В предотъездной сумятице Люк не успел разработать своего маршрута. И опять все решил случай. Мясник, друг Лаверниа, приехал в Валлон, чтобы заколоть свинью у своего кузена, и возвращался теперь в Бурбон, что в сорока километрах от Валлона.

— Если Бурбон тебе по пути, воспользуйся этим случаем, — сказал Люку месье Лаверниа, когда все уселись в фургон.

Люк снова развернул свою карту. Если он поедет в Бурбон, он отклонится на юго-восток в сторону города Мулен. А поскольку он собирался попасть в Клермон-Ферран, ему лучше было бы ехать через Гана. Но перспектива снова оказаться одному на дороге ему мало улыбалась, и он предпочел сделать небольшой крюк. Итак, он пересел из фургона в грузовичок, и Валлон, канал и река Омаис быстро исчезли из виду.

Мясник, полный, розовощекий мужчина, говорил, не закрывая рта, восхваляя свершенный им накануне подвиг: одним мастерским ударом он сумел заколоть огромного борова, и за обедом вся семья уже объедалась кровяной колбасой.

— Я дал кусок филе Лаверниа, — добавил он, — в конце концов мы же не чужие, я ведь крестный отец одной из его девочек… Ты домой возвращаешься, я так понял?

— Вовсе нет, еду автостопом в Клермон-Ферран.

Мясник энергично загудел, не давая обогнать свой грузовичок легковой машине.

— Понятно, я слышал о таком способе передвижения. У тебя что, каникулы? В твоем возрасте уже не нужны каникулы. Мой сынок во время каникул помогает мне в лавке, и я бы всыпал ему по первое число, если бы ему взбрело в голову без толку шататься по дорогам! А вот мы и в Бурбоне. До Мулена остается всего двадцать пять километров.

Было очень жарко, и маленький курортный городок, казалось, спал. Несколько гостиниц, парк, пять или шесть отдыхающих, которые лениво ходили из магазина в магазин. Люк поискал глазами кафе… Нет, кафе здесь не было, и ему захотелось поскорее поехать дальше по этой дороге, которая терялась среди полей. Какой-то приветливый водитель посадил его в кабину своего грузовика, но вскоре ему пришлось выйти, потому что машина сворачивала с шоссе. Так он оказался возле Сувиньи, перед утопающим в зелени белым домом. До Мулена осталось еще пятнадцать километров, а Люку не очень-то улыбалось шагать по шоссе под таким палящим солнцем. Люк свернул на первую же тропинку, но и там не было тени. Разомлев от жары, он уже готов был повернуть назад, как вдруг увидел, что слева что-то блеснуло. Озеро!.. Как не воспользоваться такой замечательной возможностью! Он тут же скинул рюкзак, снял рубашку и шорты и с наслаждением погрузился в прохладную воду. Проплыв несколько метров брассом, он запутался в камышах.

— Тебе что, друг, жизнь надоела? — донесся до Люка голос с берега.

Высокий парень в соломенной шляпе, усмехаясь, наблюдал за ним.

— Советов не прошу, — резко ответил ему Люк.

Работая что было силы руками и ногами, он в конце концов все же выбрался из водяных зарослей, но когда он доплыл до берега, парня там уже не было. «Вот идиот, — проворчал Люк, — поглядел бы я на него, окажись он на моем месте! Уф, только теперь отдышался!»

До Мулена было уже рукой подать, Люк ускорил шаг и по мосту вошел в город. Город ему понравился с первого взгляда, особенно набережная, вдоль которой были расположены старые особняки и рестораны. Он сразу же облюбовал кафе с террасой и, удобно устроившись за круглым столиком, смог наконец утолить голод и жажду. Он заказал лимонад и два бутерброда с толстыми ломтями паштета. Эти бутерброды напомнили ему те, что он ел у мамаши Жоливет, и он живо представил себе доброго Руло, своего друга Карима, маленькую Элизу, людей на свадьбе и вновь услышал, как Симон ему говорит: «Раз тебе так хочется быть одному, то я готов доставить тебе это удовольствие, и сию же минуту». Где он сейчас, Симон? Забрался ли он на ту знаменитую скалистую стенку, о которой столько говорил Фредерик у «Всеобщей бабушки»? «Пожалуй, надо послать бабушке открытку, — подумал Люк, — и еще по открытке родителям и Надирам».

