Если бы кто-нибудь попросил Веру Алексеевну Лученко написать советы курортникам, допустим, как лучше всего устраиваться на квартиру в незнакомом городе, — она бы, скорее всего, пожала плечами. И ответила бы в том смысле, что сама не знает, как это лучше сделать. На самом же деле у нее по этой части был некий особый дар.

После того как вся компания рассталась на вокзале и ветеринар отправился к армейскому другу, Верино семейство осталось на перроне. На дворе стояла середина августа, то есть самый сезон, и к курортникам то и дело подходили местные квартировладельцы, чтобы предложить свои услуги. Некоторые просто стояли и нараспев гнусавили: «Ква-а-артира, ква-артира у моря». Новичок Кирилл кидался к каждому как к последнему прибежищу. Он выслушивал, расспрашивал, выяснял цену, затем подходил к Ольге и теще, чтобы обрадовать — нашел! Но слышал такой ответ:

— Нам туда не надо.

Причем никто не удосуживался ему даже объяснить, почему, собственно, этот вариант не подходит. В конце концов Кирилл надулся.

— Кирюша, котик! Не обижайся ты на нас! — повисла на нем Оля. И тут же добавила, понижая голос: — Понимаешь, у нашей мамы есть такая способность: она точно знает, куда нужно идти, а куда ни в коем Случае нельзя.

— Это как же?

— Ты у меня такой дотошный, просто прелесть! Ну как тебе объяснить? Вот, например, ты можешь определить, играя в шахматы со слабым партнером, на каком примерно ходу ты у него выиграешь?

— Скорее, могу определить исход партии.

— Ну вот! А мама точно так же может определить, на какую квартиру нужно соглашаться, а где жить будет плохо, неудобно, некомфортно.

— Если уж ты сравниваешь эту способность мамы и шахматы, то я как шахматист вижу на доске все фигуры, знаю, как они могут ходить. В конце концов, в шахматах, как в любой другой игре, существуют правила. А здесь? Какие-то бабульки, сдающие квартиры курортникам. Они друг на друга похожи, словно китайцы. Квартиры мы, стоя на перроне вокзала, не видим, и условий, какие они нам могут предоставить, не знаем. Это, скорее, уравнение со всеми на свете неизвестными, а не шахматная партия.

В этот момент к дочке с зятем подошла Вера. Она отводила в сторонку Пая, чтоб он после долгой поездки мог отметить все ближайшие кустики.

— О чем речь?

— О том, где мы будем жить, — ответил Кирилл, поглядывая на тещу со смешанным чувством ожидания чуда и недоверия.

Вера кивнула головой:

— Вон стоит пожилая дама в очках с сильными диоптриями, Давайте подойдем к ней.

Они приблизились к женщине в очках с толстыми стеклами, из-за них смотрели выцветшие рассеянные глаза. Дама спросила:

— Вам нужна квартира?

— Да, мы хотели бы снять отдельную квартиру, в центре, недалеко от моря.

— Моя как раз рядом, здесь, за углом.

— У нас собака… Вы как относитесь к братьям нашим меньшим?

— Какой красавец! Это мальчик? А как его зовут?

— Пай.

— Я люблю собак. Кошек не люблю. Вернее, я к ним равнодушна. А собаки, они мне нравятся даже больше людей. Они так преданны!

— А сколько вы берете?

— Десять долларов с человека в сутки, — сказала женщина. — А вы на сколько дней к нам?

— На пару недель, — сказала Вера, — но, пожалуй, для нас это немного дороговато.

— А… — хотел было встрять Кирилл, но Оля дернула его за локоть.

Дама с толстыми стеклами в очках сказала:

— Знаете что? У вас дети такие славные и молоденькие, как школьники, так что сойдут за одного человека. Двадцать долларов в сутки за всех, подойдет? — Она внезапно лукаво улыбнулась и добавила: — Включая собачку.

— Ну, если «включая собачку», то мы согласны! — обрадовалась Вера, а Ольга за спиной квартирной хозяйки показала Кириллу большой палец.

