и мне думается, что Эберхайм пользуется ее состоянием, чтобы отомстить мне. Она лишь орудие в его руках, ничего не ведающее, наивное орудие мести изгоя, которому не досталось положить за эти годы всех изначальных.

– Угу? А скажи мне, за что Эберхайму мстить именно тебе, да еще таким странным способом? Ну, согласись, слишком сложно и рискованно проникать в Морент для того, чтобы может быть доставить тебе неприятности. Эти неприятности Этан получил бы себе с большей вероятностью, – медленно подошел к Лой Эхинох. – Тогда что заставило его рисковать? Дочь? Да, ради этого – я поверю. Но тогда возникает второй вопрос – зачем рисковать собой, чтобы убить родную дочь или досадить через нее ее мужу?

– Я не Эберхайм, – бросил с презрением Эрлан, давая понять, что не собирается разбирать, что там себе думал и планировал изгой.

Эхинох как будто этого и ждал:

– Нет? – выгнул бровь. – Разве? Разве не ты здесь говорил, что он уничтожил самые сильные ветки изначальных, что в один день спалил мельберны и дейтрины вместе с учениками?

– Да, это так.

Эхинох со значением уставился на деда и опять повернулся к светлому:

– А разве на тебе нет крови своих собратьев?

– Я убивал изгоев и предателей. Моя совесть чиста и закон на моей стороне. Выйди за стены Морента, советник, посмотри, что творится там, за границами вашего города, может быть тогда, у тебя не возникнут подобные вопросы.

Стало тихо. Маэр думал, насуплено разглядывая изначального и, жестом призвал внука. Тот нехотя встал за спинкой кресла, но продолжал смотреть на Лой с глубокими сомнениями.

– Я тоже убивала, – тихо призналась Лала. – На моем счету четверо багов и один из них – светлый.

Маэр перевел взгляд на нее. Таш шумно вздохнул и отошел к окну, встав спиной к присутствующим.

Пауза затянулась, но никто не хотел ее нарушать. Маэру тяжело давалось решение, остальные не могли вмешиваться.

– Один вопрос Эрлан Лой – кто убил деттов Ло и Шоэ, стража Самхарт?

– Люди Эберхайма. Это может подтвердить каждый из тех, кто выжил. Нам помогло лишь право Порверша и воинская сноровка Сабибора.

Ответ четким, сразу – без паузы на раздумья.

Маэр огладил бороду и хлопнул рукой по подлокотнику:

– Хорошо. Ты готов выдвинуть требования по вопросу разрыва уз?

– Нет, – сжал губы.

Маэр тяжело поднялся.

– Девица Самхарт, по твоему заявлению будет проведено расследование. До его окончания ты будешь находится в изоляции.

– Не понимаю…

– А как ты думала?! Девица из побочной ветки убивает светлого – это тебе не языком молоть! Пока не будут выяснены обстоятельства дела, ты будешь под строгим надзором!

– А как же Эя?! – возмутилась и не на шутку испугалась Лала. – Вы хотите, чтобы она погибла?!

– Я хочу, чтобы она поскорее выздоровела!! – громыхнул Хранитель. – Я хочу поговорить с ней и выяснить, наконец, что происходит, кто из вас кого и в чем покрывает, кто лжет, а кто введен в заблуждение, кто намеренно вводит, а кто непреднамеренно! Вы сами не ведаете, что городите! У меня уже мозг опух просеивать ваши домыслы через сито фактов! И молчать всем! – грохнул тростью, заметив, что и Лой и Самхарт хотят его перебить, вставив очередное "веское" слово.

– За всю жизнь не встречал такого нагромождения лжи и правды! Изначальный рода Лой, ты тоже будешь изолирован, как и все, кто с тобой прибыл.

– Это не по закону. Моя жена…

– Находится под моей опекой!

– Поэтому летит со скалы как птица, а потом к ней, прямо в ваши владения залетает Эберхайм?!

– Пыф! – выдал старик и прикрыл глаза ладонью. – Он мне еще о законе будет говорить… Да вы все ненормальные! Еще час назад тебе было плевать, что там с твоей женой! Или ты забыл, чья она дочь?! Это уже не имеет для тебя значения?!

– А вы уже посмотрели книгу судеб и можете доказать, что она сказала правду, а не выдала чью-то ложь за действительность?

Маэра его слова вывели из себя:

– Ааааа А! – выдал, откидывая трость. Из сжатых кулаков вылетели молнии и обдали голубым свечением пол.

И стало очень тихо. Каждый попытался стать, мало неслышным, но и незаметным. Лала вовсе покачнулась, и не придержи ее Лой – рухнула бы от страха.

