Теперь можно было не спешить. Самое главное они выполнили, а остальное подождет.

Посольство возвращалось в столицу.

Они гнали лошадей только первые два дня, словно по привычке. Потом же перешли на нормальный темп, с дневными привалами и основательными ночевками. А когда миновали границу, напряжение оставило их полностью. Они были живы, они возвращались - и возвращались с вестью об успехе. Разве может человек желать чего-нибудь большего?

Жерар, впрочем, испытывал двойственные чувства. Радость и удовлетворение от хорошо выполненного поручения скрадывались мыслями об Анастасии.

Тогда, ночью, после неудачного визита воришки (как выяснилось утром, ничего из вещей не пропало) он еще долго лежал без сна, сжимая под подушкой медальон. Граф прислушивался, не раздастся ли подозрительный шорох в коридоре. И размышлял.

Ему вспоминались их с Анастасией встречи. Ее красивое лицо, глаза. Разговоры полушепотом в темноте. Влажное дыхание на щеке. Он осознал, что по-прежнему любит королеву, вопреки всем возможным и невозможным запретам. Вопреки собственному долгу перед ее мужем.

Именно тогда, ночью, он впервые посмотрел на то, что передала ему через служанку Анастасия, с другой точки зрения.

Оглядываясь назад, Жерар удивлялся, почему он не задумался об этом раньше. Да, его ошарашило полученное известие. Но ведь он знал достаточно, чтобы просто сопоставить некоторые вещи.

Анастасия сказала, что у них с Виктором будет ребенок, и она от радости разболтала королю об отношениях с Жераром. Правда ли это?

Нет. Вся конструкция была искусственной от начала до конца. Граф де Льен общался с королевой не один день. Он видел в ней осторожную женщину, которая всегда тщательно обдумывает последствия, прежде чем что-то сделать. Поступить импульсивно может, конечно, каждый, только в случае с Анастасией для этого потребовалось бы нечто большее, чем просто новость о ребенке - пусть даже трижды желанном. Ко всему прочему, насколько было известно Жерару, для женщин будущий ребенок редко является полной неожиданностью. Многие что-то начинают подозревать уже с самого дня зачатия. А в подобном случае абсолютного сюрприза не выйдет.

Итак, у них там с королем произошло что-то другое. Трудно сказать, что именно. Может, кто-либо из придворных случайно был свидетелем тайных встреч. Или у самого Виктора зародились некие подозрения, и он вынудил Анастасию открыться.

Что бы ни произошло, королева просила его, Жерара, бежать из столицы. Подальше от гнева Виктора.

Зачем она сказала о ребенке? Чтобы как-нибудь оправдаться? А может, у нее действительно будет ребенок?

На этом месте своих размышлений граф де Льен замер, вцепившись в подушку.

Что если это его ребенок? А Виктор об этом не подозревает?

Нет, бессмыслица. Виктор - не наивный дурачок. Как он может не подозревать, зная, что Анастасия встречалась с Жераром?

А если Виктор не хочет ничего подозревать?

Граф вытер со лба холодный пот. Он понял, что обнаружил серьезную мысль. Так действительно могло быть. Королю нужен наследник (или наследница, не важно), об этом знает любой человек при дворе. О чем никто не знает, так это о встречах королевы с Жераром. Если теперь у Анастасии родится ребенок, он будет законным наследником.

Правда, лишь при условии, что все и дальше сохранится в тайне.

"Почему же Виктор мне ничего не сказал? - удивился граф. - Не доверяет? Или наоборот - считает, что я всё равно буду молчать? Если так, то он прав, но…"

В подобном ключе сообщение Анастасии толковалось легко. Всё становилось на свои места. По сути, здесь даже не нужно было ничего домысливать. Если королю не удавалось произвести на свет наследника в течение многих лет, то почему бы это произошло именно сейчас?

Был лишь один пункт, непонятный де Льену. Учитывая доверительные отношения между ним и королем, можно было бы рассчитывать на откровенность.

Впрочем, свои догадки граф не воспринимал в качестве единственно возможной истины. Он тоже умел разделять предположения и реальность.

Однако, как бы там ни было, на отношениях с Анастасией теперь следует поставить крест. Может, она тоже любит его - как и он ее, - а всё, что Жерар подумал о ней раньше - недоразумение. Это не имеет значения. Отношения следует прекратить.

Эта мысль доставляла графу боль. Он понимал, насколько сложно будет находиться при дворе, рядом с королевой, и постоянно одергивать себя. Быть с объектом своей любви - и в то же время бесконечно далеко. Самому отказаться от малейшей надежды.

В таких раздумьях находился де Льен, когда его окликнули товарищи.

- Давайте передохнём, - предложил Кормак, указывая на подходящее место возле дороги.

Жерар взглянул на небо.

- Уже скоро вечер, - заметил он.

Кормак махнул рукой:

- Мы все равно успеем добраться до ближайшего форта засветло. Зачем спешить? Кони вон тоже устали.