— Так что отдыхайте сколько угодно. Прошу за мной. — Почтенная дама поправила толстую оправу и неспешной походкой, с прямой спиной, направилась в сторону зеленого сквера, где облокотился о каменную изгородь бронзовый Пушкин.

На такую цену примерно и рассчитывали наши курортники. Вера посмотрела на своих детей и удовлетворенно резюмировала:

— Пошли.

— Откуда мам-Вера знает, что нам у старухи будет хорошо? — прошептал Кирилл на ухо Ольге.

И тут же получил отповедь от дамы в очках.

— Никакая я не старуха. Мне всего семьдесят четыре года, к вашему сведению. И потом, молодой человек, я хоть плохо вижу, но слух у меня — отменный.

— Получил! — улыбнулась Вера.

— Извините, — прошептал, густо краснея, Кирилл.

«Никакая не старуха» повела приезжих сквозь водоворот кипящей жизни — приморский бульвар. Здесь, как и в каждом приморском городе, проходило главное южное дефиле: днем распаренное и разнеженное солнцем, скорее полураздетое, чем полуодетое, деловито спешащее на пляж и с пляжа; вечером — неторопливо фланирующее, демонстрирующее наряды. Суетясь и хлопоча, как группы чаек, это многоязыкое, по-курортному яркое, загорелое, веселое и беспокойное течение медленно плыло по набережной вдоль моря. Вера шла по улице, вспоминая своего любимого Грина: «Интернациональный, разноязычный город этот определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости», и его же глазами смотрела на «город акварельных тонов». Феодосия и впрямь просилась на кончик кисти: красно-коралловые черепичные крыши, островки изумрудной зелени, серый пористый камень старинных крепостей, кусочки синего моря, переходящего в небо, кобальтовые тени среди охры старых двухэтажных домиков, живописные трещины стен, дворы с босоногой грязной ребятней, пестрая толпа.

Они действительно очень быстро пришли к дому сталинской постройки с толстыми, добротными стенами.

Поднявшись на невысокое крыльцо, отдыхающие очутились на площадке перед деревянной дверью. Имелся и выход во двор, там стояли две лавочки. Хозяйка квартиры открыла дверь в уютную, очень чистую и на редкость прохладную комнату. На стене висела картина с изображением пеликана. Веранда, застекленная и затененная белыми занавесочками, заросла диким виноградом, и от этого даже в жаркий день в квартире было прохладно.

Осмотрев комнату и веранду, кухню и удобства, Вера убедилась, что квартира вполне подходит для отдыха.

— Как хорошо! — сказал Кирилл, оглядываясь по сторонам.

— Вот видишь, я же тебе говорила, — со значением посмотрела на него Ольга.

— Давайте знакомиться, — предложила Вера, представляя своих домашних и себя.

Пожилая женщина протянула Вере сухую твердую ладонь:

— Екатерина Павловна Эске. Я…

— Учительница музыки на пенсии?

Хозяйка заморгала.

— Да, а как вы догадались?..

Вера уже досадовала, что не удержалась и ляпнула. Надо сосредоточиться, а то этот теплый курортный воздух совсем ее расслабил.

— Вы сказали, что у вас слух хороший, я и предположила… Ну что ж, Екатерина Павловна, нам у вас нравится. Свой отпуск мы проведем у вас.

— Очень рада. Устраивайтесь. Не буду вам мешать. Единственное, чего у меня здесь нет, это телефона. А так — все удобства.

— От телефона я дома устаю, даже мобильный в отпуск не взяла, решила отдохнуть от него, — успокоила хозяйку квартиры Вера.

— Да? Я вас понимаю. Сейчас все с трубками ходят, покоя нет от них… В таком случае от соседки Вали сможете позвонить, если что. Листок с ее номером тут, на холодильнике. Я-то живу у племянницы и ее мужа. Вот их телефон, вверху, а этот — свояка моего, мужа покойной сестры. Я у него часто бываю, и он скажет, если вы позвоните. Это в Коктебеле. Знаете такое место?