Хранитель медленно прошел к креслу, сел и уже спокойнее объявил:

– Эрлан Лой, я сегодня же посмотрю книгу судеб и дам тебе ответ. Но думаю, ты знаешь его без меня. Поэтому ты волен поступать по закону своей совести и чести.

Эрлан склонил голову – это был приговор, и мужчина прекрасно все понял.

– Но я требую, чтобы вы оставили Эйорику в покое пока она не выздоровеет. Ее страж вернулся и занял свое место. Несмотря на то, что знает о ее заявлении. Ему потребовалось меньше времени на принятие решения, – не сдержал укола Маэр.

– Как можно допускать Кейлифа после того как он не выполнил… – начал Эрлан и закончил, заметив предупреждение в глазах Хранителя.

– У ее покоев так же будет дежурить Майльфольм.

– Кто?! – не скрыл эмоций Эрлан. Заявление Маэра было уже вызовом, откровенным издевательством.

– Майльфольм! Я сказал!

– Предатель?! Вставший на сторону Эберхайма, не выполнивший свой долг не единожды?! Подвергший Эйорику риску ради своего нового хозяина?! Виновный в смерти ее сестры – Нейлин?! Вы что, хотите изничтожить весь род Лайлохов?!! – Эрлан настолько возмутился, что ему уже было все равно, как воспримет его тон Хранитель. – Вы намеренно подвергаете Эю опасности?! Тогда почему бы кому-нибудь из вас не пойти и не убить ее сразу, к чему тянуть?!

– Эрлан Лой!! – рявкнул старик и имя прозвучало как "щенок"! – Позволь мне самому решать кто, что и зачем!! И пошел вон отсюда пока не вызову!!

Светлый сжал зубы, и, не сказав ни слова, бледный от гнева быстро покинул зал совета. Маэр проводил его недобрым взглядом и покосился на Эхиноха. Тот еле заметно прикрыл веки: понял.

– Нерс, займись Самхарт! – рыкнул советнику, не желая больше видеть никого из пришлых, да и своих помощников тоже. У него все еще не укладывалась в голове информация, что принес ему Таш, а тут все более и более возмущающие новости на голову сваливаются, грозя погрести.

Да, надо открывать книгу судеб и просматривать факты, иначе просто не разобраться.

И поморщился – опасно око тревожить, да и тяжко от него уму и глазам. Но выхода нет.

Советник повел девушку к себе, и та хоть и не упиралась, но все время оглядывалась, надеясь, что Хранитель отменит свое решение. А тот застыл в кресле, глядя перед собой.

Эрлан был взбешен. Давно он не белел скулами и не темнел глазами от ярости. Последний раз Лири помнил как раз перед встречей с Эйорикой, когда по заданию Дендрейта убирали последних богов. Правда тогда и Эберхайм вне себя был. Оно понятно – его последней опоры лишили. А Лой… для того само упоминание "Эберхайм", как сигнал к буре.

Ох, рубились они тогда. С рыком.

Чудо что Этан не стал добивать Эрлана. Впрочем, наоборот, понятно – оскалился, придавливая поверженного ногой в рану и процедил:

– Сам подохнешь. Но хоть часть своих проступков смоешь кровью и муками. Щщщенок!

Не так давно это было, раны долго заживали и рубцов, благодаря Лайлох, не оставили. Вроде даже на душе их заживила, но как только отодвигать Эрлана стала, снова вскрываться начали. Оно понятно – родителей, друзей, знакомых, невесту – всех Эберхайм положил. Дома и мира привычного лишил. Потом в бою победил, почти к предкам прямиком отправил. А теперь еще и меж свитыми встает. Даже здесь влезает, и ясно, переживает Лой, что как в те случаи, опять повержен будет.

Только не по себе Лири было, глядя на хозяина. Знал он, чем дело кончиться может.

Эрлан к комнате Эрики подошел, не глядя на Майльфольма, но тот в дверях встал, не пуская.

"Зря-я", – поморщился Лири.

Эрлан уставился на стража и тот отодвинулся, буквально втиснувшись в двери:

– Приказ хранителей, – просипел.

– Приказ? – мужчина улыбнулся, но лучше б этого не делал. Май желваками заиграл, чувствуя, что его сейчас вместе с башнями снесут.

– Я ее муж. Забыл?

– Нет. Знаю. Но она выдвинула требование, и ты тянешь с ответом…

– А вот это не твое дело, – схватил его за грудки и втиснул в косяк, так что тот трещать начал. – Так что тебе хозяин пообещал за помощь? Что вы с ним задумали? – процедил.

Майльфольм бледнел, но упрямо молчал, язык прикусывая. И вот отпихнул, забыв закон.

