Вот и прочтены последние страницы романа, но мы все еще во власти напряженного, нервного, страстного ритма, мы все еще слышим отрывистые, очень простые и выразительные слова. Мы слышим и видим. Нет, Витторини не живописец, он график. Его книга — не полотно с богатой гаммой красок, с полутонами и игрой светотени. Это гравюра на камне, черно-белая, и орудие писателя — резец. Отсюда сознательная, нарочитая скупость и лаконичность диалогов, сосредоточенность и целеустремленность отступлений, когда автор позволяет себе отвлечься от непосредственного, прямого действия и предаться раздумьям. И не случайно роман «Люди и нелюди» был воспринят в Италии как своего рода программный манифест литературы Сопротивления.

Итальянское Сопротивление началось 8 сентября 1943 года и закончилось победоносным народным восстанием 25 апреля 1945 года — называя эти даты, мы имеем в виду только период вооруженной борьбы, потому что Сопротивление в иных формах началось сразу после того, как Муссолини 28 октября 1922 года захватил власть. О тех, более отдаленных во времени событиях, о жертвах фашистского режима, о коммунистах, ушедших в подполье после того, как Муссолини в 1926 году ввел «исключительные законы», мы сейчас не будем говорить. Но надо представить себе события, непосредственно предшествовавшие страшной зиме 1944 года, когда нацисты расправлялись с бывшими своими союзниками — итальянцами не менее жестоко, чем с населением других оккупированных гитлеровской Германией стран, а чернорубашечники свирепствовали, соревнуясь с нацистами в произволе и садизме.

На судьбу итальянского народа оказал громадное влияние ход военных действий. Война с самого начала была крайне непопулярной, люди не хотели сражаться на стороне Гитлера. Победа советских войск под Сталинградом была не только военной, но и колоссальной морально-политической победой, она означала крушение мифа о непобедимости германского фашизма и дала сильнейший толчок к усилению партизанского движения во всех странах, оккупированных гитлеровцами. В самой Италии к этому времени тоже произошли важные события. В марте 1943 года три самые мощные антифашистские силы: коммунистическая партия, социалистическая партия и движение «Джустициа э либерта» («Справедливость и свобода») заключили между собой соглашение о совместной борьбе с фашизмом. В том же марте месяце коммунистическая партия, находившаяся в глубоком подполье, призвала рабочих к большой забастовке. Забастовка, начавшаяся во имя «хлеба, мира и свободы», охватила всю страну и длилась несколько недель, приняв ярко выраженный политический характер. В Сицилии высадились войска союзников, что также ухудшило положение фашистского режима.

Напряжение непрерывно нарастало, пока, наконец, не наступил день 25 июля 1943 года. В этот день на заседании высшего органа партии — Большого фашистского совета — Муссолини потерпел поражение: против него проголосовало девятнадцать человек из двадцати восьми присутствовавших. В буржуазной историографии часто изображают падение Муссолини как результат заговора его врагов, а неофашисты и сейчас пишут о «предательстве». Заговоры действительно были, но они явились лишь одним из многих звеньев и следствием ширившегося в стране движения, захватывавшего все большие слои народа: всем становилось уже понятным, что у фашистов земля горит под ногами. Не подлежит сомнению, что падение Муссолини и крах его режима были обусловлены всем ходом истории.

Через несколько часов после заседания Большого фашистского совета Муссолини был арестован во дворе королевской виллы, и правительство возглавил маршал Бадольо. Едва лишь радио известило об отставке Муссолини, режим начал разваливаться с непостижимой, молниеносной быстротой. Толпы народа, как волны, катились по улицам Рима и других городов, срывая эмблемы фашизма и портреты дуче, многие из ближайших помощников которого поспешили удрать в Германию. Гитлер немедленно ввел на территорию Италии многочисленные дивизии, а через полтора месяца немецкие парашютисты выкрали Муссолини из того местечка в горах, где он находился в заключении, и привезли в Германию для свидания с Гитлером. Тот всячески пытался «активизировать» Муссолини и заставил его выступить по радио Монако. В своей речи дуче сообщил о воссоздании партии, которая отныне называлась «Фашистская республиканская партия».

