Хорошее часто уравновешивается плохим, горе ходит недалеко от радости. Вера это знала, конечно, но сегодняшний набор событий мог побить все рекорды по диапазону плюсов и минусов. Вначале ей позвонил Старостин и сказал, что Мира нашлась, причем, как Вера предсказывала, не прошло и пары часов после их возвращения из Москвы. Сообщил все подробности, какие знал, на том разговор и закончился.

Одной крупной заботой меньше, облегченно вздохнула Вера. Тут позвонил Андрей.

— Верунчик, как дела? Время есть?

— Нормально, даже хорошо. А что? Хочешь меня в ресторан пригласить?

— Почти. Приглашаю тебя съездить со мной к очень интересным пациентам.

— Ну спаси-и-ибо! — фыркнула женщина. — С какой радости?

— А ты уже забыла, как мы с тобой любили это делать вместе? Тебе нравилось. Хомячка помнишь? Я прочищал пациенту защечные железы, а ты проводила сеанс психотерапии с пожилыми хозяевами.

Вера колебалась недолго. На работу ей через несколько часов, а то, что Андрей хочет побыть с ней, — это хороший признак. Пора уже, действительно, перестать дуться друг на друга и восстановить обычаи старых добрых времен, когда они почти не расставались.

— Я готова! — сказала она. — Кто у нас болеет?

— Улитки.

— Ой! — Вера искренне удивилась. — Ты шутишь!..

— И не думаю. Позвонили в клинику, Зоя приняла вызов, Специалистов по улиткам им подавай. И. кажется, снова пожилая пара, как тогда, с хомячком. Представляешь — улитки! Практически единственные существа, которых я до сих пор не лечил. Надо попробовать. Тем более что об этих братьях наших меньших, которые ходят на одной ноге и носят на себе свой домик, я знаю очень мало. Пришлось с «Яндексом» советоваться… Так что? Я за тобой заеду?

— Жду!

Улитковладельцы проживали на Оболони и встретили врачей с нескрываемой радостью.

— Где пациенты? — серьезно спросил Двинятин.

Оказывается, улитки жили на лоджии, которую хозяева превратили в зимний сад специально для них. Улитки сидели кто на земле, кто на широких листьях монстеры, кто под розовым кустом. Посреди улиточьего царства лежала большая морская раковина.

— Вот, посмотрите… — Плотный седой мужчина взволнованно поднес раковину к свету, чтобы продемонстрировать ветврачу своих питомцев. — Мы пытались их достать, но боимся повредить.

Две улиточки забрались внутрь большой морской раковины, Из ее завитка торчали только домики. Оказывается, волнение и переполох вызвали именно эти две.

Андрей достал тонкий пинцет, ввел его в завиток раковины и осторожно извлек вначале одну улитку, потом вторую. Вере показалось, будто рогатые головки улиток с удивлением повернулись в сторону людей. Зачем, дескать, тревожите?

Хозяин и хозяйка обрадовались.

— Ох, как хорошо. А мы боялись, что они уже умерли. Они ведь давно там сидят. И все не выходят и не выходят…

Ветеринар внимательно осмотрел вначале улиток, потом внутреннюю поверхность раковины. Вынул из футляра лупу, сказал Вере:

— Смотрите, коллега. Вся внутренняя поверхность бывшего жилища моллюска изъедена улитками. Остался лишь внешний панцирь.

— Значит, они большие любители кальция! — сказала Вера, блестя глазами. — А как их зовут?

— Вот этих, которых вы спасли, зовут Дуня и Таня, — ответила хозяйка.

— А, в честь ведущих «Академии иронии»…

— Какой такой академии? — спросил Двинятин.

— Есть такая телепередача. Но как вы их различаете? — спросила Вера.

Хозяин охотно объяснил:

— А видите, у Авдотьи на панцире синее пятнышко, а у Татьяны красное. Мы их лаком для ногтей пометили, чтобы не перепутать. Хотя мне кажется, что я и так уже различаю их лица…

Вера переглянулась с Андреем. Им стоило большого труда не прыснуть от хохота. После, оказавшись в Двинятинском «пежо», они наконец расхохотались.

— Знаешь, я тебе завидую, — объявила Вера.

— Почему?

— С твоей работой соскучиться нельзя. Ты сегодня, например, лечишь улиток, а в другой раз…

— О! Кстати, чуть не забыл. Про другой раз… Я же в командировку отправляюсь!

У Веры невольно поднялась бровь. Вот так новость!.. Она молчала, ожидая продолжения, хотя ей хотелось засыпать его вопросами.

— Я полечу в Нью-Йорк, — объявил Двинятин, — и буду оперировать слоненка.

Вера удивилась еще больше и немного расстроилась. Значит, разлука…

— Америка… Далеко. И каким образом?

— Понимаешь, там нужно будет слону в зоопарке сделать сложную операцию на ногах. Ортопедическую. В дикой природе слоны проходят много километров и стачивают ногти естественным путем. Кстати, то же самое у собак: когда она достаточно гуляют, не приходится подстригать им когти. А в зоопарке особенно не разгуляешься. И у слонов часто патологически ра срастается роговой слой… В нем размножаются паразиты и бактерии. Надо удалять. Но у этого слоненка еще и врожденная патология… В общем, ситуация сложная. Собирают команду профессионалов, и моя фамилия в их числе, — гордо сказал Двинятин.

— Значит, ты скоро летишь?

— Через неделю. Это ненадолго, не успеешь соскучиться, — бодро сказал Андрей. — Кстати, твоя работа ничуть не менее интересна, чем моя! — Он перевел разговор в другое русло. — Сегодня шизофреники табунами идут, а завтра — добро пожаловать, маниакально-дспрессивники в очереди дожидаются.

Вера вздохнула.

— У тебя примерно такое же представление о моей работе, как у меня о твоей.

— Ну не ворчи, малыш, мы ведь оба занимаемся любимым делом…

Он подвез Веру к дому, а сам вернулся на работу.

Не успела хозяйка дома наобниматься со своим любимцем Паем, как в квартиру позвонили. Пес басисто залаял. Прильнув к глазку, Вера узнала молодую практикантку своего мужа. Что ей надо, интересно… Она открыла дверь и встала на пороге.

— Андрей Владимирович уехал на работу, — произнесла Вера совершенно равнодушно.

— Мне нужны вы. Я хотела поговорить не с ним, а с вами, — сообщила девушка.

— Проходите, — без особого энтузиазма Лученко пригласила ее войти, но не двинулась дальше прихожей. — Ну?

В этот раз на практикантке сидела короткая юбка-карандаш, подчеркнуто молодежная, и обтягивающая кофточка неопределенного цвета. Из открытого ворота тянулась тонкая беззащитная шейка. «Неброско, немарко, невкусно», — подумала хозяйка дома.

— Я пришла к вам поговорить об Андрее… — Илона запнулась. — Об Андрее Владимировиче.

Вера молчала, держа паузу, как это делаю т опытные актрисы. Собеседница начала нервничать.

— Мы с Андреем любим друг друга. А вы должны понять и отпустить его. Он вас уже не любит. Просто привык, и ему неловко уйти. Он, наверное, очень, очень порядочный человек, поэтому не может сказать вам правду!

— Почему вы решили, что я его держу? Он совершенно свободен и может делать все, что пожелает. Что еще?

Илона опешила.

— Да, но… Он… Он слишком правильный и поэтому не хочет бросать пожилую женщину. У него слишком много принципов.

Лученко решила не обижаться на «пожилую женщину». Девушка пытается укусить побольней, но у Веры действительно дочь старше ее.

