Сферическая трагедия в трёх действиях #img_3.png
Действующие лица
О т е ц — В о й ц е х В ал п о р — старик, бывший шкипер торгового судна. Невысокий, плотный, но не толстый. Костюм моряка. Берет со светло-синим помпоном. Седая борода клинышком. Седые усы.
О н — Э д г а р В а л п о р — его сын. Около 30 лет. Выбрит. Красив.
С ы н о к — Т а д з ё — мальчик лет 10, с длинными светлыми волосами.
Л е д и — г е р ц о г и н я А л и ц и я Н е в е р м о р — высокая блондинка, довольно величественная и очень красивая, около 25 лет.
В о д я н а я К у р о ч к а — Э л ь ж б е т а Ф л э й к - П р а в а ц к а я — особа неизвестного происхождения, примерно 26 лет. Блондинка цвета льна. Глаза светлые. Среднего роста. Очень хороша собой, но ничуть не соблазнительна. Нос слегка, самую малость вздернут. Очень крупные, полные, ярко-красные (цвета печенки) губы.
Н е г о д я й — Р и ч а р д д е К о р б о в а - К о р б о в с к и й, recte М а ч е й В и к т о с ь — красивый брюнет, на вид — типичный подлец. 20 лет, бритый, немного похож на Эдгара Валпора.
Т р о е С т а р ц е в:
Э ф е м е р Т и п о в и ч — бизнесмен, бритый, короткие седые волосы, преисполнен сознания собственного могущества.
И с а а к В и д м о в е р — длинный, худой, седоватый семит с черными усами и бородкой клинышком. Движения изысканные, ассирийский тип.
А л ь ф р е д Э в а д е р — беспокойный рыжий семит в золотом пенсне, худой, высокий. Усы; никаких признаков бороды, типичный хетт.
Л а к е й — Я н П а р б л и х е н к о — обычный слуга. Рыжий, веснушчатый. Чисто выбрит.
Е щ е ч е т в е р о Л а к е е в — двое черных, двое альбиносов с длинными волосами. Все (в том числе Ян) в белых чулках и синих фраках с жабо. На фраках множество военных регалий. Средних лет. Ян отличается от других красными аксельбантами.
Т р о е С ы щ и к о в: главный шпик — А д о л ь ф С м о р г о н ь, блондин с длинными усами. Один из двух оставшихся — усатый господин в очках. Второй — с длинной черной бородой. Выглядят неестественно, банально.
Н я н ь к а — А ф р о с ь я О п у п е й к и н а — добрейшая баба. Толстая блондинка, 40 лет.
Ф о н а р щ и к — бородатый субъект в синей рабочей блузе.
Дополнительное предписание центральных властей: говорить без аффектации, без «души», даже в самые неприятные моменты.
Действие первое
Гладкое поле, поросшее редкими кустами можжевельника. Некоторые кусты в форме кипариса (два слева, три справа). Кое-где островки желтых цветов (песчаная равнина, похожая на ланды). На горизонте полоска моря. Посреди сцены холм (высотой 1 м). В него вбит столб цвета бордо (высотой 1,5 м). На столбе огромный восьмигранный фонарь зеленого стекла (возможно, в серебряной богато украшенной оправе). У столба стоит В о д я н а я К у р о ч к а — в дамской сорочке. Обнаженные руки. Довольно короткие волосы, стянутые наверху синей лентой, торчат высоким хохлом, рассыпаясь вокруг головы. Черная юбка, почти кринолин, но короткая, ноги голые. Слева стоит О н, одетый так же, как те трое связанных людей, в иллюстрированном издании «Робинзона». Треуголка, ботфорты с очень широкими вывернутыми голенищами (XVIII в.), в руках двустволка скверного образца. Он как раз ее заряжает, стоя справа вполоборота к залу. Слева красное заходящее солнце. Небо затянуто тучами фантастической формы.
К у р о ч к а (с мягким упреком). Ну, можно немного быстрее?
Э д г а р (кончив заряжать). Ладно — сейчас, сейчас. (Изготавливается и прицеливается в нее; пауза.) Не могу, черт возьми! (Опускает ружье.)
К у р о ч к а (так же, как раньше). Напрасно ты мучаешь и меня, и себя. Ведь все уже решено, Мне казалось, наконец-то после долгих терзаний мы поняли друг друга. И вот опять колебания. Будь мужчиной. Ну же — целься скорее!
Э д г а р (поднимая ружье). Я не подумал об одной вещи — впрочем, все равно. (Изготавливается и прицеливается; пауза.) Не могу — ну, не могу нажать на курок, и все тут. (Опускает ружье.) Главное, не с кем будет поговорить. С кем я буду разговаривать, если тебя не станет, Эльжбетка?
К у р о ч к а (вздыхает). Ах! Больше будешь общаться с самим собой. Это пойдет тебе на пользу. Ну — смелее! Только миг. Всё осмыслишь потом.
Э д г а р (по-турецки садится на землю, держа дробовик на коленях). Да не хочу я с самим собой.
К у р о ч к а (садится на холм, отрешенно). Раньше ты так любил одиночество. Помнишь, как от меня бегал? А что теперь?
Э д г а р (зло). Привык. Это ужасно. Между нами словно какая-то эластичная нескончаемая нить. В самом деле, я уже два года не был один. Даже когда ты была далеко — нить растягивалась, но не лопалась никогда.
К у р о ч к а. Так поставь хоть раз эксперимент. Со мной ничего нового у тебя уже не будет. А так — есть еще кой-какие возможности. Я говорю не о женщинах, а вообще.
Э д г а р. Ты пытаешься воздействовать на самую подлую сторону моей натуры. Чисто по-женски. (Вскакивает.) У тебя, наверное, просто мания самоубийства. Сама ты боишься и используешь меня как орудие. Как придаток к ружью. Это унизительно.
К у р о ч к а. Что за смешные подозрения! Смерть для меня ничто — это правда, но я вовсе не хочу умирать. А жизнь — тоже ничто, как и смерть. Самое мучительное — вот так стоять у столба.
Солнце заходит — смеркается, постепенно темнеет.
Э д г а р (сжимая ружье). А, это невыносимо! Знаешь — давай всё бросим и пойдем отсюда. Проклятое место. Здесь ничего не может произойти.
К у р о ч к а (мягко). Нет, Эдгар, ты должен решиться — сегодня все должно быть кончено. Мы так решили, и хватит. Я больше не могу влачить такое существование. Что-то во мне сломалось, прежнего никогда не вернуть.
Э д г а р (неуверенно мычит). Гмм. Как подумаю, что́ со мной будет сегодня ночью, мне становится плохо. Какая скука, какая тоска, порочный круг, бесконечный, замкнутый в себе навеки. И некому будет рассказать. А ведь в этом вся прелесть жизни!
К у р о ч к а (с укором). Даже в эту минуту ты мелок. И все же ты действительно был для меня чем-то большим, чем я думала, что ты можешь быть. Ты был моим ребенком и отцом — что-то среднее, бесформенное, заполнявшее мой мир своей неопределенностью. (Изменив тон). И все-таки до чего ты мал — не как ребенок, а безотносительно, абсолютно...
Э д г а р (в гневе). Да, знаю — я не министр, не директор завода, не общественный деятель, не генерал. Я человек без профессии и без будущего. Я даже не художник. С помощью искусства можно хоть погибнуть как-нибудь оригинально.
К у р о ч к а. Жизнь как таковая! Помнишь теорию своего друга, герцога Невермора? Так называемое творчество в жизни. Ха-ха!
Э д г а р. Убожество этой концепции — причина всех моих несчастий. Десять лет бесплодной борьбы с самим собой. И после этого ты удивляешься, что я не могу решиться даже на такую малость, как убить тебя. Ха-ха! (Ударяет прикладом о землю.)
К у р о ч к а. Я как раз и хочу, чтоб ты наконец совершил нечто великое. Вовсе не так уж мало — убить меня. Позднее ты в этом убедишься.
Э д г а р (иронически). Позднее, позднее. А если я уверюсь, что это всего лишь еще одна ошибка, что величие в том-то и состояло, чтобы сейчас в полном согласии вернуться вместе с тобой домой и поужинать? Ах, эта всеобщая относительность!
К у р о ч к а. Как он глуп. Величие состоит именно в том, что нечто — неповторимо...
Э д г а р. Не позволяй себе лишнего. Прошу тебя, без оскорблений. Это даже в театральных пьесах запрещают, хоть и без особого успеха.
К у р о ч к а. Хорошо, но признай сам: это замкнутый круг. Величественно все, что неповторимо. Только в этом величие смерти, первой любви, потери невинности и так далее. Все, что можно повторить несколько раз, становится из-за этого незначительным.
Сквозь тучи пробиваемся слабый свет луны.
А ты не хочешь совершить ничего неповторимого и при этом жаждешь величия.
Э д г а р (иронически). Величие есть также в мужестве, в самопожертвовании, в страдании ради кого-то, во всяком отречении от своих интересов. Но во всем этом его нет, потому что каждый, кто от чего-то отрекается, находит в собственном величии такое удовольствие, что именно вследствие его становится ничтожен. Каждое произведение искусства есть нечто великое, ибо оно единственно в своем роде. Давай-ка сразу принесем себя в жертву друг другу или начнем вместе выступать в цирке.
К у р о ч к а (иронически). Любое создание также единственно, а значит — величественно. Ты велик, Эдгар, и я тоже. Если ты меня не застрелишь сию же минуту, я буду тебя презирать как последнего слизняка.
Э д г а р. Эх, до чего же мне все это надоело. Я пристрелю тебя как собаку. Ненавижу тебя. Ты воплощение всех моих угрызений совести. Это я мог бы тебя презирать.
К у р о ч к а. Не будем ссориться. Не хочу, чтоб мы расставались со скандалом. Подойди, поцелуй меня в лоб последний раз, а потом стреляй. Мы же все обдумали. Ну, иди.
Эдгар, положив ружье, нерешительно приближается к ней, целует ее в лоб.
А теперь за дело, любимый, не надо больше колебаний.
Э д г а р (возвращается налево, на прежнее место: поднимает ружье). Ну ладно. Кончено. Будь что будет. (Передергивает затвор.)
К у р о ч к а (хлопая в ладоши). Ах, как хорошо!
Курочка застывает, Эдгар изготавливается, долго прицеливается и бьет из обоих стволов дуплетом. Пауза.
К у р о ч к а (продолжая стоять, совершенно не изменившимся голосом). Первый мимо. Второй в сердце.
Э д г а р (молча вытряхивает гильзы из ружья, после чего медленно кладет его на землю и закуривает). Об одном забыл — что я скажу отцу? Пожалуй...
Пока он говорит, из-за холма появляется Т а д з е в темно-синем костюмчике с кружевным воротником и прячется в кринолине Курочки.
К у р о ч к а (стоит). Иди к папе, Тадзе.
Э д г а р (оборачивается, замечает Тадзе, говорит равнодушно). А, снова какой-то сюрприз.
Т а д з е. Папа, папочка! Не сердись!
Э д г а р. Я не сержусь, дитя мое. Хочу только немного передохнуть после всего этого. Но откуда ты здесь взялся?
Т а д з е. Не знаю. Я проснулся от выстрелов. А ты мой папа.
Э д г а р. Можно и так. Знаешь, малыш: мне все равно. Я могу быть даже твоим отцом, хотя и не выношу детей.
Т а д з е. Папа, а ты меня не будешь бить?