В Италии народ ждал, что немедленно после свержения Муссолини страна выйдет из войны, но новое правительство медлило, и только 8 сентября 1943 года все радиостанции Италии передали сообщение маршала Бадольо о безоговорочной капитуляции. Через несколько часов немецкие дивизии атаковали итальянские гарнизоны, и в течение немногих дней Германия оккупировала почти всю территорию Италии: от Альп на севере до Неаполя на юге, включая Рим, откуда 8 сентября позорно бежали король, вся королевская семья, правительство и генералитет. Таким образом, начиная с 8 сентября Италия оказалась разделенной на две неравные части: на юге было сформировано новое правительство во главе с тем же маршалом Бадольо; резиденцией правительства стал маленький городок Салерно, вблизи Неаполя, у подножия Везувия. В Центральной и Северной Италии было создано новое фашистское государство: Итальянская социальная республика, чаще называемая «Республика Сало» — по имени города на озере Гарда, где Муссолини основал свою столицу. Нацисты, как уже сказано, терроризировали население занятых ими итальянских городов и сел, проявляя ту же садистскую жестокость, которой они отличались во всех оккупированных ими странах. Чернорубашечники перед тем, как уйти с исторической сцены, с яростью смертельно раненного, но еще не добитого зверя свирепствовали, проводя массовые убийства и расстрелы. Но их время кончалось. Наступило время Сопротивления.

Тема Сопротивления и сегодня, когда люди в черных и коричневых рубашках не находятся у власти ни в Италии, ни в Германии, сохраняет все свое нравственное и идейное значение. Прошло почти четверть века после окончания второй мировой войны, развязанной Гитлером, но мы не забыли — и не должны забывать — о том, что происходило в те страшные годы. Роман Витторини не автобиографичен в привычном понимании слова, но Витторини не только имел нравственное право написать его — он был обязан это сделать. Потому что в ту зиму 1944 года он сам находился в миланском подполье, он не просто свидетель, но и действующее лицо. Он не был случайным человеком в антифашистском движении. После его смерти — он умер от рака 13 февраля 1966 года — глава итальянских коммунистов Луиджи Лонго писал в телеграмме, отправленной семье писателя: «Выражаю вам самое искреннее сочувствие от имени коммунистической партии и от себя лично по случаю тяжелейшей утраты, понесенной вами и всей итальянской культурой, лишившейся одного из самых славных своих деятелей. Элио Витторини был не только другом, кончину которого мы горестно переживаем. Он был бойцом Сопротивления, нашим товарищем в стольких битвах. Вне зависимости от каких-либо разногласий мы всегда высоко ценили силу и страстность его антифашистских убеждений, его тонкое критическое чутье, его качества писателя и роль, которую он сыграл в становлении новой литературы».

Наши читатели еще мало знают творчество Витторини, поэтому надо кое-что рассказать о нем самом и о его книгах. Он родился в 1908 году, следовательно, ему было всего четырнадцать лет, когда Муссолини захватил власть и начался период «ventennio», — так называют итальянцы «черное двадцатилетие» фашистского режима. Как и все его поколение, он не мог не испытать влияния той идеологии и псевдокультуры, которую чернорубашечники насаждали в Италии. Чтобы представить себе атмосферу, царившую тогда в стране, достаточно сказать о «доктрине вооруженной нации». С детства все итальянцы поголовно зачислялись в соответствовавшие организации: до 8 лет — «Сын Волчицы» (как известно, по преданию волчица вскормила Ромула и Рема, основавших город Рим, и фашисты превратили волчицу в символ); от 8 до 11 лет — «Балияла»; от 11 до 13 — «Балилла-мушкетеры» (они упражнялись с игрушечными ружьями); от 13 до 15 — «Авангардисты»; от 15 до 17 — «Авангардисты-мушкетеры» (этим давали уже боевое оружие); от 17 до 21 года — «Молодые фашисты»; в 21 год они вступали в фашистскую партию. Этот конвейер обеспечивал большой механический рост численности партии. Все, начиная с шестилетних детей, давали клятву служить фашизму до последней капли крови. Лозунг был: «Верить — повиноваться — сражаться».

Все юношеские организации режима были объединены в организацию чисто военного типа — ДЖИЛ; это означает «Итальянская молодежь Литторио». Литторио — от латинского слова «ликтор»: так назывались в Древнем Риме стражи, несшие фасции — пучки розог с торчащей среди них секирой. Фашизм делал ставку на молодежь, однако именно эта молодежь оказалась подверженной влиянию иных идей.

