Город Меркури  11 мая  0: 32 по Гринвичу

   Китами иногда просыпалась посреди ночи безо всякой видимой причины. Не ворочаясь, не чувствуя дискомфорта, не испугавшись дурного сна - она просто открывала глаза и понимала, что не спит. Иногда приходилось маяться, пытаясь снова заснуть, или развлекая себя бездельем до утра. Но чаще ночное бодрствование давало время подумать о чем-то, что не шло из головы днем.

   Девушка открыла глаза через полчаса после того, как электронные часы у изголовья кровати показали полночь. Пару минут Дзюнко пролежала неподвижно. Рядом, чуть касаясь ее обнаженного под одеялом тела, спал Джонни. Второй день подряд Китами ночевала у него дома, наплевав на недовольные расспросы коменданта общежития. Возвращаться в то здание ей не хотелось. Молодой человек с радостью приютил подругу. Дзюнко редко баловала ухажера постелью, но сегодня ей захотелось уснуть в его руках. Юную японку тревожили дурные предчувствия.

   Все началось тогда, на крыльце общежития. Она всмотрелась в новенького Наследника, назвавшегося Роджером. И увидела пустоту. Гулкую звенящую пустоту там, где должно было виднеться живое существо. Дзюнко никогда не была пугливой, ее не смогли повергнуть в ступор даже кровавые фокусы трикстеров в Токио. Но тот день сумел вселить в нее страх, забравшийся под одежду и ползавший по телу холодной склизкой ящерицей. Видя людей своим вторым зрением, Китами привыкла не просто наблюдать за существованием их аур со стороны, но и ощущать их присутствие. Человек по имени Октавиан показался девушке призраком. Его будто бы не было в мире. Точно так же пустовало место, на котором стоял Роджер. Казалось, что стоит протянуть руку,- и он испарится как мираж. Но страшно Китами стало не в тот момент. Ей стало страшно секундой позже, когда пустота вдруг принялась наливаться бледной, но знакомой энергией. Вместо мертвого штиля девушка почувствовала легчайший бриз мыслей, донесшийся от Роджера. Он думал, что она симпатичная.

   Сначала Китами показалось, что она ослепла, утратила возможность видеть и чувствовать, к которой успела привыкнуть. Но нет - все остальные виделись как следует. Стоявшие впереди соседи, стоявший рядом Джонни, даже вахтер за стеной. Благодаря длительным занятиям с психологами, медиками и какими-то людьми без имен и особых Дзюнко научилась здраво оценивать свой организм. Нет, девушка-трикстер не ошибалась. Роджер действительно был не таким, как другие. Он был пустым. И эта пустота пугала. Дзюнко сама не понимала, почему, но ей странное ничто виделось опасным. Будто готово было проглотить тех, кто существовал вокруг. Интуиция ли подсказывала девушке или какие-то неизвестные пока силы трикстера активировали защитный контур, но Дзюнко твердо знала - Роджер опасен.

   Тем же веером она осталась у Джонни. Молодой человек явно подозревал, что Китами чем-то взволнована, но не задавал вопросов. С самого начала их отношений было установлено, что делиться чем-либо каждый будет только по собственной инициативе. Дзюнко же сомневалась, стоит ли рассказывать ему о том, чего она сама толком не понимала. Несмотря на долгие и регулярные занятия с педагогами, похожими на шпионов, и физруками, похожими на десантников, девушка до сих пор мало что знала об особенностях Наследников. Она ведь была совсем иного сорта, нежели "избранники Божьи". Но ведь Китами видела других Наследников, просвечивала их внутренним сканером. И все они были нормальными.

   Итак, она почувствовала неясную угрозу. Вставал вопрос: что делать дальше? Молчать? Ни к чему хорошему это бы не привело. Обратиться к учителям, а через них - к "CDM"? Возможно, это и имело смысл. Но ведь именно "CDM" занимались поиском и доставкой новых Наследников в Меркури. Именно благодаря тем, кого Китами хотела предупредить, пустой Роджер оказался в самом сердце Меркури. Значит, либо они все знали, и тогда угроза становилась плодом ее воображения, либо прошляпили опасность. Второй вариант мог быть только результатом предательства. Что, если ее информация попадет в руки кого-то вроде сумасшедшего доктора, с которым не так давно столкнулись ее знакомые? Что, если опасность допущена намеренно, и она встанет на пути у чьих-то планов внутри "CDM"? Дзюнко с неохотой признавалась себе, что внутренне противиться желанию пойти и рассказать кому-нибудь правду. Она боялась непонятной угрозы, исходившей от Октавиана и Роджера, но не доверяла "CDM".

   Конечно, полностью противопоставить себя и интересы стражей Европы девушка не могла и не хотела. Но она не собиралась совершать наивных глупостей. Дзюнко не стала бы действовать вслепую, надеясь, что пронесет.

   Был человек, с которым она поделилась бы без страха. Очень странный человек, которого Китами то ли ненавидела, то ли неохотно любила. Человек, видевший ее насквозь и не пользующийся этим во зло. Этот человек мог поверить ее словам и способен был сделать что-нибудь, чтобы устранить угрозу. Дзюнко не сомневалась: Сэм Ватанабэ что-нибудь бы придумал.

   Но он пропал. Ватанабэ всегда появлялся и исчезал по собственному желанию, словно кот, гуляющий сам по себе. Сейчас он был где-то далеко, и Китами не знала, где именно.

   Значит, оставалось только... ждать?

   - Ты почему не спишь?

   Дзюнко едва не вздрогнула от неожиданности и повернула голову. Джонни, проснувшись, смотрел на нее поверх подушки.

   - Разбудила? - спросила девушка, и голос е звучал почти виновато.

   - Да нет, - Джонни обозначил головой отрицательный жест. - Просто почувствовал, что ты не спишь.

   - Извини, - Китами повернулась на бок, чувствуя, как ее колени касаются его бедра. - Я просто задумалась.

   - А то я не заметил... - сонно пробормотал молодой человек.

   - Да уж... - протянула девушка.

   Джонни заворочался, устраиваясь удобнее.

   - Слушай, можно я скажу кое-что?

   - Что?

   - Мне не нравится твое поведение.

   Китами напряглась. Просунув одну руку под подушку, девушка машинально стиснула пальцами один из ее краев. Молодой человек успокаивающе поднял руку, высунутую из-под одеяла.

   - Не сердись.

   - Я не сержусь.

   - Врушка. Но я это к тому, что ты молчишь. Если что-то беспокоит, лучше говорить.

   - Знаю, - Дзюнко моргнула. Глаз ее, лишенных синих контактных линз, в темноте видно не было, но по голосу Джонни понял, что девушка колеблется. Он знал, что удачно выбрал момент. Даже столь суровая красавица, как Китами, смягчается в момент тяжкой думы, если рядом есть понимающий человек. Допытываться о причинах беспокойства именно сейчас казалось ему немного нечестным. Но тревога, которую Джонни замечал в Дзюнко, беспокоила больше.

   Китами действительно колебалась. Джонни нарушил их негласное правило и спросил, что ее беспокоит. Это было приятно - ведь он за нее переживал. Но стоило ли говорить правду? Мог ли он хотя бы понять почувствованную ей опасность?

   Молодой человек ощущал неуверенность возлюбленной. И, словно желая подбодрить ее, он протянул руку и погладил Дзюнко по щеке. Мимолетный легкий жест ласки. Одна из тех неуловимых мелочей, что порой определяют судьбу. От прикосновения Джонни Дзюнко на миг стало тепло, глубоко внутри. И она, помедлив, произнесла:

   - А ты точно не захрапишь, пока буду рассказывать? Потому что тогда мне придется тебя убить.

   Международный аэропорт Митига, Ливия  11 мая  05: 42 местного времени

   Бывшая военная база Митига, расположенная неподалеку от берега Средиземного моря, встретила самолет из Сиэтла угрюмой арабской ночью, готовой перерасти в сумеречное сухое утро. Немногочисленные пассажиры быстро прошли все надлежащие таможенные процедуры и были выпущены навстречу стране, ставшей центром цивилизации для всего региона. Среди них были и две очаровательные женщины, которых сопровождал внушительных объемов мужчина.

   Мегуми Канзаки никак не могла отделаться от странного железного привкуса во рту. Он появился сразу после того, как Ватанабэ провел с ней брифинг. Незадолго до приземления толстяк покинул Кэтрин, которую почти ревниво закрывал от взглядов японки. Поравнявшись с сиденьем Мегуми, мужчина деловито постучал по верху спинки. Канзаки, старательно всматривавшаяся в иллюминатор, обернулась слишком стремительно, чтобы выглядеть безразличной. Сэм коротко повел головой в сторону туалетов. Девушка вспомнила, как он ходил туда с таинственным третьим пассажиром их салона.

   Когда Мегуми проследовала за Ватанабэ, выяснилось, что спящий на самом деле был человеком "CDM". Встретившись с Сэмом в самолете, он передал ему запрошенные ранее сведения, которые толстяк предпочел не передавать через Интернет. Принес данные курьер в собственной голове, с которой Ватанабэ и считал все необходимое. Зачем-то он рассказал Канзаки об этом, прежде чем приступить к главному:

   - Значит, слушай сюда и не перебивай. Ты уже знаешь, что мы летим в Ливию по наводке, полученной от Фауста. Теперь объясняю, почему в спешке. Действовать надо срочно. Конструктор мертв, но теперь мы знаем о существовании еще одной "чистой" бомбы.

   - Еще одной? Но их же очень сложно сделать...

   - Не перебивай, говорю. Фауст со своим хозяином играют в очень странную игру. Они выдали мне кусок информации. Где-то на территории Ливии готовится теракт. С тех пор, как в Триполи случилось последнее восстание, во всем регионе неспокойно, соседи создают проблемы, да и местные не отстают. Согласно тому, что я нашел в черепушке Фауста, один примелькавшийся персонаж собирается хорошенько стукнуть по авторитету "СDM", устроив могучую заварушку. Момент выбрали хорошо - если взорвать "чистую" в нужном месте, весь континент полыхнет так, что мало никому не покажется. Снова начнется полномасштабное сопротивление, а Крестоносцы не выдюжат.

   - Но зачем? И кому это выгодно?

   - Кому угодно. Люди с деньгами и влиянием могут нажиться на многом, если сумеют это многое отнять у наших работодателей. Но за готовящимся подрывом стоят не они.

