Из вестибюля раздалась команда: «Смирно!» — у подъезда затормозила машина, а внизу Джулай кончал объяснять свой способ, как держать ноги в тепле.

Его слушал только великан рабочий. Только он взял у него каштаны, только он ответил на вопросы, которые задал Джулай, по-прежнему стоявший у стены и державший одну ногу на другой. Как только он узнал, что заключенные спят прямо на полу, так сразу пустился рассказывать о своем способе держать ноги в тепле, даже если их нечем укрыть.

— Нужно всего-навсего немного ваты, — сказал он. И тут же покраснел: как видно, он понял, насколько бесполезно все, что он говорит, и вспомнил, что уже видел их лица мертвыми. Он потер одну ногу в домашней туфле о другую и опустил взгляд.

Опустившись, его взгляд стал скользить от ноги к ноге и остановился, когда увидел босые ступни на холодном полу — огромные, серые ступни, по которым сзади медленно стекало что-то черное.

— Смотришь на мои ноги? — спросил великан рабочий.

Джулай не ответил; он увидел возле него пустые башмаки, меньше его ступней, и снова подумал о том, что видел сегодня утром на тротуаре Ларго Аугусто и под памятником мертвецов, лежавших в ряд, их ноги, вытянувшиеся в ряд, и среди них — нагого старика, праотца человеческого.

А что было здесь? То же самое. Здесь умирали те, кого наверху он видел уже умершими.

— Почему ты их не накроешь? — сказал Джулай.

Он наклонился, как наклонялся над стариком, и в этот момент решетчатую дверь отворили.

— Вот он, — сказали за его спиной.

В клетку вошли двое, еще несколько человек стояли за решеткой, все в разных мундирах: серых, серо-зеленых, коричневых. Из тех двух, что вошли, один был высокий и показался ему, в своем немецком мундире, красивым мужчиной. Джулай подумал, что он даже не похож на немца, что это, наверно, и есть тот самый капитан, о котором ему говорили, но не подумал, что тот пришел освободить его.

Он не думал больше о своем собственном освобождении, как будто уже и не желал его. Он выпрямился и увидел, что красавец в немецкой форме смотрит на него, смотрит, как ему показалось, преувеличенно внимательно и строго.

— Да, это он, — услышал Джулай слова второго вошедшего.

Ему приказали выйти; он вышел; тем временем капитан спросил, кто эти рабочие.

— Это забастовщики, — ответил второй.

— Давно они здесь?

— С середины декабря. С последней забастовки.

Капитан приказал всем выйти.

— Все вон! — скомандовал второй.

— Одну минуту, — сказал капитан. Циммерман требовал, чтобы самых молодых отбирали для отправки на работу в Германию. — Пусть выходят только те, кто старше тридцати пяти лет.

Только трое рабочих зашевелились: двое в глубине, один у стены; у этого волосы были совсем седые.

— А ты что сидишь? — спросил капитан у великана.

— У него ноги больные, — ответил один из людей в мундирах.

Капитан вызвал двоих из-за решетки.

— Отнести его, — распорядился он.

Потом он пошел впереди всех, первым поднялся по лестнице, и вслед за ним целая колонна прошла по коридорам и вышла во двор, где был Манера: Джулай шел прямо за капитаном, за ними — другие заключенные, а в хвосте двое, которые несли на плечах великана рабочего.