Память - странная штука. Она может дремать долго, очень долго. Словно огромный спящий зверь, память будет тепло дышать, сгоняя с мохнатых боков налетевший снег забвения, и покоиться в своей норе, не открывая глаз. Пройдут годы, а воспоминания, скрытые рядами острых и страшных зубов в чудовищной пасти, так и останутся лишь легкой дымкой где-то на самом краю жизни. Человеку свойственно забывать. Вернее, думать, что забыл. Так легче. Не нужно каждый день, каждый час существования переживать заново самые острые, сжигающие изнутри, моменты. Не приходится снова смотреть в лицо тем, кого больше нет. Не возвращается обратно причиненное зло, не стыдит совершенное по чистой случайности добро, похвалы за которое не заслужил. Память вообще до ужаса избирательна. Большинство представителей рода человеческого помнят о себе только хорошее. Вот эти ласковые зубки кусают людское самолюбие постоянно, и никто никогда не жалуется. Любому хочется мнить себя безгрешным. Любому хочется думать, что он лучше других.

   Артур Хендрикс был одним из тех немногих, кто предпочитал нарушать мирный сон зверя. Он помнил все и не хотел забывать ни единого момента жизни, в которой многое забыть бы стоило. Но он помнил. И никакой грех, укутанный саваном прошлых лет, не мог заставить Хендрикса отступить в такой момент.

   Коридор, по которому он шел, напоминал тот длинный узкий туннель, в конце которого видят свет умершие. По крайней мере, такой образ часто рисуют любители мистики в книгах, фильмах или просто досужих россказнях. В конце этого туннеля тоже был свет, но исходил он не от пути в лучший мир, а всего лишь от бледной лампы. Отсветы падали на высокие глухие стены, и темная их поверхность казалась мокрой и блестящей. Этот блеск почему-то вызывал у Хендрикса брезгливую тошноту. Пол под ногами, хоть и кристально чистый, казался сплошным потоком угольно-черной грязи. Темнота здесь оказалась неприятной. А ведь Хендрикс очень ценил отсутствие яркого света. Его чувствительные глаза обычно начинали слезиться и болеть, когда приходилось работать в дневное время или под ярким освещением. В рабочем кабинете Артур давно устроил себе уютный полумрак. И там темнота вызывала лишь самые приятные ощущения. Здесь же темнота казалось чужой, грязной и плохо пахнущей.

   На самом деле, конечно, это все подсознание. Подспудное нежелание идти дальше по узкому темному коридору, в конце которого уже виднелись силуэты охранников у нужной двери. Какая-то часть его не хотела снова встречаться с человеком, которого Хендрикс за долгие годы привык считать мертвым. Какая-то часть его никак не желала будить зверя. Но иного выбора не было. Времени оставалось не так много, если верить врачам, и следовало извлечь максимум пользы из нежданного пробуждения.

   Охранники, приставленные к двери отдельной палаты ведомственного медицинского центра европейской организации "Croix Du Monde", невольно подобрались, когда к их посту из темноты вышел Артур Хендрикс. Глава знаменитого Восьмого отдела "CDM", выполнявшего, по сути, функции разведывательного агентства, был не слишком высок и весьма худощав, что только подчеркивал прекрасно пошитый черный костюм с белоснежной рубашкой. Несмотря на возраст, а было Хендриксу уже за шестьдесят, лицо его оставалось твердым, не расплываясь складками и морщинами, ровные четкие линии подбородка и скул создавали впечатление жесткости и суровости. Хендрикс был гладко выбрит, но седые волосы не стриг, и сейчас они ухоженной косичкой свисали между лопаток мужчины. Стремительная ровная походка предводителя Инквизиторов, как называли сотрудников Восьмого отдела некоторые не слишком доброжелательные люди, выдавала прекрасную физическую форму и целеустремленность. О том, что внутренне этого господина сейчас что-то терзало, вряд ли мог подумать хоть один из охранников.

   - Господа, - поприветствовал стражей Артур, остановившись прямо напротив двери, возле которой они расположились. Приятный акцент выдавал в главе Инквизиторов англичанина.

   - Сэр, - оба молодых человека в форменной одежде взяли под козырек.

