Александр Ефимович Решетников в органах государственной безопасности служил с 1937 года по 1964t в Ворошиловградспом областном управлении КГБ — с 1957 года до ухода в отставку. Член КПСС с 1939 года. Полковник в отставке. Удостоен 3 орденов и 14 медалей. Председатель областного совета ветеранов-чекистов.

 

МЕТАЛЛИЧЕСКАЯ СКРЕПКА

Война застала меня, недавнего выпускника Харьковской школы НКВД, в должности начальника Краснобоварского районного отделения управления Наркомата впутренних дел УССР по Харьковской области.

Узнав, что Гитлер вероломно папал на нашу страну, я, как и многие молодые чекисты, стал проситься на фронт. Писал рапорты, обращался по команде к вышестоящему начальству. Ответ один — отказ.

Сначала в душе кипела обида, мол, сижу в тылу, когда сотни тысяч советских людей с оружием в руках сражаются против фашистов. Постепенно горячность молодости уступила пониманию реальной обстановки, осознанию очевидного факта, что смертельные схватки разгорелись не только на линии фронта.

С первых дней войны гитлеровские разведывательные органы развернули, образно говоря, тотальное наступление на советский тыл. Происходила массированная заброска агентуры для сбора шпионских сведений о дислокации, составе, вооружении, передвижении и планах частей Красной Армии, оборонительных сооружениях, военных объектах, предприятиях, производящих для фронта оружие, боеприпасы и снаряжение. Агентура готовила и осуществляла диверсии па оборонных предприятиях, железнодорожном транспорте, путях сообщения, нарушала линии связи. Лазутчики распространяли слухи, чтобы посеять панику среди населения, внести смятение в ряды красноармейцев.

Перед чекистами стояла задача нейтрализовать вражескую агентуру в тылу и прифронтовой полосе. Разоблачать и обезвреживать шпионов и диверсантов, норовивших вонзить нож в спину Красной Армии, были призваны все чекисты, в том числе и сотрудники местных органов НКВД.

Неоценимую помощь сотрудникам госбезопасности оказывало население. Усилившаяся бдительность простых советских людей не раз разрушала хитроумные планы гитлеровских лазутчиков…

История, которую я хочу рассказать, происходила в Харькове 17 сентября 1941 года.

На окраине города с утра до вечера шумел базар, где беженцы и местные жители покупали, продавали, обменивали вещи и продукты.

В этот день бродил в толпе одетый в старую гимнастерку и стоптанные сапоги солдат. Внешне он ничем не выделялся среди множества людей, прибитых к городу волной отступления и эвакуации.

Николаев — старый рабочий машиностроительного завода — обратил внимание, что этот солдат покупками не интересуется, зато расспрашивает всех о том, какие воинские части есть в городе, где они расквартированы, чем вооружены.

Своими сомнениями Николаев поделился с милиционером, вместе они задержали подозрительного солдата и доставили в районное отделение НКВД.

И вот задержанный у меня в кабинете.

— Кто вы? — спрашиваю.

Помедлив секунду-другую, он ответил:

— Красноармеец Голоденко.

— Предъявите документы.

Он достал красноармейскую книжку, протянул слегка подрагивавшей рукой.

Перелистав странички документа — все записи сделаны правильно, подписи и печати на месте, — спрашиваю:

— Где ваша воинская часть, кто командир?

— Не знаю, где она сейчас. Я на марше случайно отстал от нее, теперь догоняю. Командует полком товарищ Константинов, а командир нашей роты — старший лейтенант Недосекин.

Отставших от воинских подразделений я встречал не раз, среди них были солдаты, потерявшие своих и в силу серьезных обстоятельств, и по собственной безалаберности, но попадались и норовившие таким путем отсрочить отправку на фронт, что по законам военного времени приравнивалось к дезертирству. И теми, и другими занимались соответствующие армейские службы, которые в каждом конкретном случае разбирались, кому нужно помочь догнать подразделение, кого целесообразней направить па формировку, а кого — проверить особо или передать армейским следственным органам.

Приглядываясь к солдату, продолжаю задавать вопросы:

— Ваша часть где находилась?

