Эн-2 принялся ходить взад и вперед по комнате.

— Каково? — сказал человек с бритой головой.

— Я спрашиваю себя, — сказал Эн-2, — что я думал бы, если бы был на их месте?

— На чьем месте? Немцев? Фашистов?

— Тех сорока, которых завтра утром расстреляют. Трое переглянулись, потом посмотрели на него.

— Мы не имеем права задавать себе такие вопросы.

— Но если бы я оказался в их числе? В числе тех сорока, которых завтра утром расстреляют? Что бы я думал и чувствовал, если бы мне вместе с другими тридцатью девятью пришлось идти на расстрел за тех четырех сволочей, которых убрали патриоты?

Седоусый встал.

— Ты хочешь сказать, что не стоит жертвовать десятью нашими людьми за каждый удар, что мы наносим врагу?

Из уголка, где он сидел поодаль от остальных, к столу приблизился старый знакомый Эн-2.

— А ты забыл то время, — сказал он, обращаясь к Эн-2, — когда нам нечем было наносить удары? Каждый из нас отдал бы жизнь ради того, чтобы уничтожить хоть тысячную долю фашиста. Нам казалось, что тысяча наших прольет кровь не зря, если в ней можно будет утопить хоть одну фашистскую собаку. Мы хотели бороться. Теперь борьба идет.

— И обходится она нам, — сказал Кошачий Глаз, — десять за одного. А не тысяча за одного.

— С одной стороны — десять человек, — сказал Эн-2, — с другой — одна сволочь. Мы должны делать больше.

— Так ты это хотел сказать? — спросил Седоусый. — Делать больше?

— Наносить больше ударов, — ответил Эн-2. — Удар за ударом, пока мы не оглушим их. Не давать им времени проводить репрессии. Как можно допустить, чтобы завтра расстреляли сорок человек?

— Никто этого не хочет допустить, — сказал Бритоголовый.

— Почему бы нам не помешать трибуналу собраться сегодня ночью? — продолжал Эн-2.

Снова те трое переглянулись.

— Мы для того здесь и сидим, чтобы обдумать, как нам помешать им, — сказал Седоусый.

— Мы полагали, что надо снова устранить председателя, — сказал Бритоголовый. — Что ты думаешь по этому поводу?

— Идет, — сказал Эн-2. — Идет.