Глава шестая

«Поскина… поскина?!» — Артем против вещуна. — Победа у жертвенника. — Дмитрий Борисович начинает понимать. — В жилище старого вождя. — Варкам. — Что такое скифская оксюгала.

Дмитрий Борисович пожал плечами:

— Что ж, идти так идти. Не скажу, что это наилучший способ познакомиться с жизнью древних скифов… Но, — он поднял руку и поглубже надвинул свою мягкую шляпу, — но, кажется, ничего большего нам не остается… Э, постойте, это что же такое?..

Один из всадников, должно быть заинтересовавшись странным, с его точки зрения, головным убором Дмитрия Борисовича, подцепил копьем шляпу и поднял ее в воздух, показывая другим. Всадники оживленно заговорили, но их разговор оборвала Диана, обидевшись за своего друга. Рыжий боксер с грозным рычанием прыгнул вперед и, словно соломинку, перегрыз своими клыками древко копья, на котором висел головной убор археолога. Шляпа упала на землю. Всадник едва сдержал испуганного коня, который захрапел и поднялся на дыбы, а сам, пораженный неожиданным нападением, чуть не вывалился из седла.

Большой боксер, присев на задние лапы, оскалил зубы, показывая, что готов и впредь защищать друзей. Дмитрий Борисович поднял с земли шляпу и, обиженно ворча, надел ее.

— Какая невежливость… Хорошо еще, что Диана помогла!

— Посмотрите на них! — отозвался Артем. — Ей-богу, они боятся собаки!

Действительно, всадники боязливо поглядывали на Диану. Особенно был испуган тот, у которого собака отбила шляпу археолога. Постоянно озираясь, он торопливо бросил в кусты сломанное копье и отъехал далеко в сторону, испуганно повторяя одно и то же:

— Поскина!.. Поскина!..

Остальные всадники также явно избегали встречи с собакой, хотя и держали наготове дротики и мечи. Загадочное слово «поскина» слышалось отовсюду…

— Что может означать это «поскина»? — тихо спросила Лида.

Ей никто не ответил, но было ясно одно: никто из всадников не осмеливается задеть большую рыжую собаку. Почувствовала это, должно быть, и сама Диана. Она зарычала еще раз и презрительно отвернулась от боязливых всадников. Тем временем скифы снова принялись оттеснять друзей по направлению к вождю. Но теперь они делали это значительно осторожнее, как бы проникнувшись к ним известным уважением; скорее это было похоже на приглашение. Артем удовлетворенно улыбнулся:

— Спасибо тебе, Дианочка, что ты вовремя вмешалась!

Иван Семенович предложил:

— Пошли, друзья. Но будьте сдержаннее, осторожнее. Положение достаточно рискованное. За каждым нашим движением следят.

Действительно, скифы с напряженным интересом, даже с изумлением следили за нашими друзьями. Песни стихли. Оборвался начавшийся было ритуал у жертвенника. Даже безразличные ко всему пленные — и те обернулись к незнакомцам, которые приближались под конвоем всадников. И даже старый вождь, который до сих пор как будто не обращал ни на что внимания, с заметным любопытством осматривал чужестранцев.

А они шли, стараясь сохранить непринужденный, спокойный вид.

Снова послышалось:

— Поскина!.. Поскина!..

Слово это катилось по толпе, передавалось из уст в уста. На мгновение скифы даже забыли о чужестранцах, пораженные видом собаки; они показывали на большого рыжего боксера, со страхом смотрели на него и повторяли:

— Поскина!.. Поскина!..

Единственным существом, которое не замечало этого, была сама Диана; она преспокойно шла рядом с Иваном Семеновичем.

— Поскина!.. Поскина!.. — провожали ее возгласы скифов.

Путешественники подошли к вождю, который неподвижно сидел на коне. Теперь Артем мог хорошо разглядеть его. Спокойные, полуприкрытые ресницами глаза глубоко запали под нависшими седыми бровями. Тонкий нос с горбинкой выдавался вперед. Бледные губы почти скрывались под седыми усами, а борода волной спадала на сверкающий нагрудник. Обращаясь к незнакомцам, старик произнес несколько непонятных слов.

Иван Семенович и Дмитрий Борисович обменялись взглядами: чего хочет от них этот странный человек?

В толпе пронесся возбужденный гул голосов. Люди придвинулись ближе, тесно наступая с трех сторон. Только с трех: к Диане, которая скалила зубы и свирепо рычала, никто не осмеливался приблизиться.

Иван Семенович прикрикнул:

— Спокойно, Диана! Сидеть! Тихо!

Собака оглянулась на него и, шевельнув коротким обрубком хвоста, затихла.

Старый вождь, не дождавшись ответа, снова сказал что-то — на этот раз заметно более мягким, даже дружелюбным тоном. И разумеется, снова не получил ответа. Заметив, как близко к чужестранцам придвинулась толпа, он отдал какое-то распоряжение своим приближенным. Те оттеснили пеших. Вождь одобрительно кивнул головой.

— В самом деле, так будет спокойнее, — сказал Артем.

Услышав голос юноши, вождь повернулся и внимательно оглядел Артема.

Снова раздались вопли пленницы, отданной на расправу вещуну. Крепкие женщины сочли необходимым закончить свое дело, от которого их отвлекло появление чужестранцев. Затянув молитвенные песни, они, держа наготове кинжалы, схватили несчастную.

— Иван Семенович, они зарежут ее! — воскликнула Лида.

И снова Артем почувствовал приступ бешеной ярости. Нельзя допустить, чтобы на их глазах убивали людей! Не слушая Ивана Семеновича, Артем бросился к жертвеннику, размахивая киркой и неистово выкрикивая:

— Бросьте! Бросьте, говорю я вам! Не смейте!

Женщины остановились. Песня оборвалась. Толпа возбужденно зашумела. А Артем, продолжая размахивать киркой, кричал:

— Оставьте этих людей, говорю я вам! Оставьте!

Испуганные палачи отступили. Действительно, в это мгновение Артем был страшен. Его глаза сверкали, он угрожал поднятой киркой и что было мочи кричал:

— Что они вам сделали? За что вы хотите их убить? Прочь от них, не то я…

Он на секунду умолк, увидев, что навстречу ему выступил сам старый вещун. Воздев свои длинные сухие руки к небу, он приближался к Артему, что-то бормоча. Скифы загудели громче.

Жестокое лицо колдуна дышало нескрываемой злобой. Он заговорил быстро, словно выплевывая слова. Взгляд его небольших острых глаз впился в юношу.

— Я твоего гипноза не боюсь! — крикнул Артем. — Ты меня не пугай, я не из таких.

С этими словами он бросился к пленным, желая вырвать их из рук палачей, но вещун преградил Артему дорогу. Юноша оттолкнул его, и старик едва удержался на ногах. Разозленный и оскорбленный, он выхватил свой меч и замахнулся на Артема.

— Ax, вот ты какой! — окончательно рассердился Артем. — Ладно, тогда берегись!

Он отскочил в сторону и молниеносно ударил киркой по поднятому мечу. Раздался звонкий удар. Старый вещун никак не ожидал такого сопротивления. Короткий меч вылетел из его руки и упал на землю за несколько шагов от него. Вещун беспомощно смотрел то на меч, то на Артема.

— Что, не нравится? Эй, вы, оставьте этих людей, я вам говорю!

Еще мгновение Артем стоял около женщин — помощниц вещуна. Он размахивал киркой, выкрикивая угрозы. Возможно, это и не подействовало бы на крепких, вооруженных женщин, но происшествие со старым вещуном напугало их. Очевидно, впервые они видели, как кто-то осмелился не только сопротивляться ему, но и победил того, кого они привыкли бояться. Помощники старого вещуна поспешно отступили за жертвенник, оставив пленных. И уже оттуда они лишь поглядывали то на Артема, то на старого вещуна, который, овладев собой, поднял с земли свой меч и снова стал приближаться к юноше.

— А, тебе мало, старик? — процедил сквозь зубы Артем. — Ну, берегись!

Но старый вещун на этот раз не замахивался мечом. Стоя перед юношей, он воздел руки к небу и что-то забормотал. Толпа испуганно отшатнулась от Артема. И даже пленные попятились назад. А вещун, словно рисуя что-то в воздухе взмахами рук, вытягивался во весь рост, изгибался и снова выпрямлялся. Артем понял, наконец, в чем дело.

— Э, старик, ты, кажется, проклинаешь меня? Пожалуйста, этого я не боюсь. Только вот не приближайся ко мне.

А старый вещун, казалось, разрывался от злости, На его синих губах выступила пена, он все громче выкрикивал проклятья, хотя избегал приближаться к Артему.

Лида с удивлением, смотрела на юношу. Дмитрий Борисович крепко держал свою кирку; было видно, что он едва сдерживает себя, чтобы не броситься на помощь Артему. Его намерение заметил и Иван Семенович, который тихо сказал археологу, успокаивая его:

— Подождите, подождите, Дмитрий Борисович! Еще есть время. Пока что Артем держится очень хорошо, вы же сами видите…

— Потом может быть уже поздно, Иван Семенович!

— Нет, нет, поверьте мне. Я знаю, что говорю. Есть еще одно средство в запасе. Тише, Диана! — Он крепко держал за ошейник собаку, порывавшуюся броситься к Артему.

Вождь, взявшись за золотую луку седла, весь обратился во внимание, с его лица исчезло прежнее выражение презрительного безразличия. Он следил за каждым движением юноши чужестранца, явно радуясь посрамлению вещуна. Прислушиваясь к выкрикам, он с удивлением поглядывал на Артема, которого эти выкрики нисколько не испугали. Вождь перевел взгляд на молодого скифа, который выходил из толпы приветствовать его. Тот дрожал от испуга. Старый вождь презрительно усмехнулся. Один из воинов спросил у него что-то, показывая дротиком на Артема. Вождь отрицательно покачал головой, и воин снова неподвижно застыл на месте.

Наконец вещун понял, что проклятиями Артема не возьмешь. Он визгливым голосом отдал помощницам приказ, разъясняя его достаточно красноречивыми жестами.

— Э, он приказывает схватить нашего Артема, — озабоченно сказал Дмитрий Борисович. — Пора помочь. Я побегу к нему!

— Постойте, — приказал Иван Семенович.

— Но ведь они бросятся на него!

— Постойте, говорю, — настойчиво повторил геолог. — Еще есть время!

Он был прав. Невзирая на приказания вещуна, его помощницы действительно не осмелились выйти из-за жертвенника. Они оживленно переговаривались, но не выполняли приказа. Вконец разозленный вещун грозно поднял руки, готовясь, очевидно, осыпать непокорных страшными проклятиями. Этого они выдержать не могли. Боязливо, держа впереди себя кинжалы, вышли они из-за жертвенника, направляясь к Артему.

— Попробуйте только! — бесстрашно выступил им навстречу юноша.

Однако голос Артема был уже не столь уверен. Разве можно с помощью кирки обороняться против нескольких вооруженных кинжалами врагов?

— Диана, беги к нему! — тихо сказал Иван Семенович, выпуская ошейник из рук. Как спущенная пружина, боксер метнулся к Артему, оскалив клыки и грозно рыча.

— Вот нас и двое, — уже веселее произнес Артем. — Ну как, и теперь не уйметесь? Берегитесь, мы с Дианой шутить не будем!

Не дожидаясь ответа, он сам решительно направился к жертвеннику. Его враги немедленно подались назад: один вид Дианы приводил их в ужас. Артем снова услышал знакомое:

— Поскина!.. Поскина!..

— Вот-вот, поскина, — засмеялся Артем. К нему уже вернулось бодрое настроение. — Поскина! — выкрикнул он громко. — Поскина!

Это произвело на всех скифов невероятное впечатление. На поле воцарилась тревожная тишина. Никто, даже вещун, не осмеливался нарушить ее.

— Что же означает это страшное для них слово? — спросил Иван Семенович у археолога. Тот пожал плечами:

— Трудно сказать… По-гречески слово «кино» означает — собака. Возможно, это связано с собакой. Нечто вроде табу. Может быть, действительно запрет, священный религиозный запрет касаться чего-либо…

Помощницы вещуна уже снова спрятались за жертвенником. Никакие заклинания старого жреца не могли теперь извлечь их оттуда.

Артем погладил Диану по спине.

— Ну, поскиночка, что будем делать дальше?

Старик, кажется, потерпел поражение. Как бы нам с тобой закрепить победу?

Юноша совсем овладел собою: непосредственная опасность миновала, время было выиграно. Боксер внушал скифам неимоверный, хотя и непонятный, страх. Артем ласково поглаживал Диану, наблюдая, какое впечатление производит это на скифов, особенно на старого вещуна. Затем он непринужденным жестом вынул из кармана папиросу, размял ее пальцами.

— Из-за этих суеверий некогда даже покурить. Правда, Диана?

Иван Семенович улыбнулся и подтолкнул локтем Дмитрия Борисовича. Тот удивленно озирался, не понимая, что могло вызвать улыбку геолога. Тем временем Артем сунул папиросу в рот, зажег ее и с наслаждением затянулся, выпустив клуб дыма.

— Приятно все же покурить после стольких волнений!

Тишина упала на желто-розовое поле. Толпа замерла. Ни одного звука, ни одного движения! Даже старый вождь широко раскрыл от удивления глаза, следя за тем, как курит Артем.

Артем еще раз затянулся папиросой.

— Чего это они так притихли, Диана? Не видали никогда, как курят?

Понемногу в толпе зашумели. Скифы взволнованно жестикулировали, указывая на юношу возле жертвенника. Должно быть, курение испугало их еще больше, чем собака. Помощницы вещуна давно уже потихоньку сбежали и смешались с толпой: очевидно, они считали, что лучше быть подальше от чужестранца, который не только ничего не боится — даже страшных заклинаний! — но и сам еще творит невиданные и неслыханные чудеса. Да и старик предпочел ретироваться, не привлекать к себе внимание опасных чужестранцев.

Артем бросил докуренную папиросу, затоптал ее и приказал пленным:

— Да идите вы к своим! Представление окончилось!

Он подтолкнул трех отобранных пленных к остальным. Боязливо ступая, не осмеливаясь повернуться к юноше спиной, спасенные пятились к своим. Артем сочувственно покачал головой:

— Как испугались, бедняги!

Он двинулся к товарищам. Диана бежала рядом с ним. И там, где проходил юноша, стихал гул толпы, люди с почтением и страхом смотрели на него, заглядывали ему в рот: не появится ли снова оттуда загадочный дым?..

— Вот какая получилась история, — сказал Артем, приблизившись к товарищам. Он старался казаться спокойным, но это плохо удавалось ему, пережитое напряжение давало себя знать. — Иван Семенович, честное слово, я не мог выдержать… — извиняющимся голосом сказал он.

— Хорошо, хорошо, Артем, — успокаивал его геолог. — Увидим, что будет дальше.

Тут только Артем заметил, что глаза у Лиды влажные. Она плакала?

— Я так волновалась за тебя, Артемушка, — проговорила девушка.

Артем схватил маленькую руку Лиды и взволнованно пожал ее. К ним подошел Дмитрий Борисович.

— Дорогой Артем, — сказал он с чувством, — я горд за вас! Вы настоящий человек! Я… я приветствую вас! — Бородка археолога дрожала.

Артем окончательно смутился. Ну что он такого сделал, все говорят об этом так, словно он совершил подвиг? Иван Семенович не сердится, не ругает его — и это уже хорошо.

— Друзья, внимание? — послышался голос геолога. — Старый вождь что-то говорит про нас.

Действительно, тот отдавал какой-то приказ, указывая рукой на чужестранцев. Затем он властно подозвал к себе вещуна. Старик неохотно приблизился, недовольный и алой. Вождь бросил несколько слов; его собеседник выслушал их со все возрастающим недовольством. Он даже попытался что-то возразить. Но вождь прикрикнул, и вещун покорно склонил голову. Только его маленькие, хитрые глазки так и бегали, а кулаки сжимались в бессильной злобе.

— Какой он противный! — не выдержала Лида.

Артем смотрел не на вещуна. Кривобокий молодой скиф, который встречал старого вождя, не сводил восхищенного взгляда с Лиды. Это не понравилось Артему, и он сердито поглядел на него. Кривобокий заметил это и отвел свой взор от Лиды. От внимания Артема не ускользнуло, с какой злостью взглянул на него скиф.

«Кто он такой? — задумался Артем. — Не из простых, уж очень богато одет. Вон сколько на его платье золотых бляшек. И держится увереннее других. Кажется, он побаивается одного только вождя!»

Тем временем разговор вещуна с вождем закончился. Вещун низко поклонился и отошел. Артем внимательно следил за ним. Проходя мимо кривобокого, он подал ему знак, и тот ответил ему быстрым взглядом.

— О-о, тут что-то не так! — сказал своим Артем. — За ними следует присматривать…

В это время к вождю подошли двое: один — в скромной одежде, с единственным золотым значком на кожаном шлеме, другой — чернявый и безбородый. Держались они спокойно и непринужденно. Старик обратился к молодому скифу с золотым значком на шлеме. Артема поразило, как потеплел суровый голос вождя: он говорил дружественно, даже ласково. Выслушав вождя, молодой скиф поклонился и сказал несколько слов своему безбородому спутнику, после чего оба подошли к пленным. Безбородый спокойно заговорил с ними, как бы стараясь успокоить их.

И тут произошло совершенно неожиданное и важное событие.

— Я… я, кажется мне, кое-что понимаю из его слов… — пробормотал Дмитрий Борисович. Все удивленно оглянулись на него. — Да, да, понимаю! Не все, конечно, но… это же тот самый язык, на каком был написан пергамент!

— Что же он говорит?

— Что пленным прощают их бегство…

— Какое бегство?

— Да не мешайте!.. Прощают им бегство, они могут снова работать, как прежде… Ах, как жалко, что не все понял! Он утешает их… Сейчас, сейчас!.. Это же великолепно, мы сможем теперь объясниться с ними! Он говорит, что…

Но дальше слушать Дмитрию Борисовичу помешал старый вождь, который обратился непосредственно к нашим друзьям. Правда, он ничего не сказал, но сделал такой красноречивый гостеприимный жест, что его нельзя было не понять. Затем вождь шевельнул поводья. Конь тронулся с места.

— Он приглашает нас к себе! — воскликнул Артем.

— И будем держать себя в руках, Артем, понимаете? — выразительно произнес геолог.

— Честное слово, Иван Семенович!..

Конвоируемые всадниками, друзья следовали за вождем.

— А кривобокий-то идет рядом с нами, — заметил Артем. — И все время поглядывает на тебя, Лида. Видишь?

— Вот тот? Спасибо, Артемушка, обрадовал… Какой противный.

— Ты произвела на него впечатление: видишь, глаз не сводит.

А кривобокий молодой скиф не отрываясь смотрел на Лиду да еще и улыбался ей. И улыбка у него была какая-то кривая, словно приклеенная к одной стороне лица!

— Артем! Как ты думаешь, кто он такой?

— И думать не хочу, — ответил юноша.

— Я серьезно, Артемушка.

— И я не менее серьезно.

— Да погоди же ты! Мне кажется, будто он родственник вождя.

— С чего ты это взяла?

— Он похож на него. Только тот симпатичный, а этот омерзительный.

— Это-то уж факт, — с удовольствием подтвердил Артем.

Всадники, окружавшие маленькую группу, держали длинные копья с металлическими изображениями фантастических животных и птиц. Большей частью повторялись изображения львов и пантер, орлов с развернутыми крыльями. Но на большинстве копий восседали пантеры. Одни были спокойные, даже задумчивые, другие пожирали добычу, разрывая ее клыками…

«Это у них вроде знамен», — подумал Артем. Что-то мешало ему спокойно присматриваться. Так порою бывает с человеком: подсознательно он что-нибудь заметит, однако, что именно, он еще точно не знает, не понимает. Но это замеченное мешает, раздражает, как бы настойчиво требует осознать его полностью и до конца. То ли одно какое-то из этих изображений, то ли все они, вместе взятые, но что-то в них раздражало Артема, даже, как это ни странно, напоминало чьи-то знакомые черты. Но что именно, он никак не мог понять…

— Гляди, Артемушка, Диана опять напугала их, — громко рассмеялась Лида.

Действительно, два всадника едва сдержали своих лошадей, которые стали на дыбы, испуганные рычанием Дианы.

Вдруг Артем ударил себя по лбу:

— Иван Семенович! Вот оно что! Я знаю, я понял наконец!

— Что вы знаете?

— Что ты понял, Артемушка?

— Знаю, что означает слово «поскина»! И понял, почему все они так боятся нашей Дианы!

— Почему?

— Потому, что она похожа на их пантер! И слово это означает — пантера.

— Звучит не очень убедительно.

— Да посмотрите вон на те изображения на копьях!

— Ой, действительно! Артемушка, ты молодец!

Артем был прав. Можно было подумать, что неведомые мастера, создатели металлических изображений на копьях, отливая своих пантер, имели в виду именно собаку-боксера. В точности такая же короткая морда, такие же клыки! Вот почему скифы боялись Дианы! Очевидно, она была для них живым воплощением священной пантеры! И поэтому ни один из них даже не осмеливался подойти к собаке, не то чтобы дотронуться до нее или, упаси бог, чем-то прогневить ее.

— Опять же правильно, молодой человек, — согласился Дмитрий Борисович, слушавший беседу Артема с Лидой. — Вы действительно наблюдательны! И все время доказываете нам это — и дома, и в пещере, и здесь… Пантера… пантера… вот интересно! Поскина… Если считать, что это греческое слово, то в переводе оно будет означать: собака и, может быть, что-то, обозначающее пантеру. Гм… И все же непонятно: ведь собаки у скифов были. Почему же такой страх перед нашей Дианой? Правда, она похожа на пантеру… И все же… да, странно!

Археолог, захваченный своими мыслями и сопоставлениями, долго еще бормотал что-то себе под нос, но Артем уже не слушал его. Он сиял от удовольствия. Раскрыта еще одна загадка, все стало на место! Однако все ли?

Тем временем они приблизились к большой кибитке, выделявшейся среди прочих своими размерами. Стояла она на шестиколесном возу в стороне и была украшена металлическим изображением орла с широкими крыльями. Откинутые в стороны кошмы, образовывавшие вход, были выкрашены в красный цвет.

— Должно быть, резиденция вождя, — сказал археолог с интересом. — Так и есть!

Вождь с помощью молодого воина спешился. Перед тем как войти в кибитку, он еще раз широким гостеприимным жестом пригласил чужестранцев следовать за собой. Вслед за ним вошла его свита. Остался лишь молодой кривобокий скиф. Он учтиво склонил голову перед гостями и что-то сказал при этом, искоса взглянув на Лиду; по его лицу пробежала едва заметная усмешка, такая быстрая, что никто, кроме Артема, ее не заметил.

— Не нравится он мне, — сказал юноша.

— Мне тоже, — ответила Лида.

— И все же надо войти. По правде говоря, мне не терпится увидеть своими глазами, что там внутри, — отозвался Дмитрий Борисович. — Подумать только, товарищи, мы познакомимся сейчас с бытом древних скифов! Такое может разве что присниться!

— А вдруг мы, Дмитрий Борисович, и в самом деле спим? — рассмеялся Иван Семенович. — Как иначе объяснить чертовщину, которая происходит с нами?

— Не знаю, — развел руками археолог. — Могу лишь сказать, что так я рад спать сколько угодно, чтобы увидеть здесь как можно больше!

Иван Семенович лукаво посмотрел на Лиду и Артема и безнадежно махнул рукой: разве можно спорить с Дмитрием Борисовичем, когда речь идет о древних скифах?

Они по одному вошли в кибитку.

Это было большое, высокое конусообразное помещение. Свет проникал в него сквозь круглый проем вверху. Пол был устлан толстыми цветными коврами. Вдоль стен на коврах лежали небольшие мягкие подушки. Такие же подушки находились и на двух больших сундуках, обитых широкими бронзовыми полосами и украшенных бляхами.

Вождь уже восседал на подушках. Без золотого шлема он не казался таким уж суровым и недоступным. К тому же он улыбался, а улыбка у него была добрая и хорошая. Около вождя стоял молодой скиф с маленькой кудрявой бородкой. Это был тот самый человек с единственным золотым значком на шлеме, с которым вождь ласково разговаривал при возвращении дружины. Действительно, молодое, энергичное лицо воина с маленькой темной бородкой, ясными глазами и высоким умным лбом невольно вызывало симпатию. Артем взглянул на Лиду: а как она относится к этому человеку? Но Лида даже не смотрела в его сторону.

Ее внимание привлекала укрепленная на жерди посреди шатра небольшая блестящая бронзовая пластина с украшениями. Лида раньше всех поняла назначение этого предмета. Это было зеркало! И Лида, стоя перед ним, уже поправляла свою прическу…

Старый вождь тоже заметил, как девушка приводила себя в порядок перед бронзовым зеркалом. Он засмеялся и бросил несколько слов молодому скифу с бородкой. Лида смутилась и поспешно вернулась к своим.

Старый вождь жестом пригласил гостей сесть на ковер. Они без лишних церемоний воспользовались приглашением — усталость давала себя знать.

