Рано утром в светлой солнечной дымке Орацио вел свой грузовик, а сзади него, на другом грузовике, мчался Метастазио.

Они ехали след в след, по дороге вдоль канала, между Павией и Миланом. Они пели. Пели? Нет, это был плотный рев моторов. Рядом с Орацио сидел рабочий, тот самый, что хотел стать молодцом.

— Он мне сказал, что это хорошее лекарство.

— Хорошее лекарство?

— Да. Помимо прочего, это еще хорошее лекарство, так он и сказал.

— Жениться — тоже хорошее лекарство.

— Я женат.

— А я женюсь завтра.

Орацио указал туда, где в легкой дымке, в золотом холоде полей, что-то ехало на дороге, пересекавшей их путь.

— Что там?

— Какая-то штуковина.

— Это мотоцикл.

— Он с сайд-каром.

— Это называется сайд-кар?

— Так его называли.

— Я таких не видал с тех пор, как под стол пешком ходил.

— Они давно уже устарели.

Доехав до перекрестка, они увидели, что мотоцикл, вынырнув из дымки, свернул на их дорогу, и переглянулись.

— Видел?

— Видел.

Орацио дал два гудка: один длинный — тире, один короткий — точка. Сзади ответил Метастазио: точка, тире, точка. Мотоцикл обогнал их, шел он ненамного скорее, чем грузовики.

— Чтоб его! — сказал Орацио.

Рабочий смотрел на него.

— Вот, может быть, случай как раз для тебя, — сказал ему Орацио.

— Чтобы поучиться?

— Чтобы начать.

Он прибавил скорость; мотоцикл трещал впереди: он уже не удалялся, расстояние до него даже сокращалось.

— Что тут нужно? — спросил рабочий. — «Девяносто первый» годится?

— Годится.