Год белого бурундука. 10 эпоха Джучи. Планета Ченгези. Где-то в степи…

Дервиш появился в этих краях под вечер, когда Юлдуз последний раз коснулась, нежными лучами, степной травы и скрылась за горами. Видно было, что проделавший долгий путь, нищий устал. Одежда его поизносилась, а старый колпак был порван в нескольких местах, а на шее среди лохмотьев висел странный амулет. Он хотел было присесть, отдохнуть, но тут его взгляд привлек дымок, поднимавшийся в вечернее небо. Глаза дервиша радостно заблестели, и ему на секунду показалось, что усталость сама собой куда-то ушла, и он, чувствуя, что стан кочевников где-то близко, вновь обрел какую-то легкость. Нищий прибавил шаг и вскоре разглядел около десятка юрт, разбросанных на равнине. Несколько всадников с помощью деревянных изогнутых к низу палок, на своих низкорослых лошадках, чуть поодаль гоняли мяч. Несколько кочевников стреляли из ружей. Дервиш остановился и носом втянул запах, что витал в воздухе. В ближайщей юрте, у той, где стоял бунчук и принадлежащей не иначе тайджи, готовили плов. Нищий на секунду закрыл глаза и представил, как хозяин протягивает ему большой кусок мяса, затем жена его красавица подносит огромную пиалу с кумысом.

Чуткий слух дервиша уловил стук копыт, он приоткрыл глаза и взглянул в ту сторону, откуда тот доносился. Прямо к юрте тайджи, скакал парнишка лет тринадцати-четырнадцати. Не иначе сынишка хозяина стойбища. Тот спрыгнул с коня и под узду повел его к табуну. Дервиш улыбнулся, вновь закрыл глаза и попытался представить, как его потчует хозяин юрты. В этот раз у него ничего не получилось, к тому же на секунду показалось, что слышит он голоса. Совсем рядом. Нищий открыл глаза и огляделся. Рядом никого не было.

— Уже с голоду начало мерещится, — проговорил он и ускорил шаг.

Дервиш шел между юрт, ловя на себе взгляды любопытных мальчишек. Даже игравшие в поло всадники прекратили гонять мяч и уставились в его сторону. Ходил слух среди кочевников, что только этот странный бедняк мог общаться с душами предков. Обычно его появление не сулило ничего хорошего. Дервиш приблизился к юрте тайджи. Только собаки не испытывали перед ним никакого ни трепета, ни страха. При виде чужого они подняли лай. Из юрты вышел мужчина лет двадцати пяти, в красном халате с косым бортом, зеленых шароварах и оранжевых сапогах. На голове у него была меховая шапка, надвинутая на глаза. Обвисшие усы, небольшая бородка. В правой руке плеть.

— Могу ли я войти, — по старой традиции, оставшейся еще со времен прародителя их Темуджина, проговорил дервиш, спрашивая разрешения войти. Причем сделал это он так громко, насколько хватило ему сил. Не дай бог, хозяин дома подумает, что дурные у гостя намерения.

— Входи гость дорогой. Наш дом — твой дом, — проговорил кочевник.

Дервиш вошел первым. Остановился на пороге, окинул взглядом юрту. Против входа, в северной стороне, самая почетная часть дома, где принимали обычно гостей. Там тейджи. Дервиш ошибся, посчитав его человеком средних лет, на самом деле это старик преклонных лет. Борода у него седая. На нем темно-синий халат, украшенный золотом, серебром и жемчугом, желтые шаровары и сапоги, коричневые и слегка потертые. В руках чаша с кумысом, которую старик поднес к беззубому рту. Рядом с ним главный сундук, в котором он хранит вещи, принадлежавшие когда-то его предкам. Остальная домашняя утварь стоит вдоль стен полукругом.

В восточной половине юрты, шептались две женщины. Старшая из них, по всей видимости, супруга старика, пыталась что-то втолковать молодой тридцатилетней красавице. Дервиш предположил, вполне возможно, что это младшая жена тейджи, но тут, же передумал, уж больно хорошие были отношения между женщинами. Вторую супругу хозяина становища нищий увидел, крутившейся возле очага. В самом центре на камнях, под отверстием в крыше, стоял котел, в котором жарилась баранина. Она была такой аппетитной, что путник невольно облизнулся. В том, что красотка, возившаяся с мясом, была младшей женой тейджи, дервиш понял, поймав недовольный взгляд, направленный на двух женщин.