— Сколько я вам должен, месье? — спросил он у официанта, который как раз проходил мимо.

— Девять франков двадцать пять сантимов, — ответил официант.

Люк засунул руку в наружный карман рюкзака, чтобы вынуть кошелек, но его там не оказалось, и он нашел лишь несколько случайно завалявшихся монеток. Может быть, кошелек в другом кармане? Нет, там лежали фонарик и карта… Люка охватила паника, он стал лихорадочно рыться в рюкзаке под недоверчивым взглядом официанта.

— Я… я потерял деньги, — пробормотал он наконец, совсем растерявшись.

— В самом деле? Нет ни одного франка?

— Вот только эти монеты… Подождите… Один… Четыре… десять. Этого хватит?.. До свиданья.

Выйдя из кафе, он на минуту застыл. В голове у него было пусто. «Нет, надо вспомнить… Как же все-таки это могло произойти? Фургон, потом грузовичок мясника из Бурбона, потом озеро… А!.. Я же оставил рюкзак на берегу и долго плавал… Конечно, у того парня, который смеялся надо мной, было полно времени, чтобы обшарить рюкзак. То-то он вдруг смылся. Ну и подлец! А я — кретин. Соображать же надо! — бормотал Люк, сжимая кулаки. — Ну, что теперь делать?..»

Что делать?.. Он шел куда глаза глядят, бессильно волоча ноги, кружил словно слепой, ничего не видя перед собой, по улицам города, где он никого не знал, обошел собор, вышел на какой-то бульвар, потом снова оказался у собора… Темнело, а он все еще бродил без толку и ничего придумать не мог. Лавки закрывались, кое-где уже горели огни, и он в конце концов плюхнулся на садовую скамейку, еще более растерянный, чем поначалу. В голове колотился все тот же вопрос: что же теперь делать?

Тут взгляд его упал на мальчика, который остановился метрах в трех от него, перед витриной магазина подарков. Это был бледненький мальчик с растрепанными волосами, в довольно грязных зеленых брюках и красном свитере с продранными локтями. Глядя в стекло витрины, он гримасничал: то оттягивал пальцами щеки и широко раскрывал рот, то расплющивал нос, то двигал ушами. Он проделывал все это очень серьезно, и если гримаса ему не удавалась, он начинал снова. Когда его уши и нос стали уже пунцово-красными, он обернулся и увидел, что Люк с недоумением наблюдает за ним.

— Ты видел, что я делаю, а? — спросил он его. — Держу пари, что ты так не сумеешь, потому что я тренируюсь уже несколько месяцев.

Говоря это, он подошел к Люку, сел рядом с ним на скамейку и сунул руку к себе в карман.

— Хочешь леденец?

Он дал Люку конфетку, себе засунул за щеку штук шесть и продолжал говорить, невнятно произнося слова:

— Противный городишко, настоящая дыра, правда? Хозяева хотели, чтобы мы обязательно дали здесь два представления, но, к счастью, Питале решил иначе, и мы завтра уезжаем.

— Какие два представления? — спросил Люк, ничего не понимая.

— Два представления театра марионеток, понял? Работенка не из легоньких, уж поверь! Я люблю переезжать с места на место, но вкалывать — это не по мне. К тому же хозяева… Сам знаешь, что такое хозяин, он всегда всем недоволен. Только и слышишь: «Бильбиль сюда, Бильбиль туда…» С Матиасом еще можно было бы договориться, но этот Питале… Когда он к тебе пристанет, спасу нет… Не думай, что я не могу за себя постоять, мне палец в рот не клади! В тот день, когда мы выехали из Парижа…

— Вы из Парижа?

— Конечно, сказочные гастроли: Мелен, Авален и так далее. А теперь мы направляемся в Экс… как его?

— Экс… Уж не Экс-ле-Бен?

— Да, должно быть, так… Ох, до чего я устал!

Бильбиль подавил зевок, как вдруг раздался чей-то глубокий бас. Мальчик от испуга так и подскочил на месте.

— Бильбиль! Ах вот ты где околачиваешься, Бильбиль!

Два молодых человека, один маленького роста с темными всклокоченными волосами, а другой крупный и широкоплечий, неожиданно появились у скамейки.

— Ну и заставил же ты нас побегать, маленький негодяй, — воскликнул тот, что поменьше. — Исчезать перед самым спектаклем, это, знаешь ли, слишком! Вот когда мы садимся обедать, ты почему-то всегда на месте, а когда надо работать, тебя нет… Объясни, что случилось?