— Много принципов — это плохо?

— Это, как минимум, несовременно, — с вызовом заявила гостья.

— Ага! Поняла. Значит, современный человек — это существо без принципов. Так вы — это оно?

Илона заморгала в растерянности. Она была уверена, что Лученко начнет цепляться за своего мужчину, станет держать его мертвой хваткой. А эта странная тетка даже не спорит! Только обзывается.

— Вы, Вера Алексеевна, напрасно стараетесь меня оскорбить! Нужно уметь проигрывать. Ваше время ушло. Андрей еще молодой мужчина, и понятно, что его тянет к молодым. А в вашем возрасте уже нужно думать о…

— Значит, Андрей вас любит? — Вера едва сдерживала смех. — Он — вас?!

И тут женщина уже не смогла больше сдерживаться, она расхохоталась так звонко и заразительно, что нахмурившаяся было Илона невольно улыбнулась. Мышцы ее лица сами изобразили гримасу смеха.

— Я не поняла, что тут смешного! — с вызовом сказала практикантка. Эта ситуация стала ее тяготить. Она почему-то чувствована дискомфорт. Жарко, и лицо горит…

— Все, все… Больше не могу! — замахала ладонями Лученко. Глядя на Илону, она никак не могла остановиться, просто заходилась в приступах хохота, вытирая выступившие слезы.

— Можно мне в ванную? На секундочку… — попросила покрасневшая Илона.

— Конечно, прошу. — Вера любезно открыла ей дверь и включила свет.

В зеркале девушка увидела лишь румянец на щеках, плеснула холодной воды на лицо. Фу, как неловко вышло. Пришла она сюда, заранее уверенная в победе, а теперь вынуждена умолять соперницу, чтоб она ее в удобства пустила. Позор!

В зеркале виднелись висящие у нее за спиной на вешалке махровые халаты. Один большой, мужской, белый, другой женский, маленький и розовый. Рукав мужского халата обнимал за талию женский халатик… Илона помотала головой. Видение исчезло, и халаты повисли ровно, как им и положено. Совсем испуганная и раздраженная, она вышла из ванной, схватила свою серую сумку, перекинула ее через плечо и, не прощаясь, выскочила из квартиры.

Когда за практиканткой закрылась дверь, Вера перестала смеяться. «А ведь я в сердцах могла превратить ее в жабу… Хорошо, что сдержалась, только пошутила с халатами», — подумала она. И вспомнила женские единоборства в грязи, свой монолог с чертенком и ангелом. Все уже давно решено. Ее втягивают в борьбу? А она не втянется, не хочет она бороться за мужчину. Пусть сам за нее борется, если хочет…

Вера набрала телефон Двинятина.

— Привет, зайчонок! — отозвался он.

— У меня только что была твоя практикантка. — Вера решила не размазывать манную кашу, а говорить коротко и по существу.

— Илона? И что ей нужно?

— Послушай, Андрей, я тебя отпускаю. Если вы друг друга любите…

— Ты с ума сошла! Я люблю тебя, зачем мне кто-то…

— Не знаю, Андрей. Что-то я устала немного. В общем, поживи какое-то время у своей мамы, пока я отдохну и разберусь…

— Что она тебе наговорила?! Вера, ты опять? Не выдумывай ничего! — Андрей повысил голос, почти закричал: — Не надо меня отпускать! Я не хочу отпускаться! И вообще, я же… Но я же улетаю в Нью-Йорк…

— Мне некогда, — сказала Вера. — Я на работу спешу. Улетаешь — ну, улетай. Возьми свои вещи, пока меня не будет дома, ладно?

— Как же теперь?… После всего… — растерялся он. — Когда же мы увидимся? Вера! Ты слышишь меня?

— Пока что я должна побыть одна, — сказала Вера. — Когда мы с тобой… Если мы с тобой увидимся, значит, я тебя простила.

Андрей услышал отрывистые гудки.

* * *

После звонка похитителей Лида сделала все, как ей советовала Вера: вынула микрокассету из своего автоответчика и отправилась к подруге в клинику.

Там шла внеочередная планерка. Главврач вслух читал письмо: «В женской консультации вашей клиники гинеколог Подопрелова буквально заставляет всех своих пациенток покупать у нее «Гербалайф» и какие-то другие препараты, запугивая женщин тем, что иначе у беременной и ребенка могут быть проблемы со здоровьем, Разве подобная самодеятельность медиков законна?»

Он оторвался от листка с жалобой и сказал:

— Короче. Мы все живые люди и все понимаем. Запреты, налоги, этика… Министерство разослало во все лечебные заведения Киева письмо, запрещающее это дело. Нам необходимо разобраться с подобным прецедентом…

Дверь конференц-зала приоткрылась, и на пороге появилась Лидия Завьялова. Многие ее узнали, стали перешептываться, с любопытством глядя на популярную актрису.

— Можно вызвать для консультации доктора Лученко? — хорошо поставленным голосом спросила Завьялова.

— Разумеется, — приосанился главврач, по-детски улыбаясь Лиде. — Вера Алексеевна! Пройдите на консультацию.

Вера вышла.

— Ну, Лидуша, ты наших мужчин сразила наповал, — сказала она, проходя с подругой подлинным коридорам клиники в свой кабинет.

— Что у вас там за баталия? — спросила любопытная актриса.

— Да… — махнула рукой Вера, досадливо вздохнув. — Есть у нас тут одна, торговка от медицины, мадам Подопрелова. Одной рукой смотрит женщин на кресле, а другой из-под полы всяким барахлом приторговывает. Правда, все так делают. Но жалоба пришла именно на нее.

— Она что, гинеколог? — удивилась Лида.

— Ага. По совместительству.

— А она хороший специалист? — поинтересовалась подруга.

— Знаешь, о коллегах — как о мертвых: или хорошо, или ничего. Но тебе намекну. Она и как врач, и как человек абсолютное… гм, «ничего».

— Так зачем же ее держат в вашей больнице? — возмутилась женщина.

— Затем же, зачем у вас не все актрисы — Сары Бернар. Ладно, давай обсудим твои проблемы. Кури! Рассказывай про звонок! — велела Лученко, открывая окно и внимательно глядя на Лиду.

— Как ты сказала, так и было, — уже не удивляясь тому, что Вера догадалась и о звонке похитителей, и о ее желании курить, отчитывалась Завьялова. — Вот кассета.

— Возьми диктофон. Вставляй, послушаем. — Вера прикрыла окно, чтоб никакие уличные шумы не отвлекали от прослушивания пленки.

«Алло! Ишь. говорить после сигнала… Ладно, говорю. Я по поводу собачки. Собачка ваша потерялась, так я ее нашел. И готов ее вам отдать за штуку баксов! А нет, так и не надо. Она мне будет напоминать великую актрису Завьялову. Я с ней на охоту пойду, а если что не так, прострелю ей башку! Время тебе — до завтра, поняла? Завтра позвоню, скажу, куда деньги привезти… Твой поклонник, привет!»

Вера сказала:

— Все ясно! Для того чтобы ехать выручать Соню, понадобится профессиональный грим. Нужна ваша театральная гримерша, чтобы полностью изменить облик.

— Зачем?

— Чтоб мы могли спокойно к похитителю подойти. Мне кажется, он тебя видел — значит, узнает. Если узнает — запрется, скроется… В общем, требуется эффект неожиданности.

— Ты же вроде знакома с Раисой Семеновной. Она из меня на дипломном спектакле делала когда-то старуху Изергиль. Представляешь, никто меня не узнал.