- Да-да, граф, - подхватил Шарль. - Особенно мой красавец. Еле ноги переставляет.

Это была шутка. Конь Шарля бежал наравне с остальными. Однако седок ему достался действительно самый тяжелый - тут уж никаких сомнений быть не могло.

- Ну хорошо, - решил Жерар. - Сделаем привал.

Они свернули с дороги, спешились. Жерар снова почувствовал себя непривычно на твердой земле. За прошедшие недели он так привык ехать, что все другие состояния теперь воспринимал как исключительные.

Из леса, куда только что отправился Вальгард, собрат Кормака по происхождению, вдруг донеслись громкие восклицания. Товарищи схватились за оружие. Вальгард, рослый голубоглазый северянин, славился молчаливостью. Если уж он подал голос, значит, произошло что-то особенное.

Кормак опередил всех. В несколько прыжков он достиг кромки леса и скрылся за деревьями. Наемник спешил на помощь к своему лучшему другу.

Остальные ничего не успели сделать. Буквально в следующее мгновение Кормак снова появился и, смеясь, помахал товарищам рукой. Затем на поляну вышел и Вальгард. В руках он нес убитого кролика.

- Совсем озверел дружище Вальгард, - сообщил Кормак, подходя к товарищам. - На кроликов бросается.

- Это он на меня бросился, - возразил виновник переполоха. - Сзади. Прямо на шею. Напугал, черт.

Руки у Вальгарда действительно немного дрожали.

- Ну, старина, - Кормак ухмыльнулся, покачав головой. - Вот уж не думал, что ты боишься кроликов.

Северяне были и похожи, и непохожи друг на друга. У обоих - небесно-голубые глаза и длинные светлые волосы. Но Кормак - щуплый, небольшого роста, с мягкими чертами лица. Вальгард же - высокий, статный, лицо словно вырублено из камня, причем вырублено небрежно, грубым инструментом. Первый разговаривал при каждом удобном случае, другой днями мог не проронить ни слова (из-за этой немногословности о присутствии Вальгарда часто забывали). Тем не менее, северяне держались вместе с самого первого дня - они вдвоем поступили к королю на службу. Молва твердила, что они из одной деревни, а кое-кто даже предполагал кровное родство. Сами же наемники на этот счет помалкивали.

- И что с ним теперь делать? - спросил Вальгард, как-то беспомощно рассматривая тушку. Кролик попался из крупных, но на руках у северянина казался крохотным.

- Отдашь хозяину двора, где мы сегодня ночевать будем, - предложил Шарль. - Он тебе спасибо скажет.

- Что за благотворительность? - возмутился Кормак, забирая кролика. - Давайте его зажарим. Прямо сейчас. Над костром. Свежатина, с дымком. М-м.

Он сглотнул в предвкушении и посмотрел на графа де Льена:

- Что скажешь, Жерар?

Тот улыбнулся:

- А что я скажу? Разводите костер.

Кормак заметно повеселел:

- Тогда - айда за сухими ветками!

Он снова осмотрел кролика, на этот раз по-деловому.

- Вальгард, обдерешь его?

Высокий северянин поморщился:

- Нет, лучше ты.

- Ладно, - согласился Кормак. - Сегодня моя очередь, - он направился к своей лошади, достал нож, потом крикнул Вальгарду: - Поищи дров для костра.

Тот кивнул и зашагал к лесу.

- И ровную палку на вертел, - прокричал Кормак вдогонку. - И смотри, осторожно. Там могут быть другие грозные кролики.

- Этого, наверное, кто-то спугнул, - предположил граф де Льен. - Кстати, вы ничего подозрительного не замечали? Здесь бывают разбойники.

Кормак, уже занявшийся трофеем, откликнулся:

- Да лиса его спугнула. От разбойников кролики так не удирают.

Призыв северянина пойти за дровами компаньоны большей частью проигнорировали. Шарль возился с седельной сумкой, барон де Лири зачем-то начал проверять свое оружие (возможно, прислушался к замечанию графа насчет разбойников), князь Валлонский снял сапоги и с наслаждением ходил по траве босиком. Кормак, впрочем, успел привыкнуть к тому, что его именитые товарищи не очень охотно берутся что-то делать. Происхождение давало о себе знать, хотя статус при дворе у всех был примерно одинаковый. В иных обстоятельствах наемник не стеснялся и заставить их, однако для сбора сухих веток вовсе не требовалось привлекать много людей.

Единственным, кто еще откликнулся, был Жерар. Начальник королевской гвардии направился в лес следом за Вальгардом. Он наметил себе поискать также воду, поскольку Кормаку следовало как минимум помыть чем-нибудь руки, а в походных бурдюках совсем ничего не осталось.

Граф уже забрел достаточно глубоко в чащу, когда позади него раздался какой-то шум. Обернувшись, Жерар увидел де Лири. Молодой барон целенаправленно шагал к начальнику гвардии.