   Мегуми показалось, что сухой самолетный воздух вдруг наполнился совершенно лишним озоном. Будто только что кончилась гроза.

   - Трикстеры?

   - Молодец, угадала. Один тип, тесно связанный с Лилит.

   - Но зачем трикстерам взрывать регион?

   - Хороший вопрос. В голове Фауста ответа не было. Эти хитрые сволочи хорошо разбираются в гипнокодировании. Ни грамма лишнего, только то, что хотели мне показать. Возможно, они приняли заказ от кого-то, кто заинтересован в дестабилизации сектора. Но я склонен думать иначе.

   - Думаешь, все дело в этом таинственном хозяине Фауста?

   - Это самый логичный вариант. Но зачем ему тогда засвечивать передо мной собственную операцию?

   - Ловушка?

   - Возможно. Но проверять времени уже нет.

   - Почему?

   - Узнаешь потом. Я, собственно, тебя не за этим в сторонку отозвал. Для тебя у меня есть особое задание.

   Ватанабэ стоял напротив нее в тесном пространстве закутка с дверьми в туалеты и полностью заслонял Канзаки от слона. Почти прижатая к стене, девушка с недоумением смотрела на толстяка, голос которого нисколько не изменился, но плечи вдруг ссутулились.

   - С нами пришлось забрать Кэтрин, - сказал Сэм.

   - Я заметила, - чуть ехидно отозвалась Мегуми. - И мне не кажется хорошей идеей брать с собой гражданское лицо, тем более в такой момент.

   - У меня выбора не было, - карие глаза смотрели сквозь девушку. - То, что за Кэтрин охотились трикстеры, означает, что информация о ней вновь всплыла.

   - Снова?

   - О ней забыли на пятнадцать лет. Но теперь трикстеры снова знают, что она жива и представляет интерес.

   - Интерес... - Канзаки вновь ощутила укол болезненного любопытства, которое так и не сумела пороть даже после разговора с Винтерс. - Какой? Зачем этим чудовищам американская певица?

   - Этого я тебе пока сказать не могу.

   - Да неужели? - японка нахмурилась. Ей совершенно не нравилось все происходящее. Странные полеты на другой конец планеты по призыву содержимого головы их врага, погони, перестрелки... И самое главное - бесконечные тайны, недомолвки и вранье проклятого наглого толстяка!

   Злость уколола ледяной иголкой. Прямо как тогда, в квартире, перед спешным отъездом. Сэм ей не доверял. Что бы он ни говорил в оправдание, Мегуми знала правду. Он считал, что ей нельзя говорить все. Что ее можно использовать только в качестве слепого инструмента.

   Сволочь. Противная угрюмая и злобная сволочь.

   Она не заслужила такого отношения.

   Ватанабэ вдруг резко подался в ее сторону. Когда массивная фигура нависла над ней, Канзаки мгновенно перестала мысленно дуться и по-детски испугалась. А Сэм, почти склоняясь к девушке, почти шепча на ухо, произнес тихо:

   - Слушай, Канзаки. Там, куда мы едем, нет никого, кому я бы мог верить. Поэтому ты должна будешь остаться с Кэт.

   - А? - она не сразу поняла.

   - Мне нужно, чтобы, пока мы будем в Ливии, ты ее защищала, - повторил мысль толстяк, и голос его стих настолько, что не осталось никаких сомнений в том, что мужчина стесняется. - Я доверяю только тебе.

   - Ага... - протянула Мегуми, стараясь не выдать обморока собственной обиды, случившегося при слове "доверяю".

   Он ей доверял?

   Да, конечно. Доверял, толком ничего не рассказывая.

   Зато он доверил ей свою драгоценную Кэтрин. Он попросил ее охранять.

   - Если хочешь, это приказ, - продолжал тем временем Ватанабэ. - А если хочешь, просьба. Я вынужден буду отправиться кое-куда и оставить Кэтрин в Триполи. Рисковать я не могу.

   - Да поняла-поняла, - поспешно кивнула девушка. - Ладно, чего там, буду охранять... Не знаю только, что я смогу против трикстера.

   - Ты сможешь больше, чем другие.

   Сэм дружески хлопнул Мегуми по плечу. Внушительная рука, способная пробивать стены, коснулась тела японки так легко, будто вообще ничего не весила. Но саму Канзаки от этого прикосновения едва не шатнуло в сторону. Она сама не поняла. почему на миг захотела упасть. Причем желательно вперед, на него. Там, по крайней мере, мягко...

   Глупости какие. Соберись, тряпка!

   Что с тобой. Канзаки? Ты стала совсем неадекватной.

   - Значит, я на тебя рассчитываю, Мегу-тян? - на физиономии толстяка появилась знакомая ухмылка, сейчас, правда, не обидная.

   - Кто-кто? - едва не фыркнула Канзаки, все еще чувствующая себя неловко. - Ладно, ладно. Можешь.

   - Вот и отлично, - Сэм двинулся, освобождая ей дорогу в салон. - Только... перед Кэтрин особо не афишируй все, что мы делаем. Я знаю, что вы с ней уже спелись. Можешь рассказать ей все, что считаешь нужным. Только не расписывай опасность. Она и так слишком много вынесла.

   - Ты поэтому не стал говорить со мной при ней?

   - Да. Не стоит лишний раз пугать.

   - У тебя, я смотрю, пунктик насчет утаивания всякого от женщин, - не удержавшись, съехидничала Мегуми.

   - Эй, - его ухмылка стала саркастической. - Я же шпион. Шпионы должны уметь врать дамам.

   - Угу, угу.

   Разговор явно завершился на неловкой ноте. Они вернулись в салон, рассевшись по прежним местам. Сэм вновь заслонил от Канзаки Кэтрин. Они о чем-то говорили. Мегуми слышала два голоса: тягучий, хрипловатый, похожий на басовитое мяуканье большого кота, принадлежащий Сэму, и мелодичный глубокий голос Винтерс. Они прекрасно сочетались друг с другом в какой-то неосознанной картине красоты. Мегуми, поглощенная хаотичной свалкой, в которую превратились ее мысли, все же не могла не отметить очевидного: Ватанабэ и Кэтрин не составляли мезальянса, как могло показаться на первый взгляд. Красивая, утонченная, немного хрупкая Винтерс была идеальной женщиной для большого и непробиваемого Сэма. В них обоих не было манерности, жеманности, и даже вечная шутовская рисовка толстяка превращалась в достойное обрамление флегматичной мощи его настоящей личности. Мегуми вспомнила видео одного из выступлений певицы. Она выглядела такой... женственной, такой красивой и привлекательной. Канзаки никогда не выглядела так. Даже сейчас, измученная и переживающая, Кэтрин оставалась настоящей женщиной, которую всякий настоящий мужчина захотел бы защитить. Мегуми не могла точно выразить эту необычность даже в собственных мыслях. Но девушка прекрасно понимала одно: она лишена столь яркой женственности и красоты. Она не такая мягкая, не такая хрупкая, не такая... нормальная. Да, Мегуми не была нормальной девушкой. Она была Крестоносцем и шпионом, солдатом Бога. А потому Канзаки никогда не смогла бы вот так сидеть рядом с каким-нибудь Ватанабэ и так красиво звучать рядом с мужчиной. Именно тогда она ощутила во рту горький металлический привкус. Будто кто-то облучил радиацией.

   Но Мегуми даже не представляла, что ждет ее после посадки самолета.

   Они приземлились на летном поле, и спускаться пришлось по трапу под открытым небом. Как выяснилось, Ливия была далеко не из тех мест, куда стремятся большие толпы. Бизнес-класс покинули только они вчетвером с таинственным связным, тут же куда-то пропавшим. Эконом-класс и вовсе выпустил всего двоих невзрачного вида арабов, постаравшихся не контактировать с чужаками. Сойдя с трапа и оглянувшись, Канзаки удивленно оглядела окрестности. Вдалеке виднелась ограда, отделявшая здание аэропорта и взлетную полосу от окружающего мира. Она казалась неимоверно толстой и крепкой, минимум вдвое толще нормальных аналогов. Мегуми помнила, что иногда такими заграждения делают для того, чтобы их нельзя было сходу пробить выстрелом гранатомета. Поверху ограды шла колючая проволока, наверняка под напряжением. В отдалении виднелась вертолетная площадка, и на ней разместилась явно не гражданская модель.

   Прямо к самолету подъезжал автомобиль. Канзаки, увидев его, едва не ахнула. Это была переделанная под синтетическое топливо модель джипа "Мародер". Созданная на юге Африки, эта могучая машина служила надежным средством передвижения в опасном и жестоком мире стран третьего сорта. Мегуми всегда казалось, что подобные автомобили-чудовища должны ездить только в глубинке, в самых диких, неподвластных цивилизации краях. Видеть нечто подобное в аэропорту было неприятно.

   "Мародер" остановился возле них. Дверца со стороны пассажира открылась, и на землю спрыгнул человек, затянутый в камуфляжную форму. Этот среднего роста европеец в кепи с надписью "Crown Of Thorns PMC" обладал удивительно неприятным лицом. Сами по себе ни узкий подбородок, делающий лицо треугольным, ни каплевидный, как у неразвитого подростка, нос, ни белесые брови не вызвали бы столь отталкивающего впечатления. Но, собранные воедино, эти черты создавали на редкость мерзкую физиономию. По крайней мере, Канзаки оно не понравилось совершенно. Незнакомец неприятно улыбнулся, став почему-то похожим на раскрывшую пасть змею. Глубоко посаженные черные глаза смотрели безо всякой приязни. Мужчина обратился к Ватанабэ:

   - Ваш эскорт прибыл.

   - Я заметил.

   Мегуми украдкой посмотрела на Сэма. Тот вновь, несмотря на сумерки раннего утра, надел очки и смотрел на собеседника черными бельмами стекло. Заметная царапина на одной из линз придавала облику толстяка неожиданной суровости. Уголок рта Ватанабэ был чуть приподнят, придавая нижней части лица крайне презрительное выражение. Голос звучал вполне нейтрально, но опытная Канзаки понимала, что Сэм готов говорить едко и колко.

   Очевидно, что-то почувствовал и незнакомец, ибо убрал с лица неприятную ухмылку и кивнул в сторону машины.

   - Ну так залезайте.

   Он посторонился. Сэм, не отпуская от себя Кэтрин, прошел мимо мужчины. Мегуми заметила, что он старательно заслонял певицу от незнакомца. Тот слегка повернул голову, провожая мужчину и женщину взглядом. Канзаки шагнула следом.