Э д г а р (слегка невменяем). Не знаю, не знаю. (Овладев собой.) Видишь ли, тут кое-что произошло... Пока я не могу тебе рассказать. Эта госпожа (показывает на Курочку) в некотором роде... Но зачем я тебе об этом говорю...
Т а д з е. А скажи, во что ты стрелял?
Э д г а р (грозно). Положи сию же минуту!
Тадзе кладет ружье.
Э д г а р (мягче). Я стрелял, ну, как бы тебе сказать — просто...
К у р о ч к а (слабым голосом). Ничего не говори... Уже скоро...
Э д г а р. Да, мой мальчик. Все не так просто, как кажется. Можешь считать меня своим отцом. Но будь осторожен — кем станет твой отец и кто он, это еще вопрос.
Т а д з е. Ты ведь уже старый. Ты должен все знать.
Э д г а р. Не так много, как ты думаешь. (Курочке) Это какой-то кошмар. Я столько должен был тебе сказать, что жизни не хватило бы, а тут вдруг этот сопляк, и последние минуты безнадежно испорчены.
К у р о ч к а (слабеющим голосом). Я умираю. Помни обо всем. Ты должен стать великим хоть в чем-нибудь.
Э д г а р (делает к ней несколько шагов). Великим, великим. Но в чем? В ловле рыбы, в пускании мыльных пузырей?
К у р о ч к а (слабо). Не подходи ко мне. Это конец.
Оседает на холм. Луна сквозь бегущие тучи неровно освещает сцену. Сейчас она светит довольно ярко.
Т а д з е (поднимает ружье). Папа, что с этой госпожой?
Э д г а р (знаками показывает ему, чтоб он вел себя тихо; не отворачиваясь от Курочки). Тихо, подожди.
Молча смотрит на Курочку, та умирает, полулежа на холме и прижав руки к груди. Она тяжело, хрипло дышит. Тучи окончательно затягивают луну. Темно.
Т а д з е. Папочка, я боюсь. Тут страшно!
К у р о ч к а (едва слышно). Иди к нему... Я не хочу...
Умирает. В это время меняются декорации: поле превращается в двор казармы. Сзади вырастает желтая стена четырехэтажного дома. С двух сторон выдвигаются стены. Постепенно загорается слабый свет в окнах фасада и в подворотне внизу. Эдгар подходит к Тадзе и молча его обнимает.
Э д г а р. Ну вот, теперь я один. Могу заняться тобой.
Т а д з е. Я боюсь. Что случилось с этой госпожой?
Э д г а р (отпускает его). Скажу тебе правду: она умерла.
Т а д з е. Умерла — я не знаю, что это значит.
Э д г а р (удивленно). Не знаешь? (Немного раздраженно.) Ну как будто заснула, только уже никогда не проснется.
Т а д з е. Никогда? (Изменившимся тоном.) Никогда. Я обещал, что больше никогда не буду воровать яблоки, но это было по-другому. Никогда — я знаю: это одно и то же без конца. Бесконечно...
Э д г а р (раздраженно). Ну да, это бесконечность — вечность.
Т а д з е. Знаю — Бог бесконечен. Я никогда не мог этого понять. Папа, как я много теперь знаю. Понимаю всё. Только жаль эту госпожу. Я хотел бы ей это сказать.
Э д г а р (наполовину про себя, угрюмо). Я тоже многое хотел бы ей сказать. Гораздо больше, чем ты.
Т а д з е. Папа, скажи правду. Ты что-то недоговариваешь, а это очень важно.
Э д г а р (выйдя из задумчивости). Ты прав. Я должен тебе сказать. Да больше и некому. (С нажимом.) Это я ее убил.
Т а д з е. Убил? Так ты в нее стрелял? Смешно. Ха-ха... Как на охоте.
Э д г а р. Тадзе, Тадзе, не смейся — это страшно.
Т а д з е (серьезно). Совсем не страшно, если все было так, как ты говоришь. Я тоже стрелял по воронам из «флобера». Ты кажешься мне таким большим, папа. Но, вы все до чего похожи на пожирающих друг друга насекомых. Люди как мошки — а Бесконечность голосом тайны их манит к себе.
Э д г а р. Откуда это? Где ты это вычитал?
Т а д з е. Может быть, мне приснилось? У меня бывают такие странные сны. Рассказывай дальше, папа, я все тебе объясню.
Э д г а р (садясь на землю). Видишь ли, вот как это вышло: я должен был чем-то стать, но никогда не знал, чем, то есть кем именно. Мне даже в точности не известно, существую ли я, хотя то, что я ужасно страдаю, безусловно реальность. Эта женщина (указывает назад большим пальцем левой руки) хотела мне помочь и сама попросила меня, чтоб я ее убил. В конце концов мы и так все умрем. Так утешают себя люди в несчастье.
Справа входит Ф о н а р щ и к и зажигает фонарь. Яркий зеленый свет восемью концентрическими кругами заливает сцену. Тадзе садится возле Эдгара — они продолжают разговор, не обращая внимания на слушателя.
Почему? Почему? Если не живешь, как все, не работаешь ради какой-нибудь цели, если не ходишь кругами в упряжке, как лошадь с повязкой на глазах, то тогда, уверяю тебя, Тадзе, собственно говоря, ничего не ясно. Цель в себе, как говорит мой друг Эдгар, герцог Невермор. Но я никогда не мог приблизиться к полному пониманию этой глубочайшей истины.
Т а д з е (серьезно кивая). О, это понятно. Мне тоже хочется неизвестно чего и в то же время совершенно ничего не хочется — понимаешь?
Э д г а р (обнимая его). О да — понимаю. Ты рановато начал, малыш. Что с тобой будет в мои годы?
Фонарщик, который слушал их все это время, молча выходит направо.
Т а д з е. Я стану разбойником.
Э д г а р (отстраняется от него с неприязнью). Тихо, не говори так. Мне тоже иногда хочется сотворить что-нибудь ужасное.
Т а д з е. Ха-ха, папа, какой ты смешной. На самом-то деле ничего ужасного нет — просто иногда бояться бывает страшно. А ужасные вещи, по-настоящему ужасные, я рисую только акварельными красками, знаешь? Такие таблетки. А боюсь я очень, но только во сне.
Э д г а р (вскакивает). Ничего не происходит, ничего. Я думал, что-то случится, но нет, все тот же покой, земля тихо вращается вокруг своей оси. Мир — бессмысленная пустыня. (Оглядевшись, замечает казарму). Смотри-ка, Тадзе: похоже, нас посадили в тюрьму. Желтые стены.
Вспыхивает свет в центральных окнах казармы. Тадзе встает и осматривается.
Т а д з е. Я знаю этот дом. Тут стояли военные. А там выход к морю. (Показывает на ворота казармы.)
Э д г а р (разочарованно). Ах вот как! А я думал, это тюрьма. Я словно пес, которого спустили с цепи, когда он уже разучился бегать. Теперь всю жизнь буду ходить вокруг будки, но смелости сбежать не хватит от страха — вдруг всё ложь и я по-прежнему привязан. (Тадзе.) Но скажи, откуда ты, собственно, взялся?
Т а д з е (немного подумав). Не знаю и даже вспоминать не хочу. Я сильно болел, в каком-то доме для мальчиков. Мамы у меня не было. Потом проснулся здесь, когда ты стрелял. А этот дом я знаю, может, во сне видел...
Э д г а р (брезгливо машет рукой). Это не важно. Завтра я займусь твоим воспитанием.
Справа, никем не замеченный, входит О т е ц в костюме моряка, останавливается и слушает.
Т а д з е. Меня ты никогда не сумеешь воспитать, папа. Это невозможно.
Э д г а р. Почему же?
Т а д з е. Потому что ты сам невоспитан. Я в этом разбираюсь.
О т е ц (подходит к ним). Отлично сказано, мой мальчик. (Эдгару.) Где ты откопал этого преждевременно созревшего оболтуса?
Э д г а р (вставая). Я его не откапывал. Он сам вылез из-за холма.
Отец оглядывается и замечает тело Водяной Курочки.
О т е ц. А это что? (Машет рукой.) Впрочем, все равно. Я в твои личные дела не вмешиваюсь. Водяная Курочка умерла. По такому случаю, если позволишь, ужинать дома мы не будем, перекусим тут на месте. А тело я прикажу убрать. Не выношу, когда трупы валяются где попало.
Свистит в свисток, висящий на желтом шнурке. Эдгар и Тадзе молча стоят.
Т а д з е. Забавно, мне кажется, будто я когда-то рисовал это акварелью и даже...
Слева вбегают четверо Л а к е е в и выстраиваются в шеренгу.
О т е ц (кивая на тело Курочки). Вынести эту даму. В казарме должен быть ледник. (Указывает пальцем на одного из Лакеев.) Скажешь дежурному, что за трупом я пришлю завтра. Ничего не спрашивать и ни о чем не болтать. Потом принесете сюда стол и подадите ужин.
Л а к е и. Да, понятно. Слушаюсь.
Бросаются к трупу Курочки и выносят его налево.
О т е ц (Тадзе). Ну, что ты на это скажешь, малыш? Нравится тебе? А?
Т а д з е. Это в самом деле занятно. Но чего-то все-таки не хватает. Сам не знаю, чего.
Э д г а р. Отец, оставьте его в покое. Я его усыновил. Завтра улажу формальности. Я начинаю другую жизнь. Не новую, а другую — вы понимаете, отец?
О т е ц. Начинай хоть с конца. Не отвертишься. Гоген начал рисовать, когда ему было двадцать семь, Бернард Шоу взялся за перо после тридцати. Да что там примеры. Говорю тебе: ты станешь художником, не будь я Войцех Валпор, бывший шкипер «Оронтеса» водоизмещением десять тысяч тонн. Сегодняшняя история — только начало, зато хорошее начало. Сознайся, Эдгарчик, ты сам убил эту свою Водяную Курочку.
Э д г а р. Именно так. Хотя на самом деле это она так хотела.
О т е ц. Ну конечно. Жизни с тобой она предпочла смерть. А без тебя она жить не могла. Бедная глупая Курочка. Мне жаль ее. Но что ты будешь делать теперь? Перед кем оправдаешь свое падение в длинных премудрых речах? А? Может, перед этим юным приемышем? А?
Т а д з е. Какой вы умный, господин капитан. Папа мне уже все рассказал.
Л а к е и вносят слева стол и быстро накрывают на пять персон перед холмом. Обычный стол, простые плетеные стулья.
О т е ц. Ну разве я не говорил? Тебе привалила удача, найденыш. Тебе открыл душу будущий великий художник — Эдгар Валпор. Запомни это.
Э д г а р. Отец, вы могли бы и не шутить. Минута совсем неподходящая. (Обращает внимание на стол). Но почему столько приборов?
О т е ц. Я жду гостей. Хочу обеспечить тебя врагами под видом друзей и, наоборот, доброжелателями в обличье злейших врагов. Не умеешь жить просто — живи иначе, пяться задом наперед, кружным путем. Довольно поблажек. Хватит.
Э д г а р. Отец, так вы?..
Тадзе играет двустволкой.
О т е ц. Да, да. Я знал, к чему идет дело. И многое предвидел. Не все, конечно. Я не знал, что ты ее застрелишь. Не хочу тебя портить, но должен признаться, мне это даже слегка импонирует. Слегка, повторяю, несмотря на то, что в этом много самого заурядного свинства.