— Отдохнем немного, — сказал Иван Семенович, усаживаясь поудобнее. — Но как же мы будем объясняться? Жестами очень неудобно. Дмитрий Борисович, вы бы попробовали на вашем греческом, а?

— Но я почти забыл его…

— А вы попробуйте!

С трудом подбирая слова, археолог медленно произнес первую фразу. И хотя она была, с его точки зрения, страшно неуклюжей, скифы от удивления широко раскрыли глаза. Вождь, наклонившись к археологу, с напряженным вниманием слушал. Дмитрий Борисович повторил фразу. Глаза молодого скифа радостно блеснули.

— Понимают! — воскликнул Артем.

Молодой скиф ответил археологу. Дмитрий Борисович сказал еще что-то — и разговор начался. Был он не очень-то легкий, часто прерывался большими паузами, когда вместо слов, которых Дмитрию Борисовичу явно не хватало, ему приходилось прибегать к помощи жестов, но все же это был настоящий разговор! Через несколько минут археолог, вытирая со лба обильный пот, сообщил:

— Старого вождя зовут Сколот. Этого приятного молодого человека — Варкан. И обоим им мы пришлись по душе…

Услышав свои имена, оба скифа одобрительно закивали головами. Затем вождь хлопнул в ладоши. Слуги внесли большую бронзовую чашу и несколько чаш поменьше. Вождь торжественно указал на еду.

— Приглашает пить и есть, — сказал Дмитрий Борисович. — Интересно, чем они нас угостят?

— Наверно, чем-то вроде вина! — сказал Артем. — Чем же еще можно потчевать гостей?

И снова юноша оказался прав. В чаше был хмельной напиток, сладковатый и густой, крепкий, хотя и не обычного красного или золотистого цвета, а как бы разбавленный сливками.

Дмитрий Борисович пил этот напиток по капельке, смакуя и пытаясь угадать его происхождение. Иван Семенович уверенно сказал:

— Несомненно одно: вино не виноградное.

— А кто же в этом сомневается? — оживленно откликнулся Артем. — Где же это видано, чтобы виноградное вино было молочного цвета?

— Я думаю… думаю, что это… Да, безусловно, иначе быть не может! Это и есть та самая оксюгала… — сказал археолог.

— Что?

— Оксюгала. Ах, как неприятно иметь дело с молодежью, которая не имеет ни малейшего представления об элементарных исторических и археологических источниках! Ну как вам не стыдно?

— Простите, Дмитрий Борисович, — с заговорщицким видом взглянув на Лиду, произнес Артем.

— Я говорю — оксюгала, о которой еще упоминали древние историки. Ведь Гомер и Гесиод считали, что, кроме мяса, обычной пищей древних были молоко и молочные продукты. Поэтому скифов и называли молокоедами, доярами кобыл.

— Очень поэтично, не так ли? — шепнул Артем Лиде, которая едва не прыснула со смеха.

Но увлеченный Дмитрий Борисович, не замечая ничего, продолжал:

— И я считаю, что это и есть та самая оксюгала, то бишь специально обработанный и подслащенный кумыс. Скифы-кочевники владели громадными табунами лошадей. Да мы и здесь видели табуны не меньше. Древние скифы ели конское мясо и пили кобылье молоко. Делали из молока иппаку — сыр. И опять же из молока готовили свои напитки, например, оксюгалу, которую мы, очевидно, и пьем сейчас. Ну, конечно, одними лошадьми скифское скотоводство не ограничивалось, — добавил он. — Были у скифов и волы, кстати сказать — безрогие…

— Комолые, — с удовольствием вставил Артем, которому очень хотелось показать свою осведомленность.

— Да, да, именно комолые: рога у них не росли из-за холодов, писали греческие историки. Так вот, были у них и овцы, и свиньи, и козы. Заметьте, были у скифов также и собаки, и немало, а вот почему-то наши хозяева страшно боятся симпатичной Дианы. Может быть, собаки давно уже вымерли в этой пещере? Не знаю, не знаю… — Дмитрий Борисович снова отпил глоток оксюгалы.

Артем откашлялся и спросил:

— А что это за слово вы произнесли раньше, в самом начале, Дмитрий Борисович, — «энарей», когда говорили о старом вещуне в женской одежде?

— О, это страшно интересно, Артем! Видите ли, жрецами у скифов были не мужчины, а женщины…

— Как женщины? — удивленно переспросила Лида, а Артем даже в изумлении отставил чашку.

— Представьте себе, друзья мои! Геродот, например, говорил, что если среди жрецов и были мужчины, то ими оказывались лишь энарей, женоподобные субъекты, одетые к тому же и в женскую одежду.

— Ну, уж женоподобностью наш старый вещун никак не отличается: худой, с огромной седой бородои, разве что одет он как женщина, — возразил Иван Семенович.

— Трудно сказать, дорогой мой! Кто знает, может быть, когда-то раньше, в молодости, что ли, наш вещун и был весьма женоподобным. Кроме того, вспомните тех его помощниц, которые хотели схватить пленных. Разве это были не женщины?..

— Да-а, — неуверенно протянул Артем. — Хотя эти женщины и могли бы справиться с любым из мужчин… Да что у них, у скифов, матриархат был, что ли?

— Вполне возможно, друг мой, — задумчиво ответил Дмитрий Борисович. — Видите ли, ближайшими соседями скифов в этих местах были племена савроматов, или сарматов, известных своим крайним матриархатом, то есть женщины в их племени занимали чуть ли не ведущую роль. И это, конечно, не могло не сказаться на отношении к женщинам у скифов. А на Востоке, например в Средней Азии, в скифскую эпоху у их родственников — саков и массагетов — были даже царицы-полководцы…

— Даже так? — окончательно изумилась Лида.

— Ну конечно, — уверенно ответил Дмитрий Борисович. — Например, Зарина, разбившая персидского царя Кира и напоившая его отрубленную голову кровью персов… Таким образом, скифские женщины и ловко скакали на лошадях и участвовали в походах не хуже, а может быть, даже и лучше мужчин. Ведь об этом говорят, кстати, погребения скифских и савроматских амазонок с оружием, открытые в курганах. Я думаю, что обычай скифов делать жрецами именно женщин и берет свое начало от тех времен. И наш старый вещун как раз и является энареем, женоподобным мужчиной. Женоподобие-то его стерлось со временем, с годами, а женскую одежду он носит по-прежнему. Ну, об этом мы, наверное, как-нибудь еще узнаем… А оксюгала, Иван Семенович, ей-богу, выше всяких похвал, не так ли? — закончил свою импровизированную лекцию археолог.

— Что ж, мне скифская оксюгала нравится, — вытер губы ладонью Иван Семенович. — Только, товарищи, прошу не налегать на нее: не известно, пьянит ли она?

Со двора послышались голоса — озабоченные, тревожные. Вождь поднял голову. Молодой скиф Варкан быстро вышел из шатра и, сразу же вернувшись, что-то доложил нахмурившемуся вождю. Дмитрий Борисович тихо шепнул друзьям:

— Варкан говорит, будто вещун задумал что-то недоброе, — объяснил он. — Опять вопит свои заклинания, настраивает скифов против нас. Варкак пойдет послушать. Сколот просит нас не беспокоиться.

Друзья переглянулись. Эта новость не обещала ничего хорошего. Варкан надел свой боевой шлем и вышел. Артем, улучив минуту, когда в его сторону никто не смотрел, тоже выскользнул из шатра вслед за Варканом.

 

Глава седьмая

Угрозы старого энарея. — Первый гром. — Вещун требует. — Подземная гроза. — В кольце дротиков. — Заклинания у черной кибитки. — Чего хочет кривобокий? — Новое появление Баркана.

Варкан вскочил на коня, который был привязан возле шатра, и, сопровождаемый несколькими всадниками, ускакал прочь.

Глядя ему вслед, Артем подумал: «Должно быть, старый мошенник задумал что-то серьезное. Иначе Варкан не спешил бы так. И все это касается нас… Однако что же мне делать?»

Решение пришло сразу: надо дознаться, что затеял вещун. Гм… Варкан поскакала том направлении, откуда их привели сюда. Это было ясно, Артем всегда хорошо ориентировался даже в малознакомой местности.

«Значит, — решил он, — пойду туда и я. Разумеется, на коне было бы значительно быстрее и удобнее, но ничего не поделаешь, отправимся пешком… Однако как быстро наступил вечер…»

Из-за леса выплывала большая черная туча. Она тяжело продвигалась, медленно обкладывая и без того низкий горизонт. Постепенно она закрыла почти все небо. Желтовато-красный цвет растений приобрел какой-то фиолетовый оттенок. Все казалось странным, нереальным, каким-то искусственным в этом загадочном свете… Откуда-то сверху донесся глухой грозный рокот. Что это? Гроза?.. Гром?.. Но разве может быть гроза под землей?

Артем ускорил шаг. Он пришел к выводу, что нет смысла тратить время на рассуждения: ведь он с друзьями успел увидеть и услышать в продолжение одного дня столько умопомрачительных и неимоверных вещей, что приходилось воспринимать их такими, какие они есть. Все равно никак их не объяснить даже с помощью Ивана Семеновича и Дмитрия Борисовича. Следовательно, надо думать только о том, что непосредственно касается их сейчас.

Итак, что же задумал старый вещун? В какой мере это грозит друзьям? Артем думал об этом, и перед его глазами вставало сухое злое лицо, пронзительные холодные глаза вещуна. Да, это воистину было обличье хищника, который, ни минуты не колеблясь, способен уничтожить всякого, кто станет на его пути. «Не они ли это?» — вдруг подумал Артем и остановился.

За поворотом он увидел большую шумную толпу. Впереди нее крутилось несколько всадников. Они постепенно отступали от толпы. Всадники как будто пытались остановить пеших, они натягивали поводья коней, направляя их грудью против толпы, но раздраженные чем-то скифы упорно отталкивали их и шаг за шагом двигались вперед. Вот испуганные кони взвились на дыбы. Один из всадников едва удержался на лошади.

«Да не Варкан ли это с его воинами?» — снова подумал Артем.

Всадники отступали. Между ними и толпой метался вещун, воздев к нему руки со сжатыми кулаками. Он что-то яростно вопил своим неприятным хриплым голосом и предостерегающе показывал на большую черную тучу, которая ползла чуть ли не над самыми головами людей.

«Пугает их, — подумал Артем. — Вот старый плут!»

Один из всадников, в котором Артем узнал Варкана, направил своего коня прямо на вещуна. Но остальные воины нерешительно теснились позади. Ободренный этим, вещун обратился с призывом к толпе, и она в ярости бросилась на Варкана. Быстрым движением всадник натянул поводья, конь стал на дыбы и, гарцуя, вынес молодого скифа из разъяренной толпы. Не останавливаясь, Варкан крикнул своим товарищам несколько слов, и все умчались к кибитке Сколота.

Толпа бросилась вслед за всадниками. Впереди бежал вещун, сопровождаемый своими помощницами.

— Э, такое дело мне уже не нравится, — пробормотал Артем. — Если они заметят меня, мне не поздоровится… а спрятаться некуда…

Да, положение становилось опасным, к тому же из ближайших кибиток выбегали новые группы скифов и присоединялись к толпе. В этот момент всадники поравнялись с Артемом.

— Варкан! — крикнул он изо всех сил. — Спасай!

Молодой скиф увидел юношу. С его губ сорвался возглас удивления. На всем скаку он осадил коня, протянул Артему руку и помог ему вскочить на коня позади себя. А еще через несколько секунд Варкан уже снова мчался галопом, догоняя других воинов. Артем оглянулся: огромная толпа мчалась вслед за ними.

У жилища Сколота всадники остановились. Артем соскочил с коня и вбежал в кибитку. У него не оставалось сомнения — старый вещун подстрекает скифов против них, чужестранцев. Нужно немедленно что-то придумать, как-то защищаться… Надо… Но что именно надо, Артем не знал. Увидев пытливые, встревоженные лица друзей, он закричал:

— Сюда движется огромная толпа во главе с вещуном! Сейчас они будут здесь! Они явно настроены против нас…

Юноша заметил, как побледнела Лида, и понял, как дорога ему эта девушка и как он готов на все, чтобы спасти ее.

— А чего они хотят? — спросил Иван Семенович.

— Не знаю… Они напали на Варкана. А теперь идут сюда, полные ярости…

Тем временем Варкан вошел в шатер и докладывал Сколоту о результатах своей вылазки. Лицо вождя помрачнело.

— О чем это? — спросил Иван Семенович археолога.

— Не понимаю… Сейчас он, видимо, говорит по-скифски.

Неожиданно перебив Варкана, Сколот взял с ковра свой шлем. Рука его легла на золотую рукоятку короткого меча. Но он не поднялся, а лишь указал Варкану рукой на гостей.

Варкан обратился к Дмитрию Борисовичу по-гречески. Археолог внимательно слушал его, озабоченно пощипывая бородку.

— Ну, что же он сказал? — нетерпеливо спросил Иван Семенович.

— Вещун подбивает скифов, чтобы те потребовали у Сколота нашей выдачи. И они идут сюда. Вещун угрожает скифам небесной карой, пугает их грозой, которая уже надвигается, молниями… и камнями, которые будут падать с неба и поражать людей за нарушение воли богов. Говорит, что умилостивить богов можно, только принеся нас в жертву…

Артем понял ловкий ход вещуна: старик использовал приближение грозы, которая, по-видимому, была здесь редким явлением.

— И в самом деле, Иван Семенович, — сказал он, — я сам видел: надвигается гроза. Все небо обложили тучи. Вот старый хитрец и пользуется этим, чтобы напугать скифов.

Иван Семенович погрузился в задумчивость. Заговорил археолог:

— Странно, судя по историческим источникам, скифы не боялись грозы… В чем же дело?.. — Дмитрии Борисович развел руками.

Иван Семенович заметил:

— Вероятно, эти имели случай убедиться в том, что с неба могут падать камни. Вот они и боятся грозы.

Лида удивленно посмотрела на геолога.

— Разве во время грозы могут падать камни?

— Здесь всякое может случиться. Электрические разряды могут свалить сверху целые глыбы. Разве вы забыли, что мы с вами находимся на большой глубине под землей, в гигантской пещере?..

И как невероятно это ни звучало, тем не менее было правдой! Иван Семенович ни на минуту не забывал о том, что мир, в который они попали, заключен в огромной пещере, где решительно все необъяснимо с обычной точки зрения, начиная от фантастической желтовато-розовой растительности и кончая этой грозой с камнями.

Диана, спокойно лежавшая на ковре, неожиданно вскочила и, подбежав к выходу, грозно зарычала. Снаружи донеслись громкие крики.

Сколот помрачнел. Он медленно поднялся, положив руку на золотую рукоять меча, и вышел из кибитки. Вслед за ним вышел и Варкан, бросив на чужестранцев полный сочувствия взгляд; он как бы призывал их не волноваться и сохранять спокойствие. Иван Семенович ответил ему выразительным взмахом руки: мол, с нами все в порядке! А затем обратился к товарищам:

— Ну что ж, пойдем и мы. Тут делать нечего, друзья!

Сжатые скулы и сдвинутые брови Ивана Семеновича говорили о том, что он приготовился к самому страшному. Дмитрий Борисович решительно зажал в руке свою кирку. На бледном лице Лиды горели зеленоватые глаза, она прикусила губу.

— Не бойся, Лида… — начал было Артем.

— Не надо, Артем! — оборвала его девушка. — Я готова ко всему… Пошли! — Голос ее дрожал, но она держалась твердо и мужественно.

Толпа на минуту затихла, когда из красной кибитки вышел Сколот, сопровождаемый стражей. Умолк даже вещун; он пытливо вглядывался в помрачневшее лицо Сколота, надеясь обнаружить в нем признаки нерешительности, слабости, которую можно будет использовать в своих интересах. Однако его надежда не оправдалась. Лицо вождя выражало уверенность и силу. Вещун сжал от досады кулаки.

Гул голосов возобновился, когда из шатра показались чужестранцы. Раздражение, злоба, ненависть чувствовались в возгласах толпы, возбужденной словами и выкриками вещуна и его помощников. Скифы начали приближаться к красной кибитке.

Вдруг вождь сделал шаг вперед и что-то выкрикнул. Толпа снова затихла. Передние ряды даже немного подались назад, напуганные суровым, гневным выражением лица вождя.

— Однако наш Сколот пользуется авторитетом, — шепнул Артем Лиде.

— Хорошо бы… — пробормотала девушка рассеянно. Ее внимание привлекла фигура кривобокого скифа, который вертелся возле путешественников. Лицо его было напряжено, хитрые глазки сощурились, он весь наклонился вперед, опустив чуть ли не до земли свою левую руку, которая была значительно длиннее правой. Лида тихонько указала на него Артему.

— Откуда он взялся? И что ему надо?

— Он точно вестник беды, — ответил юноша.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Как только появится, обязательно жди чего-то плохого.

— Уж не заразился ли ты суеверием? — усмехнулась Лида.

— Я говорю совершенно серьезно. Ах, с каким бы удовольствием я дал бы ему…

— Ой, Артемушка!

Вновь послышался голос Сколота. Вождь как бы увещевал толпу. Вдруг прогромыхал далекий гром. Тревожная волна прокатилась по толпе, выплеснув вперед старого вещуна. Настал его долгожданный час!..

Устремив свой взор на низко нависшую тучу, вещун с воздетыми руками медленно шел на Сколота. Старый вождь не отступил ни на шаг. Он стоял неподвижно, лишь рука крепче сжимала рукоятку меча.

Лида заметила, как радостно блеснули глаза кривобокого. Но они тут же погасли: этот человек словно обладал способностью чувствовать чужой взгляд! Он посмотрел на чужестранцев и тут же отвернулся, прикидываясь безразличным ко всему происходящему. «Отвратительное, какое-то мерзкое существо, — невольно подумала Лида. — Как паук!..» Все это представлялось ей непонятным, странным: откуда у нее такое чувство? Ведь у девушки, по сути, не было никаких оснований относиться с предубеждением к этому человеку, который не сделал ей ничего плохого, даже наоборот, поглядывал на нее время от времени вполне доброжелательно и с интересом. Откуда это? Ладно, а почему же точно такое ощущение возникало и у Артема?.. Нет, здесь действительно было что-то не так. Ведь оба они, и Артем и Лида, подсознательно видели в молодом кривобоком скифе врага, коварного и хитрого…

Не опуская рук, старый вещун начал говорить. Его голос звучал угрожающе, он как будто чего-то требовал, указывая на огромную черную тучу, нависшую над головами скифов. Он остановился, сделал паузу, как опытный оратор и актер. И в этой тишине снова прогремели раскаты грома — теперь уже ближе, сильнее. Вещун словно только этого и ждал. Он закричал вдруг истошным голосом, повернулся к толпе скифов и обращался уже непосредственно к ней, а не к вождю. Нестройные, одобрительные возгласы были ему ответом.

Старик выразительно показал рукой на чужеземцев, как бы требуя взять их у Сколота и отдать толпе скифов. Затем он не менее выразительно указал на нависшую над ними тучу. Руки его быстро двигались, он словно бы ломал что-то невидимое, сокрушая какую-то преграду, и на каждое его движение возбужденная, наэлектризованная толпа отвечала новыми яростными выкриками.

Сколот все так же отрицательно покачал головой. Он протянул руки по направлению к чужеземцам, будто защищая их от чего-то. Но вещун тут же сделал еще шаг вперед и неистово прокричал длинное заклятие. Успел ли он закончить его или вдруг оборвал, выбрав подходящий момент, — этого понять было нельзя. Но последние слова заклятия прозвучали уже под ослепительной вспышкой молнии, прорезавшей темные сумерки. Толпа сразу же замерла.

Эту неестественную, страшную тишину вдруг нарушил оглушительный раскат грома. Он катился с одного края небосвода до другого, он заполнял собою все…

Артем видел растерянные, испуганные лица скифов, стоявших ближе к нему. Он видел, как дрожали от страха седые старики, окончательно перепуганные молнией, громом и заклятиями вещуна. Не хватало, пожалуй, только падающего с неба каменного дождя, о котором говорил Варкан. Да и в самом деле, разве не могли от такого грохота сорваться со сводов огромной пещеры каменные глыбы? Невольно Артем взглянул вверх. Тучи клубились чуть ли не над самой его головой. Да, старый вещун выбрал действительно подходящий момент, чтобы захватить в свои руки чужеземцев, используя и грозу, и молнии, и гром, которых, очевидно, не случайно боялись скифы…

А вещун продолжал колдовать. Он широко раскинул руки, точно огромная хищная птица крылья, и двинулся к чужестранцам. Он шел, не замечая ни Сколота, ни его воинов, и за ним валила злобная толпа. Это было так страшно, что Лида вздрогнула и схватила Артема за руку.

Сколот, все время державший ладонь на рукояти меча, сделал резкое движение и даже успел наполовину вытащить его из ножен. Но к нему бросились Варкан и другие воины из свиты. Они указывали вождю на обезумевшую толпу, убеждали его, сдерживали. А кривобокий молодой, скиф смотрел на все это с холодным любопытством, словно перед ним разыгрывалось интересное зрелище.

— Защищаться, товарищи! — отчаянно крикнул Дмитрий Борисович, замахиваясь киркой на подступавших уже почти вплотную скифов. Но защищаться было невозможно. Десятки рук вцепились в кирки, единственное оружие путешественников, и вырвали их. Артем почувствовал, как его толкнули в самую гущу толпы. И тогда он сделал то единственное, что мог еще сделать, на что вдохновила его смертельная опасность.

— Диана, ко мне! — крикнул он собаке, извиваясь как вьюн в руках схвативших его двух дюжих скифов.

С яростным рычанием собака бросилась на зов Артема. Всем своим телом она упала на двух ближайших к юноше скифов и сбила их с ног. Еще мгновение — и Диана впилась острыми зубами в руку скифа, который держал Артема. Со всех сторон неслись испуганные возгласы:

— Поскина… Поскина!.. Поскина!..

Вокруг юноши образовалось свободное место. Он стал как бы центром заколдоваиного круга, который скифы не осмеливались переступить, так как там хозяйничала страшная собака, поскина, священное для них существо. Диана нагнала на скифов такой страх, что никто даже не осмеливался обороняться. Укушенный попросту бежал, а его соседи отступали, толкая друг друга.

— Хорошо, — радостно произнес Артем. — Хорошо! Теперь будем пробиваться к нашим. Диана, милая моя поскиночка, выручай!

Но собака и без того рвалась к своим друзьям. Как умный, смелый боец, она то пугала скифов своими крепкими клыками, то бросалась вперед, прокладывая себе дорогу, то прыгала назад, помогая Артему не отставать от нее, отбивая неожиданвую попытку кого-то на вещунов, которые, как ей казалось, хотела напасть на нее. Но никто из скифов и не думал сопротивляться — священный страх перед поскиной был сильнее всего! Кое-кто иа них просто убегал из толпы к своим кибиткам: лучше, мол, держаться подальше от страшной ожившей пантеры! И вместо веех прежних выкриков теперь звучало только одно:

— Поскина! Поскина!

— Диана! — раздался радостный голос Лиды.

— Мы тут, тут уже, Лида! — откликнулся Артем. Наконец-то друзья снова были вместе. Они стояли иод защитой собаки. Но надолго ли эта отсрочка? Вокруг них плотной стеной сомкнулась толпа возбужденных скифов, вооруженных луками, стрелами, копьями, мечами. Приблизиться к чужестранцам им не давала страшная пантера. Однако почему они не применяют оружие? Что мешает им в одно мгновение свалить чужестранцев стрелами?..

Как бы угадав, в чем дело, Дмитрий Борисович проговорил:

— Вероятно, старый вещун приказал захватить нас живыми.

Иван Семенович кивнул головой: очевидно, это так. И тут же принял решение, которое невольно подсказал ему археолог.

— Друзья, — сказал он тоном, не допускавшим возражений. — Сопротивление бессмысленно. Надо смириться. Вещун действительно может переменить свои намерения. А достаточно одного его слова — и скифы применят оружие. Тогда уже и Диана нам не поможет.

— Смириться?

— Не спорьте, Артем. Я уверен, что вещун не собирается нас убивать, по крайней мере сейчас. У него какие-то свои планы. В противном случае мы бы уже давно покончили все счеты с жизнью.

Артем вынужден был согласиться с Иваном Семеновичем.

— Так вот, мы должны использовать передышку. Посмотрим, что будет дальше. Итак, никакого сопротивления. Особенно это касается вас, Артем, хотя и Дмитрию Борисовичу полезно об этом напомнить. Выдержка и спокойствие!

Еще раз прогремел гром. Но на этот раз он был слабее. Скифы окружили чужестранцев тесным кольцом. Диана настороженно озиралась, готовая к новой схватке с врагами.

— Хорошо, — тихо прошептала Лида, — мы не окажем никакого сопротивления. Но что же будет дальше?

Словно отвечая ей, заговорил вещун. Хриплый и властный голос его был хорошо слышен, но сам вещун не показывался из толпы.

— Спокойствие, друзья! — еще раз напомнил Иван Семенович.

Кольцо замкнулось. Скифы, стоявшие впереди, выставили копья. Диана ощетинилась, но копья остановили и ее. Скифы наступали… Острия уже касались путешественников.