— Я… гу… гулял, — прошепелявил Бильбиль — рот его все еще был набит леденцами.

— Да ты проглоти леденцы, болван! Право же, не понимаю, почему я до сих пор не купил тебе билета и не отправил первым поездом в Париж?

— Да потому, что я вам нужен, — небрежно огрызнулся Бильбиль и подмигнул Люку, чтобы тот оценил его смелость.

Широкоплечий молодой человек, который до сих пор лишь молча курил трубку, слегка нахмурил брови.

— Помолчи! И пошли, — сказал он грубоватым голосом.

Он говорил тихо, но слова эти почему-то произвели на Бильбиля удивительное впечатление. Он сморщил нос, открыл рот и быстро вскочил с места, словно подброшенный вверх какой-то пружиной.

— Пожалуйста, постарайся никуда больше не сворачивать!.. Кстати, Гару, — добавил Питале, обращаясь к своему товарищу, — нам надо найти кого-нибудь, чтобы рассаживать людей. Бильбиль у меня уже в печенках сидит, он делает одни только глупости. Но кто его знает, куда можно обратиться в этом городке…

Гару указал пальцем на Люка, который все еще сидел на скамейке.

— Вот он путешествует автостопом, это ясно… Поговори-ка с ним…

Питале внимательно посмотрел на Люка.

— Послушай, друг, — произнес он наконец между двумя затяжками трубки. — Хочешь заработать десять франков?

Заработать десять франков, когда нет ни одного су? Люк вскочил на ноги.

— Конечно, месье. Что мне надо будет делать?

— Заняться публикой и навести в зале хоть какой-то порядок. Как видишь, не бог весть что. К тому же бесплатно посмотришь наш спектакль. Договорились? Тогда пошли.

Помещение, которое труппа сняла на этот вечер, находилось на соседней улице. Это был длинный зал, уставленный скамейками и стульями, в глубине которого стояла ширма, выкрашенная в желтый и красный цвет. Лак кое- где облупился, а занавес был разорван, и все же из-за ярких красок этот маленький театрик выглядел на редкость привлекательно. В углу стояли раскрытые ящики, и курчавый мальчик с задорной физиономией склонился над одним из них.

— Могли прийти и раньше, — воскликнул он, выпрямляясь, — до начала спектакля осталось меньше получаса.

— Бильбиль, как всегда, куда-то пропал, — проворчал Питале. — Но мы нашли одного малого, который путешествует автостопом, он нас выручит, я надеюсь. Как тебя зовут, мой друг?.. Люк?.. Хорошо, попробуй хоть немножко прибрать здесь, Люк, а Бильбиль расставит стулья. Ты слышишь, Бильбиль?

— Но… — начал было Бильбиль.

— Ты слышишь меня или нет? — спокойно повторил Питале.

И Бильбиль кинулся к стульям с таким рвением, словно собирался схватить их все сразу. Но как только молодые люди исчезли за ширмой, он скорчил рожу и залез на какую-то тумбу: свесив ноги и снова набив рот конфетами, он с насмешкой наблюдал за Люком, который тут же усердно принялся за дело.

Когда в четверть девятого Питале снова появился с какой-то коробкой в руках, все было расставлено как положено.

— Ну хорошо, — сказал он Бильбилю, который успел спрыгнуть со своего пьедестала и стоял с нарочито непринужденным видом. — Теперь, пожалуйста, приведи себя в порядок. А Люк останется здесь и будет нам помогать.

Бильбиль, не дожидаясь, чтобы ему второй раз повторили это указание, тут же исчез, гримасничая пуще прежнего. Питале степенно уселся за маленький столик у входной двери и вынул из коробки мелочь, которую разложил перед собой аккуратными столбиками. Начали приходить зрители. Как только они получали билеты, Люк указывал им их места, детей он сажал впереди на скамейки, а взрослых — сзади, на стулья. Вначале все шло хорошо, но по мере того, как зал заполнялся, Люку становилось все труднее и труднее. Некоторые дети наотрез отказывались расставаться со своими матерями, другие перепрыгивали с одной скамейки на другую, уверяя, что иначе они ничего не увидят, и бедный Люк выбивался из сил, стараясь всех рассадить, хотя был оглушен криками и сбит с толку различными претензиями зрителей. Его спас звонок. Наконец свет погас, зажглись огни рампы и поднялся занавес: декорация изображала деревенскую площадь.