— Ну да? Такую молодую и красивую?

— А когда она понадобится? С ней ведь нужно договориться. И потом, кого мы будем изображать?

— Лидуша, езжай в театр прямо сейчас, договорись, чтоб она была готова, а я тебе перезвоню. Мне тут кое- что организовать надо. А изображать мы будем бомжей.

— Вдвоем?

— Посмотрим, — пожала плечами Вера.

Отослав подругу и переключив ее на важное дело, Вера Алексеевна присела к столу и снова включила диктофон. Она несколько раз прослушала пленку. Потом взяла блокнот, что-то записала, по внутреннему телефону позвонила в физиотерапевтическое отделение, позвала Катерину и попросила ее зайти.

Массажистка Екатерина Андреевна Худолей по прозвищу «Катя-гестапо» была небольшой, плотно сбитой женщиной средних лет. Нередко случаюсь так, что больного приносили к ней на носилках, а уходил он от нее своими ногами. К ней записывались на несколько месяцев вперед. и не было случая, чтоб радикулитный или остеохондрозный больной не оживал в опытных Катиных руках. Именно благодаря этим сильным умелым рукам она и получила свое внушительное прозвище. Потому что иногда после ее массажа на спинах пациентов оставались синяки. И хотя Худолей была на пятнадцать лет старше Веры, она называла доктора Лученко по имени-отчеству, а себя просила называть просто по имени. Потому что уважала безмерно после одного случая.

Сын Екатерины Андреевны Антон в подростковом возрасте стал убегать из дома. Хотя это странно: семья дружная, ребенка любили, в меру баловали, в меру были с ним строги. Перед первым побегом сын оставил записку: «Не ищите меня, я ушел в поход». Погуляв месяц-другой по стране, Антон возвращался, жил несколько месяцев в домашнем тепле — и убегал снова. Катя от этих побегов сына сделалась сама не своя. Винила себя, мужа, постарела, поседела. Когда Антон возвращался, не знала, как угодить, чем прислужить, как удержать от нового «похода».

Однажды она догадалась обратиться к Лученко. Вера поговорила с парнем и сказала, что у него голод нa приключения. И объяснила растерянной матери: все природные потенциалы ее сына недостаточно для его характера проявляются в повседневной жизни. А чтоб он не убегал искать приключений вне дома — их, эти кладовые внутренних ресурсов, надо заставить работать. Ну, есть такие люди, для которых бездействие болезненно и невыносимо. Вот ее сын как раз такой. Словом, массажистке следует сменить медленное течение семейной жизни на энергичный спортивный ритм.

Семья Худолей стала выезжать на рыбалку, путешествовать на байдарках по Десне. Антона познакомили с ребятами-альпинистами. После настоящих походов в горы сын перестал убегать. Его друзья теперь собирались в доме у Екатерины Андреевны. Кошмар закончился.

С тех пор Вера Лученко ни разу не обращалась к Кате-гестапо за какой-нибудь услугой. Но теперь, рассказав массажистке всю историю и дав послушать запись, Лученко спросила:

— Катюша, вы согласны помочь?

— Вера Алексеевна, милый мой дружочек! Вы еще спрашиваете! Говорите, что делать надо.

— Я вам его сейчас опишу… Думаю, он тучный, во время разговора четко слышна одышка. Походка, скорее всего, скованная, неуклюжая, со слабым участием рук и туловища, он весь такой рыхлый, словно на ватине. Волосы редкие и жирные, возможна небольшая лысина, слегка прикрытая жидкими волосенками. Кожа с широкими порами, нездоровая, соответственно цвет лица… Коричневато-серый.

— Вера Алексеевна, и где ж вы его, гада, видели? — участливо поинтересовалась массажистка.

— Я его вообще никогда не видела, — усмехнулась Вера.

— А как же… — оторопело смотрела на доктора ее коллега.

— Голос. Он как зеркало.

— А-а, понятно, — протянула Худолей. И хоть ей вовсе не было понятно, как Вера смогла по голосу «увидеть» мерзавца. но вера ее в доктора Лученко была так велика, что Катерина не стала допытываться. Просто спросила: — Что надо делать?

Вера еще раз включила диктофон. На этот раз уже затем, чтоб и Катерина его послушала. Вера же вслушивалась не в сам голос, но в посторонние звуки. Обе женщины внимательно прокрутили пленку еще трижды. И каждый раз Вера обращала внимание коллеги на особенность этих звуков, а потом объяснила, что к чему. Катерина посмотрела на Лученко с какой-то полуулыбкой и сказала:

— Я ужи не спрашиваю, откуда вы знаете, что он сейчас на «фазенде». И что их двое. Если б своими ушами не слышала. то решила бы — волшебство какое-то или фокус.

— Катюша, давайте подводить итоги, — предложила Лученко. Она сосредоточилась и, загибая пальцы, принялась перечислять: — Мы знаем, что их двое, дача где-то на берегу Днепра. Это либо Русановские сады, либо Осокорки, либо устье Десны. Нужно ехать по домашнему адресу — его Лиде дали гаишники — и стеречь. Выйдет рано или поздно, постараетесь вычислить ею по внешности, а если заговорит с кем, то и по голосу. Дальше — проследить осторожной выяснить, где у него дача. Как только узнаете, где они находятся, сразу же мне звоните. Я телефон не буду отключать даже во время приема.

Примерно через три часа позвонила Катерина и сообщила: дача в Осокорках. Вера предложила массажистке ждать сигнала. Вызволять Соню надо сегодня или в крайнем случае завтра, нечего оттягивать.

* * *

Растечься, распластаться поудобнее. И ждать. Думаете, это легко? Вы попробуйте, попробуйте!

Не отвлекаться на посторонние звуки.

Не реагировать на запахи, музыку из телевизора.

А просто положить голову на лапы и ждать. Терпеливо. И лишь когда звякнет посуда, нестись в кухню, тереться об ноги и напоминать: мамочка, как у нас насчет покушать?

Пай лежал в своем личном мягком кресле, свернувшись калачиком и уткнув нос в задние лапы. Он сладко подремывал и лишь иногда приоткрывал глаза, чтобы посмотреть на маму Веру. Она его беспокоила, хотя не сказать чтобы очень. Опять, наверное, у нее проблемы. Неприятности. Это ничего, полизать язычком — и пройдет. Разве это проблемы? Вот идиот-доберман с третьего этажа — это действительно пр-р-роблема. Впрочем, мы его гордо избегаем, потому как считаем с мамой Верой, что лучший способ избежать драки — не ввязываться в нее.

Когда мелодично запел Верин мобильный телефон, Пай даже ухом не повел. Телефон к ужину не зовет, в нем сидят и бормочут голоса, так что можно не обращать внимания.

— Слушаю, — сказана хозяйка спаниеля.

— Это Марат Артурович, — послышался из трубки голос. Пай сразу понял, что его обладатель сильно расстроен. — Очень вас прошу, приезжайте! Вы можете сейчас?

Ну вот, подумал Пай. Как ужинать, так начинается…

— А что за срочность?

— У Миры истерика! Я не знаю, что мне с ней делать. Только вы способны помочь. Умоляю вас, приезжайте!

— Умоляете? — усмехнулась Вера. — В вашем словаре появилось новое слово…

— Поймите, это очень серьезно!

— Так не тратьте лишних слов, опишите подробно, что происходит.

— Она сначала разбила несколько ваз… Черт с ними, с вазами этими, но она плакала!.. Мы пытались ее успокоить, выяснить, в чем дело…

— Кто это — мы?

— Ну, я и Старик, еще охранники.