В западной, мужской, части юрты сидел и чистил огнестрельное оружие, еще один сын старика. Второй, стоял за спиной дервиша, не зная, как и поступить. То ли попросить гостя подойти к отцу, то ли выйти из юрты на улицу. Первым среагировал старик, поставивший чашу с кумысом перед собой, и молвивший:

— Проходи, гость дорогой, — рукой показывал на свободное место рядом с собой. — И вы, дети мои, присоединяйтесь.

Дервиш обошел очаг и присел рядом с тейджи. Рядом с хозяином, оставив еще одно место, пристроились и сыновья. Старик взглянул на пустую чашу и прикрикнул, обращаясь к младшей жене:

— Эй, Сарнай, налей нам кумысу.

Девушка, покорно склонив голову, притащила из мужской половины юрты бурдюк, наполнила чашки и тут же ушла возиться с бараниной.

— Ургалай, — вновь проговорил старик, и дервиш понял, что тот обращается к своей невестке, — позови сюда внука Едугея. Он уже вырос и имеет право присутствовать, когда мужчины беседовать будут.

Невестка выскочила из юрты, и до дервиша донеслось, как она бранила мальчишку, за то, что тот разорвал халат. Нищий невольно улыбнулся.

Едугея он увидел через минуту. Сначала в проход просунулась голова парнишки, того самого, что несколько минут назад прискакал на скакуне, и лишь потом, словно перепрыгивая порог, вошел и сам батыр. Дервиш не ошибся, мысленно назвав его так.

— Садись, — молвил старик и рукой указал на освободившееся место.

Паренек сел рядом с дедом. Окинул рваные одежды дервиша и спросил:

— Ты кто?

И тут же получил от старика подзатыльник.

— Прости его дорогой гость, — проговорил тейджи, — молод еще и не знает все обычаев.

— Пусть спрашивает, — молвил дервиш, — любопытство не порок.

— Кто ты? — осмелился Едугей.

— Меня зовут Ширэ Джиладкан. Я дервиш. Странствую по свету в поисках истины.

Стрик улыбнулся, взглянул на нищего.

— Позволь и мне представиться, общающийся с духами, — произнес он, — Я — Сумум-бек, а это дети мои и внук. Это Арвай, Удвай. Еще есть Тугал, но он сейчас на дальнем пастбище, и Кайрат, он сейчас воюет с соседним улусом. — И видя, как закачал головой гость, продолжил, — а это сын его и мой внук — Едугей. Смотри, какой большой стал. Совсем жених.

Дервиш вновь кивнул. Он уже понял, что последнее старик произнес неспроста. Первая жена и невестка, шептались в женской половине юрты не иначе о будущей супруге батыра. Скорее всего того на днях должны были отправить на соседнее стойбище. Именно там, как понимал дервиш, у тейджи была на примете невестка для внука. Сейчас старик, как бы намекал Ширэ Джиладкану, чтобы тот спросил благословение у духов предков. Увидев кивок, тейджи улыбнулся.

— Погода нынче отменная, — неожиданно сменил разговор Сумум-бек.

— Что верно, то верно, — проговорил дервиш, — у вас тут хорошо. Откуда я иду, вот уже неделю льет дождь, и грохочут молнии. Жуткая вещь вам скажу.

Кочевники дружно закивали.

— И ты в такую погоду не простудился? — поинтересовался старик, вспомнив, как пролежал он неделю с кашлем, пока старшая супруга не отпоила его горячим чаем с салом.

— Духи предков были милостивы ко мне, — пояснил Ширэ Джиладкан.

— И то, верно. Небо тому судья, — согласился старик.

Старшая жена притащила огромный казан и поставила перед сидящими. Арвай, достал огромный кусок мяса, жир с которого так и капал, и протянул вначале дервишу. Тот двумя руками взял его, но желание впиться в него зубами преодолел. Дождался, пока средний брат всем по куску даст.

— Куда и зачем ты идешь? — полюбопытствовал старик, поднося чашу с кумысом ко рту.

— К хану с хорошими вестями спешу, — ответил дервиш и впился своими зубами в мясо. Оторвал кусок и стал жадно жевать, словно и не ел вот уже больше месяца.

— А, что за вести? — спросил Арвай, понимая, что странник на них просто может не ответить.

— Духи предков сообщили мне, что война, которая идет между улусами, должна вот-вот кончиться…

От этих слов на лице старика появилась улыбка

— Хорошие вести ты принес мне, Ширэ Джиладкан. Добрые.