- А, Жорж, - граф бросил на землю то, что успел насобирать. - Ты кстати. Помоги мне, пожалуйста. Возьми эти ветки. Я хочу найти воду.

Де Лири, однако, повел себя странно. Вместо того, чтобы подойти и забрать ветки, он остановился на расстоянии нескольких больших шагов. Снял с плеча лук, наложил стрелу.

- Что произошло? - Жерар застыл, глядя, как кончик стрелы поворачивается в его сторону. - Погоди, Жорж! - добавил он быстро, поскольку стрела уже была готова сорваться с тетивы. - Я ничего не понимаю. Погибнуть от руки друга и не узнать почему - что может быть хуже для дворянина?

Это поколебало решительность молодого барона. Он чуть-чуть ослабил тетиву, но пока молчал.

Жерар всматривался в лицо парня, который пришел его убить, и думал сразу о многом. Парализующего волю страха не было. Неожиданный ход событий ошеломил графа, однако не более того. С рождения принадлежа к сословию воинов, Жерар успел свыкнуться с мыслью о насильственной смерти. Когда-то в юности он даже считал, что любой настоящий мужчина должен умереть от стрелы или меча, а не от старости в собственной постели.

Однако граф вовсе не стремился приблизить свою смерть. Напротив, он рассчитывал прожить настолько долго, насколько это будет возможно.

Именно поэтому он только что назвал человека перед собой другом.

- Я не знаю, в чем дело, - продолжил Жерар осторожно, не шевелясь, чтобы не спровоцировать парня. - Наверное, я когда-то был не прав по отношению к тебе и заслужил это. Хорошо, я ни на что не претендую. Ты поступаешь так, как велит тебе собственные долг и честь. Только выполни, пожалуйста, мое последнее желание. Позволь мне умереть с легкой душой, не терзаясь подозрениями и догадками. Открой, какую чудовищную несправедливость допустил я вольно или невольно по отношению к тебе или твоим близким.

Он говорил то, что приходило на ум. Говорить и не двигаться - вот единственный способ хоть немного продлить сейчас свою жизнь. Малейший жест означает спущенную тетиву, а на таком расстоянии стрела найдет цель раньше, чем Жерар успеет как-нибудь уклониться. Так что прыгать в кусты или за дерево не имеет смысла. Он в любом случае получит стрелу, и если рана не окажется смертельной, то де Лири потом просто добьет свою жертву.

Говорить. Вовлечь его в разговор.

Граф очень хорошо видел, как рука со стрелой начала подрагивать от напряжения. Но еще больше ослабить тетиву де Лири не решался. Он хотел быть наготове. А это значит, что времени осталось совсем немного. Потом парень устанет и в любом случае выстрелит, даже если это случится само по себе.

- Вы не подумайте, граф, - вдруг все-таки заговорил молодой барон. - Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля.

- Виктора? - удивился Жерар.

Парень кивнул, не сводя глаз со своего противника.

- Наверное, это какая-то ошибка, - пробормотал граф де Льен. - Король не мог…

Де Лири покачал головой:

- Никакой ошибки.

- Тогда почему?

- Не знаю. Меня это не касается, - добавил молодой барон с некоторым раздражением.

"Так вот в чем причина его взлета при дворе, - размышлял Жерар. - Он выполняет для короля грязную работу. Он! Наследственный дворянин! Сын гордого барона де Лири! Господи, до чего опускаются люди…"

- Значит, король вообще ничего не объяснял? - попробовал граф снова.

Раздражение парня заметно возросло, но он все-таки ответил:

- Король сказал, что не доверяет вам. Что узнал о вашей измене. Что вы представляете большую опасность.

Мельком взглянув на лук, де Лири продолжил более мягко, словно желая оправдаться:

- Предателей не вызывают на поединок. И я рад, что вы от меня его не требуете. Я закажу в храме молитву за упокой вашей души.

- Постой! - опять произнес Жерар. В его голове мелькнула догадка. - Тогда, ночью… Это был ты?

Молодой барон молча кивнул. Тетива натянулась.

"Всё", - подумал граф де Льен.

- А можно тебя кое о чем попросить, мальчик? - вдруг раздался чей-то голос из-за спины Жоржа де Лири.

Поняв, что на сцене появилось новое лицо, барон не стал больше терять времени. Тетива немедленно зазвенела, посылая оперенную стрелу в грудь Жерару, а де Лири тут же выхватил из колчана другую и, быстро развернувшись, выстрелил снова.

Он отлично владел луком, этот молодой амбициозный парень. Несмотря на спешку, оба выстрела были смертельными.

