Толпа была немноголюдной.
Между Ларго Аугусто и площадью Пяти Дней было всего несколько сот человек. Прежде они двигались, смотрели на убитых и проходили дальше, а теперь стояли неподвижно перед тротуаром, на котором лежали мертвецы. Не потому ли, что ополченцы обедали, остановились эти люди?
Возле памятника ополченцы обедали, немного отойдя от убитых. Они стали в кружок сбоку от пьедестала, кто-то из них открыл банку сардин, они ели сардины вместе с пайком.
Немного дальше, там, где площадь образует как бы две ниши и где ее пересекает бульвар с трамвайными путями, стояло два танка, и пушки их были направлены на начало проспекта. Люди, стоявшие перед убитыми, не видели их. Когда они подходили к убитым, они видели голого старика, женщину в распахнутом платье, ополченцев, плакат, а все остальное они могли и не видеть. Но теперь люди стояли на месте, глядели на жующих ополченцев и увидели: выше, по обе стороны площади, стоят «тигры», а вокруг них белобрысые парни затеяли какую-то игру.
Сперва люди долго смотрели на обедающих ополченцев, на их набитые рты, на выпачканные сардинным маслом подбородки, усы и руки, на черепа на беретах; потом заметили «тигры», полускрытые памятником, и стали глядеть на белобрысых парней на броне и вокруг танков. Их смеющиеся голоса разносились по площади, они похожи были на котят: брались за руки, вскакивали на танк, соскакивали, садились верхом на пушки, их короткие немецкие выкрики напоминали мелодию нехитрого танца. Белобрысый коротыш переносил что-то от танка к танку, и все то и дело принимались смеяться. Другой, еще меньше ростом, прыгнул с танка ему на плечи. Оба покатились по земле, а все опять смеялись.
Почему?
Увидев их, рассмеялись и ополченцы. Но над чем тут было смеяться? Кто мог сказать, что они неуклюжи? Никто! Или что неуклюж их язык? Тоже никто. Они походили на котят, таких невинных, — невинных, что бы ни лежало рядом с ними… А может быть, это были гномы?
Рядом с «тигром», стоявшим справа, несколько парней играли в игру, которую они называли: «Steisschlagen». Один наклонялся, прятал лицо в ладони другого, а третий — бац — звонко шлепал его по заду.
— Кто это был? — спрашивали потом. — Wer ist's gewesen?
И тот, кого ударили, со смехом поднимал голову и указывал на того, кто, по его мнению, дал ему шлепок.
— Du, — говорил он. — Du. Du bist's gewesen. Еще двое таких же парней появились невесть откуда, они вели на сворках трех собак в намордниках, и парни с «тигров» стали окликать их — их и собак:
— Грета!
— Гудрун!
— Каптен Блут!
Одна из собак вспрыгнула на танк. Множество парней взобрались за ней вслед, они стали играть с собакой, сняли с нее намордник, угощали ее шоколадом, потащили до самой пушки. Они были проворные и ладные, никто бы не мог сказать про них, что они неуклюжи.
Внизу продолжалась игра:
— Wer ist's gewesen?
— Du bist's gewesen!
— Nein, nein! — кричало сразу несколько голосов. — Nein!
Парни смеялись.
— Es ist Blut gewesen!
Они показывали на собак.
— Es ist Gudrun gewesen!
— Es ist Blut gewesen!
Они были проворны и ловки. Даже шлепали друг друга они проворно и ловко. И задницы у них были ладные. Но кем же они были? Гномами — духами танков?