— Господи, охранники! Молодцы ребята. Вы бы еще с наручниками к ней… А жена ваша где?

Голос в трубке запнулся.

— Жены нет… После объясню… Дочка дралась, как боец какой-то, руками и ногами!.. Никто ей не отвечал, конечно, так она несколько синяков ребятам поставила…

Потом закрылась в ванной, кричала через дверь, что порежет себе вены!

— Она что, и сейчас в ванной?

— Да! Вы приедете?

— Ну что с вами делать? — вздохнула Вера. — Ведь нашлась уже ваша пропажа, почему же вы не можете между собой договориться? Хорошо, присылайте машину. Хотя и без вас забот хватает… Но ладно уж. И вот что. Отойдите все от ванной, охрану уберите! — строго велела она. — Чтобы в радиусе двадцати метров возле девочки никого не было! Ясно?

— Понял. — Голос обрадовался. — Ждите машину!

Вера огляделась вокруг. Так, переодеться в джинсы и кроссовки, никакого макияжа не надо, не тот случай. И ведь как назло, одно за другим валится, и все на твою голову, докторша. Рыжую Соню с Лидой придется выручать, теперь у дочки миллионера, видите ли, истерика… Прямо нет времени отдохнуть, телевизор посмотреть, на диване поваляться.

Пай тоненько заскулил.

— И ты туда же? — спросила Вера. — Тебе чего? А, как всегда. Конечно, милый, я по глазам вижу — ты не ел уже две недели!

Пай запрыгал вокруг нее, улыбаясь во весь рот и радостно дыша.

— Ну пошли, пошли кушать, — улыбнулась хозяйка.

Пай с веселым лаем помчался на кухню, резко затормозил, проехал по гладкому ламинату, тут же развернулся и понесся назад, к Вере. Уши развивались за ним по воздуху, как знамена. Он всем своим видом показывал, что же ты так медлишь? Пока хозяйка шла на кухню, он успел сбегать туда и обратно раза четыре, и каждый раз его лапы шли юзом. Это было ужасно смешно.

Вера выполнила привычный ритуал кормления, оделась и обулась, собралась выходить.

Пай подошел и лизнул ей руку. Она уже хотела сказать ключевую фразу: «Ты остаешься дома и ложишься спать», но вдруг ей в голову пришла интересная идея.

— А что, собакевич. — задумчиво проговорила она и потрепала шелковые уши спаниеля. — Может, взять тебя с собой? Поможешь усталому психотерапевту с пациенткой. Ведь поможешь, да?

Пай, конечно, не сомневался, что уж кто-кто, а он точно поможет. И вообще, что бы ты, мамочка, без меня делала? Эта мысль ему так понравилась, что Вера никак не могла надеть на танцующего от радости пса ошейник…

Лученко встретили в Конче-Заспе как «скорую помощь». Старостин немного удивился белому Паю на поводке, но промолчал, торопливо повел их на второй этаж. Марат не преминул озабоченно спросить: «А зачем собака?» — получил кратко-загадочный ответ: «Собакотерапия» и больше не задавал вопросов.

Когда они вошли в большой просторный коридор, Вера обернулась:

— Стоп. Дальше я одна. Не заглядывать, не мешать. Сама позову.

— Спасибо, Вера Алексеевна, — сказал Ладыгин. — Я перед вами в долгу… Что вы хотите? Просите все, что угодно, и этого будет мало!

— Дорогая золотая рыбка, — усмехнулась Лученко, — я пока не заработала выполнения трех желаний! После поговорим. Закрывайте дверь.

Издалека послышались странные звуки. Вера прислушалась. Оба мужчины, Старостин и Ладыгин, тоже насторожились. Это был голос Мирославы. Она во все горло орала какую-то песенку: «Я ошибся, я попал, сделал только один лишь шаг и упал! Я ошибся, я попал, территории я не знал!»

— Боже мой, — прошептал Марат. — Она что, того?…

Вере ужасно хотелось расхохотаться, но пришлось сдержаться. Она сразу узнала модную молодежную песенку Димы Билана, звучавшую по радио и телевизору. Ну, идиотские слова, но эти песенки — они же все такие… Она сделала серьезное лицо и повторила:

— До свидания! Двери поплотнее закройте.

Озадаченный Марат послушно прикрыл дверь, а Вера отстегнула Пая от поводка и пошла по коридору. Хорошее помещение, и ковер на полу замечательный. Пай согласился, хотя и чувствовал себя в незнакомом месте неуютно.

Дверь в ванную, роскошнейшая, между прочим, дверь из муранского стекла, была приоткрыта. В ванной никого не оказалось, Пай осторожно вытянул нос, понюхал и подтвердил: никого. Пение доносилось из комнаты напротив.

Вера подошла поближе, неслышно ступая по мягкому ковру. Пение прекратилось, и теперь слышались подозрительные звуки. Пай удивленно склонил голову набок, прислушался — так и есть, хлюпанье носом. С губ его хозяйки не сходила улыбка: пес так забавно выглядел, ему бы еще маленький халатик и шапочку — ну вылитый доктор!..

— Прошу, коллега, — сказала Вера, и они вошли в комнату. — Так.

Мира оглянулась и села на стул.

— Ой, — всхлипнула она. — Это вы…

Она была в грязном переднике, ее испачканные краской худенькие руки сжимали кисточку и пучок фломастеров. На полу повсюду валялись изрисованные листы белого картона. Щеки Миры блестели от слез.

— Это я, — подтвердила Вера. — Разреши? Пай, друг мой, заходи, не стесняйся.

Мирослава Ладыгина во все глаза смотрела на спаниеля. Белый пес с рыжеватыми длинными ушами обнюхал ближайший лист картона, фыркнул, подошел к девочке, дружелюбно помахивая хвостом и улыбаясь.

— А это кто?

— Мое все, — ответила Лученко. — Пай, знакомься, это Мира. Мира, это Пай.

— Ой, какой хороший!.. Можно погладить? — Она отложила свои инструменты.

— Нужно.

Пай подошел к девочке, положил тяжелую морду ей на колени и дал себя приласкать. Хвост его не останавливался ни на мгновение.

— Знаешь, он у меня в искусстве разбирается, — серьезно сказала Вера.

Мира подняла на нее бледное лицо с заплаканными глазами. Узкой ладонью она продолжала поглаживать гладкий шелковистый лоб с треугольной рыжей отметиной. Пай закрыл глаза и стоял неподвижно, сознавая значимость своей роли.

— Правда?

— Правда. Есть у меня знакомая писательница. Пай тогда еще щенком был, и пошли мы к ней в гости. Она строчила свои тексты на машинке и роняла листы на пол. Мы заговорились с ней, а песик принялся подбирать напечатанные листки, отрывать от них кусочки и есть. Представляешь?

Мира озабоченно посмотрела на собаку:

— Ему же могло стать плохо!

— Вот и я так подумала. Однако не стало. И я своей приятельнице сказала: раз его не стошнило от твоей писанины, значит, книга хорошая. Можно публиковать! Ее потом, кстати, действительно опубликовали.

Мира тихонько рассмеялась. Пай завилял уже не хвостом, а всей задней частью тела, улыбнулся розовым языком и лизнул девочке руку. Она завороженно смотрела на него и не отводила глаз все время, пока Пай возвращался к ногам хозяйки. Он улегся рядом с Верой, придавив ее ступню тяжелым теплым боком. Потому что лечение лечением, однако хозяйка все-таки важнее всего на свете. А тут пахнет тревогой, акриловыми красками, мокрой бумагой — словом, быть поближе к маминой ноге не помешает.