— Конечно, там отдыхал весь цвет литературы. А мы никогда не бывали. Это далеко от Феодосии? — заинтересовалась Вера.

— Двадцать с небольшим километров.

— Ничего себе! — присвистнул Кирилл.

— Это не страшно, если соберетесь, Кадмий вас привезет. Он постоянно разъезжает по делам, как-то договоримся. Вот ключ. Еще один у моей племянницы Гали, больше ключей нет. Так что никто вас здесь беспокоить не будет.

— Я хотела спросить, Екатерина Павловна, — обратилась к хозяйке Вера, — эта картина с пеликаном, такая ярко-энергетическая…

— Вы абсолютно правы, уважаемая. Это метафора. Пеликан — символ настоящего Учителя, с большой буквы. Вы знаете легенду? — Старушка со значением посмотрела на Веру через толстые стекла очков.

— Нет, не знаю. Было бы очень интересно узнать, расскажите.

— Эту легенду мне еще моя бабушка рассказывала. Да вы присядьте, располагайтесь. Ну вот, однажды призвал к себе Господь всех тварей земных — зверей и птиц, и рыб, и насекомых всяких. И спросил их: «Что вы можете сделать для ваших детей?» Лев сказал: «Я научу их охотиться!» Орел сказал: «Я научу их парить над землей!» Змея сказала; «Я научу их мудрости!» А Пеликан сказал: «Я отдам им свое сердце». Он разорвал свою грудь, вынул сердце и отдал его птенцам, и сердце стало их пищей. И тогда

Господь сказал: «Пеликан, ты будешь вечно символом Учителя. Потому что только настоящий Учитель отдает свое сердце ученикам». Ну, поскольку я учительница, то на один из моих дней рождений свояк-художник, который был тогда еще совсем юношей, нарисовал эту аллегорию.

— Красивая легенда! — сказала Вера, и ее дочь с зятем тоже с большим интересом стали рассматривать полотно.

— Ма, Кирюш! Посмотрите на этот гобелен! — указала Ольга на противоположную стену.

Вера и Кирилл взглянули на коврик, такие в советские времена имелись во многих семьях. На нем был изображен ручей в лесу. К ручью вышел напиться олень. У него на голове торчало примерно в три раза больше рогов, чем у реального животного.

— По-моему, это тот самый олень, из фильма о Мюнхгаузене, — сказала Вера.

— Ты хочешь сказать, что это не рога, а вишневое дерево?

— Ну, мы с вами будем считать, что у него там выросло вишневое дерево и скоро оно зацветет.

— Да, вот еще что, можно вас на минуточку? — Старушка Эске поманила Веру за собой на кухню. Я не хотела бы излишне утомлять вас своим присутствием. Молодые не любят пожилых. Но вы позволите мне как-нибудь скоротать с вами вечер? Знаете, иногда бывает немного одиноко…

— Екатерина Павловна, конечно, какой разговор, приходите. Только как вы назад будете добираться?

— А у меня здесь соседки одинокие, не беспокойтесь. Переночевать всегда найдется где, а вот поговорить со свежим человеком так хочется! Так вы не возражаете? Не удивляетесь, чего это старуха к вам пристала?

— Во-первых, мы еще на вокзале договорились, что никакая вы не старуха, а просто дама зрелого возраста.

И во-вторых, у меня такая работа, ко мне многие пристают на тему поговорить.

— А вы кто, простите? — Эске с интересом посмотрела на Веру.

— Я врач-психотерапевт.

Лученко сказала об этом, чтобы успокоить пожилую женщину, и тут же усомнилась: а надо ли было? Еще расскажет кому, и придется вместо отдыха работать. Катя, массажистка Вериной клиники, во время отпуска постоянно «нарывалась» на работу. Муж и сын ее упрекали: мол, когда же отдыхать? Ну не могла она отказать людям в помощи, да и деньги никогда не бывают лишними. Но сделать двум-трем курортникам пятнадцатиминутный массаж — это одно, а если придется вести долгие психотерапевтические беседы?..