   Взгляд Хендрикса скользнул по бедру ближайшего к нему охранника. Кобура с пистолетом была расстегнута, и еще издали Артур заметил, как заметивший постороннего молодой человек инстинктивно положил ладонь на торчавшую рукоять. По крайней мере, они всерьез относились к службе. С таким пациентом, каким казался находившийся в палате, немудрено было наплевать на осторожность.

   - Вас предупредили? - спросил англичанин.

   Один из охранников кивнул.

   - Проходите, сэр.

   Хендрикс благодарно кивнул и шагнул вперед. Взявшись за дверную ручку, он понял, что незаметно глубоко вдыхает. Собственная нерешительность, пусть и не мешающая действовать, раздражала все сильнее. Слегка нахмурившись, Артур потянул дверь на себя.

   Палата, к счастью, не встретила глаза ярким светом болезненных больничных огней. Они оба предпочитали мягкое освещение, поэтому в помещении сейчас царил полумрак, разгоняемый только казенного вида ночником. Лампа была слабенькой, и в ее синеватых отсветах пациент, лежавший на койке, составлявшей большую часть обстановки, казался похожим на мертвеца. Еще больше похожим.

   Ничто в этом крохотном, обтянутом бледной кожей скелете не напоминало импозантного мужчину, блиставшего в свете, очаровывавшего женщин и решающего судьбы. Наголо обритый череп, покрытый легкой щетиной отраставших волос, для сведущего человека предстал бы типично кельтским и очень хрупким. Тощие ввалившиеся щеки уже никогда не засверкали бы здоровым мужским румянцем, возникавшим когда-то на этом лице после выпивки или просто удачного отдыха. Только глаза, обрамленные темными кругами, запавшие глубоко в глазницы, все еще сохраняли прежнюю живость. Но былой уверенности, гордого самодовольства силы, в этих черных глазах уже не было. Такая перемена первой обратила на себя внимание Хендрикса, умевшего подмечать детали. Обитатель охраняемой палаты полулежал, закутанный в одеяло, и ворот белого халата-пижамы закрывал тонкую шею. Услышав, как открывается дверь, изможденный мужчина обратил взор на вошедшего. Тогда-то Артур и понял, что будет говорить уже совсем с другим человеком. А скелет произнес бесцветными тонкими губами:

   - Здравствуй, Артур, - и мужчина улыбнулся, показывая зубы и окончательно уподобляясь живому мертвецу.

   Хендрикс без единого слова переступил порог, затворил за собой дверь и шагнул к койке. Опустившись на стоявший у изголовья стул, он, наконец, заговорил.

   - Здравствуй, Себастьян.

   - Хе-хе, - скелет издал гулкий смешок, больше походивший на кашель. - Я почему-то думал, что ты не удержишься и скажешь что-нибудь ехидное. Вроде "с добрым утром".

   Выражение лица Хендрикса не изменилось. Он все так же невозмутимо и холодно смотрел на тощего обитателя палаты.

   - Честно говоря, Себастьян, я как раз хотел протянуть тебе руку, чтобы поздороваться.

   Скелет зашелся слабым кашляющим смехом. Очертания его тела под одеялом, пусть и неясные, отчетливо позволяли разглядеть одну немаловажную деталь. Силуэты ног и рук изможденного мужчины заканчивали оттопыривать ткань примерно на уровне коленей и локтей. Дальше одеяло лежало ровно, плотно примыкая к простыне. У обитателя палаты не было ни рук, ни ног.

   - Молодчина, - отсмеявшись, произнес скелет. - Не теряешь формы.

   - У меня был хороший спарринг-партнер, - ответил Хендрикс.

   - Не сомневаюсь, - Себастьян посерьезнел. Взгляд запавших черных глаз исследовал гостя. - Ты очень мало изменился за столько лет. Все-таки отрастил себе прическу?

   - Да, - Артур кивнул. - Пока ты спал, случилось многое. Многое изменилось.

   - Они не дают мне зеркала, - пожаловался скелет. - Вернее, не хотят подержать его передо мной. Но я-то и без того знаю, что больше всего изменился сам. Я не чувствую одеяла на животе. Значит, пузо пропало. Хоть что-то полезное от полутора десятка лет комы.

   И он снова засмеялся. Хендрикс, чувствовавший взгляд собеседника, в свою очередь разглядывал изможденную фигуру Себастьяна. У того никогда не имелось привычки смеяться по любому поводу. Шутить он любил, но только улыбался.