— Расскажи нам с Паем, что тебя тревожит. Не торопись, времени у нас много. А мы поможем, честное слово. Пока не поможем — не уйдем.

Мира ссутулилась и повернула печальное лицо к окну. За окном проплывало облако, похожее на бегемота с ватой в зубах.

— Я помогу начать, — сказала Вера. — Тебя никто не похищал, ты сама себя похитила…

У девушки вздрогнули губы.

— Да ты не бойся, я никому не говорила. Пока… Правда вот не знаю, зачем ты это сделала. И скорее всего, цели своей ты не достигла. Так? Потому что методы у тебя, уж извини… Экстремальные какие-то. А теперь ты, видимо, оказалась в непростой ситуации. Ну и ладно, не переживай. Расскажи мне, и обещаю, мы что-нибудь придумаем. Не бывает безвыходных ситуаций. Только не надо говорить, что тебя никто не понимает. Человек, который так оправдывается, на самом деле сам не понимает других. Это я тебе как врач говорю.

Мира вздохнула, набрала в грудь побольше воздуха… И рассказала все.

Она так хотела помочь маме. Пусть родители развелись, но маму она помнила все время, хотела с ней видеться хоть иногда. А папа хмурился. Не то чтобы прямо запрещал, но был недоволен. И его новая жена тоже… Хотя ей-то, наверное, было как раз все равно. А что она, Мира, могла? Маленькая была. Когда выросла, удивлялась, что живет с папой, а не с мамой — все ее немногочисленные знакомые девочки и мальчики, у которых развелись родители, остались жить с мамой. Папа объяснял это тем, что у мамы мало денег, она совсем немного зарабатывает, едва-едва себя обеспечивает. И она не смогла бы дать ей, Мире, необходимое образование, достойно содержать ее. А у него, папы, денег много.

Когда Мира еще немного подросла, это показалось ей ужасно несправедливым. Ей не хватало мамы, какая бы она ни была — богатая, бедная. Но не обсуждать же это с отцом. Тем более что всякий раз, когда она вроде бы уламывала папу отвезти ее в Киев хоть на пару дней, у него оказывались какие-то срочные дела. А потом он по самую шею нагрузил ее этим модным бизнесом, и ей самой стало некогда… Нет, вы не думайте, это ужасно интересно, просто замечательно, и она привыкла, так что, в общем, без моделирования не представляет себе жизни. Но знаете, не настолько, чтобы о маме забыть. И тем более не настолько, чтобы круглосуточно только проектировать одежду. Это папа так может — забыть обо всем на свете на сутки, на неделю, даже на несколько месяцев, если у него удачная полоса. Сделка какая-нибудь, или там, не знаю, линия новой продукции на одном из его заводов, или новый ресторан открывается и все на ушах стоят. Или вот кризис, и надо банками заниматься, а то рухнут… А она — не такая!

Вот у нее и накопилось. Она уже не могла терпеть. Пыталась намекать папе… Но безуспешно. Сейчас-то она понимает, что, видимо, намеки были слишком тонкие. Папа ничего не понимал. Или, если честно, не хотел понимать. Ему искренне казалось: если у тебя в руках такое дело, как у Миры Ладыгиной, то больше ничего на свете и не нужно. С папой вообще и легко, и трудно. С ним легко молчать, потому что он все время где-то парит мыслями. в какой-то далекой галактике. То есть обдумывает свои предпринимательские шаги, это понятно, но от этого понимания не легче. С папой трудно, как в горах, где мало воздуха — слишком высоко. Слишком важны его дела, значительны и масштабны, и как-то неловко со своим приземленным, мелким.

К тому же она увлеклась мотобайкерством. Как это случилось? Да мальчишка один был там, на капоэйре… Неважно. И к тому же интернет есть, там все можно узнать. С мальчиком пару раз покаталась, зажглась желанием приобрести себе такой же мотоцикл. Потом нашла форум — и пошло-поехало. Идея стремительного движения — что может быть прекраснее? Она очень быстро выбрала и купила свой первый байк, благо отец не требовал отчета, на что потратила деньги. Вот когда, кстати, можно сказать: хорошо, что ты дочь миллионера, полезно. Потому что можно купить не абы что, а супермотоцикл. На котором ты несешься, как на самолете, а он послушен малейшему движению. Он надежный и простой, а главное — краси-и-и-ивый!..

Никогда, даже в самом страшном сне она не собиралась рассказывать отцу о своем увлечении. Слишком ясно было, что он скажет. Ну как же, это ведь смертельно опасно!.. Он бы категорически запретил. А она уже не могла без мотоцикла, без скорости, когда дорога послушно несется тебе навстречу и пропадает сзади. Иногда ей представлялось: если пару недель не поездить, ее железный красавец начинает скучать.

А опасность сильно преувеличивают. Шлем — это обязательно, и одеваться следует по всем правилам: длинные, закрывающие половину ноги наколенники, черепаха с защитой всего, каска, перчатки кожаные. Это если для асфальта, а для офф-роуда кроссовый панцирь и кроссовые налокотники… Ой, извините! Ну, в общем, это экипировка такая байкерская, защита, обязательная для покатушек. Чтобы при падении ничего не сломать.

Так вот, про маму. Мира дошла до того, что уже хотела удрать на какой-нибудь необитаемый остров, просто куда угодно. Где охрана не будет наблюдать, как она целуется с мальчишками. Это же свинство просто — прямо в лицо лезть своими глазами! Не дочь миллионера, а арестантка под надзором полиции — вот она кто была!.. А тут недавно фильм один посмотрела голливудский… Название?… Выскочило из головы. И придумала: разыграть похищение, папа заплатит миллион, и эти деньги Мира отдаст маме. Чтобы хоть немного справедливость восстановить.

Но сама, конечно, она бы не справилась. И тут ей подвернулись хорошие люди, предложившие помощь. Договорились с ними миллион пополам разделить. Полмиллиона для мамы тоже сумма нормальная.

— А ты не хочешь мне сказать, что это за люди? — спросила Вера. — И не бойся, ты ведь уже в безопасности.

— Я и не боюсь, — пожала Мира острыми плечами. — Только мужчину я не видела. А женщину… Я не могу сказать. — Она с вызовом посмотрела Лученко прямо в глаза. — Я обещала ей никому не говорить, так что…

— Ну и ладно, — кивнула Вера. — Обещала так обещала. Слово — вещь важная. Продолжай.

Про себя она подумала, что и так догадывается. А тут и девочка невольно подтвердила, что ее помощники — именно мужчина и женщина.

Мира продолжила свой рассказ. Это вначале ей казалось, что люди хорошие, а потом выяснилось… Ведь папа назначил награду за возвращение дочери такую большую, что всем бы хватило! А они… Гады, в общем. Короче, она от них удрала к маме. А мама — ну надо же быть такой дурочкой! Ведь могла бы эти десять миллионов получить, Мира же ее попросила: не звони папе, погоди!.. Но она позвонила. Heт, все понятно, но быть такой святой — это просто невозможно!.. Ну, а дальше неинтересно. Прискакали эти придурки, всех повязали — и маму, и меня… То есть не повязали, попробовали бы они меня повязать, а так…

— Господи, я так хотела, чтобы эти деньги достались маме! — снова заплакала Мира.

Пай тревожно взглянул на Веру: что, снова применить собакотерапию?

— Мама у тебя умница, — твердо сказала Вера. — Я бы тоже сразу позвонила.

— Да? — Девочка высморкалась. — А почему?