Верины мысли прервала хозяйка квартиры:

— Как хорошо, голубушка, что вы ко мне поселились, вас мне сам Господь послал! Впрочем, вы устали с дороги, вам нужно отдохнуть, поспать, мы после поговорим. После. Только у меня к вам один крохотный вопрос. Можно?

— Конечно.

— Если один и тот же человек вам кажется то самим собой, то кем-то другим? Это мания или какое-то психическое расстройство?

— Вы должны рассказать поподробнее, иначе не разобраться. — Вера смотрела на старушку с сочувствием.

— Знаете, я уже в том возрасте, когда, как сейчас говорят, «срывает крышу». И мне хотелось бы знать, все ли у меня в порядке с головой, чтобы не обременять своих близких. А если мне это не кажется, то я уж и не знаю, что происходит…

— Так сразу не скажешь, Екатерина Павловна. Давайте завтра обо всем поговорим.

— Да, простите! Извините мою назойливость. Завтра, конечно, все завтра! Вы переночуйте, и если понравится, завтра заплатите за половину срока. Я всегда беру только за половину, мало ли что.

— Это разумно, — сказала Вера, — договорились.

С тем Екатерина Павловна удалилась, оставив курортников одних. Вера вызвалась ее проводить до угла улицы. «Заодно покажете, в какую сторону идти на рынок», — сказала она, и старушка охотно согласилась.

Вернулась мать семейства в глубокой задумчивости. Молодожены при ее появлении едва оторвались друг от друга. Порозовевшая от поцелуев Оля поспешила спросить:

— Ма! А она даже аванса не взяла, почему?

— Потому, что она в людях разбирается и видит, что мы не шаромыжники, не темные личности, а семья, приятная во всех отношениях.

— Это да. Мы классные! — промурлыкала Оля, блаженно растягиваясь на низкой лежанке, занимавшей половину веранды. К ней прыгнул Пай, они затеяли возню.

— А кто этот Кадмий? Странное имя какое-то, — спросил Кирилл,

— Просто ее родственник. Вообще, кадмий — это желтая краска. Я в детстве рисовала акварелью, помню, там была такая. Он художник.

— Мамуль, а что у нас на обед? А то у меня зверский аппетит просыпается! — Оля вышла на кухню, где уже возилась с продуктами Вера.

— Мы сейчас быстренько доедим то, что взяли из дома, а потом бегом на рынок, а то опоздаем. И останемся до завтра только на печенье и кофе.

Пока они подъедали оставшиеся от завтрака помидоры, яйца и запивали все это чаем с бутербродами, намазанными маслом и черничным джемом, Кирилл решил утолить не только голод, но и любопытство.

— Мам-Вера! Объясните мне все ж таки, почему вы выбрали эту старушенцию? Действительно, квартира — просто супер для нашего отдыха. Но вы даже бровью не повели на всех остальных, кто на вокзале предлагал жилье. Мне любопытно, почему?

— Кирюша, — сказала его молодая жена, — ты мне напоминаешь Ватсона, который всю дорогу расспрашивает Холмса, «отчего» да «почему». А когда Холмс ему объяснит, то Ватсон говорит: «Как все просто!» Мам, не рассказывай ему. Пусть это будет для него нашей маленькой женской тайной. — Оля лукаво смотрела на мужа.

— Ну почему же. Кирюша вполне заслуживает рассказа, если ему интересно. Значит, так. Первой на перроне ты кинулся к женщине в красной косынке, с полным ртом золотых зубов. Так?

— Точно. Так вы видели? А что вы имеете против золотых зубов?

— Сами по себе ни зубы, ни другие части тела значения не имеют, а вот их сочетания… Смотри: обилие золота, кольца на руках, массивные перстни, браслет, часы тоже золотые. Много косметики, слишком яркая для ее возраста помада, синие тени, брови очень жирно нарисованы, при этом какая-то общая неряшливость в одежде. Руки с обилием драгметаллов, но с грязью под ногтями — это как-то… К тому же у нее бегающий взгляд, словно она не уверена в себе или часто врет. Скорее всего, у нее очень плохие условия, какая-нибудь летняя кухня с туалетом во дворе, а то, что у нее грязно, захламлено все, это даже не обсуждается. Не может грязнуля содержать свое жилище в чистоте и порядке.