   - Впрочем, я чувствую, любезности затягиваются, верно? - скелет снова улыбнулся. - Мое пробуждение может означать только одно: мой мальчик зашевелился.

   - Значит, я не ошибался еще тогда, - Хендрикс внутренне подобрался, внешне оставаясь спокойным. - Твой таинственный протеже сделал с тобой это?

   И англичанин кивнул на полупустую койку, в которой оставалось так мало тела его собеседника.

   - Мой таинственный протеже? - переспросил Себастьян, не переставая улыбаться. - Значит, он исчез с радаров? Вы до сих пор его не знаете?

   - Не знаем, - не стал лукавить Хендрикс. - Все, что у нас осталось тогда - твои записи. Те, что не были уничтожены. Кобаяси мы тоже не нашли.

   - О, старина Кобаяси, - Себастьян хмыкнул. - Он всегда любил конспирацию. Но странной любовью. Готов был рискнуть всем ради оригинального хода в проекте. Как он поживал без меня?

   - Очень недолго. Ему оторвало голову одно из ваших творений.

   - Значит, ему повезло, - улыбка скелета исказилась, став кривой и болезненной. - Лучше не жить с оторванной головой, чем жить с оторванными конечностями. Знаешь ли, всего за пару дней я понял, как же важно иногда почесаться в нужном месте.

   - Тебя тоже искалечил твой собственный проект, - Хендрикс повел разговор в нужном направлении. - И все эти годы именно его воздействие блокировало все попытки вывести твой мозг из спячки.

   - Что, никто не сдюжил? - Себастьян хитро прищурился. Веки у него были тонкие и прозрачные, подернутые сеткой вен.

   - Даже психократы. Он запустил в тебя настоящий полноценный нановирус. Чисто физически не удавалось освободить твое сознание, пока эти машины оставались внутри. Никакие альтернативные методы вывести их из организма не срабатывали. Похоже, программа предусматривала самосохранение. Единственным способом оставалось хирургическое вмешательство высокой степени. Но оно убило бы тебя.

   - И поэтому вы решили, что безопаснее продержать меня в растительном состоянии много лет. Вдруг что-то, в конце концов, получится? - в улыбке Себастьяна сквозила ирония.

   - Ты предпочел бы быть умерщвленным?

   - Хе-хе. Если бы я хуже тебя знал, Артур, я предположил бы, что ты настаивал на моем сохранении из чувства мести. Ты ведь не мог не догадываться, насколько приятно мне будет обнаружить себя кочерыжкой.

   - Наше совместное прошлое не играло роли при решении этого вопроса.

   - Да-да, я верю. Ты всегда был человеком дела, - Себастьян шумно вдохнул. Ноздри его тоже истончились и казались потрескавшимися. - А как там поживает наш малыш Жан? Он все так же свиреп?

   - Более чем. Он теперь возглавляет наши вооруженные силы. Синод боится его как огня.

   - Хе-хе-хе... Синод. Как же мы все влюблены в религиозную околесицу. Мне тут никто не рассказывал, но дай догадаюсь. Вы таки сумели собрать европейцев в кулак?

   - Союз Христианских Государств, - кивнул Хендрикс. - Они сидят наверху, мы с Жаном занимаемся делами.

   - Хе-хе, вы превратили мальчика в Христа?

   - Да.

   - А я ведь говорил тебе тогда, в карьере. Зря ты стрелял.

   - Может, и зря. Это все сейчас неважно, Себастьян. Они добились того, чего хотели. Под их контролем новый центр силы.

   - Но конец истории еще не наступил, Артур.

   - Они стремятся его достичь.

   - Представляю. Думают, что можно обмануть Бога точно так же, как обманывают людей. Наследники, наверное, на них теперь трудятся?

   - Да.

   - Так я и думал. Дурачки, дурачки. Эти католики, протестанты, атеисты и мусульмане... Они считают, что Бога можно переделать, отформатировать и обкорнать так, как нужно для дела, а то и стереть. Они сидят своими толстыми, а может, и поджарыми задницами на тронах и полагают, что достаточно сменить вывеску, и возмездие падет на головы других. Пытаться управлять Наследниками... Вздор, вздор.

   Себастьян говорил громко и напористо. Речь явно далась ему нелегко, потому что, закончив, изможденный пациент шумно перевел дыхание.