— Сразу же, ни секундочки бы не ждала. Ты только представь, как папа волновался, как переживал за тебя. Каждая лишняя минута ожидания для него — это же мучение. Это нервы, это быстрая старость, морщины и болезни. Нет, мама правильно поступила.

— Допустим… И что мне теперь делать? Вначале я хотела сказать папе: я сама нашлась, давай мне деньги! Но тогда бы я призналась, что сама себя похитила! А потом сама же и вернулась, то есть нечестно играла! А играть нечестно — это стыдно, мне папа всегда так говорил. Я, правда, немножко мухлевала, особенно во всяких детских играх… Короче, это тупик и полный провал.

— Ни в коем случае, — быстро сказала Вера, не дожидаясь нового приступа слез. — Никакого провала не наблюдаю. Ты просто ошиблась.

— В чем?

— Что маме нужны деньги. Эх, глупенькая! Ей нужна ты. Подумай сама: если бы тебе предложили вместо мамы деньги…

— Но мне не нужны деньги!

— А почему ты решила, что маме они нужны? Даже если на существование не хватает, но вдруг ей в жизни требуется что-то такое, чего за дензнаки не купишь? А? Ты у нее спросила? Тем более если деньги достались ценой твоего, извини за слово, шантажа.

Мирослава задумалась. Было видно, что такая простая мысль никогда не приходила ей в голову.

— А признаться папе ты зря боишься, — продолжала «ковать железо» Лученко. — Он сейчас так рад твоему возвращению, что как раз и можно признаваться во всех грехах. Мириться надо. Кстати… Что там с женой у Марата Артуровича?

— С Викой? — беспечно переспросила девушка. — Она ушла. Он говорит, что выгнал ее, но я слышала… В общем, нет у него жены теперь. Разведется ко дню рождения. У него скоро день рождения. Может… Как вы думаете, если теперь… — Она запнулась.

Вера внимательно на нее посмотрела.

— А что, надо подумать. День рождения, говоришь… Тогда, может быть…

Они принялись шептаться так тихо, что даже Пай не все понял.

Мира спросила:

— Но вы точно знаете, что он меня простит? И все получится?

— Получится или нет — не знаю. Будь готова к тому, что не получится, живи с открытым сознанием. А насчет прощения — простит, поверь мне. Посердится немного и забудет. Ты, конечно, та еще маленькая разбойница, но вы же не чужие люди.

— Вы думаете? — нерешительно спросила Мира.

— Я не думаю, я знаю. Ты уж мне поверь. Ну хочешь, я где-нибудь поблизости посижу. Для надежности. Если что, папочку вместе укротим. Втроем, с Паем. Давай, используй нас, докторов, пока мы тут…

— Oй, как здорово вы придумали!: — захлопала в ладоши Мира. — Только еще побудьте немного со мной.

— Ладно. А что ты тут делала? Рисовала?

— Ага. Мне, пока я там в ванной плакала, пришла в голову суперовая идея для рисунка на футболке.

— Ну-ка, посмотрим. — Вера наклонилась и подняла с пола лист картона, потом другой.

На всех картонах красовались варианты одного и того же сюжета. У воротника футболки была нарисована лиса с хитрющей рыжей мордой. Она обнимала горловину, как воротник-горжетка. На одном рисунке она свешивалась больше со стороны хвоста, на другом — мордой. На трех последних лиса держала в лапе пистолет, прорисованный со всеми пугающими подробностями.

— M-да, — сказала Вера. — Такой вот арт… Это тебе застрелить всех хотелось?

— Что, не нравится? — насторожилась Мирослава.

— Ты что! Еще как нравится, — искренне призналась Вера. — Идея действительно суперовая. Для молодежи, конечно. А давай еще немного подумаем, порисуем. Можно я тоже?…

— Конечно! Вот вам фломастеры, — сказала Мира.

Пай дремал у двери, время от времени поглядывая на хозяйку. Он, конечно, использовал всякую возможность, чтобы подремать, потому что он, можно сказать, чемпион мира по сну для закрытых помещений. Но ему было немного досадно. Так хорошо играли, ласкались, А теперь они что-то рисуют, рисуют… Чертят своими фломастерами по белым листам, а о нем совсем забыли. Не обращают на него никакого внимания. Безобразие. Кто вам настроение улучшил? Эх, люди… Нуда что с вас возьмешь, так и быть, рисуйте, только не увлекайтесь сильно. Ведь от них только и слышится: «Так, здесь на горловине бантик… Нет, не бантик, а бахрома, веселенькая такая… А облегание плотное? Ты что, конечно, свободное! Выточка… Подрезной карман… Это уже не футболка у нас получается, а кенгурушка… Воланы? Heт, это для юбки, сюда не подходит». И вдобавок обе пританцовывают и напевают…

Старостин тихонько приоткрыл дверь в коридор и заглянул. Сзади нависал Марат Ладыгин: ну? Что там? Они услышали песню Димы Билана, исполняемую на два женских голоса: «Все, все, все — хватит! Это не катит!» Охранник вытаращил глаза и осторожно закрыл дверь…

* * *

— Иди.

— Я боюсь.

— Да иди уже! Я здесь, снаружи, буду слать тебе лучи уверенности.

Вера Лученко и Мира Ладыгина стояли перед дверью кабинета ее отца. Невдалеке от них Сергей Старостин разговаривал по телефону и ждал, чтобы отвезти женщину и собаку домой. Паю было велено посидеть возле охранника.

— Вы и правда можете слать лучи?

— Это просто присказка такая. Хотя кое-что я послать могу. Ну, все, будь здорова. Ни пуха. И кстати, пожалуйста: больше никогда не устраивай таких переполохов. Жду в следующем году новых коллекций!..

Вера напоследок погладила девочку по плечу и отошла в сторону.

Марат сидел у компьютера и тоже разговаривал по телефону. Дверь приоткрылась, вошла Мира. В кабинете приятно пахло яблоками, на журнальном столике красовалась большая квадратная тарелка с горкой краснобоких яблок. Рядом лежала гроздь винограда. У Миры стало кисло во рту.

Папа повернулся к ней, увидел, сказал: «Я сейчас…» — и продолжат говорить.

Ей хотелось выйти, как раньше. Как всегда. Папа занят. И к тому же ей было все-таки страшновато.

Но Мира решила, что теперь не будет бояться. Ни за что на свете.

Она подошла и решительно потянула папу за рукав.

— Это срочно!

Оп положил трубку, повернулся к ней вместе с креслом.

— Что?

— Я хочу видеться с мамой, — твердо сказала она. И в подтверждение своей решимости брякнула на стол перед ним, прямо на клавиатуру, папку с рисунками.

Сверху был мамин портрет. Под ним тоже была мама: вот она сидит у окна, вот она готовит еду, вот просто смотрит… Верхний мамин портрет соскользнул на пол. Папа нахмурился и поднял его.

Мира ждала чего угодно. Она думала, что он начнет кричать. Или еще хуже: порвет рисунок. Но у папы задрожали руки. Он смотрел на мамино лицо, и теперь у него дрожал и подбородок.

Мира никогда не видела, как папа плачет…

Дверь была чуть приоткрыта. Вера услышала: «Папочка, послушай… Я должна тебе признаться…» Отошла к Старостину, присела рядом с ним на мягкий удобный стул. Погладила Пая: уже скоро… Подождала еще пять минут. Тихо. Посмотрела на часы, вздохнула и сказала Старостину:

— Сергей, поехали домой. У них все будет хорошо.

Пай обрадовался и вскочил. Домой, домой!..