***

После "отъезда" Эвелин Алексей с головой ушел в тренировки. Во-первых, он хотел наверстать упущенное. Новые способности по-настоящему не были новыми. Они лежали где-то внутри, глубоко спрятанные и ждущие своего часа. Алексей вспоминал, как в течение всей его жизни друзья тут и там отмечали в нем что-то необычное. Некоторые вполне серьезно верили, что он владеет телепатией, а иные подозревали даже способность к ясновидению. Мне, как и моему двойнику, это всегда казалось изрядным преувеличением, поэтому я лишь посмеивался над подобными убеждениями. Но вот потом неожиданно стало известно, что ошибался-то я, а не они.

Если способности уже есть, то развить их - дело принципа. Тем более, когда все вокруг только и делают, что мгновенно перемещаются в пространстве, заставляют предметы летать или возникать из ниоткуда, проходят сквозь стены… ну и дальше в том же духе. Это всё была видимая сторона применения удивительных способностей - не самая эффективная, зато вполне эффектная. Что-то вроде красивой обертки.

Существовало также "во-вторых". Алексей смутно чувствовал, что вскоре может пригодиться и его помощь. Он все еще не совсем понимал, для чего Клод и остальные из его компании рискуют собственной жизнью, играя в странные "игры". В его глазах это была причуда долгожителей, наделенных слишком большой силой. Обычная жизнь им, наверное, казалась пресной, лишенной вкуса. Какой интерес жить, когда всего можешь достичь мановением руки?… Вот и искали те, кого в иных мирах окрестили богами, развлечений…

Он не понимал мотивов своих новых друзей, потому что не проник еще в ту новую вселенную, которая когда-то открылась перед каждым из них. Но это не мешало ему кое-что чувствовать.

Марго задерживается неспроста. Эвелин отправилась ей на помощь. Что могло произойти?

Вопросы не давали ему покоя. И Алексей занимался - настойчиво, самозабвенно, даже исступленно. А когда больше не оставалось сил, он шел в спортзал и избивал тяжелые груши или бетонные блоки. Костяшки его пальцев теперь часто кровоточили. Раньше они не знали подобного обращения: Алексей был поклонником философии айкидо, хотя учился всему понемногу. Раньше ему казалось, он понимал мастера Уисибу*. Но недавние события пролили на его убеждения совсем другой свет. Он вдруг почувствовал себя не умудренным опытом профессионалом, а совершенным новичком, который успел нахвататься поверхностных знаний и возомнил о себе невесть что.

- Это хорошо, - бормотал Алексей, в двухсотый раз повторяя прямой удар рукой, - хорошо, что мы все еще способны на грубую и бескомпромиссную самокритику. Это значит, мы все еще способны учиться. Хорошо.

Очередного удара цепь не выдержала, и груша, на миг сложившись пополам, а затем выпрямившись, полетела в дальний конец зала. От ее падения гулко содрогнулся пол. Алексей остановился, шумно перевел дух и посмотрел на свисающий с потолка кусок цепи. Одно из звеньев было разогнуто.

- Здорово! - раздался женский голос от входа. - А если бы на месте этой груши стоял человек?

- Ему бы крупно не повезло, - ответил Алексей, поворачиваясь. - От последствий такого удара не спасет даже современная медицина. Привет, Наташа!

Она была в темно-синих облегающих брюках и ярко-белой блузке, на фоне которой длинные каштановые волосы казались почти черными. Обворожительна, черт возьми! Широкие бедра, узкая талия. Умеренные холмики грудей, прорисовывающиеся под блузкой. Большие глаза, длинные ресницы…

- Привет! - девушка улыбнулась и помахала рукой. - А ты когда-нибудь на самом деле вот так… человека?

Алексей с трудом отвлекся от эстетического созерцания.

- Вообще-то, наверное, нет, - произнес он медленно. - По большей части не было надобности. Я справлялся и без кулаков.

- А смог бы?

Он покачал головой:

- Наташа, лучше не спрашивай об этом. Мне приходилось участвовать в войне. Я видел, как люди убивают и умирают. Там дрались все: философы и рабочие, учителя и врачи, инженеры и музыканты. Одним из моих лучших друзей был художник. Чистя во время передышек свой автомат, он рассказывал мне о тех картинах, которые он напишет, вернувшись домой. Он воображал себе мирные зеленые луга на фоне далеких гор, пасущиеся стада, а на переднем плане - прекрасную богиню, зачерпывающую воду из кристально-чистого ручья. Он хотел дарить людям красоту и веру в жизнь - а дарил смерть. От его пуль пали как минимум четыре десятка человек, прежде чем он сам получил пулю. Задуманные картины так и остались ненаписанными. И, может быть, выпустивший пулю враг тоже был каким-нибудь поэтом, мечтавшим написать в стихах великую историю любви. Никто из них не хотел убивать, никто не считал себя чудовищем. Когда такое видишь, начинаешь по-другому оценивать, что человек может делать, а чего не может. Переосмысливаешь саму жизнь.