Э д г а р. Дьявол, а не человек. Отец, так вы знали?
О т е ц. Что же тут странного? Помнишь, как мы жили втроем в домике на том берегу залива Стокфиш-Бич? Помнишь, у нее была мания — кормить моего рыжего кота лимонами? Тогда я вас хорошо понаблюдал. Вы думали, я занят только поиском сокровищ. Помнишь, она дала тебе тогда фиолетовый цветок и сказала: «Великий человек не спрашивает, в чем ему быть великим — он велик». Я это даже записал.
Э д г а р. Не говори больше, отец. Бедная Эльжбета, бедная Водяная Курочка. (Закрывает лицо руками.)
Т а д з е (с ружьем в руках подходит к нему). Папа, не плачь. Это только картинки, которые Бог рисует своим волшебными красками.
Э д г а р (открывает глаза и замечает ружье). Убери это! Не могу смотреть на этот предмет.
Вырывает у него ружье и швыряет направо. Лакеи все это время накрывают на стол, ни на что не обращая внимания.
О т е ц. Полегче. Полегче. Комедиант — сентиментальный неженка — слюнтяй.
Эдгар неподвижно стоит, уставясь в землю.
Помни о другой жизни. О другой — ты хорошо это сказал. Переселяйся на Марс или на планету Антарес, если не можешь здесь. Гости придут, понимаешь? Чтоб не смел меня компрометировать своей постной миной! Помни!
Справа доносится бестолковая игра на гармошке.
О, уже идут. (Эдгару.) Выше голову! Ни одной слезинки!
Т а д з е. Господин капитан, вы просто прекрасны. Вы как злой волшебник.
О т е ц (растроганно). Называй меня дедушкой. Вот и нашелся человек, который признал мой метод.
Гладит его по голове. Гармошка все ближе.
Э д г а р (оправдываясь). Я тоже признаю. Только не хочу, чтоб вы, отец, переходили...
О т е ц. Смотри, как бы я через тебя не перескочил, как конь через барьер. Молчать. Гости идут.
Справа входит герцогиня А л и ц и я. Она в бальном платье цвета морской волны, без шляпы, в платке. За ней М а ч е й В и к т о с ь (false Корбова-Корбовский, Ричард) во фраке, без шляпы; на ходу играет на гармошке. Следом трое С т а р ц е в.
Л е д и. Приветствую вас, господин Капитан.
Отец по-молодецки целует ей руку. Виктось перестал играть, наблюдает.
О т е ц. Сударыня, я безмерно рад. Обстоятельства несколько запутанные, но мы их распутаем. Вот только зря вы привели с собой этих господ (указывает на Старцев). Однако ничего не поделаешь — может, как-нибудь выйдем из положения.
Л е д и. Это очень милые господа. Я вам сейчас их представлю.
О т е ц. О, мы знакомы. (Небрежно здоровается со Старцами.) А теперь, герцогиня, позвольте представить вам моего сына, большого друга вашего покойного мужа. Эдгарчик, поздоровайся с госпожой. Мой сын — герцогиня Алиция Невермор.
Э д г а р. Как, Эдгар умер?
О т е ц. Об этом после — соблюдай приличия.
Э д г а р (целует герцогине руку). Скажите, что с Эдгаром?
Л е д и. Его сожрал тигр в джунглях Маньяпура. Он вечно искушал судьбу, пока наконец не лопнуло терпение Высшего Существа. Он умер через два дня после этого происшествия, и могу подтвердить — смерть его была прекрасна. У него был вспорот живот, он ужасно страдал. Но до последней минуты читал трактат Рассела и Уайтхеда «Principia Mathematica». Знаете, эти значочки.
Э д г а р. Да, знаю. Какая мощь! Бедный Эдгар. (Отцу.) Отец, почему вы мне ничего не сказали? Сколько бед сразу. Господи, неужели Эльжбета знала об этом?
Л е д и. Что-то еще случилось? Говорите. От Эдгара я столько слышала о вас. Он считал, что вы принадлежите к самому интересному типу на нашем маленьком шарике.
Э д г а р. Да, произошло нечто странное. Я на пороге другой жизни. Как бы уже за гробом...
О т е ц. Хватит. Просто он сегодня взял и пристрелил Водяную Курочку, как собаку. По ее собственному желанию. Вам не кажется, герцогиня, что это свинство?
Л е д и. А, эту, Эльжбету Правацкую. Я столько слышала о вас от Эдгара! Мой бедный муж часто получал от нее письма. Она писала такие странные вещи. Он потом всегда был сам не свой.
О т е ц. Я спросил, не кажется ли вам, что это свинство?
Л е д и. Но, господин Войцех, женщины так любят жертвовать собой: это же счастье — погибнуть ради кого-то. Правда, господин ...Эдгар. Как странно произносить это имя.
Э д г а р. Да... собственно... Не знаю. Я убил ее всего полчаса начал.
Л е д и. Жаль, я так хотела с ней познакомиться.
Э д г а р. Эдгар был в нее влюблен заочно. Он писал мне, что это единственная женщина, которую он мог бы по-настоящему...
Л е д и (недовольно прерывает его). Эдгар любил только меня, милостивый государь. Вы уж мне поверьте. У него не было даже ее фотографии.
Тадзе стоит слева и восторженно смотрит на всех.
Э д г а р. Но, герцогиня, я покажу вам письма Эдгара.
Л е д и. Это ничего не значит, он лгал. Давайте пройдемся, и я вам все объясню.
Лакеи все это время стоят навытяжку между холмом и столом. Эти двое проходят налево. Отец стоит, глядя то на них, то на Старцев и Виктося.
Л е д и (мимоходом). А кто этот милый мальчик?
Э д г а р. Мой приемный сын. Минут двадцать, как я его усыновил.
Л е д и (с улыбкой). Полчаса назад вы убили ее. Двадцати минут не прошло — и вы усыновили какого-то мальчика. Для одного дня, пожалуй, действительно многовато. Я слышала от Эдгара, что вы настоящий титан. Мальчик, как тебя зовут?
Т а д з е. Тадеуш Флэйк-Правацкий. (Герцогине.) А вы такая красивая. Как гадалка на моем рисунке.
О т е ц (разражается хохотом). Ха-ха-ха-ха! Вот это я люблю. (Бьет себя по коленям.)
Э д г а р. Отец, вы и это знали? Отец, вы знали, что у Эльжбеты есть сын, и ничего мне не сказали? Мне?
О т е ц (со смехом). Не знал, не будь я шкипер «Оронтеса». Это сюрприз. Иди сюда, мой Тадек, дай я тебя обниму.
Тадзе подходит.
Э д г а р. Так что же вы хотели мне сказать?
Л е д и. Я хочу доказать вам, что это ошибка.
Они проходят налево и разговаривают шепотом. Виктось нервно наигрывает на гармошке.
Э в а д е р. Господин Видмовер, тут дело темное. Думаю, нам лучше поужинать в «Астории». Из этого нелегко будет выкрутиться.
В и д м о в е р. Господин Эвадер, положитесь на меня. Ничего плохого не произойдет.
О т е ц (отпускает Тадзе). Ну, господа, прошу на ужин, сейчас для вас накроют. (Лакеям.) Шевелитесь! Мигом еще три прибора и побольше вина.
Лакеи бросаются налево.
Сегодня мы будем пить до потери сознания. Не так ли, господин Корбовский? Вы ведь бывший моряк?
К о р б о в с к и й (исторгает из гармошки дикий стон). Хорошо, господин Валпор. Только мне не нравится. (Показывает налево). Этот флирт Алиции с вашим единственным сыночком. Моя Алиция не для таких декадентов. Алиция — моя.
Бросает гармошку, она издает стон. Те оборачиваются.
Э в а д е р. Господин Видмовер, идемте.
В и д м о в е р. Я тоже думаю так же. Дело пахнет дракой.
Т и п о в и ч. Ждать! Мы приглашены на ужин. Ситуация любопытная.
Э д г а р (Леди). Что это за каналья? Простите — он явился с вами, но в конце концов...
Л е д и (проходя налево). Это мое единственное утешение в жизни. Господин Корбовский — господин Эдгар Валпор.
Господа знакомятся; Лакеи ставят три новых прибора.
Он совершенно примитивный человек. Если бы не он, я не пережила бы смерти Эдгара. Мы познакомились в Индии. А теперь вместе осматриваем все худшее, что есть на свете. Вы не представляете, как он умеет аранжировать ситуации.
К о р б о в с к и й. Алиция, попрошу без шуток. Не вали с больной головы на здоровую. Изволь относиться ко мне прилично как при людях, так и без них. Понятно?
Э д г а р. Почему он обращается к вам на «ты»? Что это значит?
К о р б о в с к и й. Я ее любовник. Ясно? Я приглашен сюда вашим отцом и не потерплю, чтобы какой-то там дурно воспитанный единственный сыночек...
Г е р ц о г и н я смотрит на них обоих через face-à-main.
Э д г а р. Сударь, я бы вас попросил... Иначе я за себя не ручаюсь. С меня на сегодня хватит. Я бы вас очень попросил.
Лакеи накрыли и стоят шеренгой у стола.
К о р б о в с к и й. Я не позволю, чтобы Алиция болтала на стороне с первым попавшимся дохляком. Я любовник с годовым окладом сорок тысяч франков, согласно воле покойного герцога Эдгара.
Э д г а р. Так вы самый обыкновенный альфонс...
К о р б о в с к и й (с холодным бешенством). Я не Альфонс, а Ричард, и притом Ричард совершенно необыкновенный. На-ка, понюхай. (Сует ему кулак под нос.)
Э д г а р. Что? Ты мне свою вонючую клешню! (Бьет его кулаком промеж глаз. Короткая драка.)
К о р б о в с к и й. Ты, единственный сыночек...
Э д г а р. Вот тебе! Вот тебе! Я тебе покажу! (Вышвыривает Виктося направо и сам вылетает следом.)
Л е д и (Отцу). Ваш сын просто атлет! Победил Корбовского! И при этом так красив. Фотография ни о чем не говорит. Как держится. А какой ум! Я читала его письма к Эдгару.
О т е ц (кланяется). Это только сила нервов. Я никогда не мог уговорить его заняться гимнастикой. Нервы. Сила нервов. Так буйно-помешанные в клиниках ломают решетки. Нервы, да. Мы из старого дворянского рода.
Л е д и. Но такие нервы стоят мускулов атлета! Этот человек — великолепный экземпляр.
О т е ц. Я же говорил, что госпожа герцогиня останется довольна.
Л е д и. Называйте меня дочерью, господин Валпор. Дело решенное.
Отец кланяется. Возвращается Эдгар.
Э д г а р (у него порвано жабо, он без шляпы). Знаете, что он кричал, убегая? Что вы (указывает на герцогиню) не сможете жить без его мерзких выходок, то есть пакостей, как он выразился. Он утверждал, что вы совершенно испорченная женщина. Эдгар тоже писал мне об этом.
Л е д и (кокетливо). Так убедитесь же в этом сами. С завтрашнего дня я ваша жена. С согласия отца.
Э д г а р. Но так сразу... Сегодня я просто не знаю, кто я такой. Может, через день-другой.
О т е ц. Бери, идиот, пока дают, не спрашивай ни о чем. Женщина первый сорт, а он еще сомневается.