   - Не нужно в очередной раз декламировать мне убеждения, которыми ты руководствовался, создавая трикстеров, - Хендрикс оставался невозмутим. - Ведь эти самые убеждения привели тебя на эту койку и отняли руки с ногами.

   - О, вовсе нет, Артур, мальчик мой, - внезапно взгляд Себастьяна стал почти прежним, насмешливым, покровительственным и явно дающим понять, что смотрящий знает и понимает куда больше, чем тот, на кого он смотрит. - Я все сделал правильно. Проект завершился грандиозным успехом. Я сумел преодолеть барьер.

   - И после преодоления барьера опытный образец оторвал тебе конечности и ввел в организм нановирус, продержавший тебя в коме полтора десятилетия.

   - Ты не поверишь, но я понимаю эти издержки.

   - Конечно, не поверю. Ради очередного уровня форсирования превращаться в ничто? Это не похоже на тебя, Себастьян.

   - Нового уровня форсирования?! - скелет выглядел до крайности возмущенным. - Нового уровня форсирования?! Да вы вообще читали мои записи?! Нового уровня форсирования... Никакого форсирования у меня и в мыслях не было. Я вообще отменил форсирование.

   - Это я разобрал в документах. Но все равно твои проекты выглядели как горячечный бред.

   - Бред?! Артур, ты меня поражаешь. Как можно быть настолько близоруким? Неужели ты не помнишь, чему я тебя учил? В чем главная, принципиальная разница между Наследниками и трикстерами?

   Хендрикс молчал, и воодушевленный вниманием Себастьян продолжил.

   - Наследники - это существа, схожие с людьми. Они рождаются с периодичностью в сотни или, в лучшем случае, десятки лет. Ты помнишь, что Наследники имеют врожденное строение. Они пригодны к становлению механизмами с момента выхода из утробы. В их телах, в крови, костном мозге, мышцах, во всех их тканях спят микроскопические машины, составляющие плоть, намного превосходящую человеческую. Наследники поразительно умеют адаптироваться и противостоять враждебной среде. По велению мозга Наследник способен увеличить свою физическую силу, заживить рану, которая прикончила бы даже самого выносливого человека. Скорость, ловкость, сила, выносливость, регенерация, срок жизни - все намного превосходит показатели гомо сапиенс. Но главное, как ты помнишь, это то, что Наследники каждой клеточкой своего тела вырабатывают универсальную, чистейшую энергию. Атомный синтез, электричество - выбирай что хочешь.

   - Проект энергостанций был одобрен, - прервал лекцию собеседника Хендрикс.

   - Хе-хе-хе, вы сделали из них батарейки? - усмехнулся Кроули. - Вполне в духе наших алчных друзей. Но они, как всегда, тупы до невозможности. Использовать в качестве энергоресурса самое страшное, самое универсальное средство форматирования планеты - это сильно. А ведь я всегда говорил тебе, Артур, всегда! Наследники - это не случайный феномен, это рабочие устройства! Давай не будем прикрываться официальными словесами ученых. Мы ведь с тобой знаем, что это за энергия. Мы знаем, откуда они взялись.

   - Точно мы ничего знать не можем, Себастьян.

   - Мне достаточно того, что любой Наследник усилием воли может сжечь целый континент. Столь опасное устройство нельзя использовать в коммерческих целях.

   - Меня всегда умиляло то, как ты называешь живых людей устройствами.

   - Они не люди, - сейчас скелет выглядел почти враждебно. - Люди - это другие. Люди - это те, кого выбрал я.

   - Трикстеры.

   - Именно. Как я сказал в начале, строение и свойства организма у Наследников врожденные. Вы всего лишь помогаете им обрести контроль над собой, вводя свои машины. Хе-хе. А ведь наверняка вы им врете, что без смазки они не имеют силы? Неважно, неважно... Ты ведь помнишь, как появились первые трикстеры? Контрольная группа для испытаний совместимости. Машины Наследников отвергали людские тела. Но не все. У некоторых вместо десятка опухолей и разрыва мозга появлялся шанс выжить. Я всего лишь развил этот шанс.

   - Ты экспериментировал на людях, Себастьян.

   - Я должен был изобрести контрмеры. Раз существуют нелюди, должны существовать борцы с ними. Это же простой принцип. Волка может задавить только волкодав, я же объяснял.

   - И для этого ты погубил тысячи людей, чьи тела не приняли DQD.

