Сойдя с трамвая на площади Скала, Берта пошла тем же путем, что и час назад: Галерея, Собор, площадь Фонтана; так она снова очутилась рядом с убитыми. Она стояла в толпе, когда сержант пошел на нее, уверенный, что толпа подастся назад.
Он шел вперед; он прожевал кусок, засунул в рот все пальцы, чтобы вытащить что-то из зуба, и при этом шарил взглядом в толпе. Потом заговорил снова:
— Кто это тут не людоед?
Он взял в руки автомат — стволом вниз, словно готовясь пустить его в ход.
— Кто это тут не людоед?
Никто не отвечал ему, но никто и не отступал; напрасно он испытующе смотрел в глаза одного и другого; на него никто не смотрел, никто не отступал назад и в конце концов отступить назад пришлось ему самому, чтобы не врезаться в толпу.
Он оглянулся, чтобы пересчитать своих: один, два, три, четыре. Все они ели, сидя на земле немного поодаль. Только молокосос ел стоя, с тем же идиотским видом, так же идиотски смеясь невесть чему; и сержант неожиданно дал ему такую затрещину, что он свалился между убитыми.
Берта не знала, с чего все началось. Она увидела, как молокосос упал и снова поднялся, и даже не думала, что все это что-нибудь да значит. Кто взглянул бы на нее, мог подумать, что она ищет среди этих мертвецов своего мертвеца.
Она слышала вопрос: «Кто это тут не людоед?»
Но для нее эти слова прозвучали как будто из громкоговорителя, как будто переданные из другого мира в этот мир слез и освобождения, в котором она искала Эн-2 и была с мертвецами.
Человеку с автоматом пришлось снова повесить оружие на плечо.
Ему досаждал зуб, в котором что-то застряло, и он причмокивал, но так и не мог избавиться от помехи.
Казалось, только этим он сейчас и занят. Он пнул ногой молокососа, вставшего с земли, и крикнул в последний раз:
— Кто это тут не людоед?
Но голос у него звучал сдавленно, его собственные приятели смеялись над ним. Берта видела, как он, держа себя за нижнюю челюсть одной рукой, другой шарит во рту, засунув пальцы чуть ли не до глотки, откинув голову назад и раскачиваясь всем телом. Берта даже не думала о том, что с ним; она поглядела на него — и забыла о нем и о его вопросе. Она смотрела на пятерых мертвецов так, словно они прошли через смерть и вернулись живые, но живые как-то по-иному: они сидят на земле у стены, они могут слушать, могут воспринимать вопросы, которые им задают, и даже нарушить молчание, заговорить, ответить.