Л е д и (Отцу). Это так, от робости. (Эдгару.) Я знаю, вам будет хорошо со мной. Мы знакомы по письмам и по рассказам Эдгара. Он уже давно нас соединил, хотя любил только меня. Поверьте.
Э д г а р. Да, я верю, приходится верить. (Берет ее за руку.) Значит, правда? Я смогу начать другую жизнь?
Л е д и. Со мной. Со мной все возможно.
Э д г а р. Только этот Корбовский. Я боюсь, как бы он не захотел...
Л е д и. Не бойся. Я с тобой ничего не боюсь. (Сжимает ладонями его голову и целует.)
Т а д з е. Дедушка, у меня правда будет такая красивая мама?
О т е ц. Да, дитя мое. Тебе крупно повезло. Это настоящая английская леди. (Всем) А теперь, господа, можно приступать к ужину. Прошу.
Указывает на стол. Тадзе подходит к Леди, та его обнимает.
Л е д и. Дитя мое, с этого дня можешь называть меня мамой.
Ведет его к столу. Справа подходят трое Старцев.
Э д г а р (в задумчивости, на переднем плане, как бы про себя). Жена друга — сын любовницы. Наконец-то я создал семью. Только выдержу ли я все это? (Отцу.) Слушай, отец, а могу я себе это позволить? Не должен ли я пройти через покаяние?
О т е ц. Садись за стол и не морочь мне голову.
Э д г а р (всем, словно оправдываясь). За меня всегда всё решают события и люди. Я манекен, марионетка. Прежде чем я на что-то решусь, именно это происходит само по себе, без всякого моего участия. Какое-то проклятье, что ли?
Л е д и. Потом расскажешь. А сейчас идем есть. Я безумно голодна.
Садятся.
Действие второе
Салон в Невермор-Паласе. Слева у стены круглый стол. Кресла. Окон нет. Двери справа и слева. На стенах картины. Всё в земляничных тонах, с тяготением к тепло-синему. В центре широкая ниша и три лестницы, увенчанные четырьмя тонкими колоннами розовато-оранжевого мрамора. За колоннами темно-вишневая портьера. Слева, в кресле, в три четверти оборота к залу, сидит Л е д и, занятая рукодельем. С ы н о к возится на ковре, конструирует какую-то машину, довольно большую. У него коротко стриженные волосы, он в бархатном темно-коричневом костюме. Леди в светлом платье холодного цвета. Постепенно смеркается. Минута тишины.
Т а д з е (не переставая мастерить). Мама, я забыл, почему Он мой папа.
Л е д и. Ничего страшного, что забыл. Не обо всем можно сказать, почему это так, а не иначе. Можно спрашивать все время, без конца, и никогда не найти ответа.
Т а д з е. Я знаю — бесконечность. Никогда не забуду, как я понял это. С тех пор все хорошо. Подумаю, что все бесконечно, и сразу все так, как должно быть. Вот только одно: почему именно Он мой папа, а не кто-то другой?
Л е д и. Может, ты предпочел бы, чтоб господин Корбовский был твоим папой, мой маленький философ?
Т а д з е. Не говори так, мама. Скажу тебе больше, с тех пор как ты пришла, я забыл обо всем, что было прежде. Все, что было, — как сон, который я никак не могу вспомнить. Помню только, как меня звали. И больше ничего.
Л е д и. Это и так очень много. Видно, так надо было, чтоб ты обо всем забыл.
Т а д з е. Я хочу знать свое начало — откуда я взялся и к чему все идет. Идет-то само, а выглядит так, будто куда-то стремится. Что это — то, к чему всё так спешит?
Л е д и (слегка смешавшись). Спроси отца. Я и сама не знаю.
Т а д з е. Мама, ты от меня что-то скрываешь. Я вижу больше, чем говорю. У тебя глаза двойные, как шкатулка с двойным дном..
Л е д и. Вот что я тебе скажу: не говори со мной так. Я очень тебя люблю и не хочу, чтоб у тебя были неприятности.
Т а д з е. Разве я невежлив? Но это все не то. Все как во сне. (Внезапно оживившись.) Знаешь, я никогда ничего не боялся, разве только во сне. А теперь, когда все похоже на сон, я боюсь, что вот-вот произойдет что-то страшное и я начну бояться, как ни в одном сне не боялся. До того иногда мне страшно. Я боюсь этого страха.
Входит Я н П а р б л и х е н к о и зажигает электрическую люстру.
Л е д и. Ян, хозяин вернулся?
Я н. Нет еще, Your Grace.
Л е д и. Не забудьте, пожалуйста, о тех маленьких бутылочках. Господа будут на обеде.
Я н. Слушаюсь, Your Grace.
Т а д з е (встает). Опять будут эти гнусные рожи, которые изводят отца.
Ян выходит налево.
Л е д и (несколько ядовито). И господин Корбовский тоже будет.
Т а д з е. Это господин из кошмарного сна. Но я его люблю. Люблю на него смотреть. Он как змея, пожирающая пташек.
Л е д и (иронически). А ты пташка? Правда?
Т а д з е. Мама, почему ты со мной говоришь, как со взрослым дядей? Я же просил, чтоб ты со мной так не разговаривала.
Л е д и. У меня никогда не было детей, и я не умею с ними разговаривать. Хочешь, иди к Афросье.
Т а д з е. У нее нет двойных глаз. Но мне с ней скучно. Добрых людей я не люблю, а злые меня мучают.
Л е д и (с улыбкой). А я злая?
Т а д з е. Не знаю. Но ты меня мучаешь, мама, и я люблю быть с тобой потому, что ты меня мучаешь.
Л е д и (со смехом). Что за извращение!
Т а д з е. Это слово для взрослого дяди. Я знаю. Почему же я не могу проснуться?! Все не то.
Справа входит Я н.
Я н. Господин Корбовский, Your Grace.
Л е д и. Просить.
Ян exit. Тадзе молчит, глядя на правую дверь. Входит Корбовский во фраке.
К о р б о в с к и й. Добрый вечер. Я не опоздал?
Л е д и. Нет, обед задерживается. Эдгара еще нет.
К о р б о в с к и й (целует ей руку и садится рядом, ближе к кулисе). Алиция, как ты можешь называть этого прохиндея тем же именем, что и покойного господина герцога? Хотя я не слишком тонко устроен, это мне причиняет психическую боль.
Тадзе делает такое движение, словно хочет броситься на него, но сдерживается.
Л е д и (со смехом). Ну, если не физическую, то еще можно стерпеть.
К о р б о в с к и й. Не смейся. Я свою душу ношу на перевязи, как раненую руку, как плод, украденный из собственного сада, которым завладел враг. Я чувствую к тебе морганатическое влечение, по силе равное американскому торнадо. Я полон жажды мезальянса, а ловкий автор перекроил его в автопамфлет, которым я бичую свою бездарную судьбу.
Л е д и. Во всем, что ты говоришь, нет ни малейшего смысла.
К о р б о в с к и й. Знаю, потому и говорю. Читаю день и ночь, в голове все перемешалось. (Вытягивает ноги, запрокинув голову за спинку кресла).
Л е д и. Сядь прилично.
К о р б о в с к и й. Сил нет. Я как рубашка в объятьях прачки. Боюсь времени — оно проносится рядом со мной, как ветер пампасов мимо несущихся антилоп. Сплошная мука.
Т а д з е (серьезно). Вы это хорошо сказали. Я нарисую это, когда проснусь.
К о р б о в с к и й. Слушай, юный эстет, может, ты спать пойдешь? В самом деле, в кроватку, а?
Т а д з е (опираясь на кресло Леди). Не пойду. Вы красивый бродяга, а я у себя дома.
К о р б о в с к и й. Ты такой же бродяга, как я. Иди бай-бай, мой тебе совет.
Л е д и. Господин Корбовский прав. Вы можете у меня находиться совершенно на равных основаниях.
Т а д з е. Неправда. Если б я знал, почему Он мой папа, я бы вам, господин, ответил иначе. Но это тайна.
К о р б о в с к и й. Никакая не тайна. Твой якобы-папа — обыкновенный убийца. В любую минуту его могут повесить. Он живет благодаря милости хозяйки-герцогини, как пес на цепи. Понял?
Т а д з е. Неправда. Папа, если б он захотел, мог бы стать великим, но он не хочет. Я это уже где-то слышал.
К о р б о в с к и й (встает и грубо его отталкивает). Ты, кретинчик, я тебе покажу величие! Пошел вон!
Тадзе падает на ковер, подползает к машине и снова начинает с ней возиться — согнувшись и не говоря ни слова. Корбовский наклоняется к Леди.
Алиция! Я больше не могу! Твое место не здесь. Гони ты ко всем чертям этого Валпора. Не могу я так жить. Я чувствую, во мне зреет какое-то новое чудовищное свинство, и плохо будет тем, кто меня спровоцирует. Понимаешь? Все, что я читаю, а я ничего другого не делаю, превращается во мне, как в бреду, в гнусное, косматое, жестокое, пышущее жаром зло. Не доводи меня до безумия. Брось все это. Скажи, что — сегодня. Скажи, что сегодня. Я больше не хочу быть тем, чем был без тебя. Знаю, я ничто. Но за что ты мне платишь? Зачем я живу? (Хватается за голову.)
Т а д з е (оборачивается и восхищенно смотрит на него). Чтоб вы лопнули, господин Корбовский, чтоб вы лопнули.
Леди разражается смехом.
К о р б о в с к и й (грозит ему кулаком). Молчи! (Леди.) Алиция, я — ничто, но именно поэтому. Я был счастливейшим из людей. Теперь у меня есть все, о чем я мечтал, но без тебя это ничто и стоит только пули в лоб. Я сойду с ума!
Л е д и (холодно). Ты изменил мне?
К о р б о в с к и й. Нет, нет, нет! Не спрашивай меня об этом так равнодушно. Я не вынесу этого.
Л е д и. Он тоже мучается.
К о р б о в с к и й. Что мне до него? Пускай себе и дальше спокойно мучается. Ты превратила этот дом в какой-то жуткий терзариум. Я так не хочу.
Л е д и (с улыбкой). Ну и ступай себе.
К о р б о в с к и й (наклонясь к ней). Не могу. Скажи, что сегодня, сегодня.
Входит Я н.
Я н. Господа Видмовер, Эвадер и Типович, Your Grace.
Л е д и. Просить.
Ян exit. Входят трое С т а р ц е в во фраках.
К о р б о в с к и й (склонившись над рукодельем, громко). Прелестная работа, сине-желтая гармония. (Тихо, сквозь зубы.) Скажи, что сегодня...
Л е д и (встает и, обойдя его, двигается навстречу Старцам). Простите, господа, Эдгар задерживается.
Старцы целуют ей руку.
Т и п о в и ч. Это ничего. Так как насчёт нашего дела — Theosophical Jam Company?
Л е д и. Входим в долю всем капиталом. Остальное гарантируем недвижимостью. Само название превосходно. Эдгар поехал в Юнион Бэнк. Он должен быть с минуты на минуту.
К о р б о в с к и й. Алиция!
Л е д и (оборачиваясь, холодно). Господин Корбовский, должна ли я просить вас покинуть наш дом?
Корбовский сжимается в комок и падает в кресло, закрыв лицо руками.
Т и п о в и ч. Сударыня, это великий день для нашей компании.
Э в а д е р. Вы единственное лицо из аристократии, которое...
В и д м о в е р (перебивая его). Да — вы одна имели смелость. Этот пример должен...
Л е д и. Я не могу говорить об этом до обеда. Садитесь, господа.