— Ну, допустим. А вторая, молодая, та, у которой длинные темные волосы? Она мне показалась ничего.

— Ага, значит, молодая тебе понравилась! Как щас тресну по башке! — Оля, сжав маленькие кулачки, воинственно приблизилась к Кириллу.

— Сдаюсь! Она уродина, страшненькая, молью побитая, вся в прыщах и плесени, — запричитал молодой супруг.

Ольга с Верой прыснули. А юная жена уселась к мужу на колени и обратилась к матери:

— Ма! А правда, мы с Кирюшей — классная пара?

— Как выражается одна моя знакомая девушка, просто отпадная.

— Олюнь, не отвлекай маму от основной мысли. Так почему не подошла нам та, черноволосая?

— Ну, по реакции твоей жены ты уже понял, что могли возникнуть кой-какие разногласия. А проводить отпуск, разбирая ваши отношения и каждый день видеть пьесу Шекспира «Отелло», где в роли мавра выступает моя дочь, мне вовсе не хотелось.

— Ага. Понято. Хорошо, а третья, та женщина, у которой в руках была табличка «квартира у моря». Почему она не подошла нам?

— У женщины с табличкой сейчас вовсю идет стройка либо ремонт. Дышать краской, мелом, пачкаться о свежую побелку? Отдыхать посреди стройки — благодарю покорно! Я не для этого ехала с вами на Южный берег Крыма.

— Но как вы об этом узнали, на ней же не написано?!

— Конечно же, написано. Просто ты читать не умеешь.

— Вы хотите сказать, что у нее на носу мел, а на руках клей для обоев? Так я этого не заметил.

— Милый Кирюша! Она действительно чистенькая, даже на босоножках нет следов ремонта, более того, они тщательно протерты. Но зато на самой табличке, с обратной стороны, свежий след от смешивания краски. Они

Красили стены и выбирали тон, скорее всего, для гостиной, так как остановились на персиковом. А табличку использовали как удобную картонку, где с одной стороны можно смешивать цвета, а на другой ее стороне написать «квартира у моря».

— И вы все это заметили в считанные секунды?! Пока я с ними разговаривал?

— Ты говорил с каждой примерно по три-четыре минуты, этого времени вполне достаточно для первого впечатления. А первое впечатление меня не подводит.

— Но возможно, что вы ошиблись?

— Возможно. Я ведь не волшебница. Могу ошибиться.

— А какова вероятность ошибки?

— Кира! Оставь маму в покое, задрал уже. Она никогда не ошибается!

— И все-таки? — любопытный Кирилл не отставал. — Если взять за основу двадцать ситуаций, каков процент возможной ошибки?

— Речь идет о житейских, так сказать, бытовых сценах? А не о врачебных диагнозах?

— Да, о сценках из жизни.

— Думаю, из двадцати один раз могу промахнуться. При условии, если очень устала и рассредоточена. Все. Психологический практикум закончен. На рынок, дети мои. А то у Пая мяса уже совсем не осталось.

«Напрасно я не дала старушке выговориться, — думала Вера, хотя на самом деле успела поболтать с ней пару минут, пока провожала. — Отдых отдыхом, но не зря же я еще на вокзале заметила ее беспокойство. Ох, не нравятся мне мои мысли и предчувствия! Куда же от себя-то самой деваться?»