   - Добро пожаловать в Ливию, - тут же обернулся к ней незнакомец. Неприятная улыбка, походившая на оскал, вновь появилась на гадком лице. Мгновенно замаслившиеся глаза опустились к груди Мегуми. - Надеюсь, визит пройдет к вашему удовольствию.

   Канзаки совсем не понравился многозначительный тон мужчины, но, привыкнув быть вежливой, она ответила:

   - Надеюсь, спасибо.

   - Нужно будет удовольствие - только свистните, - произнес он и глухо засмеялся. Не сразу поняв услышанную пошлость, Канзаки секунду спустя невольно покраснела. Заметив женское смущение, незнакомец снова хохотнул и представился. - Меня Бэйзил зовут. Николас Бэйзил.

   - Канзаки Мегуми, - нехотя сказала японка.

   - Рад за вас, - и Бэйзил снова посторонился, пропуская ее к машине.

   Салон оказался не самым комфортным, как Мегуми и думала. Задние сиденья присутствовали в джипе скорее номинально, и Сэм, посадивший в конец салона Винтерс, казался сидящим на голом полу. Канзаки не требовала роскоши и забралась в машину легко. Двигаясь назад, она расслышала довольное хмыканье Бэйзила, садившегося у нее за спиной на переднее сиденье. Очевидно, он наблюдал за ее посадкой сзади. Тошнотворное мелкое унижение заставило девушку крепко стиснуть кулаки, пока она усаживалась рядом с Сэмом.

   - Кто это такие? - негромко спросила Мегуми, кивнув толстяку в сторону Бэйзила с водителем, лица которого не разглядела.

   Ватанабэ, закончивший страивать Кэтрин поудобнее, обернулся и спокойно ответил:

   - Наемники.

   Ей показалось, будто на голову высыпался мешок кирпичей. Слово "наемник" было последним, что Канзаки ожидала услышать. Наемники? Продажные убийцы, осуждаемые и признанные вне закона на всей территории Союза? Бессовестные изгои, отрыжка старого мира, полного циничных головорезов? В Ливии, стране, входящей в зону интересов Европы, борющейся с террористическими формированиями? Вот эти люди встретили Ватанабэ в аэропорту?

   - Не поняла, - нервно проговорила девушка. - Какие наемники?

   - ЧВК"Терновый венец", - сказал Ватанабэ. - Они выполняют здесь миротворческую миссию.

   - Подожди... - Канзаки моргнула. - Так они здесь...

   - По контракту с правительством Союза, конечно. На территории Ливии и ее соседей действуют несколько ЧВК.

   - Но... как же...

   - Крестоносцы? Крестоносцы сидят в Каире. Здесь-то им что делать?

   - Но ведь наемники же... - Мегуми просто не знала. Что сказать. - Ведь Крестоносцы служат ограниченным контингентом в регионе именно для того, чтобы бороться с террористами. А наемники признаны террористами!

   Ватанабэ усмехался, но на этот раз без издевки. Он приподнял очки и посмотрел на Мегуми.

   - Ты, кажется, не понимаешь, Мегу-тян. Террористы - это те наемники, что работают на Калифорнию или Вашингтон. Ну, или те, кого удается нанять Аль-Йетиму. Наемники же, работающие на нас - не "наемники", а "добровольцы на контрактной основе".

   - Но какая разница? Они же на самом деле - одно и то же.

   - А ты догадайся, - снова усмехнулся Сэм. - Разница-то том, на кого они работают.

   - Не понимаю.

   - Знаю, знаю. Ты не понимаешь, Мегу-тян.

   И Сэм замолчал. Ничего не сказала и Канзаки, пытавшаяся осмыслить факт, шокировавший ее до глубины души. Выходило, что правительство пользуется услугами наемников, которых обличало как один из грехов прошлого. Она, конечно, знала, что власть предержащие многое скрывают от людей, которыми правят. Но Наследники, трикстеры и тайная война за них - все это казалось девушке чем-то особенным, выходящим за рамки реального мира. Наверное, в силу фантастичности пережитого. Наемники же... наемники были совсем другого сорта ложью. Они принадлежали к настоящему, почти повседневному существованию и считались злом, далеким и чуждым тем, за кого Мегуми обещала сражаться. Когда-то девушка посчитала, что быть Крестоносцем - почетное и благородное дело. Она верила, что Крестоносцы борются с любыми проявлениями зла. Повзрослев и избавившись от пылкого юношеского увлечения религиозно-моральной стороной службы, Мегуми все же продолжала думать, что влияние Европы несет благо. Но как может вязаться благо с наемниками? Ведь наемников используют там, где нужно выполнять грязную работу.

   Город, увиденный в крохотном окошке, врезанном зачем-то в корпус машины, дал Канзаки ответ. Выехав за блокпост перед аэропортом, "мародер" двинулся в сторону Триполи. Шрамы многочисленных боевых действий, появлявшиеся и исчезавшие в течение десятков лет, не удавалось спрятать ремонтом. То тут, то там виднелись следы пуль в стенах, кое-где в стороне от дороги встречались остовы разрушенных зданий. После первой войны, когда был свергнут и убит последний законный правитель Ливии, в стране текла гражданская война. Поначалу малочисленные, сторонники сопротивление боролись с коллаборационистами. Затем с американскими войсками. Успех их был невелик. Но потом случилась мировая война, за ней пришло Явление, и многое поменялось. Теперь, поддерживаемые Аль-Йетимом, разрозненные группировки вооруженных людей слились в неуловимую сеть убежденных врагов уже другой власти - власти европейцев, изгнанных в двадцатом веке, но вернувшихся. Подогревала сопротивление и помощь некоторых государств Америки, все еще претендовавших на роль в большой мировой игре. И игра продолжалась, гремя взрывами и стрельбой. Раньше Канзаки думала, что с бунтовщиками-террористами сражаются Крестоносцы при поддержке местной армии. Но она ошибалась.

   Удаляясь от аэропорта, автомобиль выезжал на все более приличные улицы. Однако Мегуми уже успела понять, что степень ухоженности и чистоты была тем выше, чем больше блокпостов они миновали. Военными кишела вся округа. Некоторые их них носили форму ливийской армии, но были и те, кто щеголял таким же камуфляжем, как Бэйзил. Похоже, именно наемники формировали и возглавляли силы охраны правопорядка. По мере приближения к центру города картина снаружи приобретала почти приличный вид. Некоторые районы и вовсе напоминали Меркури.

   - Здесь живут белые, - нарушил молчание Сэм, заметив, как Канзаки разглядывает витрины магазинов. "Мародер" занимал почти всю улицу и двигался медленно, давая возможность разобрать детали.

   - Белые? - повернула она голову.

   - Да. Европейцы, работающие в местных представительствах компаний, некоторые из наемников, назначенные чиновники, люди международных организаций... И так далее. В соседнем районе живут богатые местные. Их, правда, не всегда и не всех пускают в самый центр. В Ливии у городского населения такие же карты-удостоверения, как в Меркури, со своими особенностями. Житель Триполи, например, намертво закрепляется за районом проживания и в определенные часы не может находиться в другом районе. Плюс жителям окраинных районов практически всегда запрещен заход за внутренние границы. И, разумеется, далеко не всем разрешено посещать элитные места и работать на важных работах.

   - Хм... - японка задумчиво опустила голову. - Как-то это...

   - Мерзко?

   - Жестоко. Если здесь все так живут, то этот город больше похож на тюрьму.

   - А с чего ты взяла, что только похож?

   И снова воцарилась тишина, если можно было так назвать молчание в полном звериного рыка мотора салоне. Канзаки чувствовала себя хуже с каждой минутой. Неприятные открытия делали само нахождение в Триполи тяжким обязательством, а постоянно оглядывающийся назад наемник с похотливым взглядом никак не способствовал улучшению самочувствия. Ватанабэ же не отрывался от Винтерс, всю дорогу молчавшей.

   К счастью, вскоре они достигли места назначения. "Мародер" остановился у широкого белоснежного здания, выглядевшего весьма привлекательно в лучах утреннего солнца. Арабская вязь над входными дверьми дублировалась английской надписью "Отель Аль-Кудс". Улица была совершенно пустой, когда Сэм и женщины выбрались из автомобиля следом за Бэйзилом.

   - Идем, - сказал наемник. - Все уже оговорено, но лучше я вас провожу.

   Вестибюль отеля оказался оснащен металлоискателем и постом из людей в форме у входа. После того, как новых постояльцев тщательно проверили, удивившись отсутствию багажа, Бэйзил передал Сэму две ключ-карты.

   - Номера на втором этаже. Безопасные. Охрана предупреждена, участок военной полиции на соседней улице. В этом районе не бывает серьезных осложнений, но раз вам нужны гарантии...

   - Все в порядке, - прервал его Сэм, и голос толстяка вновь отдавал неприязнью. - Женщины останутся здесь, а нам не стоит терять времени.

   - Как скажете, - наемник пожал плечами.

   - Идите. Я догоню.

   - О'кей.

   Бэйзил, наградив Канзаки на прощание очередным сальным взглядом, вышел на улицу. Как только наемник покинул вестибюль, Сэм обернулся к Мегуми и Кэтрин.

   - Мегу-тян, - он протянул японке ключи. - Держи. Ты помнишь, о чем мы договорились?

   - Конечно, - Мегуми забрала ключи и сомнением посмотрела на толстяка. - А ты куда?

   - Я не могу терять ни минуты. Пойду надирать задницы.

   - Угу, ага... - мрачно хмыкнула девушка.

   - Кэти, - обратился Сэм к Винтерс. - Ты точно будешь в порядке?

   - Не переживай, - ответила певица, глядя на мужчину.

   - Тогда я пошел.

   И, развернувшись, толстяк зашагал к выходу. Только тогда Кэтрин, будто опомнившись, стряхнула налет безразличия к окружающему миру и окликнула Ватанабэ.

   - Сэм!

   - Что такое? - он обернулся.

   - Не вздумай снова пропасть, - произнесла певица почти шутливо. Но вторая часть фразы зазвучала настолько просительно, что стоявшей рядом Канзаки стало неловко. - Ты ведь не исчезнешь еще на пятнадцать лет?

   Улыбка, совсем не похожая на вечные ухмылки Ватанабэ, появилась на его лице. Где-то Мегуми же видела эту улыбку. В ней была доброта, уют и спокойствие. Но, конечно же, улыбались не ей.