Солнце прыгало в днепровской воде золотыми зайчиками. В приоткрытое окно машины задувал ветерок, пахнущий листьями. Осень…

— Вера Алексеевна, но ведь дело еще не закончено. Марат Артурович просил меня передать просьбу…

— Да-да, понимаю. Конечно, не совсем закончено, хотя главное позади. Я тоже не люблю, когда люди умирают не своей смертью. Так что мы с вами еще устроим показательные выступления. Я потом скажу когда. Мне еще кое-кого спасти надо.

— Помощь нужна? — спросил Старостин, искоса глядя на Лученко.

— Нет, спасибо. Там все проще.

* * *

В театре ее встречала Завьялова. По тому, как приветливо поздоровалась с ними дежурная на служебном входе, как подтянулся охраннику вертушки, можно было догадываться об авторитете актрисы. Она провела их подлинному коридору с дверьми вдоль левой стороны. Одну из них актриса открыла и ввела своих друзей в небольшую чистенькую гримерную.

— Вот, Раиса Сергеевна.

— Очень приятно, здравствуйте, — обратилась к ним женщина, стоявшая у ярко подсвеченного лампами зеркала. — Какова моя задача?

— Нас нужно превратить в бомжей, — сказала Вера.

Гримерша лишь понимающе улыбнулась:

— В бомжей так в бомжей.

— Ой, Верочка! — воскликнула Лида. — Я еще ни разу в жизни не играла бомжиху. А ведь это безумно интересная сценическая задача! Правда, Раиса Сергеевна?

— Да, да, — рассеянно отвечала ей мастерица. — Кто первый?

Первой к гримерному столу села доктор Лученко.

Пока Раиса Сергеевна превращала ее симпатичное лицо с синими глазами в опухшую морду пропойцы, а каштановые роскошные волосы — в серые засаленные космы. Лида разговорилась с гримершей о собаках.

— В общем, собачки делают нас нежнее… Но не все любят заводить домашних питомцев. А потом мы еще удивляемся, что люди такие жестокие, — Лида подошла к зеркалу, разглядывая себя и поправляя прическу. Тут она взглянула на Веру и всплеснула руками.

— Боже мой! Ну, Раиса Сергеевна, вы просто ас! Как вы смогли так быстро, буквально на наших глазах превратить Верочку в этакое жуткое чучело!

Лученко была неузнаваема. Из зеркала на нее смотрела одутловатая рожа с синяком под правым глазом и кривым ртом.

— Теперь, если мы достигли нужного результата, Лидочка, отведи те вашу подругу в костюмерную, пусть девочки подберут ей что-то соответствующее. А потом мы займемся вами.

Через час две маргинальные личности, которых легко можно было представить роющимися в мусорных контейнерах, сели в машину и отъехали от театра. По дороге на Осокорки они забрали Катерину, ожидавшую у своего дома. Та испытаю некоторый шок, услышав голос доктора Л учен ко от незнакомой уродины, однако быстро поняла ситуацию. В дороге Вера посвятила всех участников в свой план.

— Вера, как ты думаешь, эти двое — очень опасные ребята? — спросила Лида.

— Один из них, который звонил, опасен для таких же, как он сам. Перестает владеть собой после определенной дозы спиртного. И для неподготовленного человека может представлять угрозу. Но мы-то подготовлены. Второй — вряд ли. Он никак себя и не проявил, если не считать тех звуков, которые подсказали, что их двое, но думаю, он в этой паре ведомый.

Катя покашляла и сказала:

— Вы, Лидия Петровна, не переживайте. Я им все кости пересчитаю еще задолго до того, как они на вас только посмотрят.

— Катя, — проникновенно сказала Лида, уже знакомая с Катиной тяжелой рукой массажистки, — когда это говорите именно вы, то вам как-то веришь! — Она помолчала, — Хотя вначале я думала, что мы просто заплатим и заберем Сонечку…

— Понимаешь, подруга, — сказала Лученко. — Эти похитители — моральные инвалиды, садисты мелкого масштаба. К тому же патологические трусы. До самого дна еще не опустились, но на пути к тому. Кроме алкоголя, кайф ловят от причинения страданий ближнему, унижения его и издевательства. Весь смысл именно в злобном глумлении. От тебя требуется эмоциональная реакция, все равно какая, главное — заставить реагировать и тем самым подтвердить существование этой мерзости. На твоей реакции — страхе, боли, страдании, ненависти — мерзость сладострастно паразитирует. А не отреагировать трудно, ведь и вправду достает. Так что деньги тут не главное, деньги заплатить можно. Небесполезно. Это понятно? Раз присосались, будут приставать снова и снова. Ты заплатишь раз, они удвоят цену, потом еще и еще.

— Вот гады! — сказала Лида.

А Вера подумала о других похитителях. Мира Ладыгина уже дома, но дело следует закончить. Только вот как? Нет никаких доказательств. Только Верино знание, как все происходило. Значит, надо что-то придумать, обставить все единственно возможным образом. Ужасно не хочется общаться с ними снова, потому что душа протестует. Трудно привыкнуть к человеческим подлостям… Но и злиться глупо. Тут нужно обезвреживание и обездвиживание, тщательное и с полным учетом свойств этих зверей. Как на охоте. На слона ведь не пойдешь с дробовиком. на змей — с крупной сетью. В общем, подготовка к охоте — очень важное дело. Каждый человек — охотник. И Вера Лученко тоже. Только у нее лучше получается, потому что она специалист по таким процедурам…

Наконец подъехали к дачному участку, оставили машину в соседнем переулке. Катя-гестапо повела компанию к нужному дому, сама пошла огибать его с тыла.

Двое собутыльников сидели за тем же столом во дворе дачи. Хозяин дома, он же похититель Сони — толстый, с маленькими свинцовыми глазками, по кличке Муха — был уже изрядно пьян. Другой, по прозвищу Яцык, работавший охранником в Лидином театре, был ненамного трезвее.

У забора появились две неопрятные женщины. Одна, с пакетом бутылок, потешно кривила рот и пошатывалась. Пьянчужку Вера играла так, словно всю свою жизнь работала не врачом, а актрисой.

— Эй, мужики! У вас бутылки не найдется? — спросила она.

— Ты че, не видишь? Мы в процессе, — не зло ответил Муха, разморенный от водки.

— Я подожду, мужики! Я вас не тороплю. Посижу тут под забором, а вы пейте на здоровье…

— Можно мы туту вас паданцы соберем? — заканючила другая, тыча грязной лапкой в сторону сада. Она была похожа на ведьму. Спутанные грязно-коричневые космы падали на лицо и полностью его закрывали. На ней был ватник, с бедер свисали спортивные штаны, изношенные до бахромы. Узнать Лидию Завьялову в этом гриме не смог бы ни один зритель.

— Валяйте, — разрешил Яцык.

— Только к столу не подходить. А то мы сифилиса боимся! — затряс в смехе жирными складками Муха.

«Бомжихи» рассредоточились по саду и быстро отыскали в самом углу участка старую конуру, а в ней — рыжую Соню. Сеттерша счастливо подпрыгивала и повизгивала, увидев свою хозяйку. Ее умные глаза словно говорили: «Заберите меня отсюда! Вы же видите, меня посадили на цепь, и за двое суток ни разу не покормили. Даже воду не догадались поставить!» Вера погладила Соню по медовой шелковой шерсти, а Лида прижалась к ней и не могла оторваться.

— Тише! — сказала Вера. — Тише, моя хорошая! Потерпи еще немножко. Осталось совсем чуть-чуть. Mы вызволим тебя. Только еще капельку подожди. Хорошо?