— Мы стояли в городе Люботин.

Город рядом с Харьковом, я его неплохо знаю и начинаю уточнять, на какой улице стояла часть, в каком помещении располагалась рота, что находилось поблизости. Ответы были поверхностные и путаные. Складывалось впечатление, что солдат говорит неправду.

Перевожу разговор на другую тему, интересуюсь:

— Зачем на базаре расспрашивали злодей о войсках расположенных в Харькове?

— Хотел найти свою часть, — сказал он без запинки.

— А почему не обратились в комендатуру или хотя бы в ближайший военкомат?

Невнятная скороговорка, мол, растерялся, не знал, куда идти, прозвучала неубедительно. Солдат, выясняющий в городе воинскую дислокацию через разговорчивых торговое все более вызывал подозрение.

Я решил, что называется, копнуть глубже и поинтересовался, где живут его родственники, из каких он мест.

— Отец и мать умерли после гражданской войны, — чуть замешкавшись, ответил Голоденко, — Я воспитывался в детском доме.

— В каком?

— В детдоме в городе Яготин, под Киевом, но его давно куда-то перевели…

Сомнения не рассеивались, и я прервал опрос, чтобы уточнить основные данные. Связался с комендантом гарнизона, получил сведения, что указанной Голоденко воинской части на территории Харьковской области нет и что в районе Люботина этот полк в ближайшие три недели не стоял.

Обдумывая сказанное задержанным и анализируя мельчайшие штрихи его поведения, снова пересматриваю красноармейскую книжку. Перечитываю каждую запись, разглядываю печати, росписи — зацепиться вроде не за что.

Сверкнувшая на свету скрепка, которой сшита красноармейская книжка, озарила, словно молния: скрепка-то — из нержавеющей проволоки! Вспомнилась ориентировка, полученная из органов контрразведки, где внимание чекистов обращалось на то, что поддельные воинские документы и паспорта, которыми гитлеровская разведка Абвер снабжает свою агентуру, скреплены проволокой из нержавеющего металла, в отличие от наших скрепок, оставляющих под собой на бумаге желтоватые следы ржавчины…

Новый допрос начинаю вроде бы чисто из формальности.

— Вы — Голоденко Илья Сидорович?

— Да.

— Красноармеец?

— Так точно.

— Были в Люботине и но дороге отстали от своей роты?

— Случайно отстал.

— А кто из сотрудников Абвера дал вам эту красноармейскую книжку? Где, когда, с какой целью?

Задержанный испуганно вскинул глаза.

— Повторяю, — продолжал я, глядя в его побледневшее лицо, — где, когда и с какой целью от абверовцев получены эти фальшивые документы?

И я привел неопровержимые факты, разбивавшие все увертки задержанного. Поняв, что изобличен и другого выхода не остается, он начал давать показания.

Николай Соболенко, двадцати трех лет от роду, после ускоренного курса военного училища попал на фронт командиром стрелкового взвода. В первых же боях под Киевом добровольно перешел к гитлеровцам. В лагере военнопленных гитлеровцы поручили перебежчику искать политработников, коммунистов, офицеров, и он выдал несколько коммунистов и командиров.

Из лагеря Соболенко выпустили, завербовал его офицер абверкоманды, наблюдавший, как он предает советских воинов. После непродолжительной подготовки Соболенко, под видом отставшего от части красноармейца Голоденко, на самолете перебросили в наш тыл на территорию Харьковской области собирать сведения о советских войсках и оборонительных сооружениях в районе Харькова, военных объектах и предприятиях города.

Для передачи шпионской информации ему дали пароли и явку, где в определенное время должны были происходить встречи с резидентом гитлеровской разводки или связником…

Через несколько дней в результате чекистской операции мы арестовали резидента и двух агентов абвера. Так удалось нейтрализовать опасную шпионскую сеть.

 

«Н» СООБЩАЕТ. ЧТО…

Июнь выдался пасмурным, дождливым. Но ночам над Северским Донцом поднимался густой туман, обволакивавший прибрежный лес.

Порой в округе стояла глубокая тишина, в которой редкий всплеск речной воды и шелест листвы разносились далеко окрест.