   - Даже не надейся, - сказал Сэм и, развернувшись, покинул отель.

   Город Меркури 11 мая 12:32 по Гринвичу

   Учики Отоко недоумевал. Молодому человеку казалось, что после небольшого инцидента во время вчерашнего обеда Эрика Андерсен будет дуться и сердиться на него. За девушкой водилась привычка долго отходить от перепалок. Но на сей раз, она проявила чудеса всепрощения и связалась с ним тем же вечером. Связалась, чтобы напомнить об обещании Учики помочь кое в чем.

   Когда выяснилось, что во исполнение договоренности, заключенной знаменательным вечером в автобусе, нужно пропустить половину учебного дня в академии, Отоко насторожился. Когда Эрика предупредила, что договорилась с Ахремовым, дабы тот отпустил их со своего сдвоенного занятия, он испугался. Когда же девушка попросила его одеться приличнее и поехать в центр Меркури, Учики едва не упал в обморок от нехороших предчувствий. Тем не менее, он, вернувшись в общежитие и переодевшись, сел на автобус и отправился по указанному полковничьей дочерью маршруту.

   Сидя на заднем сиденье в салоне автобуса, юноша гадал, какой именно помощи ждет от него Эрика и в каком деле. Она странно секретничала: попросила ничего не говорить Инори и отказалась что-либо объяснять до того, как юноша приедет на место встречи. При этом обычная энергичная напористость девушки сопровождалась почти просительной заговорщической интонацией. Если бы Учики был чуть наглее, он мог бы начать давить на Андерсен, чтобы узнать правду. Но молодой человек просто сделал, как она просила.

   Поездка оказалась недолгой, и вскоре Отоко сошел на остановке почти в самом центре города. В отдалении блестели стеклом и металлом здания деловых районов, сочно переливались увеселительные заведения, млели в весеннем воздухе идеально чистые тротуары. День выдался на редкость теплым, и надевший легкую кожаную куртку юноша почувствовал, что ему становится слегка душновато. Оглядевшись, Учики не сразу заметил Эрику. Вернее, не сразу узнал. Когда очаровательное создание в легком зеленом платье помахало ему рукой, молодой человек сначала засмущался. И только потом до удивленного сознания дошло, что в платье присутствует подозрительно знакомая стройная фигура.

   Эрика нетерпеливо топнула ножкой в изящной туфельке на невысоком каблуке. Ошалевшими глазами Учики смотрел на сережки в тонких девичьих ушах и едва заметную помаду на губах Андерсен. Впервые в жизни он видел Эрику со столь основательным макияжем на лице и настоящими украшениями. Даже на стройной шее висела тонкая золотая цепочка с крестиком. Голубые глаза сверкали недовольством, но на щеках девушки играл легкий румянец. Очевидно, она смутилась ошеломлению, легко читающемуся на физиономии молодого человека.

   - И чего? - сказала Эрика, когда Отоко добрался до нее шагом оловянного солдатика. - Чего пыришься как сумасшедший?

   - Да просто... - он не сразу нашелся, что сказать. - Просто ты такая... не знаю, красивая.

   - Пф! - она сердито нахмурилась, и румянец обозначился сильнее. Девушка повела плечом: - Когда ты произносишь это таким идиотским голосом, даже неприятно.

   - Ну извини, - он пожал плечами, пытаясь побороть никак не проходивший шок. - Только что происходит-то?

   - Дело делается, - объявила Эрика и в свою очередь принялась бесцеремонно разглядывать юношу. Учики сразу догадался, что его чистые, но неновые ботинки, скромные черные брюки и такая же рубашка, видневшаяся из-под расстегнутой куртки, не выглядят столь презентабельно, как необычный наряд его спутницы. - Хм... Угу... Ну, в принципе, ничего.

   - Что "ничего"? - молодой человек неловко переступил с ноги на ногу.

   - Да ничего "ничего", - Андерсен зачем-то огляделась вокруг. Кроме немногочисленных прохожих и довольно шумевших на дороге машин, рядом не наблюдалось никого, кого она, наверное, могла счесть подозрительным.

   - Так что "ничего" "ничего"? - Отоко почувствовал, как начинает потеть. День становился все теплее. - В чем дело-то? Чего ты так секретничала?

   - Потому что так надо, - отрезала Эрика. - И вот еще... Поклянись, что никому не расскажешь о том, что сегодня увидишь.

   - Ладно, не скажу никому.

   - Слово дай, - девушка смотрела с неумолимой серьезностью. Что-то в ее взгляде заставило Отоко понять: все действительно серьезно. Чем бы ни было это "все".

   - Хорошо-хорошо. Даю слово, что никому не расскажу.

   - Нарушишь слово - убью, - пообещала девушка. Она замешкалась, прежде чем продолжить. - Я говорила тебе, что мне нужна помощь. И это правда. Дело в том, что... мне нужен парень.

   - Э... Чего?!

   Казалось, невидимый хулиган с размаху ударил Учики по затылку чем-то тяжелым и умчался вдаль с радостным улюлюканьем. Юноша громко поперхнулся воздухом. Глаза, очевидно, полезли на лоб, потому что Эрика тут же торопливо продолжила:

   - Не-не-не, стой! Спокойно! Ты не так понял.

   - Надеюсь, - надтреснуто выдавил Отоко.

   - Мне нужно, чтобы кто-нибудь притворился парнем и пришел со мной кое-куда.

   - А... - чуть отодвинулся от края пропасти юноша. - Точно, ты же говорила...

   - Вот именно! - рассердилась она. - И нечего было делать такую рожу!

   - Извини...

   - Мне нужно, чтобы ты притворился моей парой. В смысле, вторым Наследником.

   Юноша понял, что окончательно заливший лицо девушки румянец связан с тем, о чем он подумал в этот момент. Парным Наследником Эрики был их одноклассник Марлон Данглар. Обаятельный, веселый и неплохо учащийся парень, Марлон пользовался популярностью у девочек, а также был давно и люто ненавидим самой Эрикой. Причину, по которой терпеть не могла собственную пару, Андерсен скрывала даже от Инори. Они с Дангларом не общались вовсе, за исключением редких случаев, когда девушка одаривала случайно оказавшегося рядом юношу ледяным взглядом, а тот отвечал слегка пренебрежительной беззаботной улыбкой. Нелюдимый Учики мало что мог сказать о популярном однокласснике, но замеченное однажды это выражение лица - поднятая голова, изогнутая бровь и приподнятый уголок рта - казались ему отталкивающими. Между Марлоном и Эрикой явно стояло что-то неприятное, что-то, отдававшее склизким запахом мерзости. Но друзья не хотели копаться в том, о чем Эрика предпочитала молчать.

   - А зачем тебе? - спросил юноша, торопясь сгладить момент неловкого понимания.

   - Мне нужно, чтобы кое-кто видел, что у меня все хорошо, - призналась Эрика, снова поведя плечом. До Учики вдруг дошло, что короткая прическа крайне выгодно подчеркивает шею девушки и чуть широковатые спортивные плечи. Она действительно выглядела очень красивой в таком наряде. Короткое платье открывало вид на до неприличия стройные и уже слегка загорелые ноги. Отоко нервно сглотнул, когда поймал себя на том, что машинально опускает взгляд к ее коленкам. Заставив себя подумать об Инори, молодой человек испытал очищающую муку совести и спросил:

   - Кому ты хочешь... показаться?

   - Отцу.

   Вот теперь шок пришел всерьез. Отцом Эрики был полковник Андерсен, человек, сыгравший важную роль в войнах, последовавших за Явлением. Человек, в которого, по словам его собственной дочери, убийцы всадили шесть пуль. Полгода назад, оказавшись у Эрики дома, Учики не встретил никого из ее родственников. Мать девушки умерла той же ночью, когда совершили покушение на отца - отказало сердце. Он тогда подумал, что и сам полковник Андерсен тоже погиб.

   - Так твой отец жив?!

   - Конечно, жив, - вроде бы по-прежнему сердито, но совершенно без запала ответила Эрика.

   - Но ты же сказала, что его...

   - Я никогда не говорила, что он умер, - теперь она смотрела куда-то в сторону.

   - Так где же он?

   - В специальной больнице "CDM". Все эти годы он там лежит. Я навещаю его регулярно. Сегодня вот. Поэтому Ахремов и отпустил, он в курсе.

   - И ты хочешь, чтобы я....

   - Изобразил из себя моего парного Наследника, - Андерсен вдруг опустила глаза к земле. - Он его никогда не видел. Но я в прошлый раз сдуру пообещала...

   - То есть, ты попросила меня потому, что не можешь...

   - Да! - неожиданно вскинула голову девушка, смотря упрямыми синими глазами. - Потому что Марлона я к папе не поведу никогда в жизни.

   Не сразу понял Учики, что за этой откровенностью и бравадой, на которую решилась агрессивно заслонявшаяся от мира Андерсен, кроется немое ожидание отказа. Она смотрела на него и думала, что сейчас Отоко скажет, что не станет ей помогать. Но уже секунду спустя юноша разгадал этот взгляд. Как? Он не знал.

   - Ну и ладно.

   Произнеся эти слова, Учики увидел, как светлеют и становятся нежно-голубыми суровые синие глаза непреклонной полковничьей дочери. И ему это понравилось. Непонятно, с чего вдруг.

   - Поможешь, значит?

   - Ну, я же уже приехал...

   - Тогда пошли!

   И Эрика радостно шагнула вперед по улице, махнув юноше рукой. Улыбнувшись себе, Учики шагнул следом.

   Триполи, Ливия  11 мая 10: 57 местного времени

   - И какого хрена мы тут сидим? - задался философским вопросом худой и чрезвычайно подвижный мужчина в форме без знаков различия и кепи с эмблемой ЧВК "Терновый венец". Он перевел взгляд от флегматично жевавшего жвачку Бэйзила, занявшего стул в углу, к смуглому Наджибу, стоявшему у окна. Коллеги ничего не ответили. Тогда худощавый взял со стола еще одну дольку яблока, которое минуту назад нещадно изрубил ножом. Жуя, наемник откинулся на спинку стула и принялся нервно насвистывать себе под нос невнятную мелодию. Услышав ее, Наджиб повернулся к коллеге от окна, за которым виднелась пустая улица.

   - Дэн, - сказал араб басом, и даже в этом коротком слове угадывался тяжелый акцент.