— Стало быть, подчиняемся, — повторил геолог. — Пошли! — Он подозвал к себе Диану и взял ее за ошейник.

Спустя минуту друзья шли в центре большого кольца скифов. Копья уже не касались их, так как скифы поняли, что чужестранцы не оказывают сопротивления. Диана утихомирилась, видя, что Иван Семенович и все остальные идут спокойно.

— Однако Сколот не сдержал своего слова, — с горечью сказал Артем. — Ведь он торжественно заявил, что мы находимся под его защитой.

— А что же ему оставалось делать? — ответила Лида. — Обстоятельства оказались сильнее его.

— Все равно Сколот обязан был до конца защищать нас, — настаивал на своем Артем.

— И ничего бы не вышло. Только напрасно пролилась бы кровь, — возразила девушка. — Разве ты не заметил, что даже Варкан уговаривал Сколота не оказывать сопротивления?

Юноша умолк: стоит ли спорить, если этим уже ничего не изменишь…

— Только одно для меня все еще неясно… — продолжала Лида.

— Вот как, только одно! — усмехнулся Артем.

— Артем! — прикрикнул на него Иван Семенович.

А Лида продолжала, словно и не слышала язвительной реплики юноши:

— Что собою представляет этот кривобокий и какова его роль в этой истории? Вот что я хотела бы знать…

Они возвращались по дороге, какой шли раньше к шатру Сколота. Мимо них на коне с богатой сбруей ехал вещун. Он с холодной злобой глядел на пленных чужеземцев, и его взгляд не предвещал ничего хорошего. Да, теперь они в полной власти у этого человека…

На бугре друзья увидели небольшую группу людей. Должно быть, это были те же самые пленные, которых сегодня приводили к жертвеннику.

За холмами, за лесом и далеко за полем поднимались отвесные скалистые горы. Вся местность была окружена ими. Горы, казалось, поднимались выше туч. Теперь пейзаж был совсем обычным, земным, так как в сумерках стала незаметной странная желто-розовая окраска растительности. Горы, горы, всюду горы… Впрочем, разве можно называть их так? Это же стены гигантской пещеры, в которой очутились путешественники, пещеры, где живут скифы… «Как они попали сюда, эти скифы? — думал Артем. — И как дожили до наших дней? А над ними, над полем, над возами и кибитками — каменный потолок пещеры, скрытый от глаз плотными тучами… Странно… Никогда бы не поверил, если бы не попал сюда!..»

Процессия приблизилась к кибиткам, украшенным причудливыми рисунками пантер, львов, оленей. Все это было нарисовано грубыми мазками на войлоке кибиток в страшном беспорядке, чуть ли не рисунок на рисунке.

— Очевидно, эти изображения имеют религиозное назначение, — заметил археолог.

Скифы остановились. Около большой кибитки их ждал вещун, стоявший в торжественной позе. Теперь на нем поверх льняного женского платья был длинный красный плащ, украшенный такими же рисунками, что и стены жилища.

— Старый мошенник дает нам понять, какая он важная птица, — пробормотал Артем.

— Тише, Артем. Не забывайте, что сейчас мы в его руках, — заметил Иван Семенович. — Я же просил вас быть сдержаннее…

Вещун пробормотал отрывистое заклинание, затем указал на кибитку и на чужеземцев. Ближайшие от него скифы сразу же отступили на несколько шагов назад, будто опасаясь, что это заклятие может коснуться их. На лицах скифов отразился страх. Действительно, хитрый вещун держал в своих руках этих бедных перепуганных людей!

Вещун умолк. Не глядя та чужеземдеь, он отошел в сторону. Вместо него приблизились подручные. Держа наготове кинжалы, они указывали на вход в кибитку.

— Войдем, — сказал Дмитрий Борисович. — Тут перевода не требуется. Не так ли, Иван Семенович?

— Выбирать не приходится, — ответил тот.

И он первый вошел в кибитку, отбросив кошму, заменявшую двери. Лида выглядела неважно. Девушка очень устала, и больше всего на свете ей хотелось спать. Она лелеяла надежду, что, может быть, хоть сейчас им дадут поесть и попить.

Она вошла и подумала: надо опустить кошму, быть может, эти люди поймут, как измучили чужеземцев. Взявшись рукой за кошму, девушка бросила взгляд за проем кибитки. И то, что она увидела, заставило ее эабыть об усталости: рядом с вещуном стоял кривобокий и о чем-то шептался, поглядывая на шатер. Кривобокий, как догададась Лида, требовал кого-то из шатра, а его собеседник не соглашался с ним.

Лида почувствовала, как у нее тревожно забилось сердце. Она не знала, чего именно требует кривобокий, но очень хорошо поняла: все это не к добру…

Кривобокий продолжал настаивать на своем. Повидимому, он сумел привести убедительные доводы, так как в конце концов вещун сдался и кивнул годовой в знак согласия… Лицо кривобокого искривилось в довольной усмешке. Он еще раз вопросительно посмотрел на вещуна. Тот снова утвердительно кивнул головой.

И тогда кривобокий быстро отошел к своему шатру. Глаза eго сверкали, язык высовывался от удовольствия. Взгляд был до того выразителен, что Лида содрогнулась. Ей показалось, что глаза кривобокого остановились на ней. Девушка отпярнула от проема, едва удержавшись на ногах. Больше она ничето не увидела. Толпа сдвинулась, закрыв собой вещуна и кривобокого.

— Лида, что вы там застряли? — услышала она голос Ивана Семеновича. — Идите-ка сюда. Есть интересные новости.

Быстро обернувшись, Лида застыла от удивления. Нет, этого она уже никак не ожидала!

Ее товарищи, уже усевшись на коврах, разговаривали с… Варканом, невесть откуда появившимся в кибитке. Молодой скиф полулежал у дальнего края так, что вся его фигура была покрыта войлоком. Видноо было только его голову в шлеме.

— Варкан! — удивленно произнесла девушка, широко открыв глаза. И вдруг покраснела, увидев, как молодой скиф, услышав свое имя, дружелюбно улыбается ей.

 

Глава восьмая

Собственность богов. — Скифская кухня. — Сколот и Дорбатай. — Кое-что из древней истории. — Дорбатай предъявляет ультиматум. — Вот, оказывается, кто Гартак! — Предположения Ивана Семеновича.

— Идите же сюда, Лида! Или вы испугались Варкана? — засмеялся Иван Семенович.

— Но… как он очутился здесь? — смущенно спросила девушка.

— Все это сейчас нам объяснит Дмитрий Борисович. К сожалению, он, как вы знаете, единственный среди нас, кто может объясниться с Варканом. Дмитрий Борисович, мы ждем!

В полутемной кибитке, куда сумеречный свет проникал лишь сквозь круглое отверстие вверху, завязалась беседа. Переводчиком служил Дмитрий Борисович. Артему было поручено следить за входом в кибитку. Это было сделано по настоянию Варкана. Он лежал на полу, почти целиком укрытый войлоком. В случае тревоги он мог накрыть и голову и таким образом остаться незамеченным, если бы кто-то вошел внутрь.

Варкан тихо и быстро рассказывал. Изредка Дмитрий Борисович останавливал его и просил повторить или объяснить то, что ему не сразу удавалось понять. Каждые две-три минуты Дмитрий Борисович переводил товарищам очередную часть рассказа Варкана. Потом снова слушал его — и снова переводил.

— Сколот, видите ли, тогда ничего не мог поделать, — переводил Дмитрий Борисович. — Вещуну, как мы и сами поняли, удалось воспользоваться приближением грозы. Он запугал людей тем, что боги будут швырять в них из-за туч камни. Здесь порою случается такое…

— Вполне понятно, — заметил геолог.

— Поэтому скифы стали требовать, чтобы Сколот отдал нас ему. В довершение ко всему прогрохотал гром. Сколот вынужден был уступить, чтобы избежать междоусобицы. И вот теперь мы в руках вещуна… Он наложил на нас заклятие, и никто, кроме него и помощников, не смеет приближаться к нам… Своеобразное табу… Мы сейчас собственность богов. А поскольку мы с вами весьма не по душе старому вещуну, то нас, простите за выражение, могут отдать в жертву этим самым богам…

— Этого не может быть! — вскочил с места возмущенный Артем.

— Я тоже так считаю. Но подобную возможность все же следует учитывать. Варкан говорит, что вещун — хитрый и коварный человек. Однако из этого следует, что он может использовать нас в своих интересах. Скифы, видите ли, считают, что мы тоже колдуны и чародеи. Особенно они подозревают в этом Артема.

— О-о, я такой, я могу! — сделав страшное лицо, прогудел юноша.

— Да, Артем, Варкан говорит, что вы произвели на скифов весьма сильное впечатление. А тут еще Диана, наша поскина… Одним словом, Варкан считает, что игра только начинается. Нужно, чтобы простые скифы успокоились. И для нас главное состоит в том, чтобы выгадать время… Ага, вот еще о чем надо спросить!

Дмитрий Борисович обратился к Варкану, старательно подбирая слова. Впрочем, заметно было, что теперь ему стало уже значительно легче разговаривать. Варкан внимательно слушал его, склонив голову.

— И еще спросите, Дмитрий Борисович, кто тот кривобокий, который все время поглядывает на Лиду, — попросил Артем.

— Хорошо.

Выслушав археолога, Варкан заговорил. Видимо, он рассказывал о весьма сложных вещах, так как Дмитрию Борисовичу приходилось то и дело переспрашивать.

Неожиданно Артем громко кашлянул, что, как и было условлено, являлось сигналом тревоги. Варкан тут же исчез под войлоком.

Двое крепкого телосложения скифов, вооруженных кинжалами, вошли в кибитку. Они внесли деревянные блюда с большими кусками вареного мяса. Поверх лежал хлеб. Вслед за этими вошел третий скиф — с глиняным кувшином. Молча поставив все это на пол, они удалились.

Варкан сбросил войлок с головы. Улыбаясь, он произнес несколько слов. И эти слова взволновали археолога. Он отрицательно покачал головой, решительно поправил очки и заговорил:

— Дело в том, товарищи… Между прочим, Артем, Варкан просит вас не забывать о своих обязанностях часового! Так вот, дело в том, что кривобокий, который интересует нас, — родной сын Сколота!

— Что? — удивились друзья.

— Да, сын Сколота, и зовут его Гартак. Он родился калекой и не мог стать ни охотником, ни воином, как все скифы знатного происхождения. Гартак побаивается, что после смерти Сколота ему не придется стать вождем, так как скифы ценят в своих предводителях отвагу и физическую силу. Да и сам Сколот не любит Гартака главным образом потому, что тот сблизился с Дорбатаем, этим старым жрецом-энареем…

— Оба одним миром мазаны, — заметил Артем.

— А между Сколотом и Дорбатаем старая вражда. Они братья по отцу, но судьба у них очень различная. Сколот по праву, как старший, унаследовал власть вождя скифов. А Дорбатай никак не мог с этим смириться. Помните, Иван Семенович, я говорил вам еще тогда, когда мы пили оксюгалу, что Дорбатай в свое время, в молодости, мог быть весьма женоподобным?.. Оказывается, он был очень красивым…

— Эта уродливая старая бестия! — возмутился Артем.

— Что ж, старость не красит, — усмехнулся археолог. — Дорбатай в юности был, как говорит Варкан, красивый и, пожалуй, даже слишком женоподобный. Вот это и привело его к тому, что он решил стать энареем, верховным жрецом скифов. Вероятнее всего, потому, что надеялся противопоставить себя наследственному вождю Сколоту… И это у него получилось, хотя, скажем прямо, для скифских племен такое противопоставление, как говорят источники, было, ну, ненормальным, что ли.

— Почему?

— О, это сложная история! В отличие от Древнего Египта, скажем, у скифов, где государство только зарождалось, власть вождя всегда была сильнее, чем власть жрецов. Скифские вожди стремились использовать для своих целей ту первобытную религию, которая была у них. Однако Дорбатай оказался хитрее Сколота. Он ведь жаждал, так сказать, не духовной, а светской власти. И постепенно прибрал к рукам всех остальных жрецов. Вначале он был обычным энареем, его отличало от женщин-жриц только то, что Дорбатай являлся братом вождя. Поэтому, одевшись в женскую одежду и став жрецом-энареем, он подчинил себе остальных жрецов. Хитрый и ловкий, Дорбатай понемногу приобрел немалую власть над легковерными скифами…

— В чем мы уже успели убедиться!

— Он завел себе втайне от Сколота помощников, подбирая в жрецы крепких и сильных молодых мужчин, хотя и женоподобных, то есть энареев… Впрочем, есть у него приверженцы и среди воинов-скифов. И теперь между двумя группировками, Сколота и Дорбатая, разгорелась жестокая вражда. Самое главное в том, что знатные и богатые скифы тоже включились в эту вражду, и между ними идет борьба за власть. Вот то, что я успел понять из объяснений Варкана. А какая из этих двух группировок лучше — мне неизвестно. Пока что нас захватила партия, поддерживающая Дорбатая, с помощью легковерной скифской бедноты, которая страшно боится грозы. Я думаю, что такие грозы в пещере, где мы находимся, действительно могут своими электрическими разрядами причинять основательный вред скифам… Знаете, камни, падающие с неба, и прочее… Вот мы и оказались жертвой религиозных предрассудков.

— М-да… Действительно, довольно сложная ситуация, — задумчиво произнес Иван Семенович.

— А почему же тогда Сколот защищал нас от Дорбатая? — спросила Лида, которой Сколот казался гораздо симпатичнее брата.

Дмитрий Борисович пожал плечами:

— Я думаю, что Сколоту так же, как и Дорбатаю, хотелось бы использовать нас в своих интересах. Ведь случилось так, что мы благодаря пылкому Артему выступили против Дорбатая в такой момент, когда это было на руку Сколоту. Вот вождь и пожелал, чтобы мы и в дальнейшем были его верными союзниками. Дорбатай, конечно, не мог этого допустить…

— Да, — хмыкнул Артем. — Выходит, мы превратились в какое-то орудие, которым хотят завладеть обе группировки, как вы выразились, Дмитрий Борисович. Ну, а если я не хочу быть таким орудием и не соглашусь им стать, что тогда?

— Не только вы, Артем, но и никто из нас, наверно, не хочет этого, — вместо археолога ответил Иван Семенович. — Однако одного желания здесь слишком мало. Мы ничего не можем поделать, пока нас будут держать под стражей. Следовательно, первая наша цель — освободиться.

— Но как?

— Будем искать способы… Дмитрий Борисович, мне лишь вот что неясно. Какова же роль во всей этой каше нашего Варкана? Он представитель Сколота, что ли? Не к лицу нам пассивно ждать, какой именно группе — Сколота или Дорбатая — удастся использовать нас для укрепления своей власти!

— Правильно, Иван Семенович! — горячо подхватил Артем.

— Что касается этого, то Варкан говорит, что он оказался здесь по поручению Сколота, которое совпало с его личными намерениями, — объяснил археолог, переговорив с молодым скифом.

— Из личных соображений? Не идет ли речь еще о какой-то третьей группировке? — удивился Иван Семенович.

— Здесь опять сложная картина, — ответил Дмитрий Борисович, в раздумье пощипывая бородку. — Видите ли, сила и мощь Сколота — в его верных воинах-скифах, точно так же как сила Дорбатая — в его вещунах. Воины Сколота состоят не только из знатных скифов. Сколот, заинтересованный в том, чтобы верные ему люди были сильнее, охотно принимает к себе храбрых воинов и охотников даже незнатного происхождения. Варкан как раз из этой среды. А так как Дорбатай со своими вещунами очень эксплуатируют скифов, то…

— Неужели вы хотите сказать, что Сколот заинтересован в том, чтобы не эксплуатировать скифов, и хочет их освободить из-под ярма Дорбатая? — насмешливо перебил его Иван Семенович. — Тогда это будет, должно быть, первый в истории человечества случай революции сверху…

Дмитрий Борисович обиженно ответил:

— Я советовал бы вам прежде всего дослушать, а затем уже делать свои критические выводы, для которых нет никаких оснований…

— Простите, Дмитрий Борисович! Продолжайте, пожалуйста!

— Тут, как я уже сказал, сложная обстановка… Варкан говорит, что стычки между двумя враждующими лагерями происходили уже не раз. Помните, мы видели, как пригнали обратно бежавших рабов? Это любопытная история. Дело в том, что недавно здесь восстали рабы против своих господ. Восстание закончилось поражением рабов. Естественно, знать одержала победу. Часть восставших бежала. Мы стали невольными свидетелями неудачи этого восстания…

— Да, — задумчиво произнес Иван Семенович. — В самом деле, сложная картина… А, кстати, что это за смуглый безбородый человек, который успокаивал пленных? Помните, Дмитрий Борисович, тот, кого вы впервые поняли?

— Как же, помню! Сейчас спрошу.

Археолог вновь обратился к Варкану. Молодой скиф внимательно выслушал его и весело усмехнулся. Товарищам пришлось некоторое время подождать, так как на этот раз ответ Варкана несколько затянулся. Но одно слово из его рассказа неожиданно привлекло внимание Ивана Семеновича.

— Постойте, постойте минутку, — перебил он Варкана. — Дмитрий Борисович, что это он сказал? Мне кажется, что я расслышал знакомое имя. Как будто я слышал его где-то… Ронис… Ронис… гм…

— Да, это имя, Иван Семенович. Именно так зовут того человека, о котором вы спросили. И вообще то, что рассказал мне Варкан, очень, очень любопытно!

— А именно?

— Собственно, в основном эта история мне, как археологу, отчасти известна и без Варкана. Да, не удивляйтесь, сейчас все объясню. Она относится к взаимоотношениям между многочисленными скифскими племенами и греческими колонистами, которые в древности поселились на побережье Черного моря и основали там свои укрепленные города — Ольвию, Херсонес, Кепы и другие. Вы же слышали про Ольвию?.. Да и я вам о ней рассказывал. Так вот, вначале как обычные мирные торговцы, а потом как жестокие эксплуататоры местного населения, греческие колонисты покрыли своими факториями скифские земли. Хитрые и умные греческие торговцы проникали все дальше и дальше на север. Они подчиняли своему влиянию некоторые скифские племена, в особенности земледельческие. Ведь именно скифский хлеб шел тогда большими партиями в Грецию. Постепенно греческие купцы стали чуть ли не хозяевами страны, превращая свободных скифов в рабов…

— Сущие колонизаторы! — возмутился Артем.

— В известной мере да, Артем, хотя это понятие возникло значительно позднее, — заметил Дмитрий Борисович и продолжал: — Скифы яростно сопротивлялись, но греческие войска, лучше вооруженные и более дисциплинированные, громили их, захватывали в плен и превращали в рабов. В отместку за это скифы нападали на греческие города-колонии. Варкан говорит, что его племя совершало набеги даже на Ольвию. Но греки построили мощные укрепления, которые трудно было взять приступом. Большею частью эти походы кончались неудачей, но иногда — правда, очень редко — скифам удавалось захватывать в плен греков, и те становились рабами… Но скифы в отличие от греков не продавали своих рабов, а держали при себе — в согласии с термином «патриархальное рабство». Варкан рассказывает, что когда-то его племени посчастливилось взять в плен немало греков. Память об этом событии до сих пор живет в легендах. Все эти рассказы вполне согласуются с тем, что известно историкам, но вот дальше начинается нечто такое… — Дмитрий Борисович по своему обыкновению сделал мучительнейшую для слушателей паузу.

— Продолжайте, да продолжайте же наконец! — взмолился Иван Семенович.

— Гм… Варкан говорит, будто с тех самых легендарных времен его племя потеряло дорогу к грекам…

— И он не догадывается, почему это произошло?

— Очевидно, нет. Итак, с греческими колонистами они больше не сталкивались, а пленные греки остались жить в их племени. Многие из них породнились со скифами. Как водится, греки переняли у скифов их обычаи и передали скифам некоторые свои… Историческое взаимовлияние, так сказать, — улыбнулся Дмитрий Борисович. — Однако потомки пленных греков сохранили в какой-то мере свой язык, обычаи и даже одежду. Взаимоотношения между скифами и потомками некогда пленных греков остались хорошими. Так было, пока не начал действовать Дорбатай…

— Опять этот старый мошенник! — воскликнул Артем.

— Да, Дорбатай радикально изменил положение. Ловко используя религиозные суеверия, он сумел разжечь в скифах ненависть к грекам. Разумеется, в этом Дорбатаю помогали не только его подручныевещуны, но и знатные старейшины, скифы-богачи, которым это было на руку. Да и Сколот, должно быть, ничего не имел против действий старого вещуна. А простые скифы очень легко поддались на этот прием, так как нет ничего более легкого, чем поссорить одну группу людей с другой, играя на религиозных или национальных чувствах… Хотя, конечно, простым скифам от этого нет никакой корысти. Но они боятся богов и послушны Дорбатаю. А вещун все время напоминает людям, что греки, мол, навсегда прокляты богами, науськивает скифов на греков. Видите, этакая нехитрая работа. Одним словом, разделяй и властвуй!

— Вот тебе и симпатяга Сколот! — огорчился Артем. — Выходит, он такая же штучка, что и Дорбатай!..

— А вы что же, Артем, хотели, чтобы он был другом рабов? — улыбнулся Иван Семенович. — Ведь Сколот — родной брат Дорбатая. И не только по рождению, но и по всем прочим признакам, кстати, более важным, — это принадлежность к одному классу…

— Но как же сами невольники мирятся с таким положением? — не мог успокоиться Артем. — Да я бы на их месте…

— Они и не мирятся, молодой человек, — возразил Дмитрий Борисович. — Я уже говорил, что недавно они восстали. Но… вы видели своими глазами, каков был конец.

Артем вскочил:

— Так почему же простые скифы легко поддаются влиянию Дорбатая? Какая им польза от травли греков? Наоборот, у них общие интересы с восставшими. Я бы им все объяснил, будьте уверены! Спросите, а что думает об этом Варкан.

Археолог обратился к Варкану. Выслушав ученого, скиф внимательно посмотрел на юношу и произнес несколько слов. Дмитрий Борисович перевел:

— Он говорит, что вы, Артем, многого еще не знаете. Как-нибудь позднее Варкан ответит на ваши вопросы, но не сейчас. А пока он просит передать вам, что среди греков у него немало друзей. В частности, Ронис, который заинтересовал вас, Иван Семенович, один из лучших его приятелей… Любопытно, очень любопытно…

Теперь задумался Артем. Ответ Варкана, хоть и очень короткий и не слишком ясный, был на самом деле многозначительным. Очевидно, молодой скиф не считал сейчас возможным ответить Артему подробнее. Но и из того, что он сказал, можно было сделать некоторые выводы. Он, Варкан, воин Сколота, человек, пользующийся симпатиями старого вождя — а это Артем заметил! — в то же время дружит с греками, хотя это, вероятно, достаточно опасно для него самого… Да, действительно любопытно!

Все молчали. Такую уйму новостей надо было хорошенько обдумать.

…От принесенных яств исходил приятный аромат. Артем не выдержал и пригласил всех поужинать, не забывая при этом следить за входом в кибитку. Он ел с большим аппетитом, и остальные последовали его примеру. Варкан смотрел на чужестранцев и улыбался. Ужинать он не захотел, хотя Дмитрий Борисович усиленно приглашал его разделить с ними трапезу.

И лишь когда его новые знакомые, закусив, принялись за молоко, Варкан снова заговорил. Дмитрий Борисович стал переводить:

— Варкан говорит, что до утра нам, по его мнению, ничего не угрожает. Зато завтра Дорбатай устраивает большое жертвоприношение. Тогда, возможно, он и решит что-то. Но у Сколота есть намерение откупить нас у вещуна. Дорбатай очень жадный. Варкан надеется, что он не устоит перед обещанными за нас драгоценностями.

— Да что мы, товар, чтобы нас продавать и покупать? — возмутилась Лида. — И потом ведь вы сами, Дмитрий Борисович, говорили, что Сколот такой же угнетатель, как и Дорбатай.

— Успокойтесь, Лида, — остановил ее Иван Семенович. — Нам нужно хорошенько все продумать. Тут есть и такие обстоятельства, которые имеют, на мой взгляд, большое значение. Например, то, что сказал Варкан о своих связях с тем… как его? А, Ронисом. Кое-что я начинаю тут понимать, друзья мои…

— И я тоже, — добавил Артем.

— Вот и хорошо, — согласился геолог. — Потом как-нибудь на досуге объясните Лиде, почему нам и в дальнейшем лучше держаться Сколота… Собственно, даже не его, а… — и геолог бросил красноречивый взгляд в сторону Варкана. Но тот не заметил этого. Варкан недоверчиво и боязливо смотрел на Диану, которая поднялась с ковра и подошла к Ивану Семеновичу, морща нос.

— Э, товарищи, — спохватился геолог. — Сами-то мы наелись, а про собаку забыли… — Он взял остатки мяса и отдал их Диане. Варкан все так же подозрительно поглядывал на боксера, который с аппетитом уплетал еду. Затем он спросил о чем-то Дмитрия Борисовича, указывая при этом на Диану. Археолог рассмеялся.