* * *

В январе 1926 года Муссолини ввел драконовские законы против печати. В этом же году в одной из своих речей он заявил вполне определенно: надо создать фашистское искусство. Но это оказалось попыткой с негодными средствами. Несмотря на все запреты и террор, лучшие писатели Италии были настроены антифашистски. И среди них с самого начала своего творческого пути был Витторини. Уже в первых его рассказах, вошедших в книгу «Мелкая буржуазия» (1931 г.), можно уловить черты, которые явственно скажутся в зрелом творчестве писателя: глубокая человечность, выбор в качестве персонажей простых людей и будничных тем, отрицание понятия «искусство для искусства», интерес к рабочему классу, в котором Витторини в то время еще скорее угадывал, нежели сознательно видел подлинного героя истории нашего времени.

В 1933–1934 годах во флорентийском журнале «Солярия» печатался роман Витторини «Красная гвоздика» — о молодых людях, глубоко неудовлетворенных обществом, в котором живут. В них зреют антифашистские настроения, смутное беспокойство, заставляющее их мечтать о революционной деятельности, хотя они не очень еще понимают, в чем она может выразиться и какие цели должна преследовать. Лучшие из них в конце концов осознают решающее значение классовой борьбы Пролетариата против буржуазии. Цензура вымарывала многие места в романе, а второй номер «Солярии» за 1934 год вообще был конфискован по приказу префекта.

В 1936 году Витторини стал писать роман, называвшийся «Эрика и ее братья». Действие романа происходило в рабочей среде: это история одной семьи, испытавшей много бедствий в годы после первой мировой войны, семьи, ставшей жертвой безжалостной капиталистической системы. Но в июле произошло событие, заставившее Витторини прервать работу над «Эрикой»: в Испании вспыхнул фашистский мятеж и началась гражданская война. Это потрясло честных людей во всем мире. Интернациональные бригады, в которых добровольцы, приехавшие из разных стран, чтобы сражаться против войск генерала Франко, вошли в историю нашего века как одна из самых ярких страниц благородной антифашистской борьбы. Витторини не был в Испании, но и для него, как для многих людей его поколения, испанские события стали переломным моментом, вехой, означавшей очень многое: антифашистские настроения превратились в убеждения, работать по-старому стало невозможно, возникло чувство гражданского, нравственного долга, лежащего на деятелях культуры. Позднее это стало называться по-французски engagement, по-итальянски — impegno, но еще до того, как появилось это определение, смысл новой позиции таких художников, как Витторини, стал ясен.

В 1938–1939 годах флорентийский журнал «Леттература» печатал из номера в номер новую повесть Витторини, одно из лучших его произведений — «Сицилианские беседы». Опубликование этой повести вызвало громадный резонанс в самых широких слоях итальянского общества. «Сицилианские беседы» — произведение очень важное, и для того, чтобы разобраться в моральных и идейных позициях Витторини, с которыми читатели столкнулись в романе «Люди и нелюди», надо прежде поговорить о «Сицилианских беседах».

Сюжет этой повести предельно прост, фабулы в обычном понимании просто нет, рассказ ведется от лица Сильвестро — сицилианца, переехавшего в Северную Италию. Он рабочий, типограф; в силу личных, семейных обстоятельств ему надо на несколько дней поехать в Сицилию, где он давно не был. В душе Сильвестро — печаль и гнев, хотя он и не говорит из-за чего. Ему кажется, что род человеческий погиб. Ему кажется, что и сам он ни одного дня не прожил по-настоящему, не ел хлеба, не пил вина, не знает, что правда и что ложь, что надо утверждать, что — отрицать. Время действия не обозначено, во всей повести ни разу не встречается слово «фашизм», нет никаких прямых указаний на то, что происходит в стране, но атмосфера времени передана тонкими поэтическими средствами.

Повесть написана скупо, сжато, предельно простым языком. Это тоже не живопись, а графика, и производит очень сильное впечатление. Витторини показывает условия человеческого существования, которые вызывают чувство безысходности и глубокой печали: беспросветная нужда, туберкулез, малярия, выжженная земля. При этом никакого авторского нажима, никаких красивых фраз; просто скорбь и братское сочувствие — писатель словно не отделяет себя от людей, о которых он говорит. Но Витторини пошел гораздо дальше: один из его персонажей, которому писатель сознательно не дал имени, подчеркнув тем самым его значение, произносит очень важные и ответственные слова о том, что существуют «иные обязанности», «иной долг». Вспомним, что повесть была написана во времена фашизма и — поневоле — эзоповским языком. Конечно, это зашифровано, но в условиях фашизма не могло быть воспринято иначе, как откровенный политический намек. И намек был понят и услышан. Тема «иного долга», «иных обязанностей» то приглушеннее, то явственней звучит во всей повести как лейтмотив.