Алексей вытер тыльной стороной ладони пот со лба и усмехнулся:

- Что-то меня потянуло на рассуждения. Наверное, из-за того, что на этой громадной яхте почти не осталось людей, с которыми можно поговорить. Так что прими мою болтовню за выражение радости по поводу твоего приезда. Ты надолго?

Наташа неопределенно дернула плечами:

- Пока не знаю. Хочу дождаться папу. Я думала, он здесь.

- Клод? Да он не усидит на одном месте и двух часов, - Алексей подошел к груше и попытался ее поднять. От напряжения его лицо побагровело, на руках и ногах вздулись вены.

- Эй, надорвешься! - забеспокоилась Наташа.

Все-таки ему удалось чуть-чуть приподнять тяжеленный кожаный мешок. Когда Алексей ослабил хватку, тот опять шумно бухнулся на пол.

- Видишь ли, - сказал Алексей, тяжело дыша, - это у нас, мужчин, в крови. Если где-нибудь поблизости появляется женщина, мы тут же начинаем демонстрировать, какие мы сильные.

Улыбнувшись, девушка вошла в зал и присела на один из тренажеров. Задумчиво потянула рукой трос, на котором крепились добрые двадцать килограммов. Блоки тихо зашуршали, и груз поднялся до самого верхнего положения.

- Похоже, на "Аркадии", кроме тебя и Ларри, никого нет, - пожаловалась она.

- То, что Ларри есть, уже прогресс, - отметил Алексей, уставившись на тренажер Наташи. - Этот старый картежник тоже любит пропадать. Наверное, по старой памяти надувает между делом какие-нибудь казино… А ты, я смотрю, маленькая хрупкая девочка, для которой поднять два десятка килограммов - это раз плюнуть.

Наташа взглянула на груз, плавно опустила его назад. Улыбка обнажила ее белые зубы, сделав еще привлекательнее и ближе.

- Меня никогда не называли хрупкой, - сообщила она по-домашнему просто. - В школе я была хулиганистой забиякой и нередко ходила с синяками. Парни меня уважали, некоторые даже побаивались. Зато часто приглашали в свои компании. Кажется, я переиграла во все мальчишечьи игры.

Она оперлась рукой на сидение тренажера и вытянула вперед ноги. Алексей проследил за этим движением, а затем тоже присел - на грушу, которую перед этим пытался поднять.

- Я была высокой и сильной, - продолжила девушка. - Один задира из соседнего класса как-то хотел со мной подраться. Так я ему надавала тумаков на глазах у всех. Меня потом все подряд просили научить "приемчикам", а папа здорово отругал. До этого я никогда не видела его таким сердитым. Он закрылся со мной в одной комнате и прочитал длинную лекцию по поводу того, что победитель - это человек, не допустивший драки; что если ты позволил втянуть себя в драку, то заведомо проиграл, каков бы ни был исход; что меня учили боевым искусствам не для того, чтобы я пестовала свое тщеславие. В общем, он был ужасно строгим, но в то же время очень переживал. Мне даже в чем-то стало его жалко. Кажется, именно поэтому наставления подействовали, и я больше не дралась. Но если ты воображаешь, что я была нежным ангелочком с крылышками, то ты ошибаешься.

- Наверное, учителя тебя не очень-то любили?

- О, совсем наоборот - несмотря на то, что мое присутствие для них было сплошным кошмаром. Они меня любили, ставили мне хорошие оценки и даже родителей вызывали в школу не так уж часто. Ты знаешь, что я закончила школу с отличием?

- Честно говоря, я что-то такое предполагал, - признался Алексей. - Клод не из тех, кто всё пускает на самотёк. Он явно занимался воспитанием по полной программе.

- Это точно! - Наташа энергично кивнула, соглашаясь. - Мне было лет пятнадцать, когда папа заставил меня твердо выучить принцип "laissez passer - laissez faire!"* и все ужасные следствия, к которым приводило его последовательное применение. Вместо любовных историй я была вынуждена читать мрачные романы о Великой Депрессии. Можешь себе представить?

- Тиран, - Алексей усмехнулся, покачав головой.

Затем он встретился с девушкой глазами. Вздохнул:

- Извини, что я тут расселся и даже не подхожу к тебе. Мне очень приятно тебя видеть, но я сейчас потный и липкий. Вот подвешу назад эту штуковину, приму душ - тогда и поболтаем по-человечески. Договорились?

- Конечно! Не переживай, Алексей, я просто зашла узнать, как у тебя дела.

Они почти не были знакомы. Это со мной Наташа провела чуть побольше времени - то в ресторанчике на Сайгусе, то подобрав меня на Менигуэне и отвезя на Горвальдио, то вытащив из подземелий Скалы. С моим двойником она виделась лишь мимоходом, а наедине не бывала вовсе. Поэтому связывало их фактически очень малое.

Тем не менее, девушка чувствовала себя будто бы рядом со старым приятелем. Что бы там ни говорила Эвелин, второй Алексей был мной. Он так же выглядел, разговаривал, подбирал те же слова, аналогично улыбался, шутил, хмурился. Нас с ним, наверное, не различили бы даже самые близкие друзья.