Рыжая Соня слушала внимательно, склоняя свою голову то вправо, то влево. Когда женщина закончила говорить и взяла за руку Лиду, чтобы идти. Соня положила голову на передние лапы, вздохнула и принялась ждать.

— Ты думаешь, она тебя поняла? — Лида с нежностью смотрела на Соню.

— Уверена, — ответила ее подруга и добавила, нахмурившись: — Лидусь! Соберись!

— Я готова, — глубоко вздохнув, ответила актриса. — Ой, подожди. — И она напряженным полушепотом сообщила, что узнала этих двоих: один работает в театре охранником, второй однажды к нему приходил. Запинаясь, вспомнила имя и фамилию охранника. Как звали хозяина «опеля», Вера помнила по бумажке из ГАИ. Она кивнула подруге и тихонько сказала:

— Начинаем.

Они подошли к столу.

— Ну, — икнул Муха, — погуляли, а теперь пошли вон.

Вера ответила так, что каждое ее слово было будто отлито из металла:

— Тебя, Витя Мухин, разве не учили в школе, что брать чужое нельзя? А ты, Гена Яцышин, разве не слышал, что животные — братья и сестры наши меньшие?

Муха и Яцык ошеломленно уставились на сумасшедшую бабу, которая говорила странные слова и откуда-то знала их имена и фамилии.

— Ты че?! Охренела? — Яценко весь подобрался, готовясь то ли треснуть эту грязную бомжиху, то ли сбежать от ее взгляда.

— Откуда она знает наши фамилии? — рыкнул Мухин.

— Я не только ваши фамилии знаю, — строго сказала Вера, — я знаю, что вы делали и что с вами скоро будет. Например, ты, Витек, мелкий жулик и шестерка. А про Гену моя подружка рассказать может.

— Воровать нехорошо, Гена, — вступила со своей партией Лида, — Зачем же ты в театре у актеров по гримеркам рыскаешь? Они друг на друга думают, ссорятся. А ведь ты охранять должен, а не воровать! По-твоему, что они с тобой сделают, когда узнают?

Внезапно Яцык метнулся в дачный домик, чтобы взять свой газовый пистолет, положенный охраннику на дежурстве. Но не успел.

— Стой! — раздался над ним голос Кати-гестапо, вдруг оказавшейся за спиной Яцышина. Она стукнула охранника по шее, и тот присел от боли. Муха, попытавшийся напасть на Катю, тут же хлестко получил от нее в нос. Hижняя часть его лица залилась кровью.

Катя по-хозяйски обошла их и назидательно сообщила:

— Не туда вы вписались, козлы! Ты теперь кривой будешь, — поставила она диагноз Мухе. Он тихо матерился, держась за нос. — А ты завтра уволишься из доблестной театральной охраны, понял? — Она стукнула ногой по сапогу сидевшего на земле Яцышина.

— Погодите, Катюша, — мягко остановила ее Вера. — Лучше подержите их так, чтобы не могли отвернуться.

Вера посмотрела двум горе-похитителям в глаза властным взглядом, стараясь пробудить рефлекс подчинения.

— Вы больше никогда не сможете брать чужое! — четко произнесла Вера, удерживая их в напряжении. — С этого дня всякий раз, когда у вас появится желание взять чужое, правая рука будет неметь! Спать! Через три часа проснуться, забыть нас и собаку!

Пока они шли к машине, а Соня радостно носилась вокруг, Лида поинтересовалась, действительно ли «эти гады» забудут все происходившее и правда ли, что рука будет неметь. Вера устало пожала плечом.

— Вряд ли навсегда, но достаточно надолго. Приказ забыть — это просто блокирование вспоминания, не «стирание» памяти, а программирование ее неиспользования. Но приказ со временем рассасывается… На какое-то время появится непонятное им самим отвращение к привычным гадостям. А навсегда… Если бы это было так просто! Единственное, что обещаю, — именно нам они уже не опасны. Все, лекция окончена.

И история похищения рыжей Сони на этом тоже была закончена. Однако вскоре случились еще два события, имевшие для рыжей красотки большое значение.

Объявились Сонины хозяева. И как ни стонала Лида, собаку пришлось вернуть. Оказалось, муж и жена попали в автомобильную аварию, все это время они просто лежали в больнице. Выписавшись, они сразу же приехали в клинику. Туда же в назначенный день и час Лида с Верой привезли Соню. Лида еще накануне уговорила подругу присутствовать, конечно же, для моральной поддержки. Вместе они наблюдали, как рыжая Соня влетела в маленький холл, увидела в кресле Кисина и внезапно залаяла от радости, запрыгала вокруг него, норовя лизнуть его превосходительство в лицо. Подруги хохотали, а ошалевший от внезапного напора Кисин, сладко спавший в удобном кресле, старался увернуться от Сониных поцелуев и в конце концов удрал во двор.

Все остальные тоже вышли. Какое солнце! На душе стало как-то тепло и спокойно.

Трудно, конечно, было убедить Лиду отдать собаку хозяевам. Но когда те вышли из машины и она увидела, как радуется ее любимица встрече со своими первыми владельцами, она успокоилась:

— Надо же, она их простила!

— Лидуша, — утешала ее Вера, — тем, кого мы любим, мы желаем добра, правда? Ты же видишь, как Соня счастлива, что ее владельцы вернулись за ней.

— Вижу! — всхлипнула Лида.

— Мы ведь любим животных не ради себя, а ради них. Помнишь, как Соня грустила, думая, что ее бросили? А теперь она снова с теми, кого любила с самого детства. Они — ее стая.

— Что ж, по-твоему, она меня совсем не любит?! — У Лиды в глазах заблестели целые озера слез.

— Ну конечно же, она тебя любит, ты ее приемная мать. Она всегда будет тебя любить. Может быть, ты даже сможешь ее навещать.

— Правда? — обрадовалась Лида, как девочка. Потом задумчиво посмотрела на велюрового Кисина: — Какой красивый все-таки этот кот. Может, мне его взять к себе? А, Вера?

«Ни за что», — подумал кот, дернул ухом и неторопливо отправился к своему любимому креслу.

— Нет, — вздохнула Лида, — Соню мне никто не заменит.

Вторым событием, происшедшим спустя некоторое время, стала премьера спектакля «Королева Марго», где Лидия Завьялова сыграла главную роль. На премьеру пришли подруги актрисы, нарядно одетые, с букетами алых роз. По версии Александра Дюма, король Генрих повсюду возил с собой корзинку со щенками спаниелей. Он свято верил, что песики берут на себя все его болезни. И вот в одной из душещипательных сцен зрители увидели: крохотные ушастые щеночки своими влажными мордочками нежно шекочут королевские ладони Марго-Завьяловой; она, поглаживая их, беседовала с королем. Пока королева ласкала маленьких собачек и произносила какие-то патетические слова, зал любовался игрой талантливой актрисы. Но тут один из щеночков перевернул корзинку и по сцене разбрелись толстенькие, шелковые, ушастые рыжие малыши-сеттеры.

Даша, склонившись к плечу Веры, прошептала:

— Сонины?

Та утвердительно кивнула.

— Вот дает Лидка! — восхищенно шепнула Даша Сотникова. — Перекроила самого Дюма! Что-то не припомню у него ничего о сеттерах.

На нее зашикали. Кто-то из восторженных поклонников актрисы крикнул:

— Браво, королева!

А Лида, с умилением глядя на щенков, произнесла так тихо, что никто в зрительном зале не услышал, но ее подруги прочли по губам:

— Браво, Соня!