Вера частенько опасалась своих предчувствий. Ее интуиция имела странное свойство — видеть развитие событий во времени. Например, встречает доктор Лученко

СВОЮ бывшую одноклассницу: внешне вполне успешную, в дорогом костюме, с бриллиантовым колечком на пальце, с идеальной укладкой модной стрижки. Разговаривают они около десяти минут. Из рассказа знакомой Вера узнает, что дела у той пошли в гору, она создала фирму, имеет все, о чем можно мечтать, — квартиру, две машины, загородный дом, дети учатся за границей, муж работает вместе с ней. Всем этим одноклассница вполне заслуженно гордится. Пока она продолжает рассказывать о своих успехах, Вера вспоминает ее той девочкой, какой она была в школе, какие-то черточки характера, какие-то проявления в разных ситуациях. Сегодняшний рассказ и сегодняшние наблюдения соединяются с прошлым, и происходит «щелчок»: Вера уже точно знает, что будет с одноклассницей в ближайшее время.

И сразу же начинает томиться тоской и состраданием, усугубляемыми веселым щебетанием собеседницы. Возможно, так же страдали великие прорицательницы прошлого, Кассандра и Сивилла; так, наверняка мучаясь, предупреждала о грядущих напастях Ванга, Конечно, с ними Вера никогда себя не отождествляла. И из своего дара не извлекала никакой пользы, скорее, наоборот. Но и ей порой приходилось делать выбор: сказать или не сказать? Если сказать, то ведь ей не поверят, сочтут злобной завистницей. Не сказать — значит, не подготовить человека к черной полосе, которая вот-вот должна наступить в его жизни. Поступая иногда по обстоятельствам, чаще по наитию, Вера все же не была до конца удовлетворена.

Вот и во время разговора с пенсионеркой она испытывала противоречивые чувства: попросить Эске сразу же поделиться проблемами, таким образом пытаясь предвидеть грядущие события, или пустить ситуацию на самотек. Сказать: «Я в отпуске», не вмешиваться, не мешать обстоятельствам складываться самим по себе? В таких случаях у Веры была присказка-цитата из любимого фильма «Золушка»: «А розы вырастут сами!» — и пусть судьба действует по собственному усмотрению…

Однако нужно было многое успеть. После ухода квартирной хозяйки Вера быстро собралась и отправилась на рынок вместе с Паем. Кирилл получил задание забрать сумки из камеры хранения. Он вернулся через десять минут: здесь действительно все было близко. Молодые начали лениво распаковывать вещи.

Тут в дверь постучали. Ольга открыла, думая, что старушка что-то забыла. Но на пороге стояла совсем незнакомая рыжеволосая женщина в тесных джинсах и такой же белой футболке.

— Здравствуйте, извиняюсь… Я тоже отдыхающая. Снимаю соседнюю квартиру. Вот, решила познакомиться. — Она, слегка растягивая слова, сверкала любопытными карими глазками, цветом и формой похожими на маслины. Крупные губы ее были накрашены ярко-красной помадой.

— Входите, что ж мы на пороге будем разговаривать, — пригласила ее Оля в комнату.

— Меня зовут Алла! А вас? — Гостья внимательно рассматривала вещи, которые Ольга с Кириллом вытаскивали из спортивных сумок.

— Ольга, Кирилл.

— А где ваша третья? И собачку не вижу. Я вас еще на вокзале приметила.

— Они на рынок ушли.

— Значит, вы втроем отдыхаете! — констатировала очевидное Алла.

— Ага! — поддакнула Оля.

— А я одна, — вздохнула соседка. — Хотя что это за отдых! А у вас, я гляжу, компания! Один парень и две девушки! Это я понимаю, отдых! — Она завистливо вздохнула, прошлась по комнате, стараясь выпятить грудь и покачивая бедрами.

Кирилл, оторвавшись от сумок, распрямился во весь свой высокий рост и, иронично подмигнув жене, так, чтобы не заметила гостья, сказал:

— Ну да! Мы в одном институте учимся. Вот, решили вместе провести каникулы!

— Лямур де Труа, так сказать! В смысле, любовь втроем! — с откровенным любопытством промурлыкала Алла. — Я и гляжу, вы такие дружные, что-то вроде шведской семьи, да? Ее маслиновые глазки совсем залоснились.

— Именно! — оторвалась от сумок Ольга. Подыгрывая Кириллу, она добавила: — Вы такая проницательная, прямо глаз-алмаз. Увидели нас и сразу все поняли — кто, чего, с кем и почему!