Алексей, со своей стороны, ощущал по отношению к девушке какую-то странную симпатию. Он словно когда-то уже видел ее - встречал во сне, что ли? Наташа не казалась ему совершенно посторонним человеком.

Поэтому разговаривали они безо всякого напряжения, по-дружески. Однако то и дело кто-нибудь из них ловил себя на мысли, что его ведет ложное впечатление. Не то, чтобы это имело какую-то важность, но вся ситуация была в высшей мере удивительной. Два незнакомца на поверку хорошо знали друг друга.

- Давай помогу! - предложила Наташа, поднимаясь с сидения и деловито одергивая блузку.

Алексей взглянул на нее несколько скептично.

- Я думаю, ты сильнее большинства женщин, - сказал он, продолжая сидеть, - но эта штуковина действительно тяжелая. К тому же ты испортишь свою одежду, в которой ты выглядишь так замечательно.

- Я выгляжу замечательно и без нее!… - выпалила Наташа и вдруг, покраснев, запнулась. - То есть… - но она все-таки продолжила: - Я хотела сказать… мне идут не только эти брюки и блузка, не правда ли?

- Наверняка, - серьезно подтвердил Алексей.

Девушка покосилась на него и, не выдержав, хмыкнула. Через миг они уже хохотали вдвоем.

- А ну-ка встань! - скомандовала Наташа после того, как схлынула первая волна смеха. - Ну пожалуйста, Алексей!

Он выполнил эту просьбу, однако путь к лежащей груше загородил собой:

- Ты все же хочешь попробовать?

- Да! - с нажимом ответила девушка, кивнув. - Во-первых, мы с тобой в любом случае сильнее, чем ты один. Разве не так?

- Возможно, - признал Алексей.

- А во-вторых…

Тут за спиной моего двойника что-то зашуршало. Он резко повернулся.

Груша медленно поднималась в воздух. Искусственная гравитация "Аркадии" больше не прижимала ее к полу. Всё выглядело так, словно системы корабля неожиданно отказали, и наступила невесомость. Однако Алексей-то с Наташей по-прежнему стояли на ногах, поэтому либо потеря гравитации была выборочной, либо наблюдалась какая-то аномалия (впрочем, это одно и то же).

Алексей повернулся назад. Наташа невинно улыбалась.

- Не всё решает грубая сила, - продолжила она, пожав плечами. - Так говорит папа. Подозреваю, он и здесь прав, а?

Мой "альтер-эго" в бессилии развел руками:

- Ну, так нечестно. И ты туда же! Ни одного нормального человека на всей яхте! Все то кроликов достают из шляпы, то еще хуже.

Он охватил реющую грушу и потащил ее к свисающему с потолка обрывку цепи. Пристроил крайнее звено на место. Теперь кожаный мешок снова висел, где положено, но в любой момент мог слететь опять. Следовало бы починить цепь, согнув и запаяв лопнувшее звено.

Едва Алексей об этом подумал, цепь натянулась и стала слабо потрескивать. С изумлением мой двойник наблюдал, как края звена сами собой сблизились, а потом и вовсе срослись намертво. Трещина исчезла.

- Послушай, - обратился Алексей к девушке, уже не скрывая восхищения, - раньше я не подозревал, что ты умеешь такое делать.

Наташа рассмеялась:

- А я и не умела. Я ведь тоже постепенно кое-чему учусь.

Мой двойник еще раз осмотрел цепь.

- Обидно чувствовать себя в числе отстающих, - признался он. - Моих силенок на такое не хватило бы. В течение всей своей жизни я чаще всего был первым, или одним из первых. А тут - увы! Досаждает сильно. Наверное, у меня успел выработаться комплекс чемпиона.

- О, это мне знакомо, - заверила его Наташа весело. - Я тоже всегда впереди. В учебе, в спорте, по всяким там мероприятиям. Это всегда приятно, если тебя отмечают, хвалят, награждают какими-то грамотками. Кстати, на моей яхте есть целая комната, где я собираю все свои награды. Хочешь покажу?

- Обязательно, - улыбнулся Алексей. - А яхта здесь? Если не ошибаюсь, ее зовут Блонди?

- Не ошибаешься, - девушка мотнула головой, из-за чего длинные волосы самовольно рассыпались по плечам. Вблизи локоны больше не казались черными даже на белоснежной ткани блузки. Они были красивого темно-коричневого цвета, и освещение зала зажигало в них блуждающие красноватые искорки. - Блонди здесь. Я не умею перемещаться, как папа.

Последняя фраза прозвучала как-то грустно, и мой двойник счел нужным заметить:

- Я тоже. Надеюсь, у нас с тобой всё впереди.

Наташа снова улыбнулась - на этот раз как-то загадочно.