   - Чего? - худощавый наемник неприязненно скорчился. Его острая, похожая на крысиную физиономия приобрела плаксивое выражение.

   - Я же говорил, чтобы ты не свистел при мне свою ерунду, - произнес Наджиб, роняя каждое слово увесистым булыжником. - Уши болят.

   - Меня обижают твои примитивные вкусы, - кисло усмехнулся Дэн.

   - А меня оскорбляет твое назойливое жужжание, - не остался в долгу араб.

   - Да заткнитесь вы уже оба, бараны, - со скукой в голосе бросил из угла Бэйзил.

   Наджиб ответил Николасу холодным взглядом прищуренных глаз. У этого тридцатипятилетнего снайпера была неприятная особенность выражать эмоции исключительно глазами. Гладко выбритое лицо всегда оставалось невозмутимым. За это Наджиб получил кличку "Каменная рожа", которую очень не любил. Как не любил араб и придумавшего кличку Дэна Парсона, продолжавшего поедать дольки яблока.

   Все трое собравшихся в комнате мужчин уже много лет были наемниками. Бэйзил сумел сделать карьеру еще в годы войн после Явления. Он был опытным бойцом, прошедшим множество битв и убившим достаточно человек, чтобы относиться к жизни с цинизмом забойщика скота. Наджиб участвовал почти во всех конфликтах, разыгравшихся на Ближнем Востоке за последнее десятилетие. Он побывал в Иране, Сирии, Ираке, сумел выжить при знаменитом "атомном реквиеме" в Израиле. Парсон из всей троицы обладал самым малым опытом. Он когда-то служил в войсках Калифорнии специалистом по коммуникациям, но был разжалован и отдан под трибунал. Выйдя на свободу после тюрьмы, бывший военный не нашел иного способа удовлетворить завышенные притязания к жизни, чем пойти в наемники. Завербовавшись в "Терновый венец", он успел поучаствовать лишь в нескольких серьезных операциях компании, прежде чем оказаться в Ливии в результате заключения крупнейшего контракта.

   Несмотря на далеко не приятельские чувства, испытываемые тремя наемниками друг к другу, Наджиб, Бэйзил и Парсон почти никогда не расставались, участвуя в одних операциях и будучи приписанными к одним и тем же подразделениям. Когда выяснилось, что и в Триполи работать придется практически бок обок, никто из троицы не обрадовался. Они были людьми неприятными, чрезвычайно самолюбивыми и трудными в общении. Николас считал себя чрезвычайно остроумным и генерировал несмешные и обидные шутки в огромных количествах. Наджиб на всех окружающих смотрел с мрачным презрением и часто игнорировал. Парсона же коллеги не без основания считали педерастическим нытиком и неженкой. Однако, несмотря на набор далеко не самых приятных качеств и полное отсутствие дружеского интереса, троица наемников не распадалась. Возможно, сыграла свою роль жизнь в опасном и грязном мире наемной войны, где всегда лучше иметь за спиной кого-то проверенного. Их бизнес не располагал к дружбе, но даже минимальная взаимовыручка для наемников лучше, чем ничего.

   И все же, когда вчера им объявили о направлении на новое, особо секретное задание, все трое переглянулись без радости. Сейчас же, ожидая, наемники и вовсе готовы были начать одну из многочисленных ссор, обрамлявших их знакомство. Но как раз в тот момент, когда Наджиб собирался наградить Дэна взглядом, обычно предшествующим оплеухе, дверь в помещение открылась.

   Лампочка в коридоре не горела уже давно, но никто из обитавших в здании наемников не удосужился ее поменять. Густой сумрак коридора, очертившийся в дверном проеме, резко контрастировал с рыжим солнцем, заглядывавшим в окно. Озорной луч отразился от линзы черных очков и солнечным зайчиком пробежал по стене. Вошедший широким и резким движением захлопнул дверь, не оборачиваясь. Громкий стук разогнал лениво-озлобленную атмосферу. Три пары глаз дружно устремились к новому лицу.

   Сэм Ватанабэ педантично смахнул пылинку с черного пиджака и шагнул в центр комнаты. Вся фигура внушительного толстого мужчины выражала уверенность и спокойствие. Неторопливо приблизившись к стулу, стоявшему по другую сторону стола от Дэна, Сэм медленно и основательно уселся на него. Черные бельма очков не позволяли понять, с каким выражением толстяк смотрит, но ехидно вздернутый уголок рта ясно давал понять: не слишком ласково. Наджиб вперил в гостя самый ледяной из своих взглядов. Он знал, что этот взгляд сбивает спесь с кого угодно. Но в этот раз черные безжизненные глаза снайпера никого не напугали. Ни одна черточка не изменилась в облике Ватанабэ, когда тот заговорил:

   - И чего ты меня смотришь, как будто я поимел твою мамашу?

   Глаза Наджиба в первую секунду удивленно расширились, но уже в следующий миг сощурились. Холодность во взгляде сменилась молчаливой, но ощутимой яростью. Араб подался вперед, намереваясь шагнуть навстречу наглецу, раскрывшему свою грязную пасть на его семью. Одновременно с этим движением Сэм протянул руку к лицу и снял очки. Заносивший вперед ногу Наджиб увидел его глаза. Внезапно возникло ощущение, будто он смотрится в зеркало. Именно таким взглядом, холодным, презрительным, лишенным простейшей человеческой эмпатии, смотрел он на людей, от которых хотел избавиться. Именно такими глазами, неживыми, прикидывающими, как лучше убить, он рассматривал цели в прицел винтовки.

   Почти таким. Взгляд толстяка оказался в сотню раз сильнее. Наджиб замер, не сделав шага, и только переступил с ноги на ногу с заметной неловкостью. Это секундное замешательство привело к новой реплике Сэма:

   - Ну что ты топчешься как бычок перед случкой?

   Наджиб сразу же позабыл о страхе, кольнувшем его на секунду при виде глаз чужака. Он вновь собрался рвануться вперед и показать этому жирному борову, что бывает, если хамить ему! Но тут из угла, в котором сидел Бэйзил, раздался смех. Резко обернувшись, напрягшийся араб увидел, как коллега смеется, взявшись за козырек прыгающего кепи.

   - Ну вы и шутник, мистер, - криво улыбаясь, произнес Бэйзил, отсмеявшись. - Я ценю хорошую шутку.

   - Это логично, когда вся твоя жизнь - повод поржать.

   Теперь засмеялся Парсон. Недовольно нахмурившийся Николас злобно стрельнул глазами в сторону связника. Он надеялся сгладить столь неожиданно возникший в первые же секунды конфликт, но ничего не вышло. Гость из Америки не хотел ничего сглаживать.

   Наджиб почему-то так и не превратил дерзкого толстяка в котлету. Он просто стоял и смотрел на собратьев по наемничьему ремеслу. Дэн перестал хихикать раздражающим тенором и затих. Похоже, он понял, что лучше не попадаться странному типу на язык. Бэйзил, пожевав губами, попробовал снова:

   - Какой-то вы недружелюбный, мистер.

   - Потому что я вас не люблю и дружить не собираюсь. Логично, а? - Сэм надел очки обратно и посмотрел на наемника. - Я пришел по делу.

   - Какое у тебя может быть дело? - грубо спросил Наджиб, пытаясь придать голосу пренебрежительную интонацию. Не получалось. Араб испытывал гнев и смятение, сам не зная, почему.

   - Которое сделает вас очень богатыми, если вы все-таки в душе не трусы.

   Ватанабэ веско и тяжело опустил на стол руку. Парсон едва поймал соскочивший с края ломтик яблока.

   - Я не собираюсь с вами дружить, но обогатить могу. Ваши наниматели уже много лет работают на нас и показывают неплохие результаты. Когда образовалась необходимость, они с радостью согласились сотрудничать. Вас рекомендовали как отличных специалистов. Вот почему я делаю это предложение.

   - Я не слышу предложения, - никак не унимался Наджиб, старающийся изгнать из себя смятение.

   - Потому что я еще его не высказал, умник. Слушайте сюда. Дело, с которым я прибыл, требует секретности. "Терновый венец" - организация серьезная и легальная. Согласно условиям ваших контрактов, вы имеете право отказаться от задания до начала операции, если вас не устраивают какие-то детали или условия проведения. В моем случае это неприемлемо. Я скажу вам, что придется выполнять, только после того, как вы дадите мне согласие на работу. Этого потребовали ваши начальники.

   Бэйзил усмехнулся про себя. Ведя дела с правительством Союза, их ЧВК приобрела привычку сооружать ненужную стену из бумаг и бюрократии. Каждая операция, проводимая в рамках миротворческой миссии, документировалась, а в случае нужды в малых группах для проведения быстрых специальных операций оговаривались отдельные условия. На самом же деле, конечно, никакой нужды в подобном крючкотворстве не было. Просто в ЧВК набивали цену и пытались показать, что в случае чего от них не так-то просто будет избавиться. К тому же, обилие показной бумажной работы заставляло сотрудников разведки Союза осторожничать в обращении с наемниками.

   Бэйзил, Наджиб и Парсон не нуждались в запутанных контрактах, чтобы знать свое дело. Подписавшись служить в ЧВК, они выполняли только те условия, что были поставлены с самого начала. В эти условия вовсе не входил щепетильный подбор миссий. Однако формально каждый наемник должен был подтвердить, что идет на задание добровольно. Тот факт, что подобного согласия требовали до оглашения самого задания, уже говорил о многом.

   - Ну, мистер, - произнес Бэйзил, косясь в сторону Наджиба. - Учитывая, как вас обхаживают наши, можно считать, что мы уже дали согласие. Не так ли?

   - Так, - кивнул Парсон с готовностью.

   Наджиб молчал. Он все еще смотрел на толстяка, пытаясь понять, ненавидит его уже или боится. Этот тип был очень странным. Не таким странным, какими бывают секретные агенты. Другим. Было совершенно очевидно, что он провоцировал Наджиба. Но зачем?

   - Мы-то, понятное дело, согласны, - сказал араб. - Но я так и не слышу, где мы богатые.

   Сэм, не поворачивая к Наджибу головы, ответил Бэйзилу.

   - Вы должны будете помочь мне поймать самого Аль-Йетима.

   Молчание, воцарившееся в комнате, было почти физически ощутимо. Парсон недоверчиво выпучил глаза, Бэйзил снова схватился за козырек кепи, Наджиб моргнул.