— Нет, нет, друг! Это обыкновенная собака. Хорошая собака, самоотверженная, умная, даже породистая, но все же только собака. И ничего необычайного в ней нет, уверяю вас! Товарищи, — обратился он к своим, — вот поглядите! Даже такой развитой человек, как Варкан, и то не может побороть свой страх перед Дианой… Он, честное слово, упорно принимает нашу Диану за кровожадную пантеру!

И в самом деле, это казалось смешным. Но беседа тотчас же оборвалась, так как за кибиткой послышались чьи-то шаги. Артем мгновенно вскочил на ноги:

— Тсс!..

Голова Варкана исчезла под войлоком. Диана враждебно зарычала.

— Диана, лежать! — приказал Иван Семенович. Собака неохотно легла у его ног, тихонько скуля. Чья-то рука отбросила широкую кошму, заменявшую дверь. Замигал свет. В кибитку вошел скиф с небольшой плошкой, в которой мерцал фитиль. Он остановился у входа и пропустил вперед вещуна в праздничном красном плаще, накинутом на женское льняное платье. Под дрожащим светом коптилки поблескивали золотые украшения на его плаще и войлочном башлыке. Старик внимательно осмотрел пленников. Выражение его лица было сухое и холодное.

— Чего ему нужно от нас? — недовольно спросил Артем, но под строгим взглядом геолога смешался и умолк.

Вещун едва заметно шевельнул рукой. В кибитку проскользнул маленький смуглый человек. Он низко поклонился старику и стал рядом с ним, с любопытством рассматривая пленников. У входа появилось еще несколько людей.

Не поворачивая головы, словно не замечая вызванного им человека, вещун начал говорить. Его слова слетали с губ, не окрашенные ни интонацией, ни выражением. Казалось, он размышляет вслух о чем-то совершенно постороннем. Но когда он кончил, смуглый человек тотчас же принялся переводить его слова на греческий язык. Однако откуда старый вещун дознался, что кто-то из чужестранцев знает этот язык?

Дмитрий Борисович кивнул переводчику в знак того, что все понял, и обратился к друзьям:

— Этот прославленный любимец богов говорит, что не замышляет ничего плохого против нас, Когда мы явились из леса со своей рыжей пантерой, Дорбатай, мол, сразу понял, что нас послали боги. Кто же другой смог бы заставить пантеру служить людям?..

— Это он про тебя, Дианочка, — шепнул собаке Артем, но она только лениво повела ухом.

— Достопочтенный Дорбатай, — продолжал археолог, — был очень потрясен, когда наш Артем закурил. Он считает, что такое чудо не под силу обыкновенному существу…

— А это уже про меня, Дианочка!

— Артем, оставьте ваши шутки! — рассердился Иван Семенович.

— Есть оставить шутки, — покорился Артем. Когда Дмитрий Борисович умолк, вещун снова начал говорить. Потом опять последовали два перевода — сначала на греческий, затем на русский. По-русски речь старика звучала бы так:

— Славный Дорбатай не хочет ссориться с чужеземцами, не хочет им зла. Он хотел бы предоставить им достойное занятие, хотел бы, чтобы они стали его друзьями. Никто тогда не осмелится коснуться их. Он, славный Дорбатай, позаботится об этом. Они получат все, что им угодно. У них будет лучший скот, лучшие кони, лучшее зерно, лучшие кибитки, сколько угодно рабов. Для этого им надо только выполнять то, что будет говорить им славный именитый Дорбатай…

— М-да, чего же он, однако, за это требует от нас? — подозрительно спросил Иван Семенович.

— Если чужеземцы обещают славному Дорбатаю, что будут выполнять его волю, ни один волос не упадет с их головы. Они будут жить, как богатейшие вожди, и Дорбатай даст им все это. Ибо Дорбатай могуч и всевластен…

У чернявого переводчика даже сверкнули глаза — такими соблазнительными казались ему обещания вещуна.

— Что же именно нужно от нас прославленному Дорбатаю? — еще раз спросил Дмитрий Борисович переводчика.

Друзья, внимательно следившие за этими переговорами, заметили, что, когда археолог произнес слова «прославленному Дорбатаю», старик бросил взгляд в сторону чужеземца и на его лице мелькнуло что-то похожее на легкую усмешку. Но потом его лицо приняло прежнее выражение, и он заговорил так же спокойно и холодно, как до сих пор.

— Условия достопочтенного Дорбатая таковы: чужестранцы должны безоговорочно выполнять его волю, все его приказы. И первый приказ — не показывать народу ни одного чуда без разрешения вещупа. Короче, мужчины должны стать его ближайшими помощниками…

— Мужчины? — насторожился Артем.

— Девушка же, которой выпала честь понравиться сыну великого вождя, Гартаку, получит еще больше, — невозмутимо продолжал переводчик. — Она станет четвертой, любимой женой наследника великого вождя…

— Что?

— Женой?

— Четвертой?

Все эти возгласы прозвучали одновременно, возмущенные и единодушные. Лида — четвертая жена противного кривобокого Гартака?! Ей «выпала великая честь»?

— Он сошел с ума! — взорвался Артем. — Скажите этому Дорбатаю, что у нас сначала спрашивают девушку, хочет ли она выйти замуж за кого-нибудь, а уже потом обсуждают такие дела.

— Да пусть он провалится со своим Гартаком! — чуть не плача крикнула Лида. — Я комсомолка и студентка, а не какая-нибудь феодальная или древняя рабыня!

— Правильно, Лида! — поддержал ее Артем. — Пусть этот Гартак явится сюда, а не прячется за чужие спины. И тогда я лично покажу ему где раки зимуют! Эй ты, старый мошенник, давай сюда своего Гартака! — Пылавший от гнева Артем готов был броситься на Дорбатая с кулаками, и только Иван Семенович смог призвать его к порядку.

Вдруг край кошмы, закрывавшей вход, заколебался, будто его толкнули. Чья-то тень проскользнула в темноте. Лида скорее угадала, чем увидела, неуклюжую фигуру кривобокого.

— Это Гартак! — крикнула она. — Он подслушивал!

— И очень хорошо, — спокойно сказал Иван Семенович. — Значит, он сообразил, как мы относимся и к его сватовству и вообще к предложениям Дорбатая. Стало быть, Дмитрий Борисович, сообщите, что мы не собираемся выполнять условия Дорбатая и помогать ему обманывать народ. Правильно я говорю, товарищи?

— Правильно!

— Верно!

— Иначе и быть не может!

Дорбатай внимательно слушал то, что переводил ему с многочисленными поклонами смуглый человечек. Ни один мускул не дрогнул на его лице, словно в ответе чужестранцев не было для него ничего неожиданного и неприятного. Однако когда он снова заговорил, в его голосе легко можно было уловить нотки раздражения.

— Старик, кажется, сердится, — шепнул Артем Лиде. Девушка пренебрежительно пожала плечами: дескать, пусть сердится, мне-то какое дело.

— Прославленный Дорбатай не сказал еще всего до конца, — таков был ответ старого вещуна, старательно изложенный чернявым переводчиком. — Прославленный Дорбатай желает добавить: если чужестранцы не согласятся на его условия, то их лишат жизни завтра же утром, во время большого жертвоприношения. Такими жертвами и будут чужестранцы. Пусть же они выбирают: либо почести и богатство из рук прославленного Дорбатая, либо смерть завтра утром…

— И снова же, Дмитрий Борисович, попросите перевести ему следующее: мы не боимся угроз, — твердо ответил Иван Семенович. — Нам не о чем говорить дальше. Посмотрим, удастся ли ему осуществить завтра то, что он намеревается сделать!

Лицо вещуна перекосилось от злобы. Испуганный переводчик даже присел, как бы стремясь уклониться от его гнева. Но Дорбатай сдержался. Он молча повернулся и вышел. Переводчик обвел удивленным взглядом чужестранцев. Он не мог понять: им предлагают счастье и богатство, почему же они отказываются от него даже перед лицом смерти? Изумленно покачивая головой, он покинул кибитку вместе со слугой, несшим коптилку.

Снова стало темно. С минуту продолжалось молчание. Его нарушил Дмитрий Борисович.

— Что же будет дальше, товарищи? — спросил он растерянно.

— Ясно что: подробно познакомимся с религиозными обычаями древних скифов, — с мрачным юмором заметил Артем. — С археологической точки зрения, имею я в виду…

— Сейчас не время для острот, особенно столь сомнительных, — рассердился на юношу археолог.

— Я думаю вот что, — вмешался Иван Семенович. — Мы успеем еще поговорить обо всем, товарищи. А сейчас нам надо спросить Варкана, не принесет ли он нам сюда к утру наши сумки, которые остались в кибитке Сколота.

— Варкан обещает это сделать, — ответил археолог, спросив молодого скифа. — Сумки будут тут к рассвету!

— Хорошо. Да, совсем забыл! Попросите еще Варкана, Дмитрий Борисович, чтобы он рассказав, кому сможет, про то, что и у нас есть чем противостоять Дорбатаю. Ладно?

— Ну конечно.

— Это все.

Через минуту, когда Варкан тихо выскользнул из кибитки, приподняв кошму у земли, Артем обратился к геологу:

— Иван Семенович, меня занимают некоторые вопросы. Не согласитесь ли разъяснить мне кое-что? Ведь сейчас мы без помех можем потолковать, не так ли?

— Ну, давайте, давайте, Артем! Что за предисловия такие?

— Вы говорили, что мы находимся в гигантской пещере… Но откуда здесь скифы? И вообще что это за скифы, если они уже не существуют на земле больше двух тысяч лет? Ведь даже археологам не часто приходилось находить следы их культуры.

— Собственно, этот вопрос надо было бы адресовать Дмитрию Борисовичу, — начал геолог.

— Археология тут ни при чем, Иван Семенович, — отозвался тот. — Видите, она никогда не имела дела с живыми скифами… А здесь… Одним словом, признаюсь, я не берусь ответить на вопрос Артема. Поэтому присоединяюсь к его просьбе: поделитесь с нами своими соображениями.

— Или, быть может, нам все это снится? — нерешительно спросила Лида.

Геолог покачал головой:

— К сожалению, не снится. Я думаю, что мы и в самом деле видим здесь древних скифов, так сказать, законсервированных.

— Как вы сказали? Законсервированных? — в один голос воскликнули Артем и Лида.

Дмитрий Борисович тоже недоуменно хмыкнул.

— Вижу, товарищи, вы разучились понимать шутки, — рассмеялся Иван Семенович. — Я полагал, что вызову на вашем лице улыбку, а вы с самым серьезным видом размышляете по поводу сказанного. Что ж, придется объясниться. Конечно, я вовсе не хотел сказать, что кто-то взял и положил скифов в жестяные банки, чтобы сохранить их до нашего появления здесь. И все же в какой-то мере они законсервированы! Мы с вами спустились под землю по крайней мере метров на сто — сто пятьдесят, потом нам преградил дорогу большой завал. Так?

— Да.

— Затем столь памятная всем нам история с серым газом. Через второй проем мы попали в странный лес, откуда и начались наши приключения среди скифов…

— Все это нам хорошо известно. Но что из этого следует? — нетерпеливо воскликнул Артем.

— То, что проем этот был, можно сказать, окном в мир древних скифов. Мы с вами не пользовались фантастической машиной времени и не могли очутиться в действительном мире, который существовал свыше двух тысяч лет тому назад. А такой древний мир все же нас окружает. И даже сильно дает себя чувствовать. Следовательно, он является реальностью. Но тогда встает вопрос: где же помещается этот мир или та его частица, какую мы видим? Очевидно, также под землей, в огромной пещере. Здесь образовалась, как я полагаю, гигантская пустота, с древних времен отрезанная от внешнего мира.

— А как же скифы?

— Остается предположить, что в давние-предавние времена этот подземный мир соединялся с земной поверхностью. Одно из племен скифов, очевидно спасаясь от грозящей им опасности, укрылось здесь. А обратный путь им навсегда преградил завал. Скифы остались жить под землей, можно сказать, законсервировались, потеряли всякие контакты с внешним миром. И теперь мы случайно попали к этому племени. Вот и все, что я могу сказать, предположить по этому поводу…

Некоторое время все молчали, погруженные в раздумья. Первым заговорил археолог:

— Но ведь науке известно, что скифы — прирожденные степняки. Невозможно представить себе скифское племя оторванным от степных просторов. Могу вас заверить, что скифы никогда не селились в пещерах. Во всяком случае, подобные факты неизвестны историкам.

Иван Семенович спокойно выслушал археолога и ответил:

— Вы не так поняли меня, Дмитрий Борисович. Я вовсе не утверждал, что скифские племена имели обыкновение жить под землей. Нет, речь совсем не об этом. Я повторяю: одно из скифских племен, спасаясь от какой-то большой опасности… ну, от многочисленного врага, например, набрело на пещеру, где легко можно было укрыться. Возможно такое?

— Допустим, — неохотно согласился археолог.

— Уходя от опасности, скифы попали в гигантский подземный простор… Полагаю, что им не пришлось, как нам, блуждать по запутанным переходам. Нет, тогда дорога, вероятно, была очень короткая и прямая, в противном случае скифы-степняки не рискнули бы идти дальше. Неожиданный завал отрезал им возвращение назад. Скифы остались под землей не потому, что хотели этого, Дмитрий Борисович, а потому, что так уж случилось. И вот, отрезанные от каких бы то ни было посторонних влияний, скифы и поныне сохранили свои древние обычаи, быт, социальный строй…

Все молчали. Действительно, это было единственное объяснение.

— Но каких же тогда размеров должен быть этот подземный мир, если он производит впечатление целой страны? — размышлял вслух Иван Семенович. И тут же отвечал: — Очевидно, он измеряется десятками, если не сотнями километров. Что ж, наука знает приблизительно нечто подобное, хотя и не столь громадных масштабов. Нам первым довелось открыть это несравненное явление в земной коре.

— Здесь есть даже леса, степь и горы, — заметил Артем.

— Это, собственно, не горы, а стены, замыкающие подземный простор. Они поднимаются на десятки метров и поэтому кажутся горами с крутыми обрывами. Потолка же пещеры не видно, так как он закрыт низкими облаками, которые, очевидно, здесь никогда не исчезают из-за большой влажности воздуха.

— Иван Семенович! — воскликнул вдруг Дмитрий Борисович. — Я вспомнил! Ваша мысль, возможно, вполне правильная! Есть одно место у Геродота. Там говорится, что скифы больше всего на свете боялись землетрясений. И мне кажется, что этот страх мог быть вызван именно таким событием. Что, не понимаете? Слушайте же! Как вы предполагаете — теперь я согласен с вами! — какое-то племя исчезло, оставшись жить под землей. Давайте, однако, проанализируем положение дел. Подобный завал, несомненно, мог произойти лишь в результате землетрясения, не так ли?

— Согласен, — сказал Иван Семенович. — А вывод?

— А вывод такой. Скифы, лишенные возможности объяснить исчезновение одного из своих племен, связали все это с землетрясением. Мол, во время землетрясения племя провалилось сквозь землю. А?

— Вполне возможно.

— И это еще больше усугубило страх скифов перед землетрясениями. Тот страх, о котором писал еще Геродот. Таким образом, ваше предположение как бы подтверждает мысль Геродота. Потому-то я и присоединяюсь к вам.

— Благодарю, Дмитрий Борисович, — полуиронически ответил Иван Семенович. — Вы еще что-то хотите сказать?

— Только одно. Я считаю, что теперь перед нами встала важная научная проблема.

— Какая именно?

— Тщательно изучить обычаи и быт этого скифского племени. Ведь это единственный в истории науки случай, и не воспользоваться им было бы настоящим преступлением. Я полагаю, что даже вы, Иван Семенович, с вашим постоянным скептическим отношением к археологии, должны на этот раз согласиться со мной. Про Артема и Лиду я и не говорю, так как уверен, что они согласны со мной. Правда, Артем?

Юноша только покрутил головой: конечно, обычаи и быт скифов — интересная вещь, и Дмитрий Борисович прав. Но ведь неизвестно, что именно принесет им завтрашний день… Все эти угрозы Дорбатая… Дело может закончиться достаточно неприятным изучением скифских обычаев, вернее, обрядов… Но Артем только подумал это. Он не хотел возвращаться к досадной теме в разговоре и поэтому коротко ответил археологу:

— Конечно, конечно, Дмитрий Борисович. Я в вашем распоряжении… Если только буду иметь возможность распоряжаться собой…

— И я тоже, — добавила Лида, которая почувствовала такую усталость, что ей, собственно, было решительно все равно: только бы скорее отдохнуть! Сколько еще они будут спорить?.. Однако неугомонный Артем снова обратился к геологу:

— Иван Семенович, я все же не понял…

— Чего?

— Ну хорошо, пусть все будет по-вашему. И подземный простор и все прочее. Но откуда этот свет? Ведь это не солнце… И не электричество, конечно… И не луна. Что же тогда?

Геолог развел руками:

— Вы слишком многого требуете от меня, Артем. К сожалению, кое-что и мне непонятно. Может быть, этот свет объясняется каким-нибудь радиоактивным излучением в потолке подземного простора? Или, скажем, постоянно действующей загадочной флюоресценцией. Может быть такое? Может. А здесь именно такой свет. И напоминает он наш сумеречный дневной свет потому, что его источники затенены густыми облаками…

— Хорошо, это можно допустить, — согласился Артем. — Но как же тогда объяснить чередование дня и ночи?

— Откуда мне это знать? Я, кажется, пробыл здесь не больше, чем вы.

— Иван Семенович, — взмолился Артем. — Постройте хотя бы гипотезу. Знаете, пусть будет только гипотеза, и то уже как-то легче.

— Попробую, — улыбнулся геолог. — Вообще свечение радиоактивного вещества может иметь само по себе известную периодичность. Допустим, например, что это вещество излучает свет только тогда, когда поверхность земли в этом районе находится под солнечным излучением. Заряжается, так сказать. Ну, примерно так, как хорошо известные вам световые краски. Однако предупреждаю, что я ничего не буду иметь против, если вам удастся привести другие, более убедительные, объяснения… Что, Лида, вы тоже хотите о чем-то спросить? — обратился Иван Семенович к девушке, заметив ее беспокойное движение. — Хорошо, спрашивайте, только чтобы это было в последний раз!

Собственно, Лида ничего не спрашивала; она просто устраивалась поудобнее, собираясь спать. Но ей было неловко проявить безучастность к волнующим всех вопросам. И потом, в самом деле, неужели только один Артем может поддерживать разговор с учеными? В конечном счете Лида тоже может поставить вопросы, и не менее важные…

— Я, Иван Семенович, — сказала девушка получсонным голосом, — хотела бы узнать, почему здесь такой странный цвет растительности. Почему трава и листья не зеленые, а желто-розовые?

— Зеленый цвет растений объясняется действием хлорофилла. Что такое хлорофилл? Зеленое красящее вещество, которое поглощает световую энергию солнечного излучения и превращает эту энергию в химическую, без чего не могла бы существовать растительность. Так?

— Безусловно!

— Это все в условиях солнечного света. А здесь солнца нет. Что же оставалось делать растениям? Погибли бы? Нет, природа всегда приспосабливается к самым трудным условиям жизни. И местные растения тоже приспособились. Они используют вместо солнечной энергию подземного света. Должно быть, именно поэтому на смену обычному хлорофиллу, который не может образоваться здесь, растения выработали новое красящее вещество с такими же или подобными свойствами. Оно уже не зеленое, а желто-розовое и даже красное, приспособленное не к яркому солнечному свету, а к мягким сумеркам подземной радиации. Жизнь приспособилась к новым условиям… Ну, так как, Лида, принимаете это объяснение?

Однако девушка не отвечала. Геолог прислушался: ровное, размеренное дыхание свидетельствовало о том, что она уже мирно спит. Иван Семенович мягко улыбнулся и шепотом сказал Артему:

— Как видите, пора спать, все устали. А нам надо быть сильными и готовыми ко всему. Осталось только на сон грядущий выработать линию нашего завтрашнего поведения.

Он тихонько кашлянул, вынул трубку, набил ее и закурил. В неверном свете ее огонька, который то вспыхивал, то притухал, причудливо вырисовывались острые линии его лица. Наконец Иван Семенович заговорил, медленно и задумчиво:

— Конечно, наш путь лежит не к Дорбатаю и его подручным. И не к Сколоту тоже. Потому что он мало чем отличается от своего братца. Оба они хотят использовать нас в своих интересах. Наш путь — к простым скифам, обманутым вещуном. Вот с кем мы можем и должны договориться…

Артем и Дмитрий Борисович полностью согласились с геологом. Он продолжал:

— Нам следует хорошенько присмотреться к Варкану. Пока он сказал нам далеко не все, что мог бы сказать. Это я не в упрек ему: ведь чтобы довериться людям, надо хорошо знать их. А он нас совсем не знает… Однако я думаю, что он и его товарищи, такие же молодые скифы, охотники и воины незнатного происхождения, могут нам пригодиться. А поскольку все они в рядах группы Сколота, нам, по крайней мере временно, придется держаться поближе к этой группе, а следовательно, и к Сколоту.

— Тактический маневр? — хитро улыбнулся Артем.

— Что ж, в нашем сложном и опасном положении не грех прибегнуть к какому-нибудь хитрому маневру, — согласился геолог. — Но Дорбатая мы победим. И завтра и потом. Старый мошенник допустил большую ошибку: он раскрыл нам свои карты! Мы знаем, на каких козырях он решил играть. А наших карт он не знает. Хорошо! Используем это. Все зависит от того, удастся ли нам осуществить завтра то, что я задумал.

— Но нам с Дмитрием Борисовичем надо знать, какие у вас припрятаны карты для этой игры, — в тон геологу заметил Артем.

— Об этом и пойдет речь. Тем более что в завтрашней игре немалая роль отводится вам, Артем. Придвиньтесь, уважаемый колдун, к нам поближе. Вот что я задумал…

…В темноте вспыхивала и гасла короткая трубка Ивана Семеновича. Товарищи слушали его, не пропуская ни одного слова. Дмитрий Борисович пощипывал по своему обыкновению бородку и изредка нервно потирал руки. Артем временами даже подпрыгивал от восторга. План Ивана Семеновича понравился ему необычайно. Юноша нисколько не сомневался в успехе. Как жаль, что Лида спит и ничего не слышит! Ну ладно, тем интереснее ей будет завтра.

Артем смотрел на геолога почти влюбленно. И еще одна пара глаз смотрела на Ивана Семеновича с абсолютной готовностью немедленно выполнить любое его приказание. Эти глаза были полузакрыты, они смотрели даже с какой-то ленцой, в их глубине еле заметно отражался тлеющий огонек трубки. Но они все решительно видели. И если Диана и не понимала, что говорил Иван Семенович товарищам, то, во всяком случае, она хорошо ощущала тревожность этой странной ночи, вслед за которой приближалось еще более тревожное утро.

 

Глава девятая

Последнее предупреждение Дорбатая. — Перед торжественной службой. — Артем выходит на поединок. — Поражение Дорбатая. — Приглашение Сколота. — Шахматный ход Ивана Семеновича.

Артему снился пионерский лагерь, в котором он бывал в детстве. В свободное время девочки и мальчики расходились, бывало, кто куда, и барабанщик созывал их… Грохочут звуки барабана, летят над лагерем, зовут всех, всех, всех… Но пионеры почему-то не собираются. Во второй, третий раз бьет барабан. Он звучит настойчиво, страшно раздражая Артема. Звуки барабана приближаются, становятся громче, как будто барабанщик ищет именно его. Юноша раскрывает глаза, озирается…

Странные звуки не затихали. Но это совсем не сон, а что-то другое. Как будто бубны и флейты все вместе. Потом к ним присоединился еще и свист, словно кто-то играл на свирели несложную мелодию. За войлочными стенами кибитки послышались шаги. Артем поднялся. Дмитрий Борисович еще лежал на кошме, прислушиваясь к доносившемуся извне шуму. Иван Семенович прохаживался по коврам, заложив руки за спину. Лицо его было нахмурено. Лида еще спала.

— Доброе утро, Артем, — остановился возле него геолог. — Как спали? Как настроение? Пора готовиться…

Артем вскочил и нагнулся над сумками, принесенными Варканом еще до рассвета. Тем временем проснулась и Лида. Она растерянно смотрела на товарищей, на Диану, которая беспокойно принюхивалась. Утренний свет лился сквозь круглый проем сверху. Девушка удивленно моргала глазами.

— Так все это не сон? — наконец сказала она. — А я уже думала, что проснусь дома…

— К сожалению, не сон, Лида, — произнес Артем, роясь в сумках. — Вставай, должно быть, скоро пойдем на большое представление.

— Именно так, Артем, сказано к месту: готовится неплохой спектакль с большим количеством зрителей, — улыбнулся Иван Семенович — надо было поддержать бодрое настроение юноши. — Не волнуйтесь, Лида, Артем славно подготовился к исполнению главной роли в этом представлении!

— Какое представление? О чем вы говорите? — удивилась девушка.

— Все, все увидишь, Лида. Что будет интересно, за это я ручаюсь, — загадочно ответил Артем и добавил: — Объяснил бы я тебе все, да времени нет. Вон уже идут по наши души!