Но тишина в прифронтовом лесу обманчива. Каждый миг она готова взорваться артиллерийской канонадой, ревом моторов, пулеметными очередями, грохотом бомбежки, криками и стонами людей.

Впрочем, затишье на нашем участке фронта выпадало не часто.

После взятия Харькова гитлеровскими оккупантами наши войска с боями отошли восточнее Чугуева и заняли оборону по роке Северский Донец, где всю зиму и весну отражали натиск врага.

Чекисты Харьковщины сражались в общем строю. Из сотрудников областного управления НКВД и его подразделений были сформированы фронтовые оперативные группы, приданные соединениям Красной Армии.

Диапазон задач этих групп широкий. Мы занимались разведкой ближнего тыла противника, контрразведывательной работой по обеспечению тыла советских войск, выявляя и обезвреживая шпионов и диверсантов, забрасываемых гитлеровцами, а также готовили и переправляли через линию фронта подпольщиков и партизан. И, конечно же, в окопах, плечом к плечу с солдатами, отражали атаки врага.

Фронтовая оперативная группа, начальником которой назначили меня, придавалась разным соединениям Красной Армии, в том числе и 300-й стрелковой дивизии генерала А. И. Родимцева — впоследствии 13-й гвардейской, покрывшей себя неувядаемой славой в Сталинградском сражении.

С конца зимы 1942 года наша группа, размещавшаяся в селе Алексеевка Печенежского района Харьковской области, действовала в полосе обороны 100-й стрелковой дивизии. Старались выполнить возложенные задачи и работали, не щадя себя.

Командование дивизии особо интересовалось противостоящими частями врага, их составом, вооружением и боевой техникой, уровнем подготовки, оснащения и выучки и, разумеется, планами гитлеровцев па этом участке. Для достижения цели мы действовали, объединив усилия разведывательного отдела и отдела контрразведки «Смерш» дивизии, а также фронтовой оперативной группы. Каждый стремился внести свой вклад в общее дело.

В разведработе были и неудачи, и успехи.

Сейчас я расскажу только об одной разведывательной операции, подготовленной и проведенной чекистами.

Дождливым июньским днем 1942 года отдел контрразведки дивизии передал нашей опергруппе женщину, которая накануне перешла линию фронта.

Она вызвала большой интерес. Нина Новиченко была домработницей в семье известного харьковского профессора. С приближением фронта профессорская семья эвакуировалась на восток, а Нина ушла к родителям в Чугуси. Жить было очень тяжело, родственники голодали, а достать продукты невозможно. Тогда Нина решила сходить (она так и говорила: «сходить», будто путь лежал не через линию фронта, а на соседнюю улицу) к сестре в село Мартовское Печенежского района, чтобы разжиться съестными припасами. Местность она знала отлично, сумела проскользнуть сквозь боевые порядки гитлеровцев и в районе Алексеевки оказалась в расположении передовых подразделений дивизии.

Наш интерес к этой женщине объяснялся не только ее безграничной самоотверженностью и готовностью ради близких на смертельный риск. Удивляла острая природная наблюдательность Новиченко. Нина, рассказывая об увиденном в Чугуеве, сообщила весьма полезные данные о противнике.

Перепроверив полученные результаты, мы убедились, что перед нами — честная и мужественная женщина, советская патриотка, искренний и бескорыстный человек.

Нина буквально рвалась в обратный путь. Обеспокоенная судьбой голодающих родственников, она, не скрывая, говорила, что любой ценой вернется в Чугуев, так как оставшиеся там беспомощные старики и дети без нее обречены на гибель.

Учитывая это, а также ее личные качества, я, после cогласования с командованием, предложил Новиченко выполнить разведзадание. Трудно словами передать радость, с которой она дала согласие: в душе скромной женщины кипела святая ненависть к фашистским захватчикам и убийцам и она была готова мстить врагу за муки и страдания советских людей.

Начали подготовку к переброске Новиченко в тыл врага.