   Аль-Йетим. Человек, чье прозвище вселяло надежду и радость в сердца бунтарей, а души наемников, Крестоносцев и прочих европейцев обволакивало холодным покрывалом страха. Говорили, что он когда-то был генералом одной из армий восточных стран, еще до Явления, но точно никто ничего сказать не мог. Никто не знал, откуда взялся этот араб, ведущий борьбу со всем миром. Годы назад человек, известный под прозвищем "Аль-Йетим", "сын сироты", сумел объединить под своим началом большинство противников пришедшей на арабскую землю власти европейцев. Аль-Йетим заставил воевать разрозненные ливийские племена, он дотянулся до разоренного Ирана и добился сотрудничества тамошних анархистов и наследников аятолл. Деятельный араб прибрал к рукам поспешно оставленное американцами в Ираке оружие. Сирийцы нашли его сами и предложили помощь. Под рукой Аль-Йетима оказалась огромная, раскиданная по обе стороны Суэца и по разные берега моря сила, которой он управлял, плетя паучью сеть тайной организации. В Европе этот борец был объявлен террористом номер один. Командуя сотнями тысяч, миллионами голодных, нищих, необразованных и больных, загадочный борец за свободу поклялся изгнать захватчиков, низведших его собратьев до почти животного состояния. Были врагами Аль-Йетима и сотрудничавшие с европейскими, американскими и прочими хозяевами арабы. Не гнушаясь принимать помощь от врагов Союза, он никогда не забывал, что по-настоящему альянсам с чужаками верить нельзя. Марионеточные правительства боялись бойцов "зеленых бригад" как огня. Движение Аль-Йетима наводнило города, деревни и пустыни своими людьми, готовыми на все в фанатичной преданности делу свободы.

   Именно Аль-Йетим воскресил умершую, как думали многие, стихийную силу третьего мира на Ближнем Востоке. Синод Европы и его ручные псы из "CDM" никак не собирались мириться с рождением будущего у кого-то другого. Сильный и единый арабский мир, теперь свободный от спесивых нефтяных шейхов, мог вырасти в настоящего конкурента и врага. Каждый наемник знал это. И каждый наемник понимал, зачем приехал на север Африки по контракту с правительством Европы.

   Но никто из собравшихся в комнате "диких гусей" и представить себе не мог, что именно его лично отправят ловить самого Аль-Йетима.

   - Чего-чего, мистер? - переспросил Бэйзил. - Мы должны поймать Аль-Йетима? Вот мы? Втроем?

   - Не угадал, - Ватанабэ оставался невозмутим. - Поймаю его я. Это мо операция. Вы же будете моей поддержкой.

   - Э, простите за резкость, но вы несете полнейшую пургу! - воскликнул Дэн. - Вы собираетесь поймать Аль-Йетима?! Вы?! Взяв с собой троих человек?! Да это бред сивой кобылы!

   - Не говоря уже о том, что Аль-Йетим неуловим, - добавил Наджиб, глядя на толстяка с все возрастающим волнением. Услышанное превзошло все его ожидания. - Никто не знает, где он сегодня, а где будет завтра. Его не могут поймать уже столько лет...

   - Я знаю, где он будет, - оборвал араба Сэм. - И я знаю, как его достать. Но один я справиться не смогу.

   - Разве подобные вещи - не работа для ваших доблестных Крестоносцев? - недоверчиво прищурился Бэйзил. - Или хотя бы для целого выводка таких как вы? Ведь все-таки...

   - Давайте-ка уясним. Это - неофициальная операция. Черная. Официально вы понадобились мне для совсем другого дела. Никто из вашей компании не в курсе, что вы будете выполнять на самом деле. Ограниченный контингент Крестоносцев тоже не будет нам помогать. Условия проведения чрезвычайные. У меня нет ни времени, ни полномочий. Ни желания поднимать на дыбы спецназ Крестоносцев и бежать, бряцая доспехами и яйцами, к провалу. Все должно быть сделано срочно. Потребуется маленькая команда, оперативность действий и секретность. Вот почему, начиная с этого момента, вы все время будете оставаться рядом со мной, пока мы не прибудем на место проведения операции. Я убедился, что нас не подслушают, прежде, чем прийти. Транспорт уже ждет. Операция начнется немедленно. Детали мы будем обсуждать по дороге.

   - Хренотень какая-то... - беспомощно развел руками Бэйзил.

   - Возможно, - Ватанабэ оставался невозмутим. - Но у тебя только два варианта. Либо ты начинаешь сетовать о болтовне, планах и правдоподобии вашей вербовки, либо ты начинаешь соображать головой.

   - Соображая головой, я понимаю, что так дела не делаются, - возразил Николас. - Уж простите, мистер, если не верю в Джеймса Бонда. Да и тот как-то по-другому выступал...

   - Сколько нам заплатят?

   Вопрос, почти выкрикнутый Парсоном, застал остальных двух наемников врасплох. В самом деле, сколько? Об этой стороне дела забыли, впечатленные личностью цели. Но именно финансовая сторона вопроса была главной. Они ведь воевали не за какую-то там тухлую идею или по зову эфемерного долга. Для наемника важнее всего плата. И плата за Аль-Йетима, живого или мертвого, должна была быть немалой. Не зря толстяк обещал сделать их богачами.

   - Шестизначной суммой, - ответил Ватанабэ.

   Души троицы прожженных убийц сладостно затрепетали. Даже будучи таким опытным ветераном, как Наджиб или Бэйзил, ни один наемник не зарабатывал миллионных гонораров за выполнение грязной работы. Шанс разбогатеть по-настоящему головорезам выпадал нечасто.

   - Отчисления компании идут отдельно, - добавил Сэм и окончательно добил всех троих. Выходило, что с "Венцом" не придется делиться. Европа готова была щедро заплатить за своего врага! Алчность, за годы разросшаяся внутри наемных солдат подобно раковой опухоли, выпустила метастазы, душащие все: и осторожность Бэйзила, не верившего в успех столь непонятного мероприятия; и озлобленный испуг Наджиба, столкнувшегося с отвратительным незнакомцем; и даже мелочную трусливую натуру Парсона, боявшегося работать в поле. С этой секунды в трех головах поселилась лишь одна мысль - мысль о деньгах. И сопутствующие ей маленькие мыслишки о том, на что деньги можно потратить.

   - Но как? - спросил, наконец, Наджиб, позабывший и думать о том, как бы отказаться от безумной ловли Аль-Йетима. - Как мы его найдем?

   - Я знаю, где он будет.

   - Но ведь он наверняка будет не один, - заметил Бэйзил. - И вряд ли к такому человек просто подобраться. Чтобы схватить Аль-Йетима, нужна, наверное, целая армия.

   - Если бы мне нужна была армия, она бы у меня была. Мне нужны будут три человека.

   - Мне все еще кажется, что вся эта затея чертовски неправдоподобна, - признался Николас.

   - Меня не волнует, во что ты веришь, - ответил толстяк. - Меня волнует только то, как ты будешь воевать.

   - За такие деньги я устрою кому угодно Вторую Мировую! - неприятным оскалом улыбнулся наемник.

   - И все же объясни... те, - почти неловко выдавил из себя вежливое обращение Наджиб. - Каким образом вы намереваетесь подобраться к Аль-Йетиму, тем более, здесь, в Ливии, где он ни за что не покажется.

   - Все просто, - на лице Ватанабэ, на протяжении всего разговора не менявшем выражения, появилась широкая кривая усмешка. Толстяк поднял руку и щелкнул пальцами. - Я уложу ему под ноги много-много трупов ваших коллег.

   Город Меркури  11 мая  13:16 по Гринвичу

   Госпиталь имени святого Петра внешне ничем не выдавал свой статус элитного лечебного заведения для сотрудников "CDM" Опрятное четырехэтажное здание, выкрашенное в приятные мягкие цвета, с чисто вымытыми окнами, отражавшими солнце сверкающими золотыми искорками. Высокая резная ограда и аккуратные лужайки, окружавшие корпуса больницы, лишь усиливали впечатление безобидности. Но внешность обманчива почти всегда: госпиталь охранялся частным охранным предприятием "Сартр", сотрудники которого вышли из правоохранительных органов, специальных подразделений в составе "CDM". Поддерживая тесные связи с властью и ее спецслужбами, частная охрана, по сути, являлась еще одним отрядом полиции, чьи обязанности ограничивались сохранением жизни, здоровья и покоя пациентов одной-единственной больницы.

   На въезде с улицы охрану заменяла автоматическая система опознавания. Пройдя в калитку рядом с распахнутыми главными воротами, Учики даже не услышал, а почувствовал, как сработали датчики, зафиксировавшие его присутствие. Между лопатками будто ударило током, чуть-чуть, заставив вздрогнуть. Юноша, к счастью, привык к подобным сигналам, регулярно проводя "бой с тенью" на тренировках у Винсента. Чужие глаза, чужое намерение, людское или механическое, стало для японца ощутимым, как прикосновение. Тренер утверждал, что при правильном обучении и развитии он может научиться и сам касаться окружающей материи, не прибегая к помощи рук. Верилось, правда, с трудом.

   - Чего затормозил? - недовольно спросила Эрика, обернувшись.

   - Да нет, ничего, - ответил Отоко.

   Они пересекли крохотный подметенный двор перед крыльцом больницы. Двери автоматически открылись перед посетителями. Приемный покой блестел стенами и полом, казавшимися стерильными даже на глаз. Справа от входа за широким столом обнаружилась молодая симпатичная медсестра в белой форме и с кокетливой медицинской шапочкой на голове.

   - А, Эрика, - улыбнулась она, увидев Эрику. Та, подойдя, вежливо поздоровалась:

   - Здравствуйте. Я к папе.

   - Отлично, можешь проходить. Доктор Филгуд его как раз вчера осматривал, если что - спроси его о состоянии отца.

   Медсестра заметила подошедшего следом за девушкой Учики и, неопределенно прищурившись, спросила Андерсен:

   - Решила привести молодого человека?

   - Э... - Эрика замешкалась с ответом, и Отоко почему-то подумал, что она вдруг стала чертовски похожей на него.

   - Знакомство с родителями? - медсестра с потешной серьезностью округлила глаза и засмеялась, видя, как посетительница краснеет.

   - Да ничего подобного! - возмутилась полковничья дочь. - Просто... просто так вышло. Что нам по дороге, и я подумала, что от свежих лиц вреда не будет...