Идет налево; старцы за ней; садятся, не здороваясь с Корбовским.
Я — за полное арийско-семитское единение. Семиты — раса будущего.
Э в а д е р. Да, сударыня, возрождение еврейства — условие счастья всего мира.
В и д м о в е р. Мы покажем, на что мы способны как раса. До сих пор у нас были только гениальные личности.
Портьера в глубине раздвигается, и с лестницы быстро сбегает Э д г а р, одетый в длинный черный сюртук. Тадзе бросается к нему.
Т а д з е. Папа, я не могу! Я не знаю, когда она говорит правду. (Показывает на Леди.)
Э д г а р (отстраняет его). Иди прочь. (Всем.) Обед на столе.
Т а д з е. Папа, я же совсем один.
Эдгар вступает в разговор со Старцами, не обращая на него внимания. Корбовский сидит как мумия. Леди звонит; слева вбегает А ф р о с ь я, вся в зеленом; на голове у нее зеленый платок.
Л е д и. Афросья Ивановна, заберите мальчика. Пусть выпьет травку и спать!
Афросья берет Тадзе за руку, и они идут налево. Справа входит В о д я н а я К у р о ч к а, одетая, как в первом действии, кроме того, на ней шелковые чулки, лакированные туфли и плащ-накидка.
Л е д и. Кто это?
Э д г а р (оборачиваясь). Это она!! Ты жива?
К у р о ч к а. Это тебя ничуть не должно интересовать.
Т а д з е (задерживается у левой двери— кричит). Мама!! (Бежит к Курочке.)
Э д г а р (Курочке). Так это твой сын? Ты лгала мне.
К у р о ч к а (изумленно). Я никогда не лгала. Я не знаю этого мальчика.
Т а д з е. Мама! Ты меня не узнаёшь?
К у р о ч к а. Успокойся, детка. Я никогда не была твоей матерью.
Т а д з е. Значит, у меня уже никого нет! (Плачет.) Я не могу проснуться.
Э д г а р. Афросья Ивановна, сейчас же уведите Тадзе, пусть он немедленно ляжет спать.
Афросья уводит Тадзе налево, тот на ходу захлебывается плачем.
Л е д и (толкает Эдгара). Скажи наконец, кто эта дама?
Э д г а р. Это Водяная Курочка — Эльжбета Правацкая.
Л е д и. Ты же ее убил? Что это значит?
Э д г а р. Как видно, не убил, раз она сюда явилась и стоит перед нами. Пожалуй, это убедительное доказательство.
К о р б о в с к и й (вставая). Значит, она и в самом деле жива? Я погиб. Исчезла последняя возможность покончить с этим кошмаром. (Эдгару.) Можете быть спокойны, господин Валпор, шантаж не удался.
Э д г а р. Мне нет дела до ваших интриг. Я добровольно терплю ваше присутствие в этом доме. Суть моей нынешней жизни — покаяние. (Курочке.) Раскаянье в том, чего я не смог совершить. Не смог и должен из-за этого страдать и каяться. Радуйся — это твоя вина. Можно ли себе представить что-нибудь более жалкое?
К у р о ч к а. Ты еще слишком мало страдал. Слишком мало. И только потому это кажется тебе столь жалким.
Справа входит О т е ц во фраке, борода сбрита.
Э д г а р. А! Отец, будьте любезны, займитесь гостями. Мне нужно сказать пару слов этой даме. Водяная Курочка жива. Судя по тому, что вы, отец, ничуть не удивлены, я полагаю, вы об этом отлично знали.
О т е ц (весело). Ну естественно.
Э д г а р. Чудовище.
О т е ц. Покойница мать тебя портила. Я должен это исправить и воспитать тебя по-своему. А сейчас прошу всех в зал. (Леди.) Алиция, господин де Корбова-Корбовский тоже в числе приглашенных?
Л е д и. Разумеется. (Курочке.) После разговора с моим мужем прошу и вас к столу. А после обеда — на краткую беседу со мной.
К у р о ч к а. Можно спросить, кто вы?
Л е д и. Я жена Эдгара Валпора, вдова Эдгара Невермора. Говорят, мой первый муж любил только вас, притом на расстоянии в две тысячи километров. Ха-ха! (Гостям.) Прошу вас.
Корбовский подает ей руку. Она отталкивает его и протягивает руку Типовичу. Они идут по лестнице. Ян раздвигает портьеру. За ними двое Старцев, следом Отец, позади плетется совершенно сломленный Корбовский. Эдгар и Курочка все это время стоят неподвижно, глядя друг на друга. Все исчезают за портьерой, она закрывается.
К у р о ч к а. Ты ее любишь?
Э д г а р. Не произноси при мне этого слова. Я ненавижу сам звук его.
К у р о ч к а. В последний раз ответь на мой вопрос.
Э д г а р. Нет, нет, это нечто иное. Я абсолютная марионетка, все происходит помимо меня. А я сам на себя смотрю, как на какую-то движущуюся китайскую тень на экране. Я могу только наблюдать движения, но не управлять ими.
К у р о ч к а. Значит, моя смерть ничего не изменила?
Э д г а р. Произошло только то, что я мучаюсь в тысячу раз больше, чем прежде. Я начал другую жизнь — не новую, от этого я отказался давно, а ДРУГУЮ. Внутри того, что уже есть, что существует, я создаю новый скелет. То есть за меня его создают: отец и она.
К у р о ч к а. А конечная пустота? Я говорю о чувствах.
Э д г а р. Всё как прежде.
К у р о ч к а. Чего от тебя хочет отец? Все того же?
Э д г а р. Да, он говорит, что я наверняка стану художником.
К у р о ч к а. Но ведь у тебя нет таланта — ни к чему.
Э д г а р. В том-то и дело. Нет и не будет. Так же, как мне никогда не стать блондином. Черные волосы можно обесцветить, но черный характер?
К у р о ч к а. Не сердись, я тебя кое о чем спрошу: а как с проблемой величия?
Э д г а р. Величие? А может, гигантизм? Я же сказал тебе: я паяц в руках неведомой силы — как марионетка я велик. Ха-ха!
К у р о ч к а. Не смейся. А реальная жизнь?
Э д г а р. Как попечитель состояния жены, я целиком вкладываю его в компанию Theosophical Jam. Эти трое господ устраивают дело — я всего лишь манекен.
Пауза.
К у р о ч к а. Не сердись, я тебе кое-что скажу. Ты слишком мало страдаешь.
Э д г а р. И ты смеешь мне это говорить! Неужели ты не понимаешь всего ужаса моей жизни?
К у р о ч к а. Понимаю, но все это ничто. От тебя можно чего-то добиться только пытками. Это я точно знаю.
Э д г а р. Как, значит, этого мало? Моя жена держит при себе этого Корбовского. Я его ненавижу, брезгую им, как мерзким червем, презираю его и вынужден все время терпеть его рядом с собой. Теперь он получит место в новой компании. Я не знаю, любовник он ей или нет; не спрашиваю об этом, не хочу копаться. Неужели тебе одного этого мало? Каждый мой вечер — это верх омерзения.
К у р о ч к а. Но ты ведь ее не любишь.
Э д г а р. Ты женщина, дитя мое. Тебе никогда этого не понять. Для вас существует только одно: любит — не любит, не любит — любит. Вам никогда не понять страданий, чуть более сложных, чем решение этой проблемы.
К у р о ч к а. Дальше. Что же еще тебя гнетет?
Э д г а р. Ты знаешь, как я ненавижу реальную жизнь. С утра я занят делами: конференции в банках, биржа, переговоры с поставщиками, счета. Сегодня начнется по-настоящему. Я — бизнесмен. Верх страданий.
К у р о ч к а. Всего этого мало. À propos, а что Тадзе?
Э д г а р. Твой предсмертный подарок...
К у р о ч к а. Клянусь тебе, я никогда прежде не видела этого мальчика.
Э д г а р. Факты говорят против тебя. Но я не хочу ворошить эту историю. Впрочем, до фактов мне дела нет. Значит, ты не мать ему.
К у р о ч к а. Ты же знаешь, что я не могу быть матерью!
Э д г а р. Чудеса случаются. Знаешь ли ты, что там, где я безуспешно пытался тебя убить, стоит огромная казарма? Впрочем, не важно.
К у р о ч к а. Скажи, какие у вас отношения?
Э д г а р. У нас с Тадзе? Я к нему дико привязан, но предчувствую в нем будущего подлеца, такого страшного, что Корбовский рядом с ним показался бы овечкой. У меня к нему невыносимое физическое отвращение на фоне безумной привязанности. Он меня совсем не любит и отца во мне видеть не хочет. Он без ума от Корбовского — это его эстетический идеал. Главные мучения я перечислил. Кажется, довольно.
К у р о ч к а. Все это — ничто...
Я н. Her Grace просят к столу.
Э д г а р. Сейчас.
Ян исчезает.
Это ничто? Чего же еще ты хочешь?
К у р о ч к а. Я не знаю... Может, тюрьма, а может физическая боль исцелит тебя. Бывали случаи обращения...
Э д г а р. Во что? В теософию?
К у р о ч к а. Нет — в веру в положительные ценности жизни.
Э д г а р. Подожди! Физическая боль. Это идея!
Подбегает к столу и звонит; Курочка наблюдает за ним с любопытством; слева вбегают четыре Л а к е я.
Слушайте, господа: сейчас же идите в музей ее сиятельства герцогини и принесите сюда испанскую машину для пыток, знаете, ту, в желто-зеленую полоску.
Лакеи быстро выходят налево. Эдгар нервно расхаживает. Водяная Курочка идет налево, садится в кресло, глазами следит за ним.
Э д г а р. Ну, теперь я тебе покажу...
К у р о ч к а. Только сам себе в чем-нибудь не солги.
Э д г а р. Тихо. Теперь я сам себе хозяин. Я знаю, что делать, и сделаю это сам, без посторонней помощи. (Топает ногой.) Тихо! Говорю тебе...
Входят Л а к е и, вносят сундук длиной в два с половиной метра, с прозрачной стенкой, собранный из закрепленных наискосок зеленых и желтых досочек; по углам сундука желтые кольца с ручками внутри, что-то вроде лежанки; от ручек отходят толстые шнуры; у сундука древний вид.
Поставить на середину!
Лакеи ставят сундук и навытяжку становятся с четырех углов.
А теперь слушайте: с помощью этой машины вы будете меня пытать. И хоть бы я не знаю как кричал и просил сжалиться, вы будете растягивать меня до тех пор, пока я кричать не перестану. Понятно? Привяжете за руки, за ноги и будете крутить ручки.
Л а к е и. Да, так точно, понятно, хозяин.
Э д г а р. Ну— живо! (Сбрасывает сюртук и швыряет его на пол; остается в голубой рубашке, после чего быстро влезает в сундук и ложится на лежанку головой влево.) Скорей!
Лакеи с безумной быстротой завязывают шнуры и начинают вращать ручки, сначала быстро, потом медленней, с усилием. Эдгар жутко и равномерно стонет. Курочка как безумная смеется, сидя в кресле. В промежутках между стонами Эдгара явственно слышен ее смех.
Перестаньте — ааа! Я не могу! Ааа! Ааа! Смилуйтесь!!! Хватит! Ааа!
Последние «Ааа!» вопит ужасно и внезапно затихает. Портьера отодвигается, видно, как заглядывает Л е д и. За ней толпятся мужчины. Лакеи застывают в прежних позах, глядя в сундук и не отпуская ручек.