   - Не называй его так, не будь бюрократом. Да, я вводил людям проклятый сок Наследников. Да, умерло большинство. Но ведь были и выжившие. И эти выжившие становились сильнее, быстрее, обретали возможность читать мысли и пробивать кулаком стену. Мне удалось создать людей, подобных Наследникам.

   - Ты очень любишь все перевирать, Себастьян. Трикстеры ничуть не похожи на Наследников. Они не вырабатывают энергию.

   - И поэтому они слабее. Я помню, чему сам тебя учил, Артур. Вместо созидания мощи трикстеры вынуждены ее потреблять. А потому никак не могут ужиться с натурой энергетических предков.

   - Говори что хочешь, но мы оба знаем, что ты всего лишь продолжил то, что было начато тысячи лет назад.

   - Не сравнивай мои методы с примитивными обрядами дикарей. Да, трикстеры как явление так же стары, как и сами Наследники. Но только я способен был создавать их с помощью современного оборудования, и выживал уже не один из миллиона, а один из десяти тысяч.

   - Прогрессор.

   - Ехидствуй, Артур, ехидствуй. Но вот форсирование все равно придумано под моим началом. Эти славные образцы "альфа". Они все еще бегают у тебя под носом?

   - Редкостная заноза эти твои "альфы".

   - Хе-хе-хе. Они милы. Но все предыдущие разработки были лишь ступенями к главному.

   - Тому самому проекту?

   - Именно. Понимаешь, Артур, я сейчас распинался перед тобой так, словно ты сидишь и пишешь конспект, с одной только целью. Я хотел, чтобы ты точно вспомнил разницу между трикстерами и Наследниками. А она в том, что трикстеры получают силу мучительно и не целиком. Тело человека неспособно принять этот дар. Как бы мы ни форсировали их, трикстеры останутся лишь подделкой. А я хотел настоящего. Я хотел что-то, что могло соперничать с этими потусторонними тварями.

   - Себастьян. Я внимательно читал документы. Клонированные ткани, генная терапия, массовые партии размноженного DQD... Это могло означать только одно. Ты что-то выращивал.

   - Кого-то, Артур, кого-то. Я вырастил своего мальчика.

   - Подожди-ка...

   Впервые невозмутимая маска Хендрикса дала трещину. Он подался вперед, приближая свое лицо к лицу Себастьяна.

   - Ты что, хочешь сказать, что создал клон?

   - Артур, ну ты же помнишь, что клонированные организмы Наследников нежизнеспособны.

   - А ДНК трикстеров не позволяет воспроизвести копию. Но что же ты сделал?

   - Хе-хе-хе, - скелет шевельнулся, и это было первым его движением после поворота головы в начале разговора. - Я знал, что ты заинтересуешься. Нет, я не пытался никого клонировать. Я поступил гораздо тоньше. Я долго и упорно взращивал своего мальчика. По кусочкам, за огромные деньги, но взращивал.

   - Что ты имеешь в виду? Как ты его взращивал?

   - Долго, долго взращивал, Артур.

   Внезапно Себастьян умолк. Тяжело дыша, безногий и безрукий обитатель палаты смотрел куда-то в область воротника рубашки Хендрикса. Это было совсем нехарактерно для того Себастьяна, которого Артур знал много лет назад. Тот никогда не прерывал своих пространных, журчащих и звенящих речей. Сегодня он опять подался старой привычке поучать всех свысока, рассказывая, порой, прописные истины. Но сейчас скелет почему-то молчал.

   - Подумать только, - наконец, заговорил он. - Моей единственной ошибкой стало то, о чем я беспокоился больше всего.

   - Что именно?

   - Человек. Понимаешь, я хотел, чтобы силу обрел именно человек. Но я не учел человеческую натуру. Этот щенок оказался совершенно неблагодарным. Я дал ему такую мощь, а он взамен отнял у меня руки.

   - Человек, говоришь?..

   Хендрикс, до сих пор сидевший, свободно положив руки на колени, свел их и сцепил замком пальцы.

   - Ты никогда не разбирался в людях, Себастьян. Вот почему твои эксперименты рано или поздно возвращались с тыла, чтобы укусить тебя за задницу.

   - Хе-хе-хе, - смех скелета звучал почти грустно. - В твоих словах есть доля правды. Хоть ты и говоришь все это лишь потому, что никак не простишь мне нашего соперничества.