Едугею человек в лохмотьях и сером колпаке с первого взгляда не понравился. Он даже обрадовался, когда тот в юрту к деду зашел. Думал, еще чуть-чуть с Гаяром провозится, уже собирался гриву коня расчесать, так появилась мать. Сначала отругала за порванный халат, а потом, почти силком, заставила в юрту идти. Сел с дедом, рядом с ним он чувствовал себя увереннее. Влез в разговор, но получив подзатыльник, понял, что хоть и заслужил право присутствовать, говорить наравне со всеми еще не дорос. Пока старшие разговаривали, косился на дервиша, разглядывал его. Да и тот изредка посматривал на Едугея. Больше всего заинтересовал парнишку амулет, что висел на шее у нищего. На маленькой тоненькой золотой цепочке висел прозрачный камень. Попадались Едугею красные, бирюзовые, голубые и даже зеленые, но вот такого он, ни когда еще не видел. В амулете то и дело отражался огонь очага, и казалось, что камушек жил своей жизнью.

Когда Сумум-бек предложил дервишу занять лучшее ложе в юрте, чтобы тот смог выспаться перед дальней дорогой, нищий отказался. Путник взглянул на Едугея, потом посмотрел на старика и произнес:

— Ты, же сам хозяин просил, чтобы я у духов предков спросил, — проговорил нищий, — а для этого мне нужно уединение.

Спорить старик не стал. Взглянул на сына и приказал подыскать юрту. Тот встал, поклонился отцу и тут же ушел. Едугей хотел было последовать за дядей, но тайджи остановил.

— Сейчас Арвай придет, проводишь уважаемого.

Вскоре тот вернулся. Опустился на ковер. Молвил:

— Я выполнил вашу волю, отец. Нашел юрту для достопочтимого гостя. Цагаандорж согласился на ночь уступить ее для дервиша.

Тайджи взглянул на внука и проговорил:

— Едугей проводи Ширэ Джиладкана до юрты Цагаандоржа, да сам немедленно сюда возвращайся.

Не хотелось оставаться наедине с этим таинственным незнакомцем, но другого выхода у паренька не было. Пока до юрты шли, Едугей ни слова не проронил, лишь только изредка косился на амулет дервиша.

— Интересно, наверное? — спросил вдруг Ширэ Джиладкан, останавливаясь.

Едугай непроизвольно кивнул. Он бы сейчас с удовольствием убежал, да вот только ослушаться деда боялся.

— Вижу что интересно, — продолжал между тем дервиш. — Так и быть. Тебе скажу, только ты больше ни кому об этом не рассказывай. Хорошо?

Едугей хотел было ответить, но рот словно парализовало. Оставалось только кивнуть.

— Вот и ладно, — проговорил нищий. — С помощью этого амулета, я общаюсь с духами предков.

Ширэ Джиладкан поднес руку к украшению и уже хотел, было, его снять, но парнишка вдруг рванул с места и убежал. Дервиш рассмеялся, он чувствовал, что любопытство заставит вернуться парнишку, тем более вряд ли тот упустит момент посмотреть, как нищий будет общаться с духами.

Его смех привлек внимание хозяина юрты, тот вышел, оглядел гостя и произнес:

— Мой дом твой дом. Проходи, гость дорогой.

Ширэ Джиладкан вошел в юрту. Жилища Цагаандоржа ничем не отличалось от других. Посреди юрты очаг, вдоль стен скромная утварь. Вот только женщина в ней была, наверное, давно. Дервиш почувствовал каким-то шестым чувством, что Цагаандорж здесь жил совершенно один. Отшельник. Ширэ Джиладкан посмотрел на Цагаандоржа и уточнил, знает ли тот распоряжение тайджи? Получив утвердительный ответ, нищий улыбнулся и попросил его оставить одного.

Цагаандорж пятясь, ушел из юрты. Животный страх, перед человеком, общавшимся с духами предков, был сильнее, чем любой приказ тайджи, тем более Арвай обещал, что эту ночь он — Цагаандорж проведет в юрте вождя племени.

Дервиш оказался прав. Едугей действительно, когда стемнело, вернулся к юрте Цагаандоржа. Приоткрыл ткань, закрывавшую вход и проскользнул, стараясь не шуметь, внутрь.

В очаге горела черная ткань, неизвестно, откуда взявшаяся у дервиша. Вонючий густой дым поднимался в отверстие в крыше и уходил в небо. Едугейй сдержался, чтобы не чихнуть. Он даже зажал пальцами нос. Нищий сидел спиной к входу, и казалось, дремал, но паренек знал, что это не так. Скорее всего, предположил внук тайджи, Ширэ Джиладкан нанюхавшись дыма, медитировал. Напротив дервиша, с противоположной стороны очага был воткнут в землю посох, на вершине которого весел амулет.

Едугей прислушался и услышал, как тот произносит какие-то непонятные слова. Ему даже на секунду показалось, что он услышал какое-то шипение. Скорее всего, этот звук издавал огонь, пожиравший материю, решил паренек.