В «Сицилианских беседах» с абсолютной ясностью проявляется гуманистическое кредо Витторини. Писатель понимает, что возникло новое сознание, начинается — скоро начнется — новая историческая Эноха. Он верит в человека, признающего наличие «иных обязанностей» как абсолютного нравственного императива.

Многие итальянские общественные деятели свидетельствуют, что «Сицилианские беседы» в самом начале сороковых годов сыграли совершенно особую роль в формировании антифашистского общественного мнения. Когда же в 1943 году повесть была переведена на французский язык и вышла в Брюсселе, в бельгийской печати Сопротивления было сказано: «К нам пришла из фашистской страны антифашистская книга, крик скорби и протеста всех угнетенных». Несомненно, что эта книга Элио Витторини оказала сильнейшее влияние на формирование идеологии итальянского и — как свидетельствуют бельгийцы — не только итальянского движения Сопротивления.

После всего сказанного представляется естественным и закономерным дальнейший путь Витторини — его личное, прямое участие в Сопротивлении. Известие о падении Муссолини застало его в Милане; на следующий день Витторини и товарищи, собравшиеся у него на квартире, чтобы подготовить издание экстренного номера подпольной газеты «Унита», были арестованы. После освобождения (многих освободили 8 сентября) Витторини ушел в глубокое подполье. Ему приходилось совершать опасные поездки для налаживания связей с антифашистами других городов оккупированной территории, он делал все, что ему поручали, но, естественно, особенно много сил отдавал нелегальной печати. Друзья вспоминают, как беспечно, чтобы не вызывать подозрений, и как бесстрашно разъезжал Витторини на своем велосипеде по миланским улицам — из одной типографии в другую. Рабочие тайком набирали и передавали ему отдельные свинцовые строчки текста, а потом Витторини вместе с другими товарищами верстал из них брошюры и листовки.

Мы не знаем, какие именно материалы печатал Витторини в эти месяцы, но, сопоставляя даты и данные, имеющиеся в книгах о Сопротивлении, легко можем предположить, что среди них было обращение коммунистической партии к итальянскому народу: «Самый благородный и самый прекрасный поступок, который только может совершить сегодня каждый итальянец, — это взять винтовку и пойти сражаться против немцев и их подлых приспешников — итальянских фашистов. Только с оружием в руках перед лицом врага мы можем еще почувствовать себя людьми и защитить свое человеческое достоинство. Пусть, быть может, будут велики жертвы — тем большим будет благо, которое мы вновь обретем, — независимость и свобода».

Во многих страницах романа «Люди и нелюди» мы слышим эту же самую интонацию — благородную, боевую, бескомпромиссную: «наносить больше ударов, удар за ударом, пока мы не оглушим их; не давать им времени осуществить репрессии». И описание трупов, валяющихся на улицах, и расстрелы заложников (у нацистов был свой счет, своя страшная арифметика: десять итальянцев за одного немца — они были столь методичны в своей бухгалтерии убийц и палачей), и образы подпольщиков, нарисованные так лаконично и выразительно. И то, чему учат мертвецы. Очень важно для понимания идейного смысла романа Витторини авторское рассуждение о том, почему простые, добрые и мирные люди, лично даже никем не обиженные, шли в подполье:

«У каждого из них была семья: тюфяк, на котором им хотелось бы спать, посуда, из которой им хотелось бы есть, женщина, с которой им хотелось бы не разлучаться. И их стремления почти что не простирались дальше этого, и вокруг этого вертелись их разговоры.

Но почему же они боролись?

Почему они жили, как звери под облавой, и каждый день рисковали жизнью? Почему спали, засунув под подушку револьвер? Почему бросали гранаты, убивали?»

И еще — о партизанах: «Почему они, не будучи жестокими, убивают? Почему, оставаясь простыми и мирными, они борются? Почему, если ничто их не принуждает, они вступили в смертельный поединок и ведут его до конца?»