— А я и дома так. Кого увижу — сразу смекаю, кто к кому идет, зачем и в какую квартиру, — гордо поделилась Алла. Она уселась в кресло и закинула одну крепкую полную ногу за другую.

— А вы откудова будете? — Ольга нарочно перешла на просторечье. Ее забавляла эта игра.

— Я с Йошкар-Олы, это теперь заграница. Знаете такой город?

— Не-а. Не знаю. Кирюша, ты такой город знаешь?

— Знаю. Далековато. — Кирилл продолжал складывать вещи на полки одежного шкафа.

— Там есть химкомбинат, я работаю на нем инжене-ром-химиком. А вы на кого учитеся?

Кирилл уже было открыл рот, чтобы чего-нибудь отчебучить, но тут дверь распахнулась и появилась Вера с Паем.

— О! У нас гости, — приветствовала она рыжую незнакомку.

— А Я уже с вашими однокурсниками познакомила-ся! — улыбнулась гостья.

— Не волнуйтеся, Веруня, мы уже вещи разложили! — ерничала Ольга, показывая за спиной Аллы страшные рожи.

Кирилл взял у Веры Алексеевны пакет с продуктами и отнес его на кухню. Вера, не очень понимая, что за спектакль затеяли дети, с интересом ждала продолжения.

— Это Алла из Йошкар-Олы. Она снимает комнату в нашем доме, прямо напротив, и зашла познакомиться. — Кирилл серьезно смотрел на Веру. — И сразу поняла, что все мы учимся вместе.

— И еще она сразу догадалась, что у нас шведская семья, — с самым невинным видом, но при этом смеясь глазами, объявила Ольга.

— Какая у нас семья? — удивилась Вера, не включаясь в игру.

— Уж какая есть! — притворно вздохнул Кирилл.

— Что вы тушуетеся? — опять сверкнула золотым зубом гостья. — Дело молодое! Эх! Если б не наделала глупостей по молодости, не народила бы детей — тоже сейчас отдыхала бы компанией!

— Что ты, Вера, тушуешься? — Тут уж Ольга не выдержала и, ухватившись за мать, зашлась хохотом.

— Так. — Вера наконец поняла смысл происходящего. — Вы, Алла, не обращайте внимания на моих детей. Их хлебом не корми, дай поприкалываться.

— Вы хотите сказать… — Гостья оторопело переводила взгляд с Веры на Ольгу и на Кирилла.

— Я хочу сказать, что они мои дочь и зять. А я их мама и теща.

— Ничего подобного. Никакая не теща, а мама и еще раз мама, — уточнил Кирилл.

Когда изумление Аллы прошло, она тоже повеселилась и как-то незаметно напросилась на чай. Во время чаепития она все удивлялась, что надо же, Вера даже старше ее, а выглядит как подружка своих детей. Через пять минут совместной трапезы основные вехи биографии гостьи были обнародованы. Алла подробно рассказала о себе, муже, детях и некоторых своих знакомых. Еще она с завистью смотрела на Верин пестрый модный сарафан с бабочками и цветами. А когда Вера переоделась в легкий домашний халатик, он тоже не избежал оценивающего взгляда соседки-отдыхающей. Перед уходом Алла, стоя в коридоре у зеркала и сравнивая себя с Верой, заметила:

— Мы с тобой, Веруня, — за чаем она легко перешла с соседями на «ты», — вроде одного роста, и цвет волос похож, только я крашуся, а ты вроде натуральная. И старше ты меня, и дети у тебя уже взрослые. А выглядишь как девчонка! В чем секрет? Может, жизнь у тебя легкая?

— Вот это уж вряд ли. — Вера открыла дверь для назойливой гостьи, желая поскорей остаться со своей семьей.

— Я еще к тебе загляну! Ты не против? А то пошли вместе на пляж, попляжимся?

— Мы только приехали, еще много дел, — отмахнулась от нее Вера, подумав про себя: «Спасибо большое, я твоим обществом уже сыта».