Кошма кибитки широко распахнулась. Две помощницы вещуна вошли в нее и нерешительно остановились у входа. Боязливо оглядываясь на Диану, вслед за ними явился чернявый переводчик. Подобострастно поклонившись, он начал заранее приготовленную речь:

— Чужестранцы должны покинуть жилище. Обязаны идти на торжества. Если же они откажутся, тогда их…

— Лишние разговоры. Никто не отказывается. Мы готовы, — перебил его археолог, сердито блеснув очками.

Человечек поклонился еще раз. Очевидно, он побаивался диковинных чужестранцев, так как отступил в сторону, чтобы пропустить их. Однако ему нужно было еще что-то сообщить. Жестом попросив внимания, он сказал:

— Прославленный Дорбатай поручил мне еще раз напомнить чужестранцам о его серьезных предложениях. Прославленный Дорбатай говорит, что…

— Нам неинтересно знать, что говорит Дорбатай, — оборвал переводчика Дмитрий Борисович. — Вчера мы уже ответили ему… Пошли, друзья!

Их встретил приглушенный шум. Позади большого отряда всадников колыхалась пестрая толпа скифов. С десяток подручных вещуна, держа в руках обнаженные кинжалы, окружили чужестранцев. Кроме того, вокруг них сомкнулся отряд всадников — и процессия двинулась.

— А Дорбатая не видно, — заметил Артем.

— Он слишком важная персона, чтобы идти вместе с нами, — высказала свою мысль Лида.

— Еще увидим его, — усмехнулся геолог. Снова зазвучали ударные инструменты и флейты. Теперь Иван Семенович видел и самих музыкантов. Один из всадников держал в руках большой бубен и ритмично ударял в него. Двое других играли на флейтах. И еще трое свистели в большие белые костяные дудки.

Дмитрий Борисович внимательно смотрел на скифских музыкантов. Он коснулся рукой плеча Ивана Семеновича.

— Вот так дудочки, а? — сказал он. — Подумать только, что на этих дудках кто-то ходил или даже бегал…

— Не понимаю.

— Очень просто. Вы заметили, что дудки костяные?

— Ну и что с того?

— Это берцовые кости человека, Иван Семенович.

— Неужели?..

— Точно. Существование таких инструментов у древних скифов давно установлено наукой. Во многих могильниках мы находили такого рода кости, отшлифованные и чистые, обрезанные с концов. Между археологами шел лишь спор о назначении этих трубок. Одни утверждали, что это музыкальные инструменты, другие — что они применялись при доении кобыл. Теперь уже никаких сомнений быть не может. Дудки — вот что это! Дудки, сделанные из берцовых костей человека!

Действительно, так оно и было. Глаз легко отличал в этих странных дудках характерные изгибы берцовой кости.

— Пришли, Иван Семенович, — сказал вдруг Артем. — Должно быть, мы теперь в степи. Какая высокая трава!..

Кольцо всадников раздалось. Возможно, это произошло по вине Дианы, которая перебегала то направо, то налево, заставляя всадников отступать от страшной «пантеры».

Вдали прозвучали тимпаны. Это, очевидно, был сигнал, так как часть всадников сорвалась с места и умчалась в степь. Перед глазами товарищей открылся широкий степной простор.

Да, процессия уже вышла в степь, покрытую высокой желто-розовой травой. Это было ровное широкое межгорье, обрамленное справа большим неестественно розовым лесом, за которым где-то далеко высились отвесные обрывы гор. Вершины их скрывались в непроглядных тучах. Но горы поднимались не только за лесом, они окружали всю местность. Артем вспомнил ночную беседу с Иваном Семеновичем. Горы эти были стенами гигантского подземного простора… Интересно было бы узнать, поднимался ли кто-нибудь из скифов на те горы, пробовал ли достичь вершин?

Процессия продвигалась ровной степью. Только в том месте, куда умчались всадники, виднелся покатый пригорок со странным сооружением на нем, своей формой напоминавшим пирамиду. Вокруг пирамиды толпились всадники и пешие, мужчины и женщины, старики и даже дети. Острый глаз Артема заметил в стороне толпу невольников. А совсем близко от черной пирамиды сидел на своем коне сам Сколот в блестящем золотом шлеме, окруженный свитой.

Лида схватила Артема за руку. В голосе ее чувствовалась тревога:

— Вон стоит Дорбатай, а рядом о ним мерзкий Гартак…

— Не волнуйся, все будет хорошо, уверяю тебя, — бодро отозвался юноша, хотя и сам не был уверен в этом. По правде сказать, он не ждал столь многочисленной аудитории. Удастся ли ему поразить воображение всей этой массы людей? Словно понимая душевное состояние Артема, геолог энергично помахал ему рукой — дескать, все идет хорошо!

Процессия приблизилась к черной пирамиде. Теперь можно было разглядеть, что это была гигантская куча сухого хвороста — священный жертвенник. В том, что это именно жертвенник, у Дмитрия Борисовича не было никаких сомнений. Он хорошо видел даже узкую деревянную лесенку, которая вела наверх, к вершине большой кучи хвороста. А там, на самой верхушке, торчал большой старый почерневший меч. Он был закреплен в хворосте за ручку и торчал вверх лезвием… Все выглядело именно так, как представлял себе археолог!

Около лесенки ждал Дорбатай в своем парадном красном плаще с золотыми бляшками. Его холодные глаза пытливо смотрели на чужестранцев, выискивая на их лицах признаки страха. Напрасная надежда! Чужестранцы спокойно осматривали священное сооружение, главного вещуна, подручных и дюжих женщин с кривыми ножами. А вот они сами волновались, со страхом поглядывая на четырех друзей, сопровождаемых страшной поскиной: ведь именно им, а не старому вещуну придется иметь дело с загадочными незнакомцами, которые умеют творить чудеса!

Почетная свита и воины Сколота образовали отдельную группу. Старый вождь, как ни старался сохранять равнодушный вид, не мог совладать с охватившим его волнением. Он нервно перебирал поводья коня и обменивался с ближайшими воинами короткими, отрывистыми фразами. Должно быть, предводитель побаивался, что Дорбатай использует свое положение хозяина странных чужеземцев: неспроста ведь вещун наотрез отказался от всех предложений, которые сделал ему Сколот. Он не пожелал отдавать их вождю. Да, в ловких руках жреца пленники-кудесники могли стать очень опасным оружием.

И еще один человек не мог скрыть своего беспокойства. Это был Варкан. Артем сразу заметил его мужественную стройную фигуру среди свиты Сколота. Отряд заметно разделялся на воинов, одетых очень богато и более скромно, в одежде которых почти не было ценных украшений. Но с первого же взгляда становилось ясным, что именно среди этой группы неродовитых воинов Варкан занимает какое-то центральное место. Почему? На этот вопрос пока что не было ответа.

Неподалеку от Дорбатая на богато убранных лошадях сидели знатные скифы. Они держались независимо, сознавая свою власть и силу. Эти люди глядели на чужестранцев с откровенной враждебностью.

А ниже, на склонах холма, шумела толпа пеших скифов. Там уже совсем не было видно никаких украшений на одежде, даже самых скромных, бронзовых: взгляд не останавливался ни на ком отдельно. Беспорядочная толпа сосредоточилась и еще ниже, у подножия черной пирамиды. В ней смешались и скифы и невольники, которые не имели права подниматься выше.

Лида не могла удержаться от того, чтобы время от времени не посматривать на Гартака, который гордо восседал на пышно убранном коне. Сам Гартак был наряжен по всем правилам, на его поясе даже висел меч. Но все это выглядело на нем неуклюже и смешно. Казалось, что меч еще больше искривил его немощную фигуру, а круглый бронзовый шлем наклонил голову набок. И несмотря на все это, вид Гартака пугал девушку…

Друзья стояли, охраняемые подручными вещуна. Неподалеку от них четыре сильные женщины-жрицы крепко держали двух невольников со связанными позади руками. Артем снова вспомнил угрозы Дорбатая: «Богослужение… жертвы». Вероятно, эти несчастные, беззащитные люди должны стать жертвами сегодняшнего ритуала. Он решительно повернулся к Ивану Семеновичу:

— А что, если они начнут с этих рабов? Что тогда?

Но геолог не успел ответить.

Дорбатай запел высоким хриплым голосом. Он низко поклонился куче хвороста, протянул руки к большому почерневшему мечу и выпрямился. Легкий ветер шевелил складки его красного плаща. Старик снова был похож на огромную хищную птицу, которая вот-вот бросится на свою жертву. Так же простерли руки и его подручные, словно стараясь во всем копировать движения Дорбатая.

И вдруг мелодия песни старого вещуна резко изменилась. Его помощники будто по команде умолкли. Теперь Дорбатай пел один, выводя высокие ноты и переступая с ноги на ногу. Затем он снова взмахнул руками, и его песнь подхватили жрецы.

Дмитрий Борисович наклонился к геологу:

— Эти несколько фраз, которые он пропел, касаются нас, Иван Семенович. Старик пел на смешанном языке, и среди непонятных мне скифских слов я разобрал несколько греческих фраз.

— Любопытно…

— Он сказал примерно следующее: «Мы принесем вас в жертву богам, чужестранцы, если только вы не покоритесь. Есть еще время. Скажите, что вы согласны. Иначе смерть ждет вас, смерть, которая вначале на ваших глазах заберет рабов».

— И это все? — невозмутимо спросил Иван Семенович.

— Все.

— Ответа от нас он не дождется. Или вы другого мнения, Дмитрий Борисович?

— Как вы могли такое подумать! — обиделся археолог.

— Прошу прощения. Итак, старик хочет начать с рабов. Что ж, мы не дадим и их в обиду!

Песня кончилась. Дорбатай прокричал еще несколько слов: он заклинал, возбуждая толпу, настраивая ее против чужестранцев. И вещун достиг своей цели: в ответ раздались злобные возгласы, зазвенело оружие, натянулись луки — и сотни острых длинных стрел, описав дугу над священным жертвенником, упали далеко за пригорком.

Две женщины-жрицы поднесли Дорбатаю большой золотой кубок и длинный каменный нож с золотой рукояткой. Вещун важно принял кубок и нож, поднял их высоко вверх и громко закричал, как бы заклиная тучи, которые медленно плыли в небе. Дмитрий Борисович тут же перевел:

— Он сказал; «Пускай пришельцы увидят собственными глазами, что произойдет с ними самими через несколько минут! Пусть они покорятся!»

Дорбатай опустил нож лезвием к земле. Это был сигнал. Подручные вещуна, державшие связанных рабов, потащили их к нему. Раздался крик одного из рабов; он даже попытался оказать сопротивление. Второй покорно передвигал ослабевшие ноги. Из толпы донесся громкий шум. Артем побледнел.

— Они же убьют их, Иван Семенович! — воскликнул он. — Это невозможно.

Геолог крепко держал руку на плече юноши.

— Подождите немного, Артем. Сейчас наступит наш черед действовать.

Подручные волокли рабов к Дорбатаю. Старый вещун ждал. Его взгляд на короткое мгновение остановился на чужестранцах, как бы делая им последнее предупреждение. Первый раб уже не кричал, а хрипел, откинув голову назад. Шум в толпе нарастал. Иван Семенович подтолкнул Артема:

— Вперед, дружище! И да сопутствует вам удача!

Одним прыжком Артем оказался возле Дорбатая, который вздрогнул от неожиданности и отступил назад. Подручные вещуна не успели задержать Артема, они не успели даже пошевельнуться, настолько неожиданным был его поступок. А он стоял уже перед старым вещуном, спокойно и презрительно разглядывая его наряд. Около Артема угрожающе скалила зубы и рычала Диана.

Мертвая тишина воцарилась в степи. Все остановилось, застыло. Все ожидали, что же будет дальше, что сделает могучий, славный Дорбатай с наглым чужеземцем, проклятым богами. Вероятно, он отступил назад лишь для того, чтобы тут же на месте испепелить отчаянного чужестранца!

Дорбатай, сжав зубы, злобно крикнул что-то жрецам, указывая каменным ножом на Артема. Но подручные не отважились подойти к нему. Повторялась вчерашняя история; старый вещун вынужден был оставаться со смелым юношей один на один!

Не теряя времени, Артем уже овладел преимуществом своего положения.

— Слушай, ты, старый мошенник! — закричал он прямо в лицо вещуну. — Я вызываю тебя на состязание. Покажи, на что ты способен. Узнаем, кто из нас сильнее!

Дорбатай, конечно, не понял слов юноши, но почувствовал угрозу. Он молчал, поглядывая на своих оторопевших помощников.

— Сейчас я тебе все объясню, — продолжал Артем и повернулся к Варкану. — Варкан! Эй-эй, Варкан!

Варкан толкнул коня и подскакал к юноше.

А Артем продолжал:

— Дмитрий Борисович, скажите Варкану, пусть он переводит этому мошеннику и всем скифам в учтивых, парламентских выражениях мои слова.

Варкан внимательно слушал то, о чем говорил ему археолог, А еще через минуту его голос звучал уже так, что его действительно было слышно не только старому вещуну, но и каждому из скифов. В ответ над степью снова поднялся громкий шум. Толпа взволновалась. Лицо Дорбатая испуганно дергалось. Но теперь у него уже не оставалось времени для отступления. Вся огромная толпа скифов ожидала его ответа на вызов молодого чужестранца, весь народ смотрел на него. Старый вещун, наконец, решился. Хриплым, угрожающим голосом он прокричал что-то в ответ на вызов.

— Он говорит, что боги сейчас сожгут вас, Артем, — перевел его слова археолог. — Вы не боитесь?

— Посмотрим, кто лучше владеет небесным огнем! Ну, начинай, старик! Пускай твои боги попробуют сжечь меня. А тогда уже примусь за дело я!

Артем спокойно стоял перед Дорбатаем, всем своим видом показывая, что он нисколько не боится его угроз. А толпа ждала, и каждый упущенный миг шел на пользу чужестранцу! Не выпуская из рук кубка и ножа, Дорбатай стал выкрикивать новые заклинания. На его старческой шее напрягались вены, то и дело он переходил с крика на зловещий шепот, размахивал руками, словно призывая все грозные силы природы обрушиться на голову святотатца. Но тот, не обнаруживая никаких признаков страха, молча улыбался!

Толпа зашумела еще громче. И это был уже совсем иной шум. Артем почувствовал, что настроение скифов изменилось в его пользу. Дорбатай явно терял престиж! Юноша смело выступил вперед и приблизился вплотную к старому вещуну, который все еще яростно размахивал кубком и ножом.

— Ну что, не получается? — насмешливо спросил его Артем. — Хватит! Очищай место, старик! Теперь моя очередь!

— Артем! — испуганно крикнула Лида.

Молниеносным движением, которого от него, казалось, нельзя было и ожидать, Дорбатай бросился на юношу, занеся свой нож. Еще мгновение — и Артем упал бы под ударом этого каменного ножа, направленного в его грудь. Но Дорбатай не успел ударить юношу. Он отшатнулся назад, хотя Артем и не сделал ни малейшего движения. Внимательная и зоркая Диана прыгнула навстречу вещуну. Ее зубы щелкнули возле горла злобного старика. И счастье, что он успел отшатнуться! Диана стояла перед ним, готовясь к следующему прыжку. Будто бы она ожидала только команды, дисциплинированная, умная собака!

— Так вот ты какой?.. — медленно произнес Артем. — На какие штучки пустился! Не выйдет, ничего не выйдет у тебя, старик… Я уже предупредил тебя, пришла моя очередь. Гляди!

Артем вынул из кармана папиросу и закурил ее. Воцарилась могильная тишина. Тысячи глаз следили за его движениями. Юноша не торопясь затянулся и выпустил дым прямо в лицо Дорбатая, который закашлялся и зажмурил слезившиеся от дыма глаза.

— Что? Не нравится? Я тебе сейчас еще и не такое покажу. — Артем повернулся к археологу: — Пусть Варкан скажет ему, что я сейчас свалю его с ног небесным огнем.

Варкан опять перевел так громко, что слова молодого чужестранца услышали все. На лице Дорбатая появилась недоверчивая гримаса. Должно быть, он решил, что молодой чудодей хочет запугать его точно так же, как он сам только что пытался это сделать. Что-что, а цену небесному огню Дорбатай знал лучше других! Он выставил одну ногу вперед, всем своим видом показывая, что не боится угрозы наглого чужестранца.

— Не веришь? Ну, погоди!

Артем вынул из кармана какой-то маленький предмет и поднес его к зажженной папиросе. В одно мгновение предмет задымил, зашипел. Артем швырнул его под ноги вещуну.

— Посмотрим, старик, удержишься ли ты на ногах!

Дорбатай и не пытался скрыть страха, когда увидел у своих ног нечто шипящее, словно живое существо, извергающее огонь. Но он понимал, что отступать сейчас значило бы утратить все свое влияние на скифов, и, преодолевая страх перед таинственным предметом, оставался на месте, переступая с ноги на ногу.

— Сейчас, сейчас, — приговаривал Артем. — Держись, старик!

Едва он произнес последнее слово, как под ногами Дорбатая что-то оглушительно загремело. Из-под его ног взметнулось пламя и подбросило вещуна в воздух. Неизвестно, упал ли он от силы взрыва или просто со страху. Нелепо взмахнув руками, старик перевернулся в воздухе и упал на землю лицом кверху, выронив священный кубок и нож. Дорбатай так и остался лежать, запутанный в складках своего красного плаща, словно боялся не только подняться, но и взглянуть в сторону могучего молодого чародея, который вызывал с неба огонь и гром…

Скифы замерли, затаив дыхание. Они с благоговейным ужасом глядели на Артема, пытаясь понять, что это за неведомое и страшное существо, победившее самого Дорбатая… Ведь несмотря на все заклятия старого вещуна, молодой чужеземец не был уничтожен богами, наоборот, это он вызвал огонь и гром, это он свалил славного Дорбатая, который теперь, неподвижный и беспомощный, лежит перед ним на земле!..

Юноша подошел к священному золотому кубку и каменному ножу, поднял их с земли и внимательно осмотрел. Он действовал уверенно, так как знал, что теперь уже никто не осмелится напасть на него.

— Да, — сказал Артем, — неплохие экспонаты! Если бы мне посчастливилось найти их в той пещере, я был бы очень рад. Ну ладно. Сейчас мне не до музейных редкостей. Эй, вы, немедленно освободите этих парней!

Не выпуская из рук кубка и ножа, он подошел к жрецам, державшим двух связанных рабов. Те тотчас бросили их и убежали за кучу хвороста. Но рабы боялись пошевельнуться. Безумными от испуга глазами смотрели они на Артема, как бы моля о пощаде. Артем понял: невольники считали его таким же кровожадным колдуном, каким был сам Дорбатай. Ведь юноша все еще держал в руках зловещий каменный нож и кубок!

— Да не бойтесь, друзья, — ласково сказал Артем. — Этим ножом я хочу сделать вовсе не то, что вы думаете. Вот! — и он быстро перерезал веревки, которыми были связаны рабы. — А он острый! Jудивился юноша. — Режет, как бритва, хоть и каменный. Ну, теперь можете идти к своим, А кто попробует вас тронуть, будет иметь дело со мной. Так и передайте!

Юноша слегка подтолкнул рабов. И тут же они, размахивая руками, без оглядки бросились бежать. Артем посмотрел им вслед, а потом обернулся к Дорбатаю, который немного приподнялся, опираясь руками о землю. Глаза его следили за каждым движением молодого чужестранца.

— Ну, вставай, старик! Хватит с тебя. Да, собственно, ничего страшного не произошло: выстрелил один какой-то пистон, а ты переживаешь, как будто в тебя угодил целый снаряд… Вставай, вставай же, говорю я тебе! — продолжал Артем, усиленно жестикулируя.

Язык жестов дошел до Дорбатая. Он медленно поднялся на ноги. Лицо его было перепачкано пылью, седые волосы всклокочены, башлык сполз набок. Старик исподлобья поглядывал на Артема, всем своим видом выражая покорность. После долгой паузы он произнес сдавленным голосом несколько слов.

— Хорошо, хорошо, — рассмеялся Артем, когда археолог перевел ему слова старика. — Понимаю, тебе нелегко признать такое. Значит, я сильнее тебя и ты признаешь это? Ладно, согласимся. Хотя мы это знали и без тебя. А теперь пусть убедятся все. Наступил твой конец, Дорбатай!..

Он оглянулся. Толпа прислушивалась к его словам, пытаясь понять их. В глазах скифов он, Артем, был настоящим чудодеем. Человек, который дышит дымом; человек, который вызывает из-под земли огонь и гром; человек, который сбил с ног Дорбатая; человек, которого охраняет страшная рыжая поскина… Тысячи глаз смотрели на Артема со страхом и уважением. И только две пары из них поглядывали на юношу непримиримо и злобно.

Первая принадлежала старому вещуну, который не мог смириться с постигшим его крушением, вторая — кривобокому Гартаку, понимавшему, что он также потерпел поражение в этой схватке, хотя как будто и не принимал в ней непосредственного участия.

Дмитрий Борисович от души пожал руку Ивану Семеновичу:

— Должен признать, что вы бесподобно придумали все это!

— Зачем же приписывать все мне одному? — возразил геолог. — Артем принимал в этом такое же участие, а главное — ему принадлежит честь исполнителя главной роли!

— А вы что скажете, Лида? — спросил археолог. Девушка все еще находилась под впечатлением пережитых событий. Ведь она не была подготовлена к ним — друзья не успели сообщить ей о разработанном плане. Не мудрено, что поведение Артема сначала казалось ей непонятным. Теперь Лида едва сдерживала радостный смех. Это была реакция после нервного напряжения всего утра. Опасность миновала, и от счастья девушке хотелось расцеловать и Ивана Семеновича, и Дмитрия Борисовича, и особенно смелого Артемушку, который так прекрасно вел себя в состязании с Дорбатаем. И она ответила археологу тем, что звонко поцеловала его в щеку:

— Ой, Дмитрий Борисович, как чудно все вышло!

К ним подошел Артем, сопровождаемый Дианой. Юноша спросил:

— Ну, кажется, я провел роль как следует, правда?

— Почти, — ответил геолог, — если отбросить допущенную вами отсебятину — все эти «старый мошенник», «держись, старик» и так далее.

— Так ведь он все равно не понимает, — простодушно оправдывался Артем. — А мне необходимо было как-то отвести душу. Кстати, Дмитрий Борисович, что делать с этими священными трофеями? — спросил он, передавая археологу кубок и нож.

Дмитрий Борисович с жадностью вцепился было в «трофеи», его глаза уже загорелись. Но Иван Семенович безжалостно остановил его:

— Немедленно вернуть помощникам вещуна, — распорядился он. — Нет, нет, Дмитрий Борисович, не спорьте! Я понимаю, что вам очень хотелось бы оставить их у себя, но нельзя!

— Эх, — проворчал Дмитрий Борисович, которому страшно не хотелось разлучаться с редчайшими экспонатами, хотя он прекрасно понимал, что геолог совершенно прав. — Вы только подумайте, друзья, свидетелями чего мы были сейчас! Правда, священный ритуал не был доведен до конца…

— Уж не жалеете ли вы об этом? — улыбнулся Артем.

— Не в том дело. Но представляете ли вы себе, как выглядит большое скифское отправление службы? Этим каменным ножом Дорбатай перерезал бы горло жертве и кровь ее собрал в золотой кубок…

Лида почувствовала, что у нее кружится голова, но археолог не замечал ничего. Он продолжал:

— После этого Дорбатай или кто-нибудь из его жрецов отрубил бы жертве правую руку и подбросил ее в воздух. А кровь в золотом кубке понес бы на вершину кучи хвороста и окропил бы ею священный меч. Именно от этой жертвенной крови он так и почернел.

— Ясно, Дмитрий Борисович, вы не можете простить мне, что я помешал вам увидеть все это своими глазами, — насмешливо заметил Артем.

— И не только увидеть, но и почувствовать в полном смысле этого слова на собственной шее, — добавил Иван Семенович, делая красноречивый жест.

— Да ну вас, — сконфузился археолог. — Я вам рассказываю о серьезных вещах, а вы шутите… Знал бы такое, не рассказывал…

Разговор неожиданно оборвался. К ним подъехал Сколот. Его суровое лицо на этот раз улыбалось. Голос звучал ласково и дружелюбно.

— Сколот поздравляет чужестранцев с победой над Дорбатаем. Сколот хочет сказать вам, что он все равно не допустил бы расправы с чужестранцами: его воины были начеку. Но получилось еще лучше, так как обошлось без кровопролития. Теперь никто не посмеет задеть вас. Сколот приглашает чужестранцев к себе. Вы будете его почетными гостями!

Так по крайней мере звучали слова вождя после двойного перевода — Варкана и Дмитрия Борисовича. Археолог хотел уже ответить, что он и его друзья охотно принимают приглашение вождя, но вперед выступил Иван Семенович и произнес:

— Я хочу сказать Сколоту вот что. Меня и моих товарищей очень удивляет, почему мы слышим эти сердечные приглашения только от него одного. Ведь у Сколота есть еще молодой сын Гартак. Почему не приглашает нас и он? Разве прославленный Гартак враждебно относится к нам?