– Я могу задать те же вопросы, – бросил как вызов, но ответа ждать не стал. Добавил твердо, как отрезал. – К Эйорике ты пройдешь в двух случаях – если будет решение совета и через мой труп.

Эрлан пару минут оглядывал его с ног до головы, как самого презренного из существ, и бросил лениво, но так что проняло сразу:

– Второй вариант мне нравится.

И пошел прочь, но у лестницы остановился и кинул обещающий взгляд на стража:

– Мы с тобой еще за Нейлин не посчитались, а ты уже и этот счет в сто крат увеличил… Если хоть волос с головы Эи упадет – я тебя на куски порежу.

И как испарился, в пару прыжков с лестницы слетев.

Май к двери прижался, в себя приходя – худо дело. А главное по закону Лой прав даже если убьет. Другое непонятно: как Хранителю ума хватило развенчанного стража, взаимоотношения которого с Эберхаймом он и не отрицал, допустить до службы Лайлох.

Кейлиф отошел от окна и встал рядом, подперев плечом стену.

– А я прослежу, – заметил тихо и взглядом продублировал обещание Лой. Майльфольм отвернулся: понятно – веры ему и на грамм нет. Тогда, бабку Вегу за ногу, какого его в стражи вернули?

Этан прислушался к шуму за дверью, и снова уставился на дочь, как только все стихло:

– Щенок, видимо, буянил.

– Ты так его ненавидишь?

– Все что связано с ним – связанно с потерями. Он и тебя к пращурам отправляет одним своим присутствием. Я рад, что совет запретил ему тебя тревожить, – поправил девушке волосы, убрав прядку у щеки. После того как он заставил ее принять еще один кристалл, ей стало много лучше – жар спал, взгляд стал осмысленным и вид не таким жалким. И все же, о здоровье говорить рано.

– У тебя хороший слух, – заметила тихо.

– Не жалуюсь.

Эя с прищуром смотрела на отца, еще только пытаясь уложить в голове, кто он. Разум, вопреки сердцу, принимал его с трудом.

– Надеюсь, мне не придется выбирать меж ним и тобой, – заметила сухо. Она с трудом и только -только свыклась с мыслью, что любит Эрлана и он надолго в ее жизни, как все рухнуло, и теперь нужно свыкаться с обратными фактами. Она долго привыкала, что Эрлан идеал, а теперь с трудом воспринимает его грешный образ. Он и Вейнер так долго тянули ее каждый в свою сторону, что еще одну "перетяжку" уже меж отцом и любимым, она не выдержит – не канат, однако.

И загрустила – "любимый". А ведь факт. Вот такой, далеко не идеальный, не "плакатный герой", где-то неоднозначный по поступкам, даже отрицательный, он стал ей еще ближе и дороже. Только попытка примирить Монтекки и Капулетти, как ей помнится, прошла неудачно. И как-то не хочется заниматься плагиатом финала.

– Ты уверен, что он все знал? Стефлер спокойно мог использовать его вслепую.

– Эйорика, Лой правая рука Дендрейта, – сухо бросил мужчина и, было видно, что само упоминание этих двух имен его изрядно раздражает.

– И что? Он и нам дал задание. Выдал фото твоей Анны в зубы и приказал найти и домой вернуть. Все. И мы пошли. Как бараны. Как всегда. Никто не станет задавать лишних вопросов – есть приказ, его надо выполнить – рассуждения оставь при себе.

– Ты пытаешься его оправдать?

– Я хочу быстрее войти в норму и поговорить с ним. Прямо. Чтобы он, глядя мне в глаза сказал…

– Ты примешь, все, что он скажет, причем не осознавая. Такое право у Лой, – напомнил весьма прохладным тоном.

– Пока пролетает.

– Тебе кажется. Он крепко держит тебя, девочка. И ты это знаешь – признавать не хочешь.

– Дендрейта остановили? – решила перевести разговор на другую тему – не то состояние, чтобы в полемику вступать.

– Не знаю, – и вздохнул, глядя на девушку. – Мне казалось, что раны давно зажили, а увидел тебя тогда, и словно вновь вернулся на двадцать пять лет назад. Как вчера было. Знаешь, у тебя очень сильное право – ты притягиваешь так, что не отлепить. Только с мясом и костями отодрать.

"Угу. Только почему-то увечных – тебя, Эрлана, Шаха… все слегка душой исковерканы. Все трое в ненависти много лет по жизни шагали", – подумала и вспомнила слова Маэра: "тебе дано возвращать любовь в сердце иссушенное ненавистью и болью".

Проклятье, а не дар… Но, действительно может пригодится. Если и Стефлер в сердце Сахару носит. Убивать любовью она еще не пробовала, но, похоже, это посильней, чем ЭП. Сносит наглухо и бесповоротно.