Итак, мы подходим к важнейшему моменту: к тому, как ставит и как решает в своем творчестве Элио Витторини самую главную для него, как писателя-гуманиста, проблему добра и зла. Еще в «Сицилианских беседах» оформилась своеобразная концепция Витторини. Существуют две человеческие породы: люди и нелюди, — «может быть, не всякий человек есть человек, и не весь род людской есть род людской». Тема «оскорбленного человека», «обиды, нанесенной миру», присутствует и в «Сицилианских беседах» и в других произведениях Витторини, которых мы сейчас не касаемся, и в романе:

«Мы говорим: человек. И думаем о тех, кто падает, кто гибнет, кто плачет и голодает, кто дрожит от холода, о тех, кто болен, кого преследуют и убивают. Мы думаем о несправедливостях, которые творят над ним, и о его достоинстве. Обо всем том в человеке, что подвергается несправедливости, и обо всем том в его душе, что может сделать его счастливым. И все это — человек».

Это звучит несколько отвлеченно и, может быть, усложнение. Но вот как расшифровывается мысль Витторини: громадное большинство человечества — люди: бедняки, те, кто в дождь ходит в рваной обуви, кто голоден, кто болен, кто плачет, кого преследуют и убивают. И есть другие — нелюди, они живут в роскоши, смеются над чужой болью (да, конечно, и они могут болеть или испытывать какие-то горести, но не это определяет их сущность), они обижают, преследуют, убивают людей.

Мы говорили о том, что творчество Витторини — не живопись, а графика, без полутонов. Хотя у него есть неоспоримая склонность к символам и аллегориям — символы эти при сколько-нибудь внимательном чтении разгадываются: гуманизм Витторини отнюдь не имеет отвлеченного, абстрактного характера, в нем есть явственный и неоспоримый социальный смысл. Писатель безоговорочно на стороне людей, и он не ограничивается пассивным состраданием и сочувствием. В «Сицилианских беседах» тема кроткого непротивления контрастирует с темой гневного возмущения и протеста, люди говорят не только о живой воде, но и о ножах. Слово «революция» не произносится ни разу, но незримо революция присутствует во всей повести.

Между «Сицилианскими беседами» и романом «Люди и нелюди» лежат шесть лет, решающих для Италии и лично для Витторини. От морального сопротивления фашизму в плане чисто духовном он перешел к активному участию в подпольной, смертельно опасной антифашистской борьбе; однако проблема добра и зла сохраняет для него все свое значение. Предстают ли у него добро и зло как нечто имманентно присущее человеку и борющееся в его душе? Нет, это не так. Весь пафос романа в том, что Витторини показывает неоспоримое нравственное превосходство людей над нелюдьми, антифашистов над нацистами и фашистами. Это превосходство позволяет людям понять корни низости и жестокости нелюдей, понять, но ни в коем случае не простить. Напротив, понимание обязывает людей быть еще упорнее и непримиримее «в смертельном поединке».

Во имя чего они должны и хотят бороться до конца?

«Чтобы жизнь людей стала чище, — читаем мы ответ на страницах книги. — А для того, чтобы она стала чище, нужно, чтобы каждый стал свободным…» Так входит в роман важнейшая для Витторини мысль о внутреннем, моральном освобождении каждого человека. Нужно освободиться от пут предрассудков и условностей, которые мешают Берте уйти к любимому человеку, от всего, что старается привить людям буржуазное общество, чтобы легче было или поработить их, или превратить в нелюдей.

И еще один ответ слышим мы в романе — слова старой подпольщицы Сельвы: во имя счастья людей. Тема человеческого счастья, очень дорогая Витторини, звучит как лейтмотив во всем его творчестве, начиная с первой книги рассказов «Мелкая буржуазия». Она предстает перед нами в двух измерениях: личное счастье человека сливается с борьбой за счастье всего «оскорбленного мира». Подобно тому, как в «Сицилианских беседах» Витторини вложил слова об «ином долге», «иных обязанностях» в уста человека, которому не дал имени, — он и в романе не дал имени рабочему, который приходит предупредить Эн-2 о том, что хозяин табачной лавки выдал его шпикам. Этот рабочий тем самым приобретает значение символа. За его поступком стоит глубокое чувство товарищества, инстинктивной и прочной солидарности, объединяющей людей.