   - Мы же не дети, - Хендрикс оставался непоколебим.

   - Уже очень давно... Скажи, - внезапно Себастьян посмотрел на Артура затуманенным взглядом. В этом взгляде читалась ностальгия. Скелет вспомнил что-то из той части своей жизни, которую можно было назвать счастливой. - Скажи, а... Она все еще выглядит как Бригитта Нильсен в "Рыжей Соне"?

   - Да.

   Ответ был коротким и резким. После него в палате повисло молчание, в котором чувствовалась давняя неослабевающая напряженность, возникшая между мужчинами далеко не впервые. Наконец, Себастьян тихо вздохнул, пытаясь смешком прикрыть прорвавшуюся печаль.

   - В общем, Артур, ты уже все понял. Разговорил меня даже в таком состоянии, хитрая ты скотина. Мой "таинственный протеже" и был моим проектом. У меня получилось создать... не знаю, что это такое. Но он явно не одной лиге с прочими поделками. Штучное производство, Артур. Огромные деньги. И вот эта ходячая дороговизна так со мной поступила.

   Хендрикс поднялся со стула. В слабом свете ночника его фигура показалась Себастьяну обличием Смерти. Почему-то эта мысль подстегнула скелета и заставила заговорить раньше, чем собеседник открыл рот.

   - Подожди. Не зови своих мозгоправов. Они еще успеют выудить из меня всю нужную вам информацию. Я даже не буду сопротивляться. Хотя могу ли я теперь?..

   - Что такое? - спросил Хендрикс.

   - Я уже понял, почему ты пришел. Он снова показался, да? Мой мальчик уже успел цапнуть твоих дружков за больное?

   - Да, - честно ответил Артур. - Мы поняли, что это не Лилит. А значит, это мог быть кто-то с твоими связями. Твоя сеть снова всплыла, и мы работаем по ней. Мы его найдем. Но нам нужно знать, кто он.

   - Да я и не сомневался, что ты не из желания отомстить расспрашивал... Я дам вам все, что хотите. Но с этим мальчиком... Не знаю, поможет ли. Артур, Артур, я совершил страшную ошибку.

   Скелет снова зашевелился. И стало заметно, как двигаются культи под одеялом.

   - Я недооценил его. Он не просто человек. Надо было догадаться, когда он сумел соединить несоединимое. Артур, он... мой мальчик - это даже не зло. Это что-то другое. И я не знал тогда, не знаю и сейчас, чего он хочет. Я знаю только, что ненависти в том, что я создал, хватит на всех. Он ведь из ненависти так меня изуродовал. И вирус... Он не давал мне ни жить, ни умереть. А сейчас я проснулся. Поэтому я и понял, что он начал действовать. Он обещал, что я успею узнать. Он обещал, что не забу... Кх-кх-кх... Кхы!

   Артур Хендрикс лишь каким-то чудом удержался от крика, когда изо рта Себастьяна хлынула темная жижа, казавшаяся в тусклом свете совсем черной. Не теряя самообладания, англичанин подался вперед и, наклонившись, нажал на кнопку, установленную рядом с кроватью. Затем, отступив назад, Артур нащупал на стене выключатель и щелкнул им. Палату заполнил желтовато-бледный свет потолочных ламп.

   Иссушенный скелет, обтянутый бледной кожей, бился на постели. Конвульсии выгибающегося тела заставили одеяло сползти, и Хендрикс увидел многочисленные трубки, опутывавшие Себастьяна. Система жизнеобеспечения как раз начала истошно верещать сигналами тревоги. Изо рта Себастьяна лилась кровь, и кровь же окрасила багровым большинство присоединенных к телу трубок. Даже катетер, стоявший в стороне, наполнился красной жидкостью.

   Хендрикс не стал кричать, звать на помощь, заламывать руки или суетливо метаться из стороны в сторону. Он неподвижно стоял, когда в палату ворвались охранники с оружием в руках. Секунд через тридцать охранников сменили врачи. Люди в халатах замерли у изголовья кровати, когда Себастьян вдруг затих. Артур, посмотрев на их лица, все понял. Он развернулся и покинул палату, на ходу доставая коммуникатор.

   Добывать информацию было не у кого. Себастьян Кроули только что скончался.