– Что ты собираешься делать? – спросила у отца.

– Дождусь когда ты выздоровеешь и заберу тебя. Вернемся ко мне, на красную сторону.

– А меня ты спросил – хочу я с тобой ехать?

– Тебе нельзя здесь оставаться. Даже здесь.

– Я давно взрослый человек, отец, и сама решу, куда и зачем мне идти, и стоит ли идти вообще. И кстати, с кем – тоже.

Этан смотрел на нее спокойно, но в зрачках плавало предостережение и несогласие, власть и упрямство. И эти пару секунд глаза в глаза сказали ей больше, чем сказали бы генетики – она четко увидела себя. И возникло уже не зыбкое, а четкое ощущение сродства.

– Позволь мне шагать по жизни самой, – скорее попросила, чем констатировала.

– Ты уже пошла – сразу попала в паутину гиблых чар и до сих пор вырваться не можешь. Ты идеализируешь Эрлана, детка.

– У меня есть другой кандидат – Вейнер, – выдала для проверки.

Этан фыркнул и вдруг разразился громовым хохотом. И смолк, сообразив, что его наверняка услышат. Ушел к окну:

– Поговорим позже. Хыррр! Только не смеши меня так сильно, девочка.

– Почему нет?

– Ты и это недоразумение?

Этан опять хохотнул и стал уменьшаться. Прыгнул на подоконник уже вороном и растопырил крылья, покачиваясь и хыркая – даже птицей его смех разбирал.

Глянул на девушку и вылетел.

Та закрыла глаза: потом об этом подумаю, а сейчас спать.

А Вейнера маяло. Ночью спать не мог, день бродил неприкаянно, учеба до чертиков надоела, и вообще, от пристойности вокруг, маяты внутри и тоски по Эре уже зубы сводило. И понял – баста, пофигу что там и как было, что подумают вообще и в принципе. Если Эрлан дурак, он на него равняться не станет. Плевать ему кто папаша у Эры – хоть сам Сатана. Заслужит – получит, скидок как родственничку не будет. И девушка тут не причем. Она – Эрика, а не Этан.

Нарвал опять цветов и взлетел на этаж. И обломился – у дверей старый знакомый стоял.

– К светлой нельзя. Приказ Хранителя.

Вейнер стоял, мечтая размазать эту рожу по двери, что он собой прикрывал как амбразуру, но вместо этого втиснул ему в грудь букет и бросил:

– Передай: Вейнер заходил и руки просил.

– Чего? – не понял Май и оказался за дверью. Шах, чуть поддавшись, взглядом толкнул его, вот страж и выпал в комнату вместе с букетом. Только на дороге уже Кейлиф встал, закрыл собой вход и дверь рукой за спиной придержал.

– Мы не причем, светлый. У нас приказ и мы его выполняем.

Вейнер погонял травинку в зубах, глядя на Кей и нехотя кивнул, отступил. К этому стражу он неприязни не испытывал, да и говорить умел мужик нормально, не то что его напарник. В общем – свой, а со своими он не лютует.

– Я здесь подожду, – сложил руки на груди и подпер спиной стену напротив комнаты.

Эра проснулась от грохота падения, приподнимаясь, с удивлением уставилась на стража, лежащего на полу и усыпанного сеном.

Майльфольм хмуро глянул на нее снизу вверх.

– Здравствуй, светлая, – буркнул, поднимаясь.

– Эээ… Каким ветром?

– Буйным, – сгреб охапку с пола и кинул на стол. – Это от него.

– От ветра?

Май глянул на нее: в дурочку не играй.

– Просил твою руку.

– А! Вейнер. Понятно.

– Мне непонятно, чего не ногу или ухо, – пошел к дверям, ворча.

Эя улыбнулась.

– Стой. А ты сам как здесь оказался? В стражах опять?

– Ты против? – обернулся.

– Нет.

Мужчина кивнул: ну, хоть на том спасибо.

– Буйному, что-нибудь передать?

– Скажи, что конечности заняты, – улыбнулась и легла – спать хотелось. И надеялась – проснется и будет совершенно здорова, и разберется.

Май кивнул и вышел.

И тут же Вейнер упер в него тяжелый взгляд:

– Что сказала?

– Что конечности заняты, – сообщил холодно.

Шах выпрямился, отлипая от стены, постоял с постным лицом и ушел.

– Весело у вас, – протянул Майльфольм. Кейлиф смотрел, как изначальный спускается вниз по лестнице и ответил:

– Обхохочешься. Что ни день – то подарок. Этот еще придет, помяни мое слово.