К у р о ч к а. Чего уставились? Крутите дальше.
Компания из столовой во главе с Леди медленно спускается в салон. За ними Я н. Курочка перестает смеяться, сидит тихо, глядя перед собой в одну точку.
1 - й Л а к е й. Так он же потерял сознание.
2 - й Л а к е й. Хватит с него, бедолаги.
О т е ц (подбегает к сундуку и заглядывает внутрь). Он что, с ума сошел? (Лакеям.) Вынуть его сию же минуту.
Лакеи невероятно быстро отвязывают Эдгара и извлекают его, совершенно раскисшего.
На диван его. (Курочке.) Эльжбета, ты устроила эту гнусность?
В эту минуту слева с криком вбегает Т а д з е, в рубашке и чулках. За ним А ф р о с ь я. Леди со свитой стоит на месте, немного справа. Лакеи относят Эдгара на красный диван, направо, и становятся справа навытяжку. К ним подходит Ян. Они шепчутся.
Т а д з е. Папа, папа! Не кричи больше никогда.
Падает на колени у дивана; Эдгар открывает глаза, лицо его проясняется.
Папа, я тебя люблю, я проснулся.
Эдгар гладит его по голове.
Папа, это она тебя мучает, та чужая тетя, которая хотела стать моей мамой. Я не хочу, чтоб она была здесь. Заберите ее. (Прячет лицо на груди Эдгара, тот его обнимает.)
К о р б о в с к и й (во весь голос говорит в тишине). Бесплодные метафизические муки в четвертом измерении.
О т е ц. Прошу вас помолчать. (Лакеям.) Вынести этот проклятый сундук, живо.
Лакеи бросаются к сундуку и уносят его налево. Афросья молча стоит слева. Черный сюртук до конца действия остается посреди сцены на полу.
К у р о ч к а (встает и пламенно обращается к Леди). Думаете, Эдгар Невермор вас любил? Он любил только меня. Вот его письма ко мне. Знайте всё. Они всегда были со мной, но теперь они мне уже не нужны.
Бросает ей под ноги пачку писем, пачка развязывается. Письма разлетаются. Их торопливо собирает Корбовский.
Л е д и. Я все знаю, и однажды я уже доказала своему второму мужу несостоятельность вашей теории. Вы были тем призраком матери, без которого некоторые мужчины жить не могут. Подобные эксперименты лучше всего удаются на большом расстоянии. Но любил Эдгар только меня. Корбовскому об этом кое-что известно.
К у р о ч к а. Возможно, господин Корбовский знает очень много, но в вопросе о том, какого рода чувства связывали меня с герцогом Эдгаром Невермором, он не может быть компетентен.
Л е д и. Вы призрак. Мнимая величина. Я к вам совершенно не ревную. Предпочитаю действительность вашим духовным соблазнам в четвертом измерении. Эдгар говорил мне, что пишет вам бессмысленные письма, а вы их принимаете всерьез. Все это смешно и ничтожно.
К у р о ч к а. Неправда.
К о р б о в с к и й. Господин герцог говорил это перед самой смертью. Когда уже умирал и читал ту толстую книгу с закорючками.
Л е д и. Да, он читал «Principia Mathematica» Рассела и Уайтхеда, когда внутренности его были разодраны тигром. Это был герой. Он был в полном сознании и говорил, что дурачит вас метафизическим флиртом. Он называл это метафизическим флиртом психопатов. А ведь сам он вовсе не был сумасшедшим.
К у р о ч к а (внезапно разражается смехом). Ха-ха-ха! Это я дурачила его. Я все лгу. Меня нет, я живу только во лжи. Что может быть выше, чем ложь ради лжи? Почитайте письма, сударыня. Этот человек верил мне, но у него бывали минуты ужасных сомнений, и тогда он пытался внушить себе, что сам лжет. В этом была драма всей его жизни. Потому он и был таким смелым. Это я не хотела встречи с ним.
Л е д и. Конечно, ведь он мог разочароваться. Даже вашей фотографии у него не было, вы хотели быть чем-то вроде мифа. Поэтому вы никогда не снимаетесь. Это дела известные.
Курочка хочет что-то сказать.
Т а д з е (вскакивает). Заберите эту госпожу. Я не хочу, чтоб она здесь оставалась! Она врет! (Топает ногами.)
Э д г а р (слабым голосом). Тадзе, так нельзя.
Л е д и. Ян, вывести эту даму сию же минуту.
Ян, который до сих пор навытяжку стоял у изголовья Эдгара, бросается к Курочке.
О т е ц. Я сам выведу эту даму. Эльжбета, дай руку. Ты по-своему великая женщина.
Под руку идут к двери. Тадзе садится у ног Эдгара.
Э д г а р (лежа). Значит, и вы, отец, против меня?
О т е ц (оборачиваясь на пороге). Не против тебя, а вместе с тобой против жизни. Я жду, когда наконец ты станешь артистом.
Выходят направо.
Э д г а р (по-прежнему лежа). Алиция, спаси меня от него и от себя. (Замечает Корбовского, который стоит в нерешительности, с письмами в руке.) Долой эту каналью! Вон сию же минуту!
К о р б о в с к и й (покорно склоняется; герцогине). А письма?
Л е д и. Можешь их взять себе, господин Корбовский. Чтение этой переписки еще больше осложнит твою больную психику. Прошу. (Указывает на правую дверь.)
Афросья садится в кресло слева. Корбовский колеблется.
Ян!
Ян легонько подталкивает Корбовского к двери. Корбовский почти не противится.
Я н. Ну-ка, Мачек, без фанаберии.
Выходят направо.
Т и п о в и ч (достает из бокового кармана какую-то бумагу и подходит к Эдгару). Господин Валпор, подпишите как попечитель состояния жены. Окончательная редакция устава Theosophical Jam Company готова.
Протягивает ему fountain-pen. Эдгар подписывает лежа.
Э д г а р. А теперь господа, извините, но больше я не могу.
Трое Старцев кланяются, целуют Алиции руку и выходят.
Алиция, умоляю, тебя, начнем новую жизнь.
Л е д и (с улыбкой). Уже не другую, а всего лишь новую?
Э д г а р. Это было невозможно... (Замечает Тадзе, которого до сих пор словно не видел.) Тадзе, сейчас же иди спать.
Т а д з е (вставая). А ты будешь мне верить? Я верю в тебя, ты мой любимый, единственный папа. Я проснулся, когда эта госпожа не захотела быть моей мамой. Я хочу быть добрым.
Л е д и. Я тоже хочу быть доброй.
Э д г а р (не обращая внимания на ее слова, мальчику). Что с того, что ты хочешь, если на дне твоей души зло. Впрочем, надо признать, сегодня я вышел за эти категории. Этика — только следствие существования множества индивидуумов одного вида. Человек на необитаемом острове не имел бы понятия о морали. Иди спать, Тадзе.
Т а д з е. А ты будешь мне верить, папа? О тебе, мама, я не говорю — у тебя двойные глаза. Теперь я знаю, почему мой отец — ты.
Э д г а р. Я хочу тебе верить — точно так же, как ты хочешь быть добрым. (Целует его в лоб.)
Тадзе, не прощаясь с Леди, медленно, опустив голову, идет налево. Афросья встает и следует за ним.
Л е д и (садясь возле Эдгара на кушетку). Ты в самом деле чувствуешь себя как на необитаемом острове?
Э д г а р. Спаси меня, Алиция. Хватит с меня этих титанов. Я поддался соблазну покаяния. Отец против меня вместе с той, с Эльжбетой. Они искушают меня вдвоем. (Говорит лихорадочно.) Впереди еще худший соблазн, которым он меня уже отравил: соблазн стать художником. Я защищаюсь из последних сил, у меня нет таланта, я велик в своем полном ничтожестве. Сегодня жизнь потеряла для меня всякий смысл.
Л е д и. Из-за того, что она ушла, солгав?
Э д г а р (с еще большей горячностью). Нет, нет. Эти мучения... Я не хочу. Я тебе этого не скажу. Защити меня от Искусства, я ненавижу Искусство и боюсь его. Жизнь потеряла смысл, и соблазн становится все сильнее. Я не устою, если ты не защитишь меня. Я не смею тебя просить, у меня все кости болят от этих пыток. Поцелуй меня сегодня по-настоящему — первый раз.
Л е д и (склоняясь к нему). Мне кажется, сегодня я тебя по-настоящему люблю. (Долгий поцелуй в губы.)
Э д г а р (отталкивает ее). И однако, все это ничтожно, ничтожно, ничтожно...
Л е д и (встает, потягиваясь). Величие только во лжи.
Э д г а р (слегка приподнявшись). Ах, значит, и ты против меня? Нас ожидает страшная жизнь.
Л е д и (медленно, четко). Я тебя не покину. Ни тебя, ни Тадзе.
Э д г а р. И мы будем, как приговоренные, тащиться по жизни дальше, до самой смерти.
Действие третье
Та же комната, что во втором действии. Вечер. Горит люстра. Прошло десять лет. Мебельный гарнитур справа. Диван, покрытый чем-то зеленым, слева. Справа, у двери, сложенный карточный столик. Т а д з е, двадцатилетний молодой человек, задумавшись, сидит в кресле слева. Он в серой пиджачной паре. Вдруг начинает нервно стучать правой ногой по полу.
Т а д з е. Когда же наконец кончится этот кошмар! Совсем как пожизненное заключение. Отец требует от меня черт-те чего, а сам — неудачник. Хороший пример. (Встает.) Буду слушаться до поры до времени. Но когда однажды все это лопнет, никому не завидую. Корбовский — вот это был человек. Жаль, что не он был моим отцом! (Прохаживается.) Совершенно забыть даже о существовании женщин! Математика и математика. Что-то дьявольское.
Стук в правую дверь. Входит Я н.
Я н. Та дама, что была здесь десять лет назад, хочет с вами поговорить.
Т а д з е. Что? (Вспоминает.) Ах! давай ее. Быстрей. Я тогда поступил некрасиво.
Идет к двери. Входит В о д я н а я К у р о ч к а, одетая как во втором действии, только в оранжевом свитере, черном плаще и черной шляпе вроде наполеоновской, «en bataille». Она ничуть не постарела. Зато стала очень соблазнительна. У нее как будто более раскосые глаза и более красивые губы. Все лицо освещено чувственностью, которой и следа не было в первом и втором действии. Волосы коротко острижены и уложены.
К у р о ч к а. Вы господин Тадеуш Валпор?
Т а д е у ш (смущенно). Да, госпожа. Раньше я носил ту же фамилию, что и вы.
К у р о ч к а. Знаю. Это чистая случайность. Из-за этого меня подозревали в том, что я ваша мать. Даже вы сами непременно хотели, чтоб я была ею, и обиделись на меня, когда я отказала. Ха-ха! Что за смешная сплетня! Не правда ли?
Ян выходит улыбаясь.
Т а д е у ш (еще более смутившись). Я был тогда еще мал. Но прошу вас, может быть, вы присядете.
Курочка садится в левое кресло, где он сам сидел; Тадеуш возле нее, левым боком к залу.
Вы даже помолодели, насколько я помню вас по тем временам...
К у р о ч к а (сильно смущена). Да... это индийская йога и американский массаж. Как смешно, ха-ха!