Рассматривая ее лицо, Алексей вдруг понял, что ему отчаянно хочется обнять стоящую перед ним девушку. Она была намного младше его, но ее молодость лишь возбуждала. "Надо же! - подумал мой "альтер-эго", полушутя. - Что это со мной случилось? Улавливаю эманации ее сексуальности?"

Наташа уже давно сформировалась как женщина. Об этом молчаливо свидетельствовало что-то в выражении лица, зрелые формы тела, даже взгляд. Алексей непроизвольно поймал себя на попытках угадать, сколько парней уже было у симпатичной девчонки, стоящей перед ним. Современная мораль допускала свободную смену партнеров на протяжении всей жизни, если только союз не успевал обзавестись детьми, но допускать - не значит предписывать. И всё же… Три? Пять?

"Уймись! - одернул себя Алексей. - Тебе-то какое до этого дело? Небось, всех своих женщин за четыре десятка лет пересчитать поленишься? А к ребенку пристаешь…"

- Странное имя для яхты, - сказал он вслух, просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

- А я воспринимала ее как подругу, - Наташа небрежно отбросила рукой мешающие волосы за спину, и они снова засверкали красноватыми переливами. - Папа мне ее подарил еще в средних классах школы. Я тогда была в жутком восторге: такая игрушка! Вообще я мечтала о каком-нибудь домашнем животном - о собачке, хомячке. Но это оказалось лучше! С Блонди можно было поболтать, она знала обо всем на свете, понимала шутки. Я воображала ее сверстницей с большими голубыми глазами и золотистыми волосами, собранными в короткий смешной хвостик. Отсюда и взялось имя.

Она пожала плечами, словно подводя черту своему объяснению.

Ее смуглая, покрытая ровным загаром кожа казалась мягкой и безукоризненно чистой. Алексей понял, что уже некоторое время рассматривает шею своей собеседницы. Красивое женское тело всегда было предметом его восхищения… но следует, впрочем, соблюдать кое-какие условности.

Резко подпрыгнув, он в развороте достал ногой только что подвешенную грушу. Глухой удар разнесся по залу. Цепь натужно заскрежетала, однако выдержала.

- Хорошо висит, - признал Алексей, оказавшись снова на ногах. - Значит так. Сейчас я иду в душ, переодеваюсь, а потом уже все остальные разговоры. Добро, Наташа?

- Конечно, - кивнула она с улыбкой. - Я подожду тебя здесь.

Принимая душ, мой двойник думал всецело о гостье. Он знал, что Наташа учится в том же университете, который когда-то посчастливилось закончить ему. На "Аркадию" она приезжала нечасто: помехой были огромные расстояния. Клод любил гонять свой левиафан по окраинам, куда почти никто не забирался, Паэна же находилась ближе к центру цивилизованной галактики.

Вероятно, в университете начались каникулы, и Наташа решила навестить отца. А заодно и старых приятелей.

В первые их встречи Алексей не обращал на девушку особого внимания. Тогда было много других отвлекающих факторов. После побега с Земли события замелькали чередой, едва ли не каждый день выяснялось что-нибудь новое, и всё это действовало ошеломляюще. Но теперь жизнь моего двойника стала более чем спокойной. Порой он проводил целые дни в полном одиночестве. Такая обстановка необычайно обостряла восприятие… и жажду общения.

Изголодавшись по новым лицам, он был искренне рад приезду Наташи. Более того, он был готов расцеловать ее за то, что она решилась на столь долгое путешествие. И сейчас, стоя под струями воды, Алексей понял, что чувствует небывалый подъем. Весь мрачный осадок впервые за много дней полностью вымыло из души. Дурные предчувствия наконец оставили моего двойника.

***

Граф де Льен с немалым удивлением обнаружил, что все еще жив. И даже невредим.

В момент выстрела он прыгнул в сторону, стараясь повернуться к стреле боком и по возможности уйти из опасного сектора, но его движение не было достаточно быстрым. Жерар знал это заранее и на многое не надеялся. Сохранить жизнь - уже само по себе большая удача.

Теперь он лежал на земле и понимал, что стрела пролетела мимо. Такого не могло быть: граф видел положение лука во время выстрела. Рука де Лири не дрогнула. А значит, произошло нечто маловероятное. Очень маловероятное.

Жерар убедился в этом, едва подняв взгляд. Стрела находилась здесь, почти прямо над ним. Она торчала в нижней ветке дерева. Хороший стальной наконечник без остатка ушел в древесину. Но самое странное заключалось в том, как она торчала. Ее оперенье было направлено строго к земле!

Такое впечатление, будто в самый последний момент стрела вопреки всем законам резко отклонилась от своего пути и полетела в небо.

Граф не успел додумать эту мысль. Его внимание было привлечено происходящим.

Незнакомец, окликнувший де Лири, застыл на краю прогалины. Кажется, он не прихватил с собой оружия, хотя его одежды указывали на знатное происхождение. Тем не менее, стоял он спокойно, глядя на своего вооруженного противника безбоязненно, с легким насмешливым прищуром.