   - Как скажешь, - неубедительно закивала сестра. - Ладно, ступайте. Только пусть молодой человек оставит свое имя и фамилию.

   Продиктовав сотруднице больницы нужные данные, Отоко поспешил дальше по коридору следом за Андерсен, чей шаг выдавал сердитость. Эрика не стала пользоваться лифтом и прошла к лестнице. Они молча поднялись на второй этаж и свернули направо. В отличие от приемной, где медсестра и вид улицы сквозь прозрачные двери создавали иллюзию жизни, здесь царила тишина. Ни больных, ни врачей нигде не было видно, потолочные лампы оказались погашены, только солнце светило в окна, разгоняя полумрак. Слушая собственные шаги, Учики следовал за девушкой. По мере приближения к нужной палате шаг ее замедлялся. На секунду Отоко показалось, что что-то в его спутнице противится визиту к отцу, но мысль тут же улетучилась, стоило ей обернуться.

   - Слушай внимательно, - произнесла она голом цезаря, к которому юноша уже успел привыкнуть. - Ты помнишь, что надо делать?

   - Молчать и улыбаться, - полушепотом отчеканил он.

   - Правильно. Главное - не мешайся, - внушительно сказала Эрика и, отвернувшись, зашагала дальше.

   Палата номер семнадцать располагалась почти в самом конце коридора. Остановившись у ее двери, Андерсен неслышно глубоко вдохнула и потянулась к ручке.

   Внезапный и совершенно неуместный вопль сотряс весь этаж, когда одна из дверей в самом углу распахнулась. Кто-то, изрубленный динамиками магнитофона, предлагал "почувствовать шум". Широкоплечий толстый мужчина в белом халате вразвалку вышел в коридор, утирая капли пота на внушительной залысине в густых длинных волосах. Короткая борода задрожала, когда доктор зычно позвал:

   - Эрика! Радость моя, здравствуй!

   Отоко решил, что стеклопакеты в окнах сейчас потрескаются, а если не потрескаются - расплавятся. Голосом этот тип не был обделен. Юноша не сразу узнал человека в халате, и только когда Эрика приветливо махнула рукой, он вспомнил. Доктор Джеймс Филгуд полгода назад вызвался добровольцем, когда нужно было оказать медицинскую помощь заложникам в театральном центре. Он даже убедил террористов отпустить нескольких человек. Филгуд был фигурой весьма заметной еще и потому, что являлся одним из видных благотворителей, боровшихся с наркоманией и детской преступностью в Меркури. Однако Учики никогда не думал, что он работает в элитной больнице, а не ведет какую-нибудь частную практику.

   - Доктор, вы опять развлекаетесь в рабочее время? - с напускной строгостью обратилась Эрика к Филгуду, и тот комично шаркнул ногой в деланном смущении.

   - У меня гости образовались.

   Музыка пропала так же резко, как появилась. Отоко, увлеченный узнаванием и стоянием за спиной Андерсен, не сразу понял, что в корпусе воцарилась прежняя тишина. Тем сильнее был эффект шока, когда следом за Филгудом из кабинета вышла Китами Дзюнко. Облаченная в форму академии "Эклипс" девушка посмотрела на него с легким удивлением, отдававшим привычным холодком.

   - О, - не полтона ниже среагировала Эрика, нахмурившись. - Ты-то тут чего делаешь?

   - И ты здравствуй, Андерсен, - ответила Дзюнко и посмотрела взглядом, способным забивать сваи.

   - Я как знал, что вы знакомы, - Филгуд довольно почесал бороду.

   - Они вместе учатся, - раздалось из-за спины Китами, и в коридор, прикрыв дверь, вышел Джонни.

   Учики почувствовал, как нахлынувшее оледенение отпускает затылок. Наличие в больнице парня Китами убирало возникшую неловкость. Джонни был гражданским активистом и сотрудничал с фондом Филгуда, оказывавшим помощь бедноте и желающим излечиться наркоманам. Наверное, он пришел по этим делам. Китами же, никогда не отличавшаяся примерной посещаемостью, видимо, решила прогулять.

   - Эй, привет, - невозмутимо поздоровался Джонни. Они не слишком хорошо знали друг друга. Учики и Эрика видели молодого человека всего пару раз, а Дзюнко вовсе не горела желанием перезнакомить их между собой.

   - Привет, - поздоровался Отоко в ответ, прежде чем Эрика успела открыть рот. Вряд ли она собиралась сказать что-нибудь вежливое. Девушка, не дрогнув, молча помахала рукой.

   - Эрика, ты к отцу? - спросил Филгуд, кивнув в сторону семнадцатой палаты.

   - Да, - ответила она. - А у вас, я смотрю, веселые гости.

   - Да так, делишки, - довольно крякнул Филгуд.

   - Я впервые вижу такого большого человека танцующим, - внезапно заговорила Китами. - Особенно под хэви-метал.

   - Это он так стрессы снимает, - заметил Джонни, старательно удерживая на лице серьезное выражение.

   - Надо же хоть как-то оправдывать наличие дорогущей звукоизоляции, - парировал Филгуд. - Ладно, ты иди, Эрика, отец заждался. У него все в порядке, никаких изменений.

   - Понятно.

   И Андерсен вновь развернулась к двери палаты. Поймав внимательный взгляд Филгуда. Учики нервно сглотнул и поспешил следом за девушкой зайти внутрь.

   Все помещение заливал свет, проникавший сквозь широкие окна, занавески на которых были отдернуты. Светлые стены создавали впечатление простора, которого, впрочем, и без того хватало. В обычной больнице палата такого размера была бы общей. Здесь же у дальней стены стояла единственная кровать. Разнообразное медицинское оборудование, капельница и столик на колесах занимали большую часть пространства, но койка пациента все равно казалась окруженной пустотой. Так бывает, когда человек, лежащий на постели, напоминает мертвеца.

   Он и впрямь не слишком напоминал живого. Тонкий, болезненно худой мужчина лежал, укрытый простыней, занимая от силы треть койки. Костлявые руки с сильно выделяющимися суставами не шевелились, грудь ровно вздымалась и опадала. Волосы на голове были коротко острижены, подбородок гладко и тщательно выбрит. Было видно, что, несмотря на общее болезненное впечатление. За пациентом ухаживают. И все-таки этот бледный исхудавший человек никак не мог в сознании Учики увязаться с образом полковника, отца такой девушки, как Эрика. Юноша, стыдясь разглядывать, опустил глаза.

   - Здравствуй, папа, - сказала Андерсен, и Отоко впервые услышал такой ее голос. Без напускной суровости, без агрессивной напористости, даже без усталой грусти. Сейчас Эрика заговорила не как свирепый демон, с которым Учики был знаком все эти месяцы, а как нормальная семнадцатилетняя девушка. Очень милая семнадцатилетняя девушка, совсем не похожая на Эрику Андерсен.

   Человек на постели ничего не ответил. Его глаза, такие же синие, как у дочери широко раскрытые, следили за ней. Девушка пересекла палату и присела на крохотный стул, будто специально поставленный у изголовья рядом с пустой капельницей. Учики, застывший в дверях, смотрел на улыбающуюся цветущую красавицу, в которую вдруг превратилась его спутница. Он всегда признавал за Эрикой красоту, но в этот момент она словно расцвела, сбросив неосязаемую, но тяжелую паранджу. Было непонятно, кто светит ярче - солнце за окнами или дочь, навещающая отца.

   Именно сейчас, глядя со стороны, Учики понял, как сильно Эрика любила родителя. Ни тогда, когда обрезала волосы, вспоминая попытку убийства, уложившую полконика на эту койку, ни в минуты слабости, когда не хотела умирать сама - никогда до сих пор Андерсен не была такой... живой.

   - Как ты? - спросила девушка. - Доктор сказал, ничего?

   Полковник Андерсен вновь не издал ни звука и не шевельнулся. Только глаза шевельнулись, когда он словно обнял взглядом дочку. Мужчина моргнул, выражая согласие. До Отоко дошло: полковник был парализован.

   - Ты уже сегодня ел? - Эрика заговорила чуть строго. - Ты ведь знаешь, что тебе нужно есть как следует.

   И вновь последовал взгляд, сказавший больше, чем любой жест. У Андерсена были удивительно выразительные глаза. Вся сила, ушедшая из тела, словно сосредоточилась в этом глубоком синем взгляде. Он одновременно признавал правоту дочери и выражал недовольство легким менторским тоном родного дитя. Без единого звука. Даже Отоко, видевший этого человека впервые, понимал его. Эрика же явно привыкла читать отцовский взгляд.

   - Никто не безобразничает? - продолжила интересоваться девушка. - Доктор Филгуд, медсестры, другие врачи? Нет? Хорошо. А сам? Не отказываешься кушать? Нет? Тоже хорошо. У меня все вроде как неплохо. Учусь, никто не трогает. Да, Милика убирается регулярно, готовит тоже. Все в полном порядке, пап. Недавно, правда, чуть не...

   Она говорила и говорила, не останавливаясь. Как будто не желая замолчать и тем самым обозначить паузу, когда отец не сможет ответить, Эрика рассказывала обо всем на свете: о школьных делах, о мелочах, увиденных в автобусе, на улице, в парке... Иногда она спрашивала какую-нибудь ерунду и, дождавшись ответного взгляда, продолжала стрекотать. Никогда раньше Андерсен так не болтала, самозабвенно и совершенно по-девчачьи. Отоко, продолжавший стоять у входа, нашел такой облик весьма и весьма забавным. И уж конечно, куда более приятным, чем цезарь в юбке, что являлся ему периодически.

   - Ой, - Эрика вдруг обернулась, и Учики с ужасом подумал, что она прочла его мысли. - Ты чего стоишь? Иди сюда, я вас познакомлю.

   Растерявшийся юноша ощутил на себе живой взгляд полковника и неуверенно шагнул вперед. Начиналось самое сложное. Андерсен смотрел на него вопросительно, не отводя глаз. Добравшись до койки, Отоко вежливо кашлянул и представился, стараясь как можно лучше выговаривать английские слова:

   - Э, здравствуйте, господин Андерсен, э... Меня зовут Учики Отоко. Мы с вашей дочерью...

   - Мы с ним парные Наследники, - быстро, но ненавязчиво договорила за него Эрика. - Помнишь, я обещала тебе как-нибудь показать, кто у меня в паре. Вот он, да.