   Он лежал, заложив руки за голову, и смотрел в небо, наливавшее серебристым полуночным светом. Спина чувствовала холодок площадного камня, приятно кусавший почки и обещавший нездоровье. К счастью, Вендиго мог не опасаться столь банального недуга, как застуженные потроха. Он продолжал глядеть в небо, изредка отводя взгляд, чтобы рассмотреть торчащий сбоку узкий шпиль тридцати шестиметрового обелиска. Даже сейчас, в сгустившейся тьме. Он видел надписи на древнем языке, восхваляющие деяния фараона.

   - А ты знаешь, что этот обелиск привезли в Рим по прихоти самого Октавиана Августа? - спросил мужчина, не меняя фривольной позы. - Римляне очень любили таскать к себе домой египетские реликвии. Это напоминало им о собственном величии победителей, завоевателей и хозяев. Обелиск, восхваляющий египетского царя, стоял в Большом цирке Рима, на ипподроме. Не очень-то вежливо, правда?

   Темно-синее полотно небосвода осветилось красным. Яркие рыжие волосы девушки, склонившейся над Октавианом, казались пламенем неведомого костра. Зеленые глаза того особенного глубокого оттенка, что делает взгляд женщины соблазнительно манящим, смотрели нежно, но обеспокоено.

   - Ты уверен, что нормально вот так валяться посреди площади? - спросила Анна, несколько по-детски выпятив чувственную нижнюю губу. Лицо ее, отмеченное красотой мастерски вырезанной скульптуры, было напряжено. Анна, как ни старалась, не могла понять эксцентричных, порой до глупости, выходок возлюбленного.

   - А почему нет? - он добродушно приподнял густые брови и улыбнулся. Октавиан имел привычку, улыбаясь, закрывать глаза. Будто опасался, что взгляд будет вовсе не таким веселым и приятным. - В конце концов, на этой площади, прозванной площадью народа, многие столетия совершались публичные казни. Этот обелиск и это небо помнят больше смертей, чем любимый фашист твоей мамы.

   - Не надо про мою маму, - поморщилась Анна и сунула руки в карманы светлого длиннополого плаща, укрывавшего ее фигуру. - И вообще, как краткий курс истории местных достопримечательностей соотносится с безопасностью валяний посреди площади?

   - Разве ты не знаешь? - Вендиго снова улыбнулся с закрытыми глазами и похлопал по камням под боком. - Кровушка греет.

   Анна зябко повела плечами, хотя в этот час на площади было на удивление тепло. Ни малейший ветерок не тревожил двух гостей величественного Рима, забредших на неожиданно тихую и пустынную площадь. Даже несмотря на поздний час и запрет машинам въезжать сюда, мертвенная тишина в округе казалась неестественной. Девушка подумала, что ее вольготно развалившийся на земле спутник мог иметь к неожиданной тиши самое прямое отношение. Октавиан имел власть над людьми. Не через деньги или власть, которых ему, впрочем, хватало. Он просто мог сделать с любым человеком все, чего пожелал бы. Анна не единожды была свидетелем развлечений любимого, включавших самые жестокие шутки над человеческим племенем. Вендиго упрятывал людей в тюрьмы, подставлял под кулаки и пули, доводил до безумия и самоубийства. И все - ради развлечения. Только и всего.

   Нет, все же, она не могла сказать, что единственной целью Октавиана было получить удовольствие от чужих страданий. Так могло показаться на первый взгляд. Но что-то подсказывало девушке, что нечто ускользает от поверхностного взгляда. Порой ей казалось, что все дело в ее страстной влюбленности. Но чаще на ум приходило множество мелочей, складывавшихся в непонятный, но притягательный рисунок. Да, ее влекло к Октавиану Вендиго. Влекло сильнее, чем мотылька влечет огонь.

   - Люблю соприкасаться с местами, впитавшими с кровью человеческую мерзость, - произнес мужчина, глядя на звезды. - Шепот излитого в землю греха напоминает мне о многом.

   - О чем же? - Анна чувствовала себя все более неловко с каждой секундой. Стоять сверху и смотреть, наклонившись, на Вендиго было в высшей степени странно. Ему же, казалось, даже эта небольшая ее неловкость доставляет удовольствие. Развлекает. Или нет?

   - Хотя бы о том, что смерть - это лишь начало.

   Со спины Октавиан повернулся на правый бок, заставив Анну отступить на шаг. Теперь он смотрел на девушку, лукаво прищурившись.