Маскирует смущение смехом. Смеется «во весь рот», широко. Тадеуш пребывает в угрюмой растерянности. Видно, что Курочка произвела на него колоссальное эротическое впечатление.
Т а д е у ш (мрачно). Над чем вы, собственно, смеетесь?
К у р о ч к а (овладев собой). Да, собственно, мой смех совершенно неуместен. (С ироническим акцентом на последнем слове.) А что вы поделываете?
Т а д е у ш. Я? Ничего. Учусь. Математика. Меня мучают математикой, хотя у меня к ней нет никаких способностей.
К у р о ч к а. Это наследственное в вашей семье. Ваш дедушка непременно хотел сделать из вашего отца художника. Но, насколько я знаю, это так и не удалось.
Т а д е у ш. Пока нет. Хотя из-за этого все время происходят недоразумения. (Возвращаясь к теме.) Знаете, возможно, то, что я скажу, будет смешно, но мне так не хватает времени, что я иногда забываю о существовании женщин. Вчера, по дороге на занятия, я увидел какую-то хорошо одетую даму и, даю вам слово, какое-то время не мог понять, что это за существо. Потом до меня дошло, что женщины все-таки существуют, и я был безумно доволен.
Сконфуженно прерывается. Водяная Курочка грустнеет.
То, что я говорю, глупо. Может, вам это кажется ребячеством, но...
К у р о ч к а (снимает шляпу и кладет ее на стол; плащ сбрасывает на ручку кресла; ее лицо проясняется). Ну и что дальше?
Т а д е у ш. Ничего. Вы говорили, у нас есть что-то наследственное. Но знаете ли вы, что я приемный сын своего отца?
К у р о ч к а (смешавшись). Да, знаю.
Т а д е у ш. Хотя иногда я готов поклясться, что вы сами первая назвали его моим отцом. Наверняка так оно и было — я был тогда очень болен.
К у р о ч к а (вдруг слегка пододвигается к нему и спрашивает с бесстыдством). Я вам нравлюсь?
Т а д е у ш (на миг, как говорится, застывает как «громом пораженный»; вдруг, обмякнув, говорит сдавленным голосом). Вы мне страшно нравитесь. Я вас люблю.
Бросается к ней. Она со смехом отталкивает его.
К у р о ч к а. Сразу «люблю»? А та дама на улице? Тогда, когда вы вспомнили, что на свете есть женщины.
Т а д е у ш. Это ничего. Я вас одну люблю. Дайте мне губы...
Жадно целует ее в губы. Курочка не противится.
К у р о ч к а (отталкивая его). Довольно... Кто-то идет.
Т а д е у ш (неистово). Скажите, что вы меня любите. Я впервые вас поцеловал. Это страшно. Скажите.
К у р о ч к а (страстно целует его). Я люблю тебя — ты, невинный птенчик. Ты будешь моим...
Входят О т е ц и Э д г а р. В изумлении останавливаются на пороге. Тадеуш отскакивает от Курочки. Отец чисто выбрит, но очень постарел. Эдгар сильно сдал, выглядит лет на пятьдесят с лишним; оба одеты одинаково, так же, как Тадеуш.
О т е ц. Это что-то новое!
Узнает Курочку; Эдгар, застыв, стоит у дверей; сконфуженный Тадеуш слева.
Добрый вечер, Эльжбета.
Курочка встает.
Давненько я тебя не видел! А какая красотка, какая кокетка из тебя вышла. (Тадеушу.) Ты что, оболтус, уже с ней флиртуешь? А?
Т а д е у ш. Я люблю ее и должен на ней жениться. Я снова пробудился от сна. Теперь я знаю, что значит все то, чего вы от меня хотели. Ничего не выйдет. Я таким человеком не буду. Все эти новые системы не для меня.
К у р о ч к а (взяв его под руку). Он мой. Он задыхается тут среди вас. Он прекрасен. Его душа прекрасна. С моей помощью он станет великим.
Э д г а р (подходит, зло). Сразу нашлась и прекрасная душа, и величие, и все потому, что он тебе приглянулся. Ты не знаешь его. А великим ты его, может, и сделаешь, как хотела сделать меня. Все это ничтожно — отвратительно и ничтожно.
О т е ц. С ума вы посходили с этим своим величием. В мое время можно было стать по крайней мере великим артистом. Теперь даже это невозможно...
К у р о ч к а (не обращая на него внимания). Вы хотите сломать ему жизнь, как я сломала твою. (Непристойным жестом указывает на себя и на Эдгара.)
О т е ц. Ты сломала и жизнь моего кота, закормив его лимонами. Но кот сдох, а тут жить надо, иначе лучше уж просто пулю в лоб.
Э д г а р. То-то и оно. Я не позволю, чтобы Тадеуш погиб из-за всяких самоубийственных экспериментов и искусственных преступлений. Он будет ученым. Единственная профессия на свете, которая еще не пошла к чертям собачьим или к каким-нибудь тварям похлеще.
Т а д е у ш. Не хочу я быть никаким ученым. Я люблю Эльжбету.
Э д г а р. Думаешь, тебе этого хватит? Ты не женщина, чтобы это могло заполнить твою жизнь. Гляньте-ка на него, нашел новую профессию: любить! Третьеразрядный донжуан, да что я говорю: самый заурядный жуанишка!
К у р о ч к а. У него есть настоящее интуитивное понимание того, кто он такой. Вы ему всё исковеркаете. Не дайте преступнику стать преступником, и он станет кое-кем похуже — несостоявшимся человеком. Это ты, отец, всех заражаешь своими программами.
Э д г а р. С каких это пор вы не признаете лжи? Издавна или это новая ложь, специально изобретенная для новой ситуации?
К у р о ч к а. Нет правды ни в словах, ни в придуманных делах и профессиях. Правда в том, что происходит само по себе.
Э д г а р. Смотрите, какой житейский дадаизм. Да будьте вы хоть обезьянами, живите на деревьях! Но я тебе напомню об одном эпизоде. (Отцу.) Займите их беседой. Я сейчас. (Выходит, почти бегом, налево.)
О т е ц. Ну, жених и невеста, что вы на это скажете?
Т а д е у ш. Ничего. Либо отец позволит мне на ней жениться, либо я убегу из дома. Конец.
О т е ц. Мне нечего вам сказать. Буду смотреть со стороны, что из этого выйдет.
Слева входит Л е д и в голубом шлафроке с кружевами. Она великолепно сохранилась, но при этом еще и слегка подкрашена.
Л е д и. А, это вы. Что? Быть может, новые сенсации в связи с моим первым мужем?
К у р о ч к а. Этот вопрос меня больше не занимает. Прошлое я зачеркнула бесповоротно.
Л е д и (подходит, говорит ядовито). Но при этом вы не зачеркнули саму себя. Вы чудесно выглядите. Я сразу поняла, что что-то происходит, когда Эдгар влетел как сумасшедший и начал спешно переодеваться в свой костюм XVIII века. Очевидно, он намерен кокетничать с вами прошлым.
К у р о ч к а. Это ему не удастся. Я люблю Тадеуша. Он женится на мне.
Л е д и. Так сразу? (Тадеушу.) Тадзе, в самом деле?
Т а д е у ш (твердо). Да. Я наконец пробудился от сна и понял всю вашу ложь. Изготовление искусственных людей, искусственные преступления, искусственные покаяния, искусственное всё. Довольно.
Л е д и. Он вечно пробуждается от какого-то сна и начинает все понимать. Сколько раз ты уже все понял? Сколько раз были эти разы?
Т а д е у ш. Я понял дважды. Но все бесконечно, и нет никакого смысла говорить о величии всего. Когда я все пойму в третий раз, это, похоже, будет конец.
Курочка молча прижимается к нему.
Л е д и. Что за безумный мальчишка. Смотри, не в недобрый ли час заговорил ты об этом третьем разе. Берегись!
Грозит ему пальцем. Справа входит Я н.
Я н. Мачей Виктось, Your Grace.
Л е д и. Что за Виктось?
Я н. False де Корбова-Корбовский, Your Grace.
Л е д и (поражена). Я не знала, что на самом деле его так зовут. Просить господина Виктося.
Ян exit.
О т е ц. Новое осложнение. Он наверняка обо всем знал. Я уже не занимаюсь жизнью.
Входит К о р б о в с к и й, одетый в потертый спортивный костюм. Спортивная шапочка, в руке толстая трость. Лицо потрепанное и постаревшее, но прекрасное. Выглядит благородней, чем прежде.
Л е д и. Господин Корбовский, recte Виктось, садись и будь немым свидетелем событий.
Корбовский кланяется и садится в кресло справа. В эту минуту вбегает Э д г а р, одетый в костюм из первого действия, в шляпе.
К у р о ч к а. Это что за маскарад? Комедиант. Переоделся в старый костюм, чтоб создать настроение. Жаль, что ты не оделся мексиканским генералом или Юлием Цезарем!
Т а д е у ш. Правда, папа, это слишком, ты устраиваешь фарс в весьма серьезной ситуации.
Э д г а р. Молчать. Я запрещаю тебе жениться на этой особе.
К о р б о в с к и й (встает). Господин Валпор, подождите. Прошу простить, что я здесь. Я уполномочен герцогиней. Я до сих пор люблю ее. Я наблюдал вашу жизнь пять лет. Пять лет пробыл в Аргентине.
Э д г а р. Что мне до этого? Ближе к делу.
К о р б о в с к и й. Я знал, что сегодня решающий день, раз эта ведьма сюда пришла (указывает на Курочку). Меня преследует полиция, но я рискнул войти, чтобы помочь вам, как старый свидетель. Впрочем, началась революция, и я намерен легализоваться. Если сегодня свершится окончательный переворот, мне ничего не страшно.
Э д г а р (который слушал нетерпеливо). Довольно, закончите потом. Тадзе, сегодня переломный момент твоей жизни. Если ты захочешь остаться с этой женщиной, ты погиб.
Т а д е у ш. Потому что вы, отец, сами на нее глаз положили. Доказательство — этот маскарад. Вы ни в чем не знаете меры.
Э д г а р. Тадзе, в последний раз говорю. Я тебя люблю, но мое терпение...
Т а д е у ш (грубо обрывает его). Отец — вы старый лицемер, к тому же вы вовсе не мой отец. Не забывайте, отец, я говорю наяву, а не во сне.
Э д г а р (окаменел, рычит). Ты, подонок!
Т а д е у ш. Да, я подонок...
Э д г а р. Молчать! Молчать! (Бросается и отрывает его от Курочки.) Ты на ней не женишься. Я не позволю.
Т а д е у ш. Если так, я сию же минуту ухожу из дома, и больше вы меня не увидите. Вам понятно, отец? Ни слова больше.
К о р б о в с к и й (Эдгару). Господин Валпор, опомнитесь. Прежде надо убить эту обезьяну. (Герцогине, таинственно.) Ты понимаешь мою игру, Алиция? (Эдгару.) Господин Валпор, иначе нам не выкрутиться.
Э д г а р. Да, вы правы, господин Корбовский. Хорошо, что вы пришли, спасибо. (Кричит.) Ян! Ян!
Я н появляется в дверях, справа.
Мою двустволку, пули в оба ствола!
Ян исчезает.
К у р о ч к а. Хватит ломать комедию. Тадеуш, мы уходим. Не выношу мелкой лжи.
Э д г а р. Это не ложь, я не шучу.
Входит Ф о н а р щ и к.
Ф о н а р щ и к. Фонарь зажжен.