Неожиданно дервиш вдруг запел. Делал он это негромко и как-то таинственно. Слова слетали с его губ, образуя какую-то абракадабру. Едугей попробовал было повторить, но у него ничего не получилось. Между тем нищий стал раскачиваться из стороны в сторону, потом поднялся и начал пританцовывать, Едугею сначала показалось, что пляшет тот вокруг очага, но через мгновение батыр, вдруг, понял, что дервиш танцует вокруг посоха. Причем глаза нищего были закрыты. Неожиданно он замер, как раз напротив того места, где сидел паренек, поднял правую руку и пальцем указал на паренька.

Едугей, не чуя ног, выскочил из юрты, чуть не сбив один из сундуков Цагаандоржа. Раздался грохот и дервиш открыл глаза.

— Все равно духи предков приняли решение, — проговорил он, глядя, как колыхается завеса. — И боюсь тебе не суждено, Едыгей, отправиться к будущей невесте.

Утром в юрту тайджи заглянул дервиш. Он опустился на ковер рядом со стариком и проговорил:

— Выполнил я твою просьбу, Сумум-бек. Поговорил вчера с духами предков.

— Ну! И что сказали тебе они, Ширэ Джиладкан?

Старик протянул дервишу пиалу с кумысом. Дервиш принял ее из рук хозяина, поклонился и сделал глоток.

— Боюсь, не хотят духи, чтобы внук твой женился.

Самум-бек сначала побледнел, потом побледнел, хотел было вспыхнуть, но слова, шедшие из уст нищего, были произнесены духами предков. Он отпустил глаза, уставившись в ковер.

— Но… — начал было тайджи

— Внук твой должен жениться позже! А сейчас на него у предков другие планы.

— Какие? — полюбопытствовал старик.

— Хотел бы я тебе сказать, да только сам не знаю. На этот вопрос, когда я его задал духам, те промолчали. Видимо еще не время произносить их вслух.

Дервиш замолк. Хотел бы он что-то еще сказать, но помня вчерашнюю свою медитацию, промолчал. Выдавать происшедшее ночью в юрте ему не очень-то и хотелось. Много знать старику, пусть и даже тайджи, пока не нужно. Дервиш невольно рукой коснулся амулета. Тот был холоден. Когда духи хотели говорить с ним, он начинал нагреваться. Тогда требовалось найти уединенное место. Обычно нищий разжигал костер, отрывал от халата кусок материи и бросал в него. В этот раз духи его не тревожили, но Сумум-бек попросил с ними связаться, и он пошел на встречу. Благо разводить костер в юрте кочевников не требовалось. Ну, а то, что говорили ему во время разговора, пока кроме него, никому знать не нужно. То, что будет можно, он скажет потом, когда будет покидать стан кочевников.

Сумум-бек оглядел еще раз дервиша. Покачал головой. Обратился к старшей жене, что возилась в женской части юрты:

— Замбага, принеси мне один из халатов. Я хочу отблагодарить дервиша.

— О нет, — молвил Ширэ Джиладкан, — не надо, тайджи.

— Но твой халат совсем износился!

Но дервиш отрицательно покачал головой.

— Я не могу принять этот дар достопочтимый, Сумум-бек.

Замгбага протянула, аккуратно сложенный халат, но дервиш рукой отстранил его.

— Не надо.

Тайджи хотел вновь вспыхнуть. Было большой наглостью отвергать его подарок, но увидев, как сверкнул под складками старого, порванного халата амулет, произнес:

— Небо тому судья, я лишь только хотел тебя отблагодарит.

Неожиданно нищий встал, поклонился и произнес, что должен отправляться в дорогу.

— Может тебе коня дать? Или сопровождение? — Спросил старик, в надежде, что хоть таким образом отблагодарит дервиша.

Но Ширэ Джиладкан отказался. Но как бы то ни было, старик решил проводить его. Он поднялся с ковра и лично приподнял ткань, закрывавшую проход. Когда вышли из юрты, к деду подошел Едугей. Он встал позади Сумум-бека, ожидая, что скажет нищий. Небось, нажаловался, решил малец, но тот, взглянув на молодого кочевника, произнес:

— Быть тебе, Едугей — великим воином. Не сейчас, конечно, а позже, когда ты окрепнешь телом и духом. Ибо так решили духи предков. И помни, Едугей, вскоре я за тобой приду!

Проговорил дервиш, и медленно пошел по тропинке на юг, где среди степи на берегу реки Судзи раскинулся единственный город на планете — Джучистан.

Едугей стоял позади старика и смотрел в след удаляющемуся нищему, до тех пор, пока серый колпак не исчез за горизонтом.