Это был хитрый и решительный ход в сложной, запутанной игре. Добиться приглашения Гартака значило обезвредить его. Скифские обычаи не допускали враждебных действий по отношению к гостям. Это было бы позорным поступком.

Сколот слушал то, что переводил ему Варкан, и его брови все больше хмурились. Артем следил за лицом Гартака, который прятался среди свиты Сколота. Он видел: кривобокий сразу же сделал такое движение, словно хотел убежать, чтобы не приглашать чужеземцев. Но это было невозможно. Гартак съежился, вобрал голову в плечи. Глаза его забегали по сторонам, избегая взглядов путешественников, особенно Лиды. Но вот послышался голос Сколота. Старый вождь говорил торжественно и властно, и, только промолвив последние слова, он посмотрел на сына. Этого было достаточно.

Кланяясь и принужденно улыбаясь, Гартак заговорил, недоуменно разводя руками. Даже без перевода было понятно, что он просит извинить его за запоздалое приглашение и просит чужестранцев быть его гостями, как и гостями его славного и могучего отца.

— Отлично, — удовлетворенно произнес Иван Семенович. — Теперь мы принимаем приглашение. Мы будем гостями Сколота и Гартака.

И только его товарищи слышали, как он тихо добавил:

— И таким образом вскоре узнаем все, что нам нужно…

 

Глава десятая

Прогулка верхом. — Скифские скальпы. — Зубной врач. — Металл в кузнице. — Конфликт археолога с лошадью. — Рассказ Рониса. — Золотые залежи. — Вот кто был автором завещания!

— Неплохой, совсем неплохой всадник получился из нашего Артема, — шутил Иван Семенович, любуясь тем, как ловко гарцует на коне юноша.

— Что я! — отшучивался Артем. — Ведь я с детства мечтал быть кавалеристом. Вы посмотрите на Лиду, Вот класс! Сидит в седле, будто никогда с него и не слезала!

— А почему молчите обо мне? — обиженно заявил Дмитрий Борисович. — Честное слово, я никогда в жизни не ездил верхом!

Но Артем сделал шутливый комплимент не ему, а геологу:

— А Иван Семенович и тут остается нашим командиром! Готов побиться об заклад, что он смело может состязаться с любым скифским конником, даже с нашим другом Варканом.

Молодой скиф сам вызвался сопровождать чужеземцев во время осмотра ими становища. Он взял с собой еще двух молодых воинов из дружины Сколота. Варкан охотно рассказывал обо всем, что интересовало его новых друзей, и даже научился с помощью Артема произносить несколько слов на странном для него языке.

Наши друзья ехали на конях, подаренных им Сколотом.

Варкан распределил их между гостями. Крепкого вороного коня он подвел Ивану Семеновичу. Небольшой гнедой тонконогий конь достался Артему.

А для Дмитрия Борисовича и Лиды Варкан подобрал маленьких спокойных кобылок.

И все же археолог не сразу отважился сесть на свою лошадь. Он озабоченно спросил Варкана:

— Вы считаете, друг мой, что это животное не подведет меня? Оно действительно спокойное? Ибо, видите ли, мне очень не хотелось бы иметь какие-то недоразумения с конем, поскольку до сих пор мои взаимоотношения с подобными существами ограничивались… гм… так сказать, созерцанием…

Варкан успокоил ученого, заверив его, что эта лошадка — самая спокойная и мирная в огромном табуне скифского вождя.

С большим интересом осматривали друзья скифское становище. Решительно все привлекало их внимание. Они видели высокие и пышные кибитки на шестиколесных возах знатных скифов-старейшин, которые важно восседали на шкурах, окруженные прислугой и рабами. Видели меньшие шатры охотников, видели убогие кибитки, около которых толпились бедно одетые невольники, те самые люди, о которых рассказывал им Варкан. Впрочем, разве не такими же самыми рабами в руках старейшин были и все простые скифы, целиком зависимые от богачей?.. Ведь и они не имели почти никакого имущества, кроме бедной кибитки на колесах и незамысловатой домашней утвари. Вся их жизнь, их работа с утра до вечера служили нуждам и потребностям богачей, знатных скифов-старейшин, для которых они пасли скот, для которых охотились…

Лишь кое-кто из молодого поколения простых скифов, тот, кто отличался храбростью и мужеством, мог завоевать себе иную жизнь. Это были воины Сколота, вернее, та часть, которую представляли собою молодые выходцы из незнатной массы. Связанные с бедными скифами, они не теряли таких связей, хотя и находились среди воинов вождя. Эти молодые; воины, одетые несравнимо скромнее, чем сыновья старейшин, держались несколько иначе от тех, приносивших и сюда заносчивость своих знатных отцов. Поэтому молодые воины, к числу которых принадлежал Варкан, не любили знатных скифов, чванливых и спесивых. Это было сразу заметно по поведению Варкана и двух его товарищей, которые держались в стороне, когда ученые приближались к кибиткам старейшин, и, наоборот, охотно принимали участие в их беседах с простыми скифами. Их положение, как и воинов вождя, давало возможность держаться независимо. Но было заметно также и то, что знатные скифы платили им той же неприязнью, относились к ним, пожалуй, даже презрительнее и искоса поглядывали на тех из них, кто поддерживал дружеские отношения с потомками греческих пленных.

Таковы были выводы Артема из всего виденного. Он снова вспомнил неясный, уклончивый ответ Варкана на его вопрос в кибитке вещунов в ту памятную ночь. Почему Варкан избегал ясного прямого ответа? Обязательно надо будет снова спросить у него! Только, к сожалению, не теперь… Придется отложить.

Археолог с жадностью впитывал впечатления, какие в изобилии давала развернувшаяся перед ним подлинная жизнь древних скифов, о которой так скупо повествовали греческие источники или данные археологических раскопок. Варкан едва успевал отвечать на вопросы Дмитрия Борисовича, они сыпались точно из рога изобилия. Молодой скиф мог передохнуть — да и то очень ненадолго! — лишь тогда, когда Дмитрий Борисович испытывал необходимость поделиться с кем-нибудь из товарищей своими наблюдениями и впечатлениями, буквально переполнявшими его.

— Очень интересно, просто невероятно интересно! — восклицал он, поблескивая из-под очков глазами и сдвигая шляпу на затылок. — Видите ли, Артем, у наших скифов полностью сохранился строй, описанный еще Геродотом. Древнегреческий историк писал, что скифы состоят из разных племен, находящихся на разных ступенях развития и отличающихся своим общественным устройством. Так, он отмечал глубокое различие между жизнью скифов, которые продолжали вести кочевой образ жизни, и скифов, ставших землепашцами. Кстати, наши хозяева принадлежат к племени кочевников — охотников и воинов.

— Ну и что из того? — равнодушно откликнулся Артем, которого эти тонкости не очень интересовали.

— Как так «что»? — вспыхнул археолог. — Но ведь это проливает яркий свет на самые спорные проблемы истории! Подумать только: Варкан говорит, что неподалеку находится племя хлебопашцев. Оно вынуждено обменивать продукты своего производства у кочевников! Ах, успеть бы все увидеть, изучить!

Артем подумал: «Успеть! Чего-чего, а времени, кажется, хватит с излишком… Ведь о возвращении назад и мечтать не приходится…»

Но Артем не долго предавался этим грустным размышлениям. Развернувшаяся церед ним жизнь захлестнула его. Друзья ехали по большой улице, точнее говоря, по широкой дороге, которая пересекала становище и шла мимо леса, огибая его гигантские деревья с розоватой листвой.

Круглые войлочные кибитки поднимались справа и слева; кое-где между ними оставались узкие проходы. Большинство наиболее пышных жилищ находилось в центре небольшой площади — это были богатые, просторные дома знатных скифов. Они стояли на огромных телегах о шести колесах, похожих на громоздкие барки.

Особенно бросались в глаза большие кибитки из красного войлока. Они принадлежали самым богатым. Вокруг них на почтительном расстоянии теснились десятки маленьких неказистых юрт, в которых ютились родственники знатного скифа, прислуга и рабы.

Цветные ленты, украшавшие входы и вершины кибиток, призваны были отгонять от дома злых духов. Этой же цели служили металлические бляхи, нашитые прямо на войлок. Внутри жилищ на столбах висела различная утварь. Чем богаче был владелец дома, тем больше в нем было утвари и тем ценнее была она.

Возле одного из богатых домов внимание Артема привлекли два столба с протянутым между ними ремнем, на котором покачивались маленькие разноцветные шкурки — черные, белесые, рыжие. Можно было подумать, что это сушились меха каких-то маленьких зверьков.

Указав на них рукою Варкану, юноша спросил:

— Что за зверьки?

Варкан догадался, что именно интересует молодого чужеземца. В ответ он кивнул на уздечку своего коня, украшенную такими же шкурками. Но Артем лишь пожал плечами, как бы говоря, что ничего не понимает. Молодой скиф поднял руку к своей голове и быстрым движением обвел верхнюю часть, словно собираясь срезать ее. Артем все еще не мог понять объяснений Варкана. Тот повторил движение, но уже вокруг головы юноши, и затем легонько дернул его за волосы, указывая при этом на сморщенные шкурки, украшавшие уздечку. На лице его играла широкая добродушная улыбка.

Артем начинал догадываться. Неужели?!. Он посмотрел еще раз на Варкана, на шкурки и затем обратился к археологу:

— Не знаю, правильно ли я понял Варкана, Дмитрий Борисович, но мне кажется, что скифы — охотники за скальпами. Может ли такое быть?

— Так оно и есть, — невозмутимо ответил археолог.

— Но ведь это же омерзительно! — вырвалось у Артема.

— С точки зрения скифа, это весьма почетное занятие. Да, да, мой молодой друг, у скифов действительно существовал обычай — снимать скальпы с убитых врагов. Скальпы на уздечке скифского воина — это свидетельство личного мужества, отваги, боевой хитрости. Как мы видим, этот обычай сохранился и у нашего племени. Варкан горд своими украшениями. Должно быть, он даже удивлен, что у нас нет таких шкурок, ибо очень уважает нас. Вот сейчас проверим.

Археолог заговорил с Варканом. Скиф живо ответил ему, а потом отвязал от уздечки одну шкурку и протянул ее Артему.

— Что такое? — удивился юноша.

Дмитрий Борисович рассмеялся:

— Это прямо чудесно! Варкан хочет подарить вам одну из своих шкурок.

— Но зачем?

— У него их много, а у вас нет. Вот он и намерен украсить уздечку вашего коня. Учтите — это благородный поступок, щедрость необыкновенная. Отказываться неудобно — вы обидите этим своего друга.

Юноша отмахнулся:

— Что я буду делать с этим скальпом, Дмитрии Борисович? Да меня просто тошнит, когда я смотрю на эту штуку… Нет, не надо!

Археолог повторил свои доводы, убеждая Артема, что отказываться неприлично, но Артем нашел выход:

— Скажите Варкану, Дмитрий Борисович, что в нашей стране нет обычая носить такие шкурки. Конечно, я ему очень благодарен, но прошу оставить скальп у себя. Думаю, теперь он не обидится.

— Надеюсь. Сейчас переведу, Артем.

Со стороны кибитки, возле которой собралась толпа скифов, доносились какие-то странные стоны и крики. Это привлекло внимание друзей, и они направили своих коней к кибитке. Люди расступились перед всадниками, Дмитрий Борисович отметил, что это древний обычай: пеший обязан уступить дорогу конному, ибо конный — человек знатный. Однако собравшиеся у кибитки сделали это неохотно, что можно было прочесть на их угрюмых лицах. Впрочем, узнав Варкана, они подобрели. И еще раз Артем подумал: «По какой же причине молодой скиф пользуется любовью простых людей?..»

Перед кибиткой на корточках сидел старый бородатый скиф, вцепившись руками в войлочную подстилку. Башлык его был сдвинут назад, из глаз катились слезы, рот широко раскрыт, и в нем ковырялся большими клещами другой скиф, имевший, судя по женскому наряду, отношение к вещунам. На его сморщившемся от напряжения лбу собрались крупные капли пота. Должно быть, операция продолжалась уже порядочное время, так как и пациент и лекарь совершенно изнемогли.

Пациент мычал и стонал, изредка хватаясь рукой за подбородок. Лекарь раздраженно приказывал ему не двигаться, локтем запрокидывая его голову назад.

— Какое варварство! — возмутилась Лида.

— А что особенного? — возразил ей Иван Семенович. — Разве у нас в прекрасной поликлинике не так же варварски выдирают зубы? Разница не так уж велика, должен вас заверить. Сидит ли пациент в кресле или на земле, никелированы ли клещи лекаря или нет — какая разница в конце концов?.. Характер операции не изменился на протяжении тысячелетий — вот что главное…

На Дмитрия Борисовича эта сцена произвела огромное впечатление. Он внимательно следил за работой зубодера, как бы не веря своим глазам. Наконец он воскликнул:

— Нет, это замечательно! Вот оно, подтверждение знаменитого рисунка на электровой вазе из кургана Куль-Оба! Там как раз изображено лечение зубов у скифов! Изумительно!

— Электровая ваза? — переспросил Артем. — Вы не ошиблись, Дмитрий Борисович? Что это за штука такая — электровая? Электрическая, что ли?..

— А, — отмахнулся археолог. — Электровая — это значит сделанная из электра, или электрона, — естественного сплава золота с серебром. Знать надо, товарищ студент геологического института!

Артем только пожал плечами: откуда он мог знать какой-то там редкий сплав?

В этот момент что-то громко хрустнуло, и лекарь извлек изо рта больного обломок зуба. Лида вскрикнула и отвернулась. Лекарь внимательно осмотрел обломок, недовольно покачал головой и, пригрозив кулаком больному, который уже собирался встать, снова сунул ему клещи в рот. Операция продолжалась.

— Нет, друзья, довольно этого зрелища! — воскликнул Иван Семенович. — Поехали дальше!

Он повернул коня, посмотрел вперед и добавил:

— Вот это мне кажется более интересным! Поглядите, как весело и непринужденно обедает эта компания!

Шесть бородатых скифов сидели на земле у костра. Они сняли свои меховые и войлочные башлыки, положили их около себя и забыли, казалось, обо всем на свете, кроме еды. Большой бронзовый котел висел над костром, от него валил пар, далеко распространяя острый запах какой-то похлебки. Каждый из скифов держал в руках большой кусок дымящегося вареного мяса. Они раздирали мясо зубами, со вкусом ели его и запивали кислым кобыльим молоком, по очереди наклоняясь над вместительной посудиной.

Люди ели молча, словно священнодействовали. Варкан бросил им несколько слов. Скифы на миг перестали есть и посмотрели в его сторону. Узнав Варкана, они пригласили его и спутников разделить с ними трапезу. Варкан вопросительно посмотрел на чужеземцев.

— Нет, нет, — отказался Иван Семенович. — Спасибо. Мы сыты. К тому же нам некогда.

А Дмитрий Борисович задумчиво проговорил:

— Какой гостеприимный народ! Смотрите, ведь это по всем признакам совсем небогатые люди. Мясо у них, видимо, бывает не так уж часто. И вот приглашают, рады поделиться…

Артем обратил внимание на то, с каким интересом рассматривают встречные скифы Лиду. Даже он, Артем, прославивший себя победой над Дорбатаем, не вызывал такого интереса. Случалось, что кто-нибудь из скифов разинув рот смотрел на девушку, даже не замечая ее друзей. Артем терялся в догадках. Его недоумение разрешила Лида.

— Но ведь это совсем просто, Артемушка! — сказала она, не задумываясь. — Скифские женщины все в головных уборах с поднятыми вверх краями. А я простоволосая.

— Ну и что?

— Глупый! Для их глаза это, должно быть, все равно, что для старого турка увидеть женщину без чадры, с открытым лицом.

— Стало быть, ты шокируешь их? Нехорошо, Лида! На твоем месте я повязал бы чем-нибудь голову.

— Чудак ты, Артемушка! Пускай смотрят!..

Друзья подъехали к небольшой кузнице, где работал здоровенный, обнаженный до пояса скиф в широком кожаном фартуке. Можно было залюбоваться его четкими, размеренными и сильными движениями. Красные отблески огня падали на его блестящее от пота лицо. Тугие выпуклые мышцы ритмично перекатывались под глянцевитой темной кожей рук. Небольшие бруски металла лежали около горна. Кузнец работал, нисколько не обращая внимания на зрителей.

Варкан удивленно переводил взгляд с кузнеца на своих спутников, он не понимал, что могло заинтересовать здесь чужестранцев. Но он удивился еще больше, когда Иван Семенович соскочил с коня; подбежал к горну, схватил холодный брусок и стал внимательно изучать его. Кузнец, положив молот на наковальню, уставился на странного посетителя. Молча положив брусок на место, геолог взобрался на коня и, тронув поводья, сказал:

— Я вспоминаю наши беседы о возможности использования скифских памятников для поисков руды. Так вот, Дмитрий Борисович, эти бруски возле наковальни — настоящая бронза! Интересно было бы узнать, где скифы добывают руду? Если где-нибудь поблизости, то…

— Сейчас, сейчас! — археолог повернулся к Варкану и о чем-то быстро заговорил. Выслушав ответ молодого скифа, он сказал геологу: — Так и есть! Варкан говорит, что они добывают руду совсем недалеко отсюда. Он даже предлагает, если только мы желаем, поехать туда.

— С большой охотой! — воскликнул геолог, жестом приглашая молодого скифа показать дорогу. Варкан круто повернул коня и, пригнувшись к его шее, пустил его в галоп. Друзья едва поспевали за ним.

Варкану, должно быть, надоело томиться во время частых остановок. Теперь он решил развлечься быстрой ездой. Иван Семенович с наслаждением отпустил поводья; его конь не хотел отставать от варкановского. Точно так же поступили и другие всадники. Артему, по правде говоря, было немного страшновато, но признаться в этом друзьям он не хотел и отдался на волю коня. Лида закусила губу, крепко держась за поводья, но даже не делала попытки остановить свою кобылку.

И все они только через несколько минут вспомнили о Дмитрии Борисовиче. Где же он? Археолог исчез!

Они уже успели миновать становище и теперь неслись степью. Своей грудью кони рассекали высокую желто-розовую траву, которая могла с головой скрыть человека. Но где, в самом деле, Дмитрий Борисович?

— Варкан! Варкан! — закричал Артем. — Стой! Дело есть! — Он тяжело дышал после быстрой езды.

Скиф остановил коня.

— Дмитрия Борисовича потеряли! — воскликнул Артем.

— Действительно, где он? — оглянулся вокруг и Иван Семенович.

Варкан всматривался назад. Но и там он нигде не видел археолога.

— Дмитрий Борисович! Дмитрий Борисович! — раздались дружные возгласы.

Откуда-то донесся едва слышный ответ:

— Я здесь…

— Где?

— Здесь… в степи…

— Давайте сюда, к нам!

— Не выходит…

— Почему? — удивился Артем, всматриваясь в сторону, откуда доносился голос. Но перед ним была только ровная степь, на которой волновалась высокая и густая розовая трава.

— Подъезжайте ко мне!.. — снова донесся голос Дмитрия Борисовича.

Артем вопросительно посмотрел на геолога, тот кивнул головой, и юноша, натянув поводья, поскакал назад.

Первым, что Артем заметил среди густой травы, была голова лошади археолога. Эта голова поднялась на мгновение, посмотрела на приближавшегося юношу и снова скрылась в розовой траве: выходит, в ней было нетрудно спрятаться даже лошади, такая она была высокая. А вот и сам Дмитрий Борисович. Его лицо было рассерженным, в голосе звучало явное раздражение. Дмитрий Борисович гневался! На кого же? Все стало ясно с первых же слов геолога.

— Такое, значит, у вас отношение к старшим, молодой человек? Ускакали, а что случится со мной, вам безразлично?

— Дмитрий Борисович, да я…

— Молчите! Эта проклятая лошадь вовсе не такая уж спокойная, как все уверяли меня. Она понесла, и я не мог удержать ее… Я просил ее, умолял, но ничего не подействовало…

Артем едва удержался от смеха.

— Чего я только не делал! Я сжимал ей бока ногами, кричал на нее. Куда там! Проклятое животное мчалось как ветер, стараясь сбросить меня…

— Да это она просто шла галопом.

— Молчите, говорю я вам! Галоп я прекрасно знаю, видел в кино. Это когда конь хоть и быстро, но размеренно скачет, а человек ритмично подскакивает в седле вместе с ним. Если б это был галоп! Но разве тут можно ритмично подскакивать, когда, говорю я вам, это чудовище все время стремилось сбросить меня через голову?..

Артем отвернулся, чтобы археолог не заметил, как его душит смех.

— Тогда я ухватился обеими руками за ее шею, выпустив поводья, которые уже были ни к чему. И тут же потерял попону, заменяющую у них седло. Кстати, ничего смешного тут нет, Артем! Это неучтиво и бестактно — смеяться, когда вам рассказывают о таких ужасных неприятностях!

— Я… я не смеюсь, Дмитрий Борисович… Я внимательно слушаю и даже сочувствую вам… Это я просто тяжело дышу после быстрой езды…

— И вот когда я в последний раз сделал попытку повлиять на свою бешеную тварь… — при этих словах ученый гневно посмотрел на кобылу, которая мирно паслась рядом, — когда я крикнул ей в ухо: «Стой, чертовка!» — что бы вы думали она сделала?

— Остановилась, должно быть?

— Откуда вы знаете? — подозрительно спросил археолог. — Ну да, остановилась. Но как? Проклятое животное остановилось, но не сразу. Вначале оно остановилось передней своей частью. Да, да! Я хорошо помню! А задняя тем временем продолжала скакать, вот что!

— Но как же это могло…

— Задняя продолжала скакать, говорю я вам. Впрочем, не знаю, долго ли это продолжалось, так как в конечном счете я не выдержал. Подброшенный задней частью, которая скакала, я перелетел через переднюю, которая уже остановилась, перевернулся в воздухе, словно кошка, и оказался на земле. И как только у меня уцелели кости? Лишь после этого кобыла окончательно остановилась… Но что это с вами?

Артем припал к шее коня — и хохотал. Он понимал, что это невежливо, что нельзя смеяться над неудачей другого, да еще такого почтенного человека, как Дмитрий Борисович, но что он мог сделать? Такого смешного рассказа ему не приходилось еще слышать.

— Перестаньте смеяться, молодой человек. Мне, например, вовсе не смешно. Ну!..

Наконец Артем успокоился. Вытирая выступившие от смеха слезы, он спросил:

— Но почему вы не догнали нас, когда мы вас звали?

Археолог уничтожающе посмотрел на него.

— Вы что же, полагаете, будто эту тварь так легко уговорить, чтобы она разрешила снова сесть на нее? Вот уже с четверть часа я пытаюсь сделать это, но она и слушать не хочет. Я к ней, а она от меня. А еще говорили, что она спокойная, послушная! — с неподдельным отчаянием закончил Дмитрий Борисович.

— Вы бы ее за повод взяли.

— Попробуйте это сделать сами, молодой человек. У нее спереди, между прочим, имеются зубы. А сзади — копыта.

Артем почувствовал, что на него накатывается новый приступ смеха. С трудом сдерживая себя, юноша соскочил с коня, подошел к кобыле Дмитрия Борисовича, взял ее за повод и подвел к незадачливому хозяину.

— Садитесь, Дмитрий Борисович. Я подержу ее.

Археолог очень подозрительно посмотрел на него: слишком уж легко справился Артем с непослушной лошадью! Но их уже звали товарищи, надо было торопиться. Неуклюже перевалившись через хребет кобылы, Дмитрий Борисович с трудом вскарабкался на нее. Спустя минуту два всадника мирно ехали рядом. Археолог молча и недоверчиво поглядывал то на кобылу, которая почему-то вела себя совершенно спокойно, то на Артема. Наконец Дмитрий Борисович вздохнул и обратился к юноше:

— М-да… Мне кажется, Артем, что наш с вами разговор о характере кобылы имел, так сказать, частный характер… Вряд ли стоит посвящать во все это коллег… Как вы думаете, а?

— Вполне согласен с вами, Дмитрий Борисович.

— Очень рад! Я так и думал, что вы сразу поймете некоторое неудобство. Скажем, я задержался потому, что… — археолог не сразу мог придумать убедительную причину.

Артем пришел ему на помощь:

— Дело в том, что неожиданно ослабла подпруга. Ее нужно было подтянуть, Дмитрий Борисович, а это довольно трудно для непривычного человека.

— Да, да! — обрадовался археолог. — И кроме того, у меня есть к вам… гм… есть сугубо личная просьба. Ну зачем гнать лошадей, точно на пожар? Сдерживайте, пожалуйста, наших отчаянных кавалеристов! Хорошо? Ну куда нам спешить? Только утомляться…

— Ладно, Дмитрий Борисович, — согласился юноша.

Когда археолог и Артем догнали товарищей, которые с волнением и нетерпением ждали их, Артем, как было условлено с археологом, рассказал насчет ослабевшей подпруги. Группа двинулась дальше. Теперь ехали медленнее, и вскоре Дмитрий Борисович повеселел. Он снова охотно переводил даваемые Варканом объяснения. Указывая на склон холма у самого обрыва, к которому они не спеша подъехали, археолог сказал:

— Вот здесь добывают руду. Выносят ее из ямы корзинами. Тут же неподалеку выплавляют металл. Руководит работами приятель Варкана Ронис, тот самый, который так заинтересовал нас всех.