Э д г а р. Какой фонарь? Кто вы такой?
Вишневый занавес раздвигается, между колоннами виден пейзаж из первого действия со столбом и горящим фонарем. Холма за лестницей не видно.
Ф о н а р щ и к. Прикидывается! С Луны свалился! Смотри туда!
Указывает на пейзаж. Все смотрят в ту сторону.
Э д г а р. Ах, это!Я и забыл. Спасибо вам, любезный, можете идти.
Дает ему на чай. Фонарщик выходит, бормоча что-то невразумительное. В дверях он сталкивается с Я н о м, несущим двустволку.
К у р о ч к а (Тадеушу). Идешь ты или нет?
Т а д е у ш (вздрогнул, словно пробудившись от сна, говорит отрешенно). Иду.
Э д г а р. Ни шагу! (Курочке.) Становись туда! (Указывает на лестницу.)
К у р о ч к а. И не подумаю. Хватит глупых шуток.
Э д г а р. Ян, возьми эту даму и подержи. Я буду в нее стрелять.
Я н. Хозяин, боюсь, вы и меня пристрелите.
Э д г а р. Держи ее, говорю тебе.
Курочка делает шаг к двери.
Я н. Хозяин, не шутите.
Э д г а р. Ты же знаешь, болван, я отличный стрелок. Tire au pigeons — первый приз. Бери ее и ставь к барьеру, иначе я тебе сейчас пальну в лоб, как собаке!
Последние слова произносит страшным голосом. Корбовский задерживает Курочку у двери. Ян хватает её и тащит налево, к лестнице.
К у р о ч к а. Хватит глупых шуток. Пусти меня, ты, хам. Эдгар, ты что, и вправду рехнулся?
Ян втаскивает ее на лестницу. Они стоят на фоне пейзажа. Тадеуш, схватившись за голову, в ужасе смотрит на них, не двигаясь с места. Леди и Отец со страшным любопытством, вытянув шеи, с двух сторон смотрят то на Эдгара, то на группу на лестнице.
Э д г а р (Яну). Держи спокойно. (Изготавливается.)
К у р о ч к а (кричит). Эдгар, я люблю тебя, только тебя. Я хотела вызвать в тебе ревность.
Э д г а р (холодно). Слишком поздно!
К у р о ч к а. Он сумасшедший, он уже стрелял в меня однажды. Спасите!
Эдгар целится, стараясь поймать на мушку вырывающуюся Курочку. Два выстрела дуплетом. Ян отпускает Курочку, та валится на порог между колоннами.
Я н (склоняется над ней). Вот это да — напрочь раскроил черепушку. (Спускаясь.) Ну, вы точно — чокнутый. Чтоб вас разорвало! (Изумленно чешет голову.)
Э д г а р (спокойно). Все это уже было однажды, только немного иначе. (Яну.) Возьми.
Ян берет ружье и exit. В дверях разминулся с тремя С ы щ и к а м и, которых никто, кроме него, не замечает.
Т а д е у ш. Я наконец очнулся от третьего сна. Теперь я знаю все. Я последний подонок.
Э д г а р. Так тебе и надо. Я тебя ненавижу. Даже приемного сына у меня нет. Я один. (Вспоминает.) Алиция, а ты?
Л е д и (указывает на дверь). Смотрите, смотрите.
Два Сыщика бросаются на Корбовского и хватают его сзади. Портьера задергивается.
С м о р г о н ь. Простите нас, господа. Но к нам поступили сведения, что сюда вошел Мачей Виктось, один из самых опасных бандитов.
Л е д и. Ричард, я тебя потеряла. Бросила тебя из-за этого идиота! (Указывает на Эдгара.)
К о р б о в с к и й (которого держат Сыщики). Ничего. Сейчас революция. Мы еще встретимся. Все это ненадолго. Возможно, уже сегодня мы будем свободны. Алиция, только тебя я любил в этом хаосе четырехмерных злодеяний и жутких неэвклидовых свинств.
Леди хочет подойти к нему.
С м о р г о н ь (заметив труп Курочки). Всем оставаться на местах. Кто там лежит? (Указывает на лестницу.)
Эдгар делает движение, словно хочет что-то сказать.
Л е д и (поспешно). Это я убила женщину, которая была в него влюблена.
Указывает на Корбовского, тот с наслаждением улыбается. Тадеуш, пользуясь замешательством, проскальзывает к левой двери. Эдгар стоит неподвижно. Отец, совершенно сбитый с толку, молчит.
С м о р г о н ь. Славное гнездышко мы накрыли. Госпожа — хо-хо — герцогиня Невермор, secundo voto Валпор — и откалывает такие номера?
Тадеуш резко вылетает в правую дверь. Сморгонь бросается за ним. Тадеуш убегает.
К о р б о в с к и й (кричит ему вслед). Не бойся, мы еще встретимся! (Леди.) Понимаешь, Алиция, вот теперь-то он стал настоящим негодяем. А времена такие, что он может сыграть большую роль.
Ян втягивает труп Курочки под занавес с той стороны.
С м о р г о н ь. Довольно болтать. Отвести обоих в тюрьму.
1 - й с ы щ и к. Не знаю, дойдем ли, — там что-то началось.
С м о р г о н ь. Надо спешить.
Слышны два выстрела, потом пулеметная очередь.
К о р б о в с к и й. Хорошо пошло. Идем на улицу. Люблю атмосферу переворота. Нет ничего приятней, чем плавать в море обезумевшей черни.
Шум за сценой не прекращается.
Л е д и. Ричард, я люблю тебя, я тобой восхищена. Может ли быть большее счастье, чем не презирать любимого мужчину?
Сыщики выводят К о р б о в с к о г о. За ним А л и ц и я, замыкает шествие С м о р г о н ь.
Л е д и (проходя мимо). До свиданья, отец. Оставляю вам дом и деньги. (Выходит, не взглянув на Эдгара.)
О т е ц. Ну что, сынок? Мы банкроты. Не хватало только, чтоб Тадзе оказался сыном Корбовского. Но этого нам никогда не узнать. Может, хоть теперь ты станешь художником. Можешь стать даже актером, ведь актеры тоже превратились в творцов с тех пор, как расплодилась Чистая Форма.
Эдгар стоит молча; шум за сценой все сильнее; слышны пулеметные очереди.
Ну, решайся. Теперь, как видно, уже ничто тебя не связывает с жизнью? Уж теперь-то тебе придется стать художником.
Э д г а р. С жизнью меня пока еще связывает смерть. Это последний вопрос, который предстоит разрешить.
О т е ц. Как это?
Э д г а р (вынимает из кармана револьвер). Вот. (Показывает Отцу.)
О т е ц. Ты был бы отличным актером, особенно в этих бессмысленных пьесах, которые теперь пишут. Но почему ты стрелял из двустволки, если у тебя был револьвер? Чтобы трудней было догадаться? А?
Э д г а р. Я хотел, чтобы все было так же, как тогда.
О т е ц. Я всегда говорил, что ты артист. Все у тебя прекрасно скомпоновано. Ты мог бы писать пьесы. Дай-ка я тебя обниму.
Э д г а р. После. Сейчас у меня нет времени. До встречи, отец. (Стреляет себе в правый висок и падает на пол. Отец замирает, выпучив глаза.)
О т е ц (с аффектацией). «О, какой артист погибает!» — притом ничего не зная о себе самом. Не то что тот каботин. (Кричит.) Ян! Ян!
Вбегает Я н.
Молодой хозяин застрелился. Зови альбиносов, пусть его уберут.
Я н. Так я и думал, что этим кончится. (Склоняется над трупом.) Отличный выстрел. Маленькая дырочка, как от гвоздя.
Шум на улице доходит до максимума.
Классно стрелял, ёлки-палки. Ну и нагнал он на меня сегодня страху.
О т е ц. Ян, открой, кто-то стучит. Может, еще и толпа ломится ко всему вдобавок.
Ян выходит.
Странная штука, до чего старость и морская служба всё в человеке притупляют. Буквально ничего не чувствую, ни холодно, ни жарко. Черт возьми, человек не корабль.
Входят Т и п о в и ч, Э в а д е р и В и д м о в е р.
Наконец-то. (Старцам.) Мой сын покончил с собой. Нервы сдали. Ничего не поделаешь. Что слышно?
Т и п о в и ч (бледен, остальные ужасно обескуражены). Радуйтесь, господин Валпор. Все летит к чертям. Семиты всегда выкрутятся. На улицах горы трупов. Мы пришли пешком. Шофер сбежал. Автомобиль у нас отобрали. Мы видели странную сцену. Шла герцогиня в шлафроке рядом с Корбовским, их держали какие-то верзилы. Мы не могли к ним протиснуться.
Входят а л ь б и н о с ы, берут труп Эдгара.
Корбовский что-то крикнул. Тех, кто их вел, избили до полусмерти, а они пошли с толпой на баррикады, на улицу Непослушных Мальчиков. Но о чем я говорю, всё как во сне. Наша фирма перестала существовать. Новое правительство упразднило все частные предприятия. Только то и осталось, что было в банках за границей.
Во время рассказа альбиносы выносят труп Эдгара налево.
А эти дома́?
Э в а д е р. Тоже общественная собственность. Все потеряно.
О т е ц. Интересно, объявится ли мой приемный внук. (Внезапно.) Ну что ж, господа, последняя ночь. Быть может, сегодня всех нас перережут бандиты, так развлечемся же напоследок. (Кричит.) Ян!!
Я н в дверях.
Разложить карточный столик.
Ян бросается к столику и молниеносно раскладывает его посреди комнаты.
Э в а д е р. Вы с ума сошли? Играть в карты в такой критический момент?
О т е ц. В моем и вашем возрасте это единственный способ скоротать время общественного переворота. Что мы еще можем делать? Винт или аукцион? That is the question.
Т и п о в и ч. Пусть будет винт.
Пулеметная очередь.
О т е ц. О, слышите? Разве мы можем делать что-то еще, кроме как играть в карты? Итак все кончено.
В и д м о в е р. Похоже, что вы правы.
О т е ц. Разумеется. Ян, холодный ужин extra fine, и вина без меры. Будем пить как драконы. Надо запить эти три потерянных поколения. Я-то еще могу стать революционным адмиралом, но эти... бр-р-р — что за упадок!
Оставив для Отца место лицом к залу, Типович, Видмовер и Эвадер садятся за столик: Типович спиной к залу, Эвадер слева, Видмовер справа. Слабые пулеметные очереди, далекий гул тяжелой артиллерии.
О т е ц (Яну, стоящему в дверях). Ян, вот еще что. Приведешь нам к ужину тех девиц, ты знаешь, — тех, к которым мы захаживали с молодым хозяином.
Я н. Но захотят ли они в такое жуткое время?
О т е ц. Захотят наверняка, обещай им что хочешь.
Ян exit. Отец подходит к столу, смотрит карты.
Не будем грустить, господа, может, нам еще найдется место в новом правительстве.
Т и п о в и ч. Пики.
Э в а д е р. Двойка пик.
О т е ц (садясь). Двойка бубей.
Красный свет заливает сцену, слышен чудовищный грохот разорвавшегося поблизости снаряда.
Славно лупят. Вы, господин Видмовер?
В и д м о в е р (дрожащим, немного плаксивым голосом). Двойка червей. Мир рушится.
Две красные вспышки послабее, тут же грохот двух разорвавшихся снарядов.
Т и п о в и ч. Пас.
1921