Вместе с разведотделом дивизии разработали маршруты ее движения через линию фронта и боевые порядки противника. С учетом данных авиаразведки и наших собственным сведений прокладывали его по местам наименьшей концентрации гитлеровцев, чтобы свести опасность к минимуму.

Нину детально проинструктировали, как вести себя в той или иной ситуации, составили несколько правдоподобный легенд, которыми на разных этапах она должна была воспользоватъся, если будет остановлена вражескими патрулями или задержана жандармерией или полицией. Обеспечили нехитрым набором крестьянских продуктов, которые она якобы купила и обменяла в селах на вещи.

Задачу перед Новиченко поставили непростую: собрать сведения о расположении гитлеровских частей и боевой техники в районе от передовой линии до Чугуева и об их намерениях на ближайшее время. С накопленной информацией Нина должна опять пробраться в наше расположение.

Настал назначенный день переброски — 29 нюня.

Под покровом ночной мглы я в сопровождении двуя солдат из дивизионной разведроты повел Нину через передовые траншеи, боевое охранение и посты наблюдения к реке, где в прибрежных кустах была замаскирована лодка. В этом месте под водой от берега к берегу протянута веревка, чтобы при переправе не плескать веслами, а бесшумно подтягиваться по веревке.

Над Северским Донцом взлетали осветительные ракеты, в стороне шла ленивая перестрелка.

Прикрываясь высокой травой и кустарником, мы подползли к лодке и забрались с Ниной в нее. Разведчики с ручным пулеметом залегли за старой корягой, чтобы в случае необходимости прикрыть нас огнем. Вслушиваясь в тишину, я потянул веревку, лодка бесшумно заскользила по воде, и берег растаял в тумане.

Переправились благополучно. Высадившись на вражеский берег, осторожно проползли до опушки леса, где начинался маршрут Новиченко. Здесь наши пути расходились: Нина нырнула в чащу, а я повернул обратно…

Я очень беспокоился за судьбу товарища «Н» (под таким псевдонимом Новиченко фигурировала в штабных документах). Оснований для тревоги было более чем достаточно: в прифронтовой полосе гитлеровцы безжалостно уничтожали всех, кто попадался под руку, да и в тылу подвергали мирное население массовым репрессиям. Надеялся только на ее настойчивость и сильный, мужественный характер.

В ночь с 7 на 8 июля позвонили из отдела «Смерш» дивизии: только что из окопов боевого охранения доставлена товарищ «Н», ее направляют в расположение опергруппы.

Нипа выглядела очень усталой, и я хотел отложить беседу до утра, но то, что она начала рассказывать, заставило немедленно поднять на ноги всю группу.

А поведала женщина вот что.

До Чугуева добралась благополучно и сразу обратила внимание, что город буквально забит вражескими войсками. В доме родственников оказались нежданные постояльцы — солдаты во главе с унтером. Они хлестали водку и бахвалились, что скоро «русским свиньям капут». Из пьяной болтовни на ломаном русском языке Новиченко поняла, что у гитлеровцев на 10 июля назначено наступление.

Сведения были важные, и Новиченко решила срочно доставить их нам. В пути она собрала немало данных о концентрации войск и техники противника и в третий раз пересекла линию фронта.

Проанализировав информацию Нины и сопоставив с данными воздушной и наземной разведки, сел за разведсводку. Начал ее словами: «Товарищ „Н“ сообщает, что…»

Утром, докладывая обстановку, я вручил сводку командиру дивизии. Тот внимательно ознакомился с документом и сказал:

— Это очень важно. Получается, что на направлениях, где фашисты собирают ударные кулаки, у нас мало сил.

Подразделения дивизии спешно перегруппировались, на наиболее вероятных направлениях наступления противника укреплялась оборона.

В 5 часов утра 10 июля на наши позиции обрушился бомбовый удар. После мощной артиллерийской подготовки гитлеровские части бросились в наступление на участках, которые они считали слабозащищеннымп, надеясь на быстрый успех, но встретили хорошо организованную и глубоко зонированную оборону.

Замысел разгромить наше соединение был сорван. Бой длился весь день, фашисты посылали в атаку свежие войска, но дивизия прочно стояла на своих позициях, нанося nротивнику ощутимый урон.