Со стороны холма шли люди. Они несли руду в корзинах к большой печи, врытой в землю. Из трубы поднимался тяжелый дым, стлавшийся по земле.

— Здесь работают потомки невольников, скифов среди рабочих мало, — переводил Дмитрий Борисович, слушая объяснения Варкана. — Сейчас нам принесут образец руды, Иван Семенович.

— Благодарю!

— Кроме того, Варкан вызвал Рониса. Будет интересно побеседовать с ним. Варкан говорит, что он весьма сведущий в этих делах человек…

Иван Семенович внимательно и заинтересованно осматривался вокруг. Такие же склоны и каменистые обрывы, как и везде в этой местности. А-а, принесли руду! Что ж, отличная руда… правда, в ней есть немало примесей, опытным глазом геолога это можно' было заметить сразу. Вот потому-то из этой медной руды и выплавляют бронзу: очевидно, в ней содержится какая-то доля олова или сурьмы, цинка или свинца… Да, это так. Бронза из такой руды должна получиться неплохая. Но…

Иван Семенович обратился к Дмитрию Борисовичу:

— С бронзой все в порядке, Дмитрий Борисович. Мое любопытство удовлетворено. Но вот возникает один вопрос…

— Какой? — осведомился археолог.

— Насколько мне известно, хотя я всего лишь геолог и не имею отношения к археологии, древние скифы жили уже не в бронзовом веке, а в железном, не так ли?

— Конечно, Иван Семенович. В их время железо уже широко вошло в быт, скифская культура сформировалась в период полной победы железа над бронзой.

— Вот и я так думаю. Мы же с вами видим у нашего племени явное преобладание бронзы над железом. И добывают они именно бронзу, ведь правда? То, что мы наблюдаем здесь, доказывает это. В чем же дело, почему бронза, а не железо?

Дмитрий Борисович нерешительно покрутил свою бородку. Он не мог найти ответа на этот вопрос.

— И правда, почему? — задумчиво повторил он вопрос Ивана Семеновича. — Конечно, и тогда, когда бронза уступила свое место железу, этому металлу бога войны Ареса, существовали еще и бронзовые наконечники стрел, и бронзовые украшения, и медные шлемы, котлы и прочее. Но ведь не это определяло эпоху, вы совершенно правы, дорогой Иван Семенович. А здесь налицо именно производство бронзы…

— И никаких признаков железа, заметьте, — добавил геолог,

— Да, странно… Послушайте, Иван Семенович! — Глаза Дмитрия Борисовича вдруг вспыхнули догадкой. — А что, если наши скифы, которые в свое время уже жили в железном веке, потом, оказавшись в отрезанной от мира пещере, вынуждены были возвратиться назад, к бронзовой индустрии? Что вы скажете?

— То есть как «возвратиться»? По щучьему веленью, что ли? Пока что не понимаю вашей мысли, Дмитрий Борисович.

— А ведь это вполне возможно, Иван Семенович! Наши скифы оказались в пещере, так?

— Согласен, и что же дальше?

— И когда они пытались найти в этой изолированной от всего окружающего пещере железную руду, ее не оказалось. Понимаете? А медная была. И они снова начали пользоваться ею, а не железом. Возвратились таким образом к бронзовому веку. А что им еще оставалось делать?

Теперь задумался и Иван Семенович. Что ж, мысль Дмитрия Борисовича хотя и была довольно спорной, но отказать ей в логичности было нельзя…

— Ладно, попробуем принять вашу догадку как некую гипотезу, — наконец ответил он.

— А мне кажется, что это уже не гипотеза, а достаточно веское утверждение. Во всяком случае, при данных обстоятельствах, — уже запальчиво заявил Дмитрий Борисович, который, как и следовало ожидать, окончательно увлекся своей идеей.

Иван Семенович осторожно промолчал: ладно, мы еще успеем проверить все это!..

— Только посчастливится ли нам поделиться с кем-нибудь сделанными тут открытиями? — тихо заметил Артем, которого мало интересовала дискуссия о железе и бронзе. Хмурый вид высоких каменистых обрывов напомнил ему о необычайности всей этой обстановки, о том, что они находятся в странном, отрезанном от всего человечества мире, глубоко под землей… Ах как глубоко! Далеко!..

— Что за пессимизм, Артемушка? — с ласковым укором ответила ему Лида. — Ты что же, думаешь, что мы не возвратимся отсюда?

Артем промолчал. Ему было немного неловко: действительно, что он мог ответить? Эта фраза вырвалась у него невольно. Но внимание Лиды уже привлекло нечто иное.

Послышался топот коня. Все оглянулись. На небольшой косматой лошадке к ним приближался тот самый человек, от которого они услышали первую греческую фразу.

Одетый в смешанную полугреческую, полускифскую одежду, смуглый, безбородый и потому очень отличавшийся от бородатых скифов руководитель работ производил необычное впечатление. Товарищи уже знали, что Ронис — такой же потомок плененных когда-то греков, как и все остальные. Но вел он себя с достоинством, его большие умные глаза смотрели на собеседника спокойно и смело. На чисто выбритом лице играла вежливая улыбка, которая словно подчеркивала, что этот потомок пленных, этот почти невольник знает себе цену и не привык задумываться о своей судьбе.

Ронис приветливо поздоровался с чужеземцами, искренне и по-дружески обнялся с Варканом, который сразу же начал оживленно беседовать с ним. Видно было, что оба они давние друзья, понимающие друг друга с полуслова. Ронис слушал Варкана, слегка склонив голову и посматривая на чужестранцев. Его внимательные глаза перебегали с одного на другого. Вот он на мгновение остановил свой взгляд на Лиде. Только на мгновение, так как после этого он сразу же посмотрел на Дмитрия Борисовича. Но Лида успела заметить внимательный, дружеский взгляд и запомнила его.

Варкан замолчал, Ронис что-то коротко ответил ему и обратился к Дмитрию Борисовичу. При этом взор его продолжал перебегать с одного чужеземца на другого, словно он хотел показать, что его слова обращены ко всем. Он говорил непринужденно, как равный с равными. Речь его текла плавно, он не подыскивал слов. Дмитрий Борисович иногда даже забывал переводить — с таким увлечением слушал он мягкие фразы грека.

— Мне очень приятно, — говорил Ронис, — рассказать о своей работе мудрым и просвещенным чужестранцам. Варкан сказал, что им хотелось бы познакомиться с тем, как добывается и обрабатывается руда. Я готов сопровождать их и давать необходимые разъяснения…

Осмотр продолжался недолго. Хотя это и могло показаться странным, он интересовал не столько Ивана Семеновича, сколько Дмитрия Борисовича. Впрочем, это понятно: кустарные способы добычи руды не могли привлечь большого внимания опытного инженера-геолога. Гораздо больше занимали его направление и мощность жил.

Зато Дмитрий Борисович живо интересовался всем. Он обращал внимание на каждый молоток, каждую лопату, на одежду рабочих — ничего не ускользало от его внимания! То и дело раздавались его вздохи:

— Был бы у меня фотоаппарат!..

Но аппарата не было, и Дмитрий Борисович старательно зарисовывал в свою записную книжку все, что привлекало его внимание.

Артем рассеянно следил за археологом — мысли его все время возвращались к одному: почему имя Рониса кажется ему знакомым? Откуда он знает его? Или иначе — это имя напоминает ему что-то знакомое…

Теперь по просьбе друзей Ронис рассказал о себе — так же сдержанно и спокойно, хотя изредка в его голосе и прорывалась глубокая печаль.

— Да, я родился здесь, — говорил он. — Но никогда в жизни не забывал того, что рассказывали в нашей семье, передавая от отца к сыну. Мои далекие предки были захвачены скифами в плен в Ольвии, во время победы скифов над греками. И скифские победители превратили их в своих рабов. Моих предков и всех их потомков!..

Варкан, рассеянно слушавший до этого Рониса, поднял голову и усмехнулся:

— Ты так говоришь, Ронис, будто твои предки никогда не обращали в рабство скифов. Военное счастье переменчиво, вот и все…

Друзья заспорили, перейдя на скифский язык. Дмитрий Борисович поделился тем временем с товарищами своими мыслями.

— Конечно, Варкан прав. Совершенно естественно, что скифам, гораздо чаще оказывавшимся в рлену у греков, жилось значительно хуже. История, например, помнит множество восстаний среди рабов в греческих колониях. Греческая знать жестоко угнетала своих рабов, преимущественно скифов, захваченных в плен в Причерноморье…

— Ясно, что скифские рабы восставали. А как же иначе могли они бороться за свою судьбу? — отозвался Артем, который никогда не мог оставаться спокойным, если речь заходила об угнетении.

Лида выразительно дернула его за рукав: не мешай!

— Еще две тысячи лет тому назад, — продолжал Дмитрий Борисович, — скифы под руководством энергичного и умного вождя, тоже раба, Савмака, восстали против угнетателей и даже захватили власть в свои руки. Но греческие колонисты задушили это восстание с помощью наемных войск, вызванных из-за моря… Вспомните о знаменитом Боспорском царстве, вспомните о всех колониях греков… О той же известной нам со школы Ольвии… о, об этом можно рассказать немало интересного, и уж никак не в пользу греческих завоевателей!.. Когда-нибудь потом вы напомните мне, друзья мои, и я расскажу вам множество интересных вещей об этом периоде… Но наши собеседники уже снова перешли на греческий язык. Давайте послушаем!

Варкан и Ронис все еще спорили. Наконец скиф воскликнул:

— Ронис, я не понимаю вот чего! Ответь мне начистоту. Как ты можешь жить в ладах с Дорбатаем? Я знаю тебя, знаю немало такого, о чем не знает никто другой. Есть у нас с тобой и много общего, и если бы Дорбатай дознался об этом, он не помиловал бы нас, не так ли?

Ронис утвердительно кивнул головой.

— Но Дорбатай смотрит на меня с нескрываемой злостью, так как он мой враг и не сомневается в том, что и я враг ему. Но ведь и для тебя он враг, я знаю! Почему же он благоволит к тебе? Чем это вызвано? Конечно же, не тем, что ему, мол, нравится твое лицо. Отвечай!

Ронис горько усмехнулся:

— Да, Дорбатай, как видишь, благосклонно относится ко мне. Но ты прав, Варкан, это не потому, что ему нравятся черты моего лица, и еще меньше потому, что он любит меня…

— Так почему же тогда? — настаивал Варкан.

Глаза Рониса блеснули гневом.

— Ладно, слушай, Варкан! — быстро заговорил он. — Слушай! Мы с тобой друзья. Не впервые ты упрекаешь меня в том, что Дорбатай словно бы благосклонно и даже по-дружески относится ко мне. Я скажу тебе, в чем тут дело. Знаешь ли ты, что я покупаю у Дорбатая его расположение ко мне? Оно необходимо для того, чтобы никто не осмеливался мешать мне в моем деле… о котором ты хорошо знаешь. Ради осуществления моих планов, ради достижения моей цели я готов отдать всю свою жизнь — и тебе также известно это! Но для того, чтобы достичь этой цели, мне прежде всего необходима полная свобода. И я покупаю ее у старого вещуна! Тебе ясно?

— Я не понимаю тебя, Ронис…

— Слушай! В моей семье есть старая легенда о каком-то далеком моем прапрадеде. Эта легенда шепотом передавалась от отца к сыну, от сына к внуку и правнуку. Именно так она дошла и до меня. Я расскажу тебе ее, Варкан. Слушай, вот она, эта легенда!

Ронис на миг остановился, словно собираясь с силами.

— Когда-то давным-давно, когда именно — я не знаю, один из моих предков нашел в горах золотые залежи. Они были такими богатыми, эти залежи, что золото не нужно было копать. Его можно было брать голыми руками. Наклоняться — и собирать с земли самородки чистейшего золота. И даже на протяжении всей своей жизни человек не мог бы, работая день и ночь, исчерпать эти залежи, собрать все самородки… Мой предок никому ничего не сказал об этих богатых залежах. Он спрятал тайну глубоко в своем сердце. Только его старший сын узнал об этом. Таково было завещание предка: передавать тайну из уст в уста, от отца к старшему сыну… И вот, как я сказал тебе, эта тайна дошла и до меня. Правда, часть этих залежей давно уже потеряла свою ценность…

— Из нее выбрали все золото?

— Нет, совсем не то. Видишь ли, мой предок нашел два месторождения золота. Одно очень большое, а второе значительно меньше. Я разрабатываю меньшее. Но из него я могу давать в сокровищницу Дорбатая много золота. И этим я покупаю у старого вещуна мою свободу. Он узнал, что только я один знаком с тем местом, где находятся залежи. И конечно, он не собирается вредить мне до тех пор, пока я даю ему золото. А самородков золота мне хватит на всю мою жизнь, хоть бы я прожил еще триста лет! Старый Дорбатай, понятно, хотел бы сам дознаться, откуда я беру драгоценный для него металл. Но он превосходно понимает, успел уже убедиться, что я не скажу ничего, пусть он даже будет пытать меня месяцами…

— Ты говоришь, что он понимает и даже убедился. Откуда и как? — переспросил Варкан.

Вместо ответа Ронис откинул широкий рукав верхнего одеяния и закатал рубашку. На его руке выше локтя были ясно видны большие и глубокие шрамы, будто кто-то кусками вырезал оттуда живое мясо.

— Это, — угрюмо произнес Ронис, — следы того, как Дорбатай узнавал и убеждался, Варкан… Но он вскоре сообразил, что таким образом ничего не узнает от меня, что я скорее умру, чем скажу ему хотя бы одно слово. И тогда он освободил меня с условием, что я ежемесячно буду приносить ему некое условленное количество золота. Потом он решил выследить меня. И из этого тоже ничего не вышло. Ведь я не ребенок, Варкан! Видишь ли, пока что единственное мое оружие — это золото! И я не выпущу его из рук! Мне нужно жить, потому что передо мною великая цель. Ты знаешь о ней, Варкан!

Он умолк. Варкан схватил его руку и искренне пожал ее.

— Не сердись, друг мой Ронис, — горячо проговорил он. — Прости, если я обидел тебя! Прости, что я напомнил тебе о том, чего ты не хотел вспоминать! Но согласись со мной, нужно ведь было выяснить наконец…

— Я не сержусь, Варкан. Это даже лучше, что мы с тобой поговорили и все выяснили. Плохо лишь, что нам пришлось задержать нашей беседой уважаемых чужеземцев!..

— Нет, нет, нам было чрезвычайно интересно слушать вас, — категорически запротестовал Дмитрий Борисович. — И если вы ничего не имеете против, нам очень бы хотелось узнать еще одну вещь.

— Что ж, прошу вас, — охотно ответил Ронис. — Вы и без того теперь знаете достаточно много.

— Почему вы берете золото только из меньших залежей? А что же случилось с большей частью золота?

— Эту большую часть когда-то отрезал огромный завал. Теперь никто не может добраться туда. И никто даже не знает, где это находится. Все это знал только мой предок. Он подробно описал, как найти эти большие залежи, описал в своем завещании. Но он спрятал это завещание в замурованной подземной пещере… И эту пещеру так же точно отрезал завал вместе с залежами…

Дмитрий Борисович встрепенулся: завещание предка, отрезанное от племени скифов завалом, — завещание в замурованной пещере!

Ронис продолжал:

— Но мне хватит, как я уже сказал, и меньших залежей. Даже если бы Дорбатай когда-нибудь и нашел завещание моего пращура — ведь я и сам не знаю, где оно было спрятано! — все равно старый вещун никогда не сможет добраться до больших залежей. За это я ручаюсь. Никто из нас никогда не найдет их, не отыщет это место…

— Почему же? — серьезно и задумчиво спросил Иван Семенович.

— Потому, что мне известно: мой предок добрался к этим залежам далеким, кружным путем. И этот путь идет за горами, — указал Ронис на каменные обрывы. — А горы эти такие высокие, что ни один человек никогда не смог и не сможет перебраться через них.

«Вполне понятно, — подумал Артем, — если принять во внимание, что это совсем не горы, а стены, окружающие огромное подземное пространство, да еще и сходящиеся с его потолком…»

Иван Семенович слушал Рониса с большим вниманием: его рассказ неожиданно оказался чрезвычайно важным. Наконец он снова обратился к греку:

— Это настоящее ваше имя — Ронис? Мне кажется, что оно звучит несколько странно. Куда благозвучнее было бы, скажем, Пронис!

Дмитрий Борисович, волнуясь, перевел. Он хорошо понимал, что имеет в виду Иван Семенович. Может быть, они на пороге решения загадки, которую принес им бронзовый ларец, найденный в замурованной пещере.

Ронис непринужденно отвечал, словно бы речь шла о вполне обычной вещи:

— Пронисом звали моего пращура, о котором я рассказывал Варкану, — он-то и нашел золотые россыпи. А его сына звали уже Ронисом. Внука вновь прозвали Пронисом. И так, чередуясь, это имя дошло до меня. Моего отца звали Пронисом. А сына своего, если бы он у меня был, я бы тоже назвал Пронисом. Такова наша семейная традиция.

Все стало на свое место! У Артема от волнения даже перехватило дыхание. Теперь не оставалось никаких сомнений.

Автор таинственного завещания — далекий прапрадед Рониса! И каждое слово из рассказа Рониса придавало новый вес содержанию пергамента, его указаниям о залежах золота! Пронис, далекий Пронис, мог ли он хотя бы частично представить себе, какие удивительные приключения развернутся вокруг его завещания?..

 

Глава одиннадцатая

Приглашение Варнана. — Заяц на дротике. — Дикий кабан. — Прыжок Артема. — Лида замечает перемены. — Ужин в кибитке. — Онсюгала с кровью. — Побратимы. — Дмитрий Борисович недоволен.

Когда кавалькада всадников приблизилась к становищу, Дмитрий Борисович, все время оживленно беседовавший с Варканом, вдруг остановил коня и жестом пригласил других последовать его примеру.

— Минуточку, друзья, — сказал археолог. — Есть интересное предложение. Варкан приглашает Артема принять участие в охоте на дикого кабана. Он нашел вчера тропку, по которой огромный дикий кабан ходит на водопой. Сколот поручил ему убить зверя, так как хочет угостить нас, своих гостей, этим редким яством.

— А я? — возмутилась Лида.

— Думаю, это приглашение относится и к вам, Лида. Сейчас я поговорю с Варканом.

Молодой скиф, выслушав его, радостно кивнул головой. Лида даже немного сконфузилась.

— Не кажется ли вам, товарищи, что Варкан относится к Лиде с не меньшей благосклонностью, чем к Артему? — лукаво усмехнулся археолог. — Да не краснейте, молодой человек! Я только хотел сказать, что Варкан — человек вежливый, гостеприимный.

Конечно, предложение молодого скифа было с радостью принято Артемом и Лидой.

— А мы с вами как, Иван Семенович? Дело в том, что Сколот хотел бы показать чужестранцам свои сокровища. По правде говоря, меня они больше интересуют, чем охота на дикого кабана. Я, знаете ли, не охотник… Итак, Иван Семенович, что вы думаете делать?

— Полагаю, вы правы, — ответил геолог. — Меня тоже больше интересует предложение Сколота.

— Хорошо. Тогда расстанемся с молодежью. Мы с Иваном Семеновичем возвращаемся в становище, а вы с Варканом отправляетесь на охоту. Вот только как вы сможете с ним объясняться?.. — спохватился археолог.

— Ничего, Дмитрий Борисович, во время охоты разговаривать некогда, — шутливо ответил Артем. — Там действовать надо!

— А как и чем мы будем охотиться? — спросила Лида. Варкан и его товарищи были вооружены дротиками, луками и короткими мечами-акинаками, как разъяснил Дмитрий Борисович, а у Артема и Лиды, конечно, никакого оружия не было.

— Гм… действительно, что касается оружия, то у меня не густо, — сказал юноша, вынимая из кармана маленький складной ножик. — Это, например, вряд ли пригодится при охоте на дикого кабана.

— А у меня и ножика нет, — рассмеялась девушка.

Варкан подал знак двум воинам. Они сняли с себя короткие мечи-акинаки и передали их Лиде и Артему. Юноша ловко подпоясался кожаным ремнем, на котором висел меч. С Лидой дело было сложнее. Ее талию пришлось обмотать поясом дважды.

Дмитрий Борисович сказал новоявленным охотникам:

— Варкан хотел было снабдить вас еще и луком со стрелами и копьями. Но я убедил его, что это излишне. Но как вам, Лида, идет этот меч. Просто амазонка на коне! Кабан испугается одного вашего вида!

— Нечего издеваться, Дмитрий Борисович, — улыбнулась девушка. Ей и самой, признаться, было интересно поглядеть на себя, и она пожалела, что Дмитрий Борисович потерял фотоаппарат. Какой великолепный мог бы получиться снимок: она сидит на коне, держа руку на эфесе скифского акинака!

Молодой скиф только добродушно улыбался, глядя на них.

Группа разделилась. Иван Семенович, Дмитрий Борисович и один из воинов двинулись дальше, к становищу. А остальные во главе с Варканом помчались к лесу.

Артем ехал рядом с Лидой. Он видел, как спокойно и непринужденно держалась она на коне. Светлые ее волосы развевались на ветру, она крепко держала поводья и, видимо, наслаждалась быстрой ездой. Высокая желто-розовая трава стегала ее по коленям, добрые кони, не отставая, мчались следом за большим жеребцом Варкана. Скиф оглянулся, посмотрел на Лиду и Артема и одобрительно кивнул головой.

Артем крикнул Лиде:

— Где ты научилась так хорошо ездить верхом? Я даже не подозревал о твоем таланте.

— Два года назад я сдала экзамены в манеже, — задорно ответила она.

Всадники спустились в овражек, раскинувший перед самым лесом свой тусклый и мягкий желто-розовый ковер. Варкан что-то крикнул, высоко поднял дротик и свернул в сторону.

Артем и Лида последовали за ним. Артем глядел во все глаза: неужели началась охота? Но где же кабан?

— Заяц! Заяц! — крикнула Лида.

Варкан гнался за зайцем. Косой, сложив длинные уши за спиной, скакал к лесу большими и неровными прыжками, кидаясь из стороны в сторону…

«Ну, разве догонишь его? — подумал Артем. — А если даже Варкан и настигнет зайца? Разве возможно попасть в него каким-то копьем?»

Высоко держа дротик, Варкан ждал, чтобы заяц оказался на одной линии с ним. И когда это произошло, он с силой метнул его. Тонкое древко вздрогнуло, словно обладало способностью само искать цель, и, настигнув зайца, пригвоздило его к земле.

Лида посмотрела на Артема:

— Видел ли ты когда что-либо подобное?!

— Нет, — чистосердечно признался Артем. — Даже в кино…

Да, это была поистине сказочная меткость! Артем читал об австралийцах, которые умеют попадать в движущуюся цель бумерангом. Видел в кино, как ловко орудуют своими лассо ковбои. Слышал рассказы о мексиканцах, умеющих издали попадать в человека ножом. Но все это было мелочью по сравнению с невероятной меткостью Варкана.

Тем временем скиф подскочил к зайцу, легко подхватил дротик вместе со зверьком, снял его с острия и прицепил к поясу. Артем и Лида следили как завороженные за каждым его движением, удивляясь ловкости молодого скифа. И если бы Варкан метнул сейчас свой дротик в небо и он возвратился бы оттуда с пронзенной птицей, они, наверно, не удивились бы этому. Случай с зайцем доказал им, на что способен скифский охотник!

Варкан, заметив, какое впечатление он произвел на своих спутников, улыбнулся им и махнул рукой в направлении леса: дескать, вот где будет настоящая охота!

…Лес встретил охотников приятной прохладой. Вначале они ехали между душистыми стройными деревьями, напоминавшими сосны, но с очень длинной и мягкой хвоей. Потом на смену им появились лиственные деревья, мощные и огромные, точно дубы, с широкими резными листьями. Местность заметно снижалась, воздух становился влажным. Уже несколько раз из-под копыт лошадей брызгала вода.

Лида заметила:

— Видно, приближаемся к речке или болоту. Должно быть, здесь водопой.

Варкан остановил коня и обернулся, приложив палец к губам. Этот красноречивый жест был одинаков для всех времен и народов. Он мог означать лишь одно: не разговаривать, ехать тихо, медленно и осторожно. Варкан внимательно прислушивался и заглядывал в кусты, рассматривал влажную землю, отыскивая следы. Потом он легко соскочил с коня и сделал знак Лиде и Артему, чтобы и те спешились.

Сопровождавший Варкана скиф, осторожно ступая пошел вперед, пробираясь между кустами. Его спутники шли за ним, стараясь соблюдать такую же осторожность.

Впереди заблестела вода. Это был небольшой ставок, берега которого заросли высокой травой. Несколько деревьев, напоминающих дубы, склонили свои ветви над зеркальной поверхностью воды.

Варкан нагнулся, что-то внимательно рассматривая. Артем разглядел из-за его плеча следы какого-то животного. Неужели это следы кабана?!