— Тра-ля-ля, зим-бум-бум, привет, привет, уважаемая публика! — прогремел бас, который Люк сразу узнал.

На сцене появился Гиньоль, дерзкий, насмешливый, в своей всегдашней синей блузе и шапочке. Затем было разыграно несколько смешных сценок, в которых было много шуток и палочных ударов, и в памяти Люка всплыли давние впечатления детства. Маленькие зрители кричали, хохотали, и когда Гиньоль, размахнувшись, отшвырнул виселицу, на которой жандарм хотел его повесить, прямо в зал, десять рук протянулось, чтобы схватить ее на лету. Виселицу поймал толстый светловолосый мальчик и кинул назад с такой силой, что чуть не сбил ею с ног жандарма. Все зааплодировали. Гиньоль праздновал победу. Занавес опустился, и зрители разошлись.

— Ну, как тебе наше представление? — спросил Матиас у Люка, появившись из-за кулис. Он был мокрый от пота и красный как рак.

— О, спектакль хороший, просто замечательный, — ответил Люк. — Только мне кажется, все эти истории уже устарели. Может быть, стоит добавить двух-трех марсиан?

— Точно. Мы уже сами решили это сделать, — весело ответил Матиас. — В Экс-ле-Бене появятся марсиане, и Гиньоль не растеряется, сумеет с ними сладить. У нас для каждого города своя программа. Удовольствия тоже должны быть разнообразными.

— Конечно. Мне что, сейчас убирать?

— Нет, на сегодня хватит, — сказал Питале, раскуривая свою трубку. — Все это мы уберем завтра утром, перед тем как отправиться в путь, и Бильбиль… Кстати, куда он опять делся, этот Бильбиль?

Его искали по всем углам и наконец нашли за ящиками, где он, удобно примостившись, спал как убитый.

— Ну, этот у меня дождется, — пробурчал Питале. — Что до тебя, Люк, то ты свободен. Вот твои десять франков.

Люк ушел довольный и гордый. Первым делом он направился в ближайшую булочную и купил там несколько рогаликов. Он съел их, не сходя с места, и только потом огляделся вокруг. На тротуарах уже никого не было, ставни в домах были закрыты… Где же он будет спать? И почти машинально Люк вернулся назад, в тот зал, где выступал кукольный театр. У тротуара стоял грузовичок — видимо, тот, на котором разъезжает труппа. Еще один грузовичок, уже который по счету за время его странствий. Дверь зала была закрыта на замок, но маленькая дверца рядом была распахнута и вела в складское помещение. Люк вошел туда, вытащил свой спальный мешок, залез в него и проспал до утра как убитый.

Как, уже семь часов? И дождь хлещет так, что вода затекает даже под дверь. Еще толком не проснувшись, Люк уже представил себе мокрую дорогу, грязь, лужи и позавидовал своим вчерашним товарищам, которые продолжают путешествие в сухой машине, в то время как он будет месить грязь под дождем, без денег и на пустой желудок. «В хорошенькое попал я положение, нечего сказать! Надо как-то из него выбираться, — все внушал себе Люк, складывая спальный мешок. — Экс-ле-Бен… Да, Бильбиль называл этот город, и Матиас тоже… Он, видимо, находится в Савойе, как раз в противоположной стороне от Клермон-Феррана, но в такую собачью погоду какая разница, тот город или этот, и если бы эти ребята… Может, они еще не уехали? Люк схватил свой рюкзак и выбежал на улицу. Грузовичок… где их грузовичок?.. Ой, какое счастье, вон он стоит! Питале уже сидел за рулем.

— Месье… месье!

Питале обернулся.

— А, это ты? Что ты хочешь?

— Вы не могли бы взять меня с собой? Дождь льет как из ведра… Я собирался в Ним, посмотреть арены, но потерял деньги, а сейчас… дождик-то как из ведра льет, — повторил Люк, и вид у него при этом был довольно жалкий.

— Это надо обдумать, — сказал Гару, сидевший рядом с Питале.

Гару посмотрел на Матиаса, Матиас — на Питале, а тот в свою очередь пожал своими широченными плечами.

— Пусть лезет в кузов, — сказал он. — Я наблюдал за ним вчера весь вечер. Он стоит куда больше, чем этот бездельник Бильбиль.