   Взгляд парализованного полковника стал оценивающим. Юноша с удивлением ощутил касание чужой воли, похожее на то, что научился чувствовать во время "боя с тенью". Андерсен-старший будто ощупывал его руками, которыми не мог пошевелить. Взгляд пронзительно-ярких синих глаз скользнул по раздавшимся плечам молодого человека, задержался на лице, опустился к неловко вытянутым вдоль туловища рукам. И вдруг Отоко понял, что рентген стал мягче. Теперь глаза полковника говорили: "Да расслабься ты, парень!"

   - Учики теперь занимается в боевой группе. Так что я туда не пошла, - продолжала Эрика. - Можешь не переживать, пап. Какой-то компромисс получился.

   В рентгеновский взгляд добавилась капля недоверчивости. Полковник вновь оглядел фигуру Учики. Видимо, физическая форма, в которую юноша себя привел, удовлетворила взыскательного отца.

   - Я, э, очень рад познакомиться, - неожиданно для себя проговорил Отоко и старательно не посмотрел в сторону Эрики. - Ваша дочь очень, э, хорошая.

   - Спасибо, Учики.

   Нежность, звучавшая в девичьем голосе, заставила молодого человека покраснеть. В следующий миг Эрика выкинула нечто совсем уж дикое - протянула руку и взяла ладонь Учики в свою. Воздух, казалось, раздул горло Отоко подобно жабьему, застряв на полпути. А Девушка проговорила:

   - Он мне очень помогает, папа. Он тоже хороший.

   - Э...

   Взгляд парализованного полковника окутал их обоих смешением удивления и радости. Андерсен-отец смотрел так, будто наконец-то дождался чего-то давно желанного. Рентген исчез, теперь родитель Эрики был полон не оценки, но приязни. "Молодец, парень!" - говорили глаза. Кажется, отец неправильно понял дочь. Или правильно - так, как она хотела.

   Эрика поднялась, не отпуская руки Учики.

   - Тебе что-нибудь нужно, пап? Пока приемные часы не кончились, давай сбегаю? А то Филгуд все равно бездельничает...

   Сказав глазами "не надо" полковник улыбнулся. Это была слабая, с трудом удавшаяся попытка двигать мышцами лица. Учики видел, как напрягает все силы прикованный к постели человек. И ему вдруг захотелось помочь. Хоть чем-то. Хоть руками взять и размять эти застывшие мышцы, которых уже почти не было в теле. Починить человека, как чинят механизм. Чтобы он только смог шевелиться.

   С причиняющей боль остротой понял Учики, как тяжело было Эрике: каждый раз, изо дня в день, из года в год, приходить в эту палату и видеть родного отца таким. Он ведь не был сломлен, нет. Он оставался человеком. Живым, не впавшим в болезненную апатию обреченного. В его глазах таилось столько жизни, что могли бы позавидовать иные здоровые молодые парни. Полковнику хотелось помочь. Полковника хотелось вернуть, вырвать из этой неестественной клетки испорченного тела. Но Учики ничего не мог сделать.

   Солнце ткнуло юношу солнечным зайчиком в глаз. Оглянувшись на окно, он с удивлением понял, что прошло уже много времени с тех пор, как они с Эрикой пришли. Получалось, что следовало откланяться.

   - Ну, пап, мы тогда пойдем? - мягко спросила Эрика.

   Отец с явным сожалением сказал взглядом "хорошо". Дочка, наклонившись, поцеловала полковника в щеку. Андерсен, прикрыв глаза, все-таки смог создать на лице тень улыбки. Отвернувшись, Эрика зашагала к выходу, и Учики, заметивший, что они так и держатся за руки, пошел следом. У самой двери девушка обернулась, быстро и неожиданно. Полковник снова лежал на своей койке, похожий скорее на труп, чем на живого человека. Но теперь хотя бы его лицо не казалось посмертной маской.

   Дверь палаты, тихо скрипнув, закрылась.

   Учики не успел разглядеть, как Эрика прошла по коридору. Только крохотные каблучки туфель застучали по идеально вымытому полу. Девушка почти бежала, и молодой человек с трудом нагнал ее только на лестнице. Она не обернулась и не замедлила шага. С угрюмой целеустремленностью Эрика, расправив плечи, пересекла приемный покой. Отоко молча и незаметно шел следом. И только на улице, только выйдя под свет озорного весеннего солнца, Андерсен остановилась. Свернув с дороги, которой они пришли, девушка устремилась к ближайшей лужайке. У низенького бордюра, отделавшего аккуратно подстриженный газон от асфальта, примостилась пара низких белых скамей. На одну такую скамью Эрика и присела.

   Солнце очень любит делать жизнь красивее, стоит лишь кому-то живому попасть в его лучи. Даже самая невзрачная физиономия может показаться милой, если увидеть ее золотистым светлым днем. Будто неведомая сила, сокрытая в золоте светила, наполняет сам воздух радостью. Но сейчас даже солнце не могло стереть печать внутренней тяжести и какой-то надломленной усталости на красивом личике Эрики Андерсен. Опустившись на скамью, девушка некрасиво ссутулилась и положила сцепленные в замок руки на плотно сдвинутые колени. Она почему-то смотрела куда-то в область коленей Учики. Юноша, заметив этот мрачный взгляд, вдруг понял, что стоит напротив и не шевелится.

   За оградой клиники шумели машины, прохожие, и струилась во времени повседневная суета. Они оба молчали.

   - Позвоночник, - сказала вдруг Эрика, и Отоко не вздрогнул, хотя голос ее показался чужим. - В двух местах. Остальные пули ничего толком и не задели. Так, легкое оцарапали. Кроме последней. Контрольной в голову. Сколько часов операция длилась - не помню, мне говорили...

   Эрика говорила, продолжая смотреть не на юношу, а на его колени, сквозь них, в пустоту. Учики невольно сглотнул. Он скорее готов был пережить очередной приступ ярости скандинавского берсеркера, чем такое тусклое повествование. Молодому человеку был знаком и подобный взгляд, и подобный тон. Так говорила его мать в ту пору, когда пьяница-отец периодически буянил, избивая ее и унося из дома все ценное, чтобы раздобыть денег на выпивку. Она любила посидеть с сыном, пока алкоголика не было рядом, и поговорить, монотонно и безжизненно, безо всякой веры в то, что когда-нибудь хоть что-то изменится к лучшему. Просто высказаться, услышать собственный голос и попытаться забыть глубоко вонзившуюся в сердце стальную занозу, которая непременно будет тянуть и саднить.

   - То, что он вообще выжил - просто чудо. Все врачи признают. И вроде бы организм восстанавливался. Я знала, что ходить он никогда не сможет. Но папа не смог даже шевелиться толком. Он едва жует, а прошло уже столько лет. Столько всяких терапий, повторных операций, всего на свете. У него весь череп в шрамах от нейрохирургии. И все равно - никаких изменений. И даже не разговаривает. Совсем. Мой отец - живой труп на содержании правительства.

   Учики незаметно для себя и говорившей собеседницы сел рядом с ней. Он слушал, не отрывая взгляда от лица, устремленного взглядом в никуда.

   - Иногда мне кажется, что они над ним так издеваются. Иногда я хочу, чтобы его просто убили. Просто... перестали кормить, или, не знаю... Я хочу смерти родному отцу. Он же никогда не поправится.

   Плечи, такие беззащитные в непривычном платьице, вздрогнули. Но Эрика не плакала. Любая другая девушка на ее месте вряд ли бы удержалась. А она всего один раз не справилась с собой.

   - И все равно я сюда хожу. Каждый раз в его палате на меня словно тонна воды выливается. Шевелиться не могу, прямо как он. Но прихожу. Потому что иначе было бы вообще... живодерство какое-то. Если его еще и дочка бросит... Он ведь меня очень любил. Любит, то есть. И у меня все хорошо. Тогда и ему хорошо. Ему ведь, на самом деле, все равно, сколько он так будет лежать. Ему вообще все равно. Но у меня все должно быть хорошо.

   Эрика повторяла и повторяла слово "хорошо", будто заклиная саму себя, уверяя, убеждая. Она по-прежнему не смотрела на Учики, но юноше не нужно было видеть ее глаз, чтобы представить их выражение.

   - Вот и сегодня пришла... Тебя притащила, чтоб показать, как все замечательно. А самой тошно. Тошно и реветь хочется. Вот я дура, правда?

   Какой-то частью сознания Отоко понимал, что вопрос этот риторический и не требует ответа. Эрика была не из тех людей, которым требуются уверения в их уме и неотразимости. Она не спрашивала, она укоряла себя. Ей и сейчас было тошно.

   Какой-то частью сознания Отоко понимал.

   Но все-таки не сдержался.

   - Ничего ты не дура.

   Рука сама собой опустилась девушке на плечо. Андерсен словно обожгло. Она резко дернулась и вскинула голову. На миг Учики ощутил на себе взгляд, обжигающий яростью потревоженного зверя. Эрика посмотрела на него так, будто он пытался задрать ей подол. Но злость не переросла в отчуждение. Девушка потухла так же стремительно, как загорелась. Она просто снова отвернулась. А Учики не сказал больше ни слова. Слова почему-то казались лишними. Ему просто хотелось, чтобы на опущенных плечах Андерсен не чувствовалось такой сильной ноши. Как и в палате ее отца, молодой человек захотел помочь. Но не знал, как. Не знал, что можно сделать, когда на твои плечи, подобно ноше Атласа, давит сам мир.

   - Вот вы где.

   Знакомый девичий голос, глубокий, чарующий, несмотря на явный холодок тона, заставил обоих молодых людей отвлечься от не самых легких дум. Китами Дзюнко стояла напротив скамьи и смотрела непроницаемо-ледяным взглядом. Рядом с ней стоял Джонни, сунув руки в карманы и явно наслаждаясь светом солнца, ласкавшего черную гриву его волос.

   - Китами, - тоном, начинающим набирать вес и живость, обратилась к японке Эрика. - Тебе чего?

   - Да вот хочу разок сыграть по правилам судьбы, - ответила Дзюнко, слегка иронично поведя рукой в почти театральном жесте.

   - Чего-чего? - переспросила Андерсен, стряхивая с себя остатки тяжелейшего уныния и превращаясь в привычную Эрику.

   - Раз уж мы с вами здесь столкнулись, то это точно судьба, - Китами повернула голову к Джонни, и тот молча кивнул, будто давая свое одобрение. - Придется вместе решать, пришли ли черти по наши души.