Молодой барон только начал понимать, что его выстрел не достиг цели. Рука метнулась к колчану, зазвенела тетива, и еще одна короткая стрела устремилась вперед.

Незнакомец не пошевелился. Лишь уголки его губ чуть-чуть сдвинулись, обозначая улыбку.

- Ты всегда так реагируешь на просьбы? - поинтересовался он у парня. - Н-да, наверное, недостаток воспитания.

Глаза де Лири расширились. Отрывистыми, нервными движениями он выхватил третью стрелу. Снова звон тетивы. И почти сразу же откуда-то сбоку - характерный звук попадания в дерево.

- Ну достаточно! - заявил незнакомец с жесткими нотками в голосе. - Брось лук!

Де Лири не слушал. Он уже тянулся за четвертой стрелой. Его пальцы отчетливо дрожали, однако парень все-таки собирался стрелять.

Незнакомец покачал головой:

- Герой. Брось лук! Мои руки пусты - значит, пришел с миром. Я, собственно, только хотел поинтересоваться…

Тут молодой барон вскрикнул и отбросил свое оружие. Жерар увидел, почему. Лук безо всяких видимых причин загорелся - сразу и весь.

Жалобно пропела свою последнюю песню лопнувшая в огне тетива. Дуга резко дернулась, разогнувшись. Во все стороны полетели искры.

И почти сразу же самопроизвольный костер погас. Словно, испортив оружие, он вполне насытился.

Де Лири схватился за рукоять меча. Сталь тихо вжикнула, выпархивая из ножен. Парень сделал шаг вперед, принимая боевую стойку.

- Я не буду устраивать дуэли с тобой, - сказал незнакомец, который так и не изменил своего положения. Острие меча теперь подрагивало в каком-то шаге от его груди. - Ты хочешь напасть на меня, безоружного?

- Ты колдун, - выдавил из себя де Лири, пытаясь облизать пересохшие губы.

- А ты - палач, - еще жестче, чем прежде, ответил незнакомец.

Каким-то образом он сумел подобрать такой тон, что сказанная фраза проняла даже графа де Льена. Парень же дернулся от этих слов, как будто его ударили.

- Ну вот, - продолжил незнакомец, - мы обменялись ярлычками. Впрочем, я не прав. Ты - наследный дворянин, променявший доблесть битв на черную работу ночного убийцы. Как можно назвать того, кто прячется за маской друга и тайно готовит нож? Работа палача честна, в ней нет лицемерия, лжи, обмана, недомолвок. Ты не палач. Это - хуже.

Де Лири стоял, как вкопанный. Он не нападал, хотя противник был открыт, и хватило бы единственного движения. Вместо этого парень пробормотал:

- Он предатель.

- Еще один ярлычок, - отметил незнакомец. - В чем он тебя предал? Тебя лично?

Молодой барон сглотнул. Графу казалось, что парень давно бы перерезал неожиданной помехе горло, однако сейчас его удерживал страх. Де Лири боялся, что старый добрый меч против незнакомца тоже окажется бесполезным.

- Не меня, - услышал де Льен. - Моего короля.

- И ты видел это предательство своими глазами?

Тишина. Где-то неподалеку задорно чирикнула какая-то птичка, ей ответила другая, затем чириканье удалилось. Опять тихо.

- Молчишь, - произнес незнакомец. Теперь он говорил просто, без нажима. - Ты думаешь, вы здесь изобрели какой-нибудь новый метод. Разочарую тебя. Неугодных людей объявляли предателями в сотнях миров и на протяжении тысячелетий. Они не были предателями на самом деле, они просто становились лишними. Но поверивший в клевету - такой же преступник, как и придумавший эту клевету. А грех убийства остается грехом.

- Ты колдун, - зачем-то повторил парень.

- Нет.

Голос незнакомца прозвучал так, что граф сразу принял сказанное всем сердцем. Жерар никогда не встречал настоящих колдунов, способных творить хотя бы что-то подобное увиденному сегодня, однако представлял их совсем другими. Злыми, коварными, в черных плащах, с набором магических принадлежностей: высушенных жабьих лапок, пауков и прочей мерзости, без которой никакого колдовства быть не может. А этот человек был открыт… и чист. Он не заколдовывал стрелы - те сами улетали прочь. Так, словно попросту не смели к нему прикоснуться.

Незнакомец тем временем продолжил:

- Силы, которые оберегают меня, проще и выше колдовства. Ты видишь это сам. Твоя душа различает добро и зло. Она чувствует правду. Убери меч.

Он сказал это просто, без приказа. И де Лири послушался. Лезвие дрогнуло, опускаясь, а затем оружие вовсе вывалилось из руки.

С изумлением граф де Льен увидел, как человек, пытавшийся его убить, рухнул на колени и зарыдал.