Это чувство солидарности, нравственной и классовой, органически входит в идеологию Сопротивления. Роман Витторини можно критиковать за некоторую фрагментарность, а, с другой стороны, за усложненность иных рассуждений, может быть, и за слишком частое применение приема повторов. Но непреходящее значение этого романа состоит в том, что он вписывался в историю времени и отвечал настоятельной общественной потребности. В 1964 году, через двадцать лет после того, как Витторини написал эту свою книгу, другой итальянский писатель, Итало Кальвино, осмысливая прошлое и свой собственный литературный дебют, заявил, что в годы антифашистской борьбы создание литературы Сопротивления было абсолютной необходимостью, первоочередной задачей, моральным долгом. Он писал: «Миланские группы патриотического действия (ГПД) уже получили свой роман — «Люди и нелюди» Витторини, а мы, партизаны с гор, также хотели иметь свой роман, с иным ритмом и фабулой». Трудно, кажется, более выразительно сказать такие простые и такие важные вещи: миланские группы патриотического действия вовремя «получили свой роман», и этим они были обязаны Витторини. Нелегко найти другую, равную этой честь для любого писателя — антифашиста-патриота.

В миланском подполье Витторини работал рука об руку с одним из самых дорогих своих друзей. Руководитель коммунистической молодежи Эудженио Куриэл 24 февраля 1945 года, за два месяца до того, как восставший народ освободил Северную Италию от наци-фашистов, был убит на одной из миланских площадей молодчиками из фашистской «черной бригады». На смерть товарища и друга Витторини откликнулся статьей-некрологом в подпольной газете «Унита» и в центральном органе Фронта молодежи — «Энока нуова». Подпольщики не хотели, чтобы фашисты достоверно знали, что их жертвой пал Куриэл, поэтому в статье Витторини он был назван условным именем Джордже.

Вот отрывок из этого некролога. Его можно рассматривать как дополнение, Энилог и как бы документальное подтверждение правдивости и достоверности страстного антифашистского романа Витторини: тот же стиль, тот же темперамент, то же горячее чувство скорби, гнева, надежды.

«Кровавые псы, которые в эти последние дни своей республики, охраняемой рейхом, рыщут еще по миланским улицам, снова могут праздновать победу. Не потому, что им досталась добыча — часы, самопишущая ручка, несколько тысяч лир. Не потому, что им опять удалось окунуть свои морды в кровь. По гораздо более важной причине. Человек, которого их патруль убил и ограбил на площади Баракка, здесь, в Милане, в три часа пополудни, — не был «неизвестным». Он был «наш», участник Итальянской коммунистической партии и сражающейся Италии, один из лучших, один из руководителей.

Кто же это был? Это был Джорджо, ему было тридцать два года, милое юношеское лицо, особенно когда он улыбался… Для коммунистической партии нет ничего невосполнимого: если не найдется товарищ, который сможет один выполнять всю работу, которую один вел Джорджо, — ее будут делать два, три товарища. Но утрата невосполнима потому, что мы любили его. Что же сейчас означает для нас Джорджо? Навеки связанный со всем, что случилось, остановившийся, как остановились часы в три часа пополудни на площади Баракка в этот день, 24 февраля. Он вышел из боковой улицы и пересекал площадь при ярком солнечном свете, чтобы углубиться в другую улицу, когда слепая свинцовая очередь прошила ему ноги, и он упал. Джорджо падает, но не знает, почему он упал. В тот момент, когда человек ранен, он не чувствует боли. Джорджо хочет встать, понять, что с ним случилось, опирается о землю руками, может быть, садится. Ищет ли он свои очки? Разумеется, Джорджо, падая, потерял очки. И вот его пронизывает, на этот раз попав в живот, второй залп — и это конец.

Таким останется для нас Джорджо навсегда, таким мы будем видеть его, и наша любовь к нему станет для нас чем-то еще большим: больше силы, и больше веры, и больше уверенности в том, что мы завоюем все, во что верил Джордже. Мы завоюем своей борьбой лучшую жизнь, свободу для всех людей, счастье для всех людей. Вот что сегодня значит для нас Джордже».

Во имя лучшей жизни, свободы для всех людей, счастья для всех людей жил и работал, подобно своему другу Джордже и многим тысячам антифашистских бойцов, замечательный итальянский писатель Элио Витторини.

Ц. КИН