   - Ты ведь тоже всегда задумывалась над тем, что мы умираем каждый день. Когда идем на работу, когда покупаем продукты в магазинах, когда дышим воздухом и чувствуем мягкое сиденье. И неважно, кто ты, что собой представляешь, чем занят. Важно лишь то, что само твое существование на этой планете является оскорблением здравого смысла.

   - Но мы же не ходим в магазины, - Анна знала, что он хочет такого простого и недалекого ответа. Он знал, что она знает. Эта игра забавляла обоих.

   - И это, конечно, делает нас инопланетянами, - Вендиго потянулся с грацией большого ленивого кота. - Наше общество придумало совершеннейшую систему тюнинга и подстройки формы под себя. Мы можем слушать джаз или рэп, мы можем ходить в магазины или не есть ничего, кроме салатиков. И это считается наполнением жизни смыслом. Мы можем одеваться так, что у страусов и попугаев от цветовой ряби померкнет в глазенках, и это считается признаком уникальности личности. Мы ползаем по огромному полю Интернета, впитывая чужие слова и оставляя килобайты букв, а потому считаем, что стремительно несемся в неведомое вместе с потоком информации. Мы жертвуем гроши на благотворительность и верим, что этим спасаем миллионы голодающих. Мы лицемерно говорим о недопустимости убийства и закрываем глаза на войны. Мы говорим о добродетели, совращая дочерей и обманывая друзей. Мы боимся говорить о Высоком, ибо верим, что рождены ползать. Каждый из нас, придя в мир, превращается в симулякр, украшенный модными тряпками, прической и словами, что вкладывают нам в рот те, в ком есть хоть что-то. Мы копим деньги, понимая, что только они являют собой силу, способную изменить нашу форму, вколоть антидепрессант, успокаивающий наше метущееся сознание. И, припадая с лобызанием к ногам великой Монеты, мы не думаем о том, как непохожа иллюзия формы на пустоту, кровавую и смердящую пустоту содержания.

   Он оказался на ногах внезапно, как всегда. Октавиану не нужно было менять позу, напрягать мышцы, да и вообще совершать хоть какое-то физическое усилие. Тело мужчины просто начало подниматься вертикально, будто подтягиваемое невидимым журавлем. Вот Вендиго уже стоял на ногах, с издевательским пафосом разводя руками.

   - Но рано или поздно существование, основанное на поклонении священной силе формы, заканчивается. И уже невозможно убежать от суровой и свирепой правды, от реальности. Реальности, которая показывает, насколько жалок, убог и обездолен ты, пошедший в розовые дали за красивой оберткой на конфете. И уже не закрыть глаза на мир, в котором ложь о благе неравенства и добродетели угнетения оборачивается болью, смертью и вселенской горечью. В момент истины начинаешь втягивать носом гнилостно-сладкий аромат души, смешавшийся с пудрой и одеколоном. И остается лишь прятаться от вострубивших ангелов за стенкой собственного эго.

   Анна не заметила, как и когда Октавиан успел перебраться ей за спину. Но издевательский в своей фальшивой возвышенности голос звучал сейчас из-за плеча. Руки Вендиго обили талию девушки, заставив ту вздрогнуть от неожиданности и приязни.

   - Хотя, конечно, есть еще выход, - слова тепло щекотали ухо склонившегося возлюбленного. - Можно долго и выспренно рассуждать о порочности мира, в котором люди умирают каждый день. Это лучший способ самообмана. Великий пессимизм мещанина, плюющегося в белый свет.

   - Я вот одного не пойму, - жмурясь на обелиск, Анна не торопилась обернуться. - Ты же сказал как-то, что люди - это одно, а ты - это другое.

   - Я и не отказываюсь от своих слов.

   Октавиан сам развернул девушку к себе. Глубокие синие глаза смотрели лукаво.

   - Единственная разница между мной и людьми заключается в том, что они умирают каждый день, чтобы продолжить умирать завтра, а был рожден. Раз и навсегда.

   - Иногда мне кажется, что ты специально говоришь глупости, чтобы я тебя не поняла, - она легонько тронула мужчину за щеку, скользнув пальцами по аккуратной бородке. - Но к чему вдруг эти разговоры сегодня?

   - Просто мне очень интересно кое-что, - он ласково положил палец ей на губы. - Я жду возможности узнать, за что умирает твой токийский знакомый Сэм Ватанабэ.