Варкан отвязал притороченного к поясу убитого занца и положил его на примятую кабаном траву. Затем обернулся к спутникам и жестами объяснил им, что именно должно здесь произойти. Из молодого скифа, безусловно, мог бы получиться неплохой актер — так выразительно описал он мимикой и жестами картину предстоящей охоты…

Вот кабан тяжело выходит из-за кустов. Он видит зайца и набрасывается на него. Тут-то Варкан пускает в ход дротик и поражает жертву. Все было понятно. Но что же должны делать в это время Артем и Лида? Варкан объяснил и это. Он показал на высокое дерево: надо взобраться на него и ждать там конца охоты. Артем скорчил недовольную гримасу: его явно не устраивало подобное «участие» в охоте! Однако Варкан еще раз настойчиво указал на дерево, поторапливая с выполнением его приказа. При этом он внимательно к чему-то прислушивался. Артем тоже навострил уши. Вскоре стало слышно, как через кусты пробирается большой зверь. Он тяжело сопел, под его тяжелым телом трещали ветви, шелестела листва.

Теперь на споры не оставалось времени. Артем помог Лиде взобраться на дерево, потом последовал за ней и сам. Друзья удобно устроились на ветвях, которые нависали прямо над звериной тропой. Варкан и его товарищ тоже успели спрятаться. Они притаились за стволом огромного дерева, держа наготове дротики.

Тяжелое сопение приближалось, ветви трещали громче. Зверь шел не таясь, видимо, уверенный, что здесь ему нет достойных противников. Артем вспомнил, что дикого кабана называют властелином леса, так как он не менее силен и опасен, чем тигр. «Э, в таком случае охота приобретает еще больший интерес», — подумал он.

Рука Артема невольно стиснула рукоятку меча, он внимательно посмотрел туда, откуда доносились грозные звуки. Эх, если бы сюда хорошее ружье! О, тогда Артем показал бы, как он умеет обращаться с ним! Но ружья не было, и юноше осталось только пассивно сидеть на дереве, только смотреть на то, что должно было произойти внизу.

Из-за кустов показалась длинная рыжая голова кабана. Маленькие красные глаза. Огромная пасть, из которой торчали желтые, загнутые кверху клыки. Длинная щетина густой щеткой покрывала туловище. Вдруг кабан недовольно захрюкал и, чем-то обеспокоенный, начал озираться по сторонам.

Артем не отрывал глаз от кабана. Какой свирепый, лютый зверь! Его могучее сухореброе тело имело метра полтора в длину.

— Эх, ружье бы мне! — прошептал Артем, в котором проснулся азарт охотника.

Кабан увидел зайца и остановился, обнюхивая неподвижного зверька. Приближался решительный момент!

Бесшумно, точно призрак, выскользнул из-за дерева Варкан. Дротик был поднят над его головой. Несколько долгих секунд Варкан целился. Сейчас, сейчас! Упор ногой — и… Варкан, поскользнувшись на скользком корне, упал. Правда, он все же успел метнуть дротик и попасть в цель, однако он пущен был явно с недостаточной силой.

— Ax! — не удержалась от испуганного возгласа Лида.

Варкан, пытаясь подняться со спины, уперся ногами в почву, но было уже поздно. Разъяренный зверь, заметив врага, бросился на него.

— Варкан! Варкан! — отчаянно вскрикнула Лида. — Артем! Да помоги же ему!

Почти прямо под собой Артем увидел огромное рыжее тело зверя. Под ним лежал Варкан, тщетно пытавшийся подняться. Сейчас кабан разнесет ему. грудь своими острыми клыками! Выхватив акинак, юноша прыгнул вниз.

— Ой, Артем! — услышал он голос Лиды.

Как ему посчастливилось удержаться на ногах, он и сам не знал. Он стоял на влажной, вязкой земле с поднятым мечом. Не выбирая, не целясь, изо всей силы рубанул коротким клинком по спине. Раздался яростный рев. Из рассеченного тела брызнула кровь. Юноша увидел маленькие красные глаза зверя, разинутую пасть с желтыми клыками. Кабан присел на задние конечности, собираясь кинуться на врага.

«Ну, теперь он примется за меня! — промелькнуло в голове Артема. — А ведь мне бы только ударить его по голове!»

Акинак снова сверкнул в воздухе. Но ударить Артем уже не успел — кабан сбил его на землю. Острая боль обожгла ногу юноши. Перед его глазами мелькнула розовая листва. Он услышал яростное дыхание кабана, потом все исчезло… Юноша пришел в себя, услышав голос Лиды:

— Артемушка, что с тобой? Вставай, Артемушка!

Другой голос… Это Варкан. Чьи-то руки подняли Артема.

— Артемушка, милый, что с тобой? Ты ранен?

Какая Лида смешная с ее вопросами — и в то же время красивая и хорошая!..

— Со мной… ничего… Только вот нога болит, — с трудом произнес Артем. Он снова видел всех. Лида с испуганным лицом заботливо поддерживала его голову. Варкан в разорванной одежде, без шлема смотрел на него с тревогой и нежностью. Второй скиф держал в руках кожаный шлем, из которого капала вода.

— Да что вы, хоронить меня собрались? — сказал Артем. — Я жив и здоров. Просто кабан немного помял меня… И больше ничего… Разве только… ох!

Он застонал от острой боли в ноге. Варкан подошел ближе к Артему, стал перед ним на колени, взял обеими руками его руку и приложил ее к своему лбу.

— Что ты делаешь, Варкан? — удивился Артем. Все еще продолжая держать руку юноши на своем лбу, скиф глядел на Артема искренно и благодарно. Ах вот оно что: он, очевидно, благодарит Артема за помощь, без которой кабан, наверное, растерзал бы его! И зачем он это делает?

— Как жаль, чтб мы с тобой не можем по-настоящему объясниться, — вздохнул Артем. — Тогда бы я тебе, друг, сказал, что нечего меня благодарить. Разве мог бы я сделать иначе? И разве ты не сделал бы точно так же на моем месте? Вот досада, ружья не было! Оно надежнее, чем твой дротик, поверь мне…

Быстрыми движениями Варкан, черпая воду из кожаного шлема, уже промывал рану на ноге Артема. Кабан неглубоко разодрал клыками кожу и зацепил лишь верхние мышцы. Затем Варкан так же быстро и умело перевязал ногу, приложив к ране какие-то пахучие листья. А тогда, дружески похлопав юношу по плечу и широко улыбаясь, он помог ему встать. Боль в ноге уже немного успокоилась: неужели так действуют ароматные листья?

— Болит, Артемушка? — Лида заглядывала ему в лицо: ей тоже хотелось чем-то помочь Артему.

— Когда вспоминаю, Лида, болит. А если не думать, то можно и забыть.

Прихрамывая, Артем подошел к убитому кабану. Из его пасти стекала густая кровь. Как же случилось, что зверь не растерзал его? Юноша нахмурил брови, пытаясь восстановить в памяти картину схватки. Но он помнил лишь, как ударил кабана, как зверь подмял его. Потом возникла острая боль в ноге, затем…

На спине кабана виднелись следы от трех ударов акинаком. Вот этот нанес Артем. Надо признать: удар не больно сильный, он всего только ранил зверя. Зато второй удар рассек спину зверя почти до хребта. И еще один удар — по голове; видно, он-то и решил исход схватки. Кто нанес его?

— Лида, ты видела, как все это произошло?

— Второй скиф, Артемушка. Это его работа. Ну и силища у него! Двумя страшными ударами он убил эту зверюгу. Сначала ударил кабана по голове, а потом по спине. Кабан упал, задергал ногами, захрипел. А ты лежал неподвижно… и я очень испугалась, так как думала, что… что ты…

— Ну ладно, ладно, — остановил ее смущенный Артем.

Вместе с другим скифом Варкан подтянул тушу убитого кабана к дереву. Время от времени он посматривал на Артема и Лиду, словно бы желая узнать об их настроении. Лицо Варкана было уже веселым, и каждый раз, как только он встречался со взглядами Лиды и Артема, на нем появлялась широкая улыбка. Словно ничего и не случилось, словно и не угрожала ему смертельная опасность! Просто поохотились на дикого кабана, убили его без особых трудностей — вот и все.

Лида и Артем с интересом смотрели, как Варкан умело и ловко разрезал живот зверя, выкинул внутренности, потом привел коней. На одного из них положили тушу кабана, привязали ее. Варкан вскочил на второго коня. Его товарищ уселся на коне сзади него. Варкан махнул рукой: поехали!

Кони пошли с места легкой рысью. Артем ехал следом за вторым конем, на котором лежала туша кабана. Даже теперь зверь казался страшным. Шиооко разинутая пасть с желтыми клыками все еще будто угрожала кому-то. Невольно Артем вспомнил то страшное мгновение, когда эта пасть нависла над ним. Какие бешеные были тогда маленькие красные глаза кабана! И если бы не подоспел товарищ Варкана, вряд ли пришлось теперь Артему глядеть на голову убитого зверя и вспоминать о лесном происшествии!..

— Кажется, Варкан очень благодарен тебе, Артемушка, — сказала Лида, догоняя юношу. — Помнишь, как трогательно он приложил твою руку к своему лбу? Это, должно быть, скифская манера благодарить, как ты думаешь?

— Возможно. Но если говорить честно, то мы с Варканом оба должны быть благодарны его товарищу.

— Однако как ты решился прыгнуть на кабана. Это было так страшно, Артемушка!..

— А что же было делать? — ответил юноша.

Лида с уважением посмотрела на друга. Она не узнавала Артема, того самого Артема, к которому она привыкла и в институте и во время поездки на Острый бугор. Тогда это был обыкновенный юноша, хороший товарищ, иногда немного смешной, но мало чем отличавшийся от многих других. А теперь он переменился. Внешне, конечно, он остался прежним Артемушкой: та же беспорядочная шевелюра, те же большие черные глаза… Но вот поступки его стали совсем другими…

Лида вздохнула и решила больше об этом не думать. Хороший, милый парень Артемушка!

Лес остался позади. Друзья снова ехали розовой степью. Пронзительными металлическими голосами трещали кузнечики, где-то вверху пели жаворонки. От высокой травы исходили медовые запахи. Далеко на пригорке возвышалась священная куча хвороста с черным мечом в центре. Крутые каменные обрывы в сумерках как бы придвинулись ближе, стиснув между собою и степь, и лес, и становище.

Издалека донеслось конское ржанье. Варкан предостерегающе махнул рукой, и всадники круто свернули в сторону. Это было сделано вовремя, так как через несколько минут из высокой травы вынырнул огромный табун лошадей. От глухого топота сотрясалась земля, кони мчались, не выбирая дороги. Около десятка скифов гнали этот табун, с гиком размахивая кнутами.

…Артем невольно вспомнил рассказы Дмитрия Борисовича у костра на Остром бугре. Да, теперь перед его глазами были живые иллюстрации к этим увлекательным беседам!

Вот оно, богатство кочевников — табуны коней! Артем знал, что конское мясо, кобылье молоко — главная пища кочевых скотоводов. Но табуны эти принадлежат богачам, а всю работу выполняют паcтухи и невольники. Вот и этот табун погнали бедняки. Вон как одеты!..

Уже давно промчался табун, а Артем все еще размышлял о несправедливости, царившей в этом странном мире. Лида дремала, покачиваясь в такт шагам лошади.

Неожиданно Варкан пронзительно свистнул. Они приближались к становищу. Навстречу им скакал всадник, размахивая дротиком. Он круто осадил коня перед Варканом. Произошел короткий разговор. Варкан оглянулся. Его глаза остановились на поникшей фигуре Лиды, затем он перевел вопросительный взгляд на ее спутника. Артем развел руками: ничего, мол, не поделаешь, девушка очень устала.

Тогда Варкан что-то сказал всаднику, который повернул коня и умчался назад. Друзья добрались до небольшой войлочной кибитки. Варкан помог Артему снять с коня сонную Лиду и ввести ее в жилище. Здесь она бессильно опустилась на мягкий ковер — сказалось только что пережитое нервное напряжение. Варкан бросил несколько слов старому скифу. Спустя минуту перед Лидой и Артемом стояли высокие кувшины с холодным молоком, лежали жареное мясо и хлеб.

С каждым глотком холодного и душистого молока к Лиде возвращались силы. Наконец она смогла даже улыбнуться. Ей было стыдно за свою слабость. Но никто не напоминал ей об этом. Старый скиф стоял в стороне и с любопытством смотрел на них.

— Разумеется, вилкой было бы удобнее, — заметил Артем, разрывая пальцами кусок мяса. — Но можно и так, особенно когда хочешь есть. А это что такое?

Высокая женщина в расшитом головном уборе внесла бронзовую чашу. Варкан поставил ее между собою и Артемом. Юноша с любопытством посматривал на скифа, не переставая, впрочем, есть. Однако Варкан, поставив чашу, тут же вышел из шатра вместе с хозяином. Их не было около двух минут. Артем пожал плечами.

— Что-то наш друг придумал, — сказал он, посмотрев на Лиду. — Угостить чем-то хочет, что ли…

— А почему бы и нет? — ответила она. — Я же говорю, что он здорово благодарен тебе.

Артем смущенно отмахнулся: опять она о том же!..

Варкан возвратился вместе с хозяином, который нес кожаный мех. Они остановились посреди кибитки в торжественной позе. Как можно было понять, Варкан уже рассказал старому скифу и женщине об охоте на кабана, о том, как, рискуя жизнью, Артем бросился к нему на помощь. А теперь Варкан, очевидно, пришел к Артему, чтобы еще раз поблагодарить его…

Варкан направился к Артему, взял его руку и приложил к своему лбу. Артем смутился.

— Да хватит, Варкан, — смущенно проговорил он. — Сколько можно об одном и том же!

Варкан взял чашу и поставил ее перед Артемом. Он учтиво поклонился и заговорил. Затем показал на чашу, засучил рукав и быстрым движением острого ножа надрезал кожу на пальце. Из раны брызнула кровь.

— А что дальше? — растерянно спросил Артем.

— А дальше тебе нужно сделать то же самое, — ответила Лида.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Артем.

— Вспомнила. Когда-то читала о подобных обычаях у первобытных народов, — засмеялась она. — Это называется побратимство!

— То есть?

— Ты тоже должен надрезать себе палец, чтобы и твоя кровь пролилась в чашу. А тогда вы вместе с Варканом выпьете этот напиток…

Артем скривился.

— Прости, забыла! В эту чашу еще будет налито вино. Оксюгала! Получится вкуснее…

— А зачем вся эта процедура?

— Я же тебе объяснила: после того как вы с Варканом выпьете оксюгалы с кровью, вы становитесь побратимами. На всю жизнь!

— Будем братьями, что ли?

— Больше! Впрочем, спроси лучше об этом обычае у Дмитрия Борисовича, он тебе все разъяснит.

Варкан терпеливо ждал с чашей в руках, прислушиваясь к непонятной беседе. Артем все еще колебался:

— Ну, а если я не хочу всего этого? Что тогда?

— Думаю, это будет большой обидой для Варкана. Нет, не отказывайся, Артем!

— Ну зачем кровь? — проворчал Артем, на самом деле хорошо понимая, что его отказ явился бы серьезной обидой для Варкана. Надо было соглашаться. И он протянул свою руку.

Таким же быстрым движением молодой скиф надрезал палец Артема, и несколько тяжелых капель крови упали в чашу и смешались с кровью скифа. Варкан торжественно и высоко поднял чашу. Старый скиф развязал мех. и налил оксюгалы. Варкан сел рядом с Артемом, обнажил свой акинак, поднес ему удивительный напиток.

— Обнажи и свой меч, Артемушка, так надо, — улыбнулась Лида. — И тогда пей…

Артем извлек меч из ножен и подошел к Варкану. Молодой скиф обнял его и поднес чашу к губам.

— Да, да, вместе, вместе вам надо пить! — воскликнула Лида.

Оксюгала была густая и душистая. Артем пил ее с удовольствием, поглядывая на побратима, чтобы узнать, когда нужно остановиться. Но Варкан продолжал пить, и Артем подумал: «Должно быть, действительно надо пить до конца, как пьют заздравную чашу. Не от скифов ли остался этот древний обычай у нас на Руси?..»

И он выполнил весь обряд до конца. Варкан отставил пустую чашу, обнял Артема и поцеловал его.

— Ну, как чувствуешь себя, кровопийца? — с улыбкой спросила Лида.

— Ничего, неплохо. Вкусная, приятная оксюгала. Даже лучше той, что мы пили у Сколота. И никакого привкуса крови… Вот и все.

Однако Артем почувствовал, что он слегка опьянел. Сколько же он выпил? Должно быть, не меньше литра… Он не заметил, как в кибитке появились новые люди. Воины, охотники, женщины. По какому поводу собрались они? А оксюгала действительно вкусная… Выходит, теперь они с Варканом побратимы?.. Хороший это обычай, древний, а хороший!

Артем видел все словно в легком тумане; лица люден казались ему на редкость симпатичными. Все так ласково на него смотрели, так дружелюбно улыбались. А ведь еще недавно, когда он стоял у жертвенника, кричали, угрожали… Ну, об этом не стоит вспоминать! Это их Дорбатай обманул. А вообще-то скифы очень приятные, симпатичные ребята. Жаль, что он не знает их языка, а то бы так и сказал им о своих чувствах, честное слово, так и сказал бы!.. Интересно, о чем они говорят? Артем присмотрелся и понял, что речь опять идет об охоте на кабана.

Варкан говорил с увлечением, показывая то на себя, то на Артема, то на Лиду. Он очень выразительно показал, как Артем соскочил с дерева и ударил кабана мечом. Раздались одобрительные возгласы. Скифы с уважением смотрели на Артема и дружелюбно улыбались ему. Изрядно выпив, он уже не стыдился похвал, как прежде, а, наоборот, воспринимал все это как должное…

А пришедших в кибитку становилось все больше. Вот высокий бородатый скиф в кожаном шлеме, конечно, с мечом-акинаком. Артем, кажется, где-то уже видел его. Кто он? Но разве вспомнишь, если за каких-нибудь два дня пришлось увидеть так много новых лиц и пережить столько необычных приключений… Старый скиф, принесший молоко, еду и мех с оксюгалой, — он, вероятно, хозяин дома. Как внимательно слушает он Варкана! Артем обратил внимание, что молодой скиф очень похож на хозяина: такое же тонкое лицо, такой же высокий лоб, ровный нос. Уж не отец ли это его побратима? Женщины с волнением слушают Варкана, подпирая ладошками подбородки — так, очевидно, как делают это все женщины на свете.

Послышались чьи-то голоса. В кибитку торопливо вошел Дмитрий Борисович. Археолог ворчал:

— Что вы тут разлеглись? Мы ждем их у Сколота, а они затеяли пир… Вставайте, пошли! А вы, Артем, кажется, даже под хмельком? Хорош!

Артем смутился. Лида объяснила:

— Он братался с Варканом, Дмитрий Борисович. Выпил оксюгалы с кровью, да еще сколько!

— И вовсе не так уж много, — заметил Артем.

— Как братался? Без меня? Молодой человек, это просто нечестно! Такой интересный обычай, а я и не видел! Ай-ай-ай, как плохо получилось, прямо нехорошо с вашей стороны! Ну как же это вы так?

— Пришлось, Дмитрий Борисович. Варкан настаивал, неудобно было отказать. Спросите Лиду.

— Ну, хорошо, хорошо… Потом все расскажете. Только подробно, не упуская ни одной мелочи. А сейчас поспешим — нас ждут.

И друзья вместе с Варканом вышли из кибитки.

 

Глава двенадцатая

Пир у Сколота. — Золотая чаша вождя. — Рассказ слепого Ормада. — Великий поход Дария. — Скифские подарки. — Иван Семенович обеспокоен. — Что задумал Дорбатай?

Широкая утоптанная площадка перед шатром Сколота была покрыта кусками льняной ткани. Огромные возы и кибитки размером поменьше окружали эту праздничную площадь сплошной стеной, оставляя всего лишь несколько узеньких проходов. За телегами поднимались другие жилища скифов.

В центре, на возвышении, покрытом войлоком и разноцветными кошмами, сидел Сколот. Рядом с ним полулежал на мягком пушистом ковре Иван Семенович. Они оживленно переговаривались с помощью жестов. Неизвестно, в какой мере собеседники понимали друг друга, но казалось, что беседа доставляет им удовольствие.

Неподалеку от Сколота сидел Гартак. Одет он был весьма нарядно, но ничто не могло украсить этого человека. И не потому, что судьба обделила Гартака, сделав его калекой. Это была не главная причина. Отталкивало его неприятное, злое лицо, всегда чем-то недовольное, искаженное презрительной и вместе с тем завистливой гримасой. Глаза Гартака никогда не глядели прямо в лицо человеку, а воровато метались из стороны в сторону. Сухие губы едва прикрывали неровные мелкие зубы, придававшие хищное выражение лица их владельцу. На лице время от времени появлялась неискренняя, натянутая улыбка, когда к нему обращались с каким-нибудь вопросом.

Вокруг Сколота сидели прославленные в походах и на охоте воины его дружины. Только они, длинноусые и седобородые, многое испытавшие на своем долгом веку, имели право находиться рядом с предводителем племени. Немного поодаль расположились знатные и богатые скифы. Они надменно поглядывали вокруг и разговаривали только между собою.

Еще дальше, у возов и кибиток, находился простой люд. Те, которые успели отличиться во время последней охоты, занимали места в центре. На конских шкурах или просто на земле устроилась молодежь, еще только мечтавшая о подвигах и славе.

Отдельно от мужчин разместились женщины, также готовившиеся принять участие в пиршестве. Они с большим любопытством рассматривали чужестранцев, особенно Лиду, в которой их удивляло все: и отсутствие головного убора и короткое платье — одним словом, все то, что было для них странным и необычным. Но держались скифские женщины совершенно независимо, они весело и непринужденно переговаривались, то и дело заливаясь смехом от каких-то своих, им одним известных шуток и острот, к сожалению, совсем непонятных для наших путешественников. Видно было, что такого рода пиршества, даже очень торжественные, не были для них новинкой.

— Это, знаешь ли, мне кажется прямо удивительным, — вполголоса произнес, обращаясь к Лиде, Артем. — Мне казалось, что скифские женщины должны были бы быть совсем не такими…

— Забитыми, что ли? — насмешливо спросила Лида.

— Ну, не забитыми, зачем же… Но, во всяком случае, не чересчур уж самостоятельными, как эти. Ведь все-таки скифы откуда-то с Востока. А там женщины испокон веков привыкли к другой судьбе…

— А эти, как видишь, ведут себя иначе, шутят, смеются, будто им все нипочем, — вразумительно ответила Лида. — Они…

— Прежде всего они не азиатского происхождения, — перебил ее Дмитрий Борисович, — точнее, евразийского, так как скифы вообще и родственные им по культуре племена формировались в степях от Дуная до Енисея, друзья мои. И говорить о Востоке, как это сделали вы, Артем, неверно, особенно после того, как я рассказывал вам о матриархате у многих скифских и сарматских племен, об амазонках, о царицах-полководцах… Невнимательны вы, Артем, вот что. И вообще запомните, что упоминать о Востоке по отношению к скифам ошибочно, так как Восток развивался совершенно самостоятельно, на другой этнической и культурной основе. К тому же закабаление женщины на Востоке, если действительно оно было, произошло гораздо позднее — с появлением ислама…

— Нас ждут, Дмитрий Борисович, — не вполне вежливо прервала лекцию археолога Лида, искоса взглянув на Артема: она хорошо знала, что Дмитрий Борисович, раз начав разговор о скифах, может продолжать его до бесконечности.

— Ах, да, да, — спохватился он. — А мы вот так невежливо стоим и разговариваем вместо того, чтобы идти на пиршество! Ведь Иван Семенович уже сидит, простите, возлежит рядом со Сколотом.

Сдержанный шум пронесся над площадкой, когда появились Дмитрий Борисович и его молодые спутники — чужестранцы, один из которых победил прославленного вещуна Дорбатая. Все расступились перед ними, образовав широкий проход к возвышению, на котором находился вождь. Сам Сколот слегка приподнялся, приветствуя пришедших. Он проговорил несколько слов, торжественно указывая на место около себя.

— Сколот приглашает всех нас занять почетные места. Это большая честь, друзья! — многозначительно сказал археолог.

— А пышно-то как! Настоящий банкет или торжественный прием, — произнес Артем, поглядывая по сторонам.

— Так оно и есть, — заметил Иван Семенович. — И потому нам необходимо держаться с достоинством. Имейте в виду, что сотни глаз следят за малейшим нашим движением и оценивают его. В особенности та группа, — геолог повел взглядом в сторону знатных скифов.

И в самом деле, если скифские воины и простые люди с доброжелательным любопытством смотрели на чужестранцев, то знать скифов была настроена если не враждебно, то крайне сдержанно. И это было понятно. Ведь чужестранцы действовали как противники Дорбатая, которого старейшины в большинстве своем поддерживали и на которого опирались.

— Ты, Артемушка, не пей больше, — шепнула Лида.

— Да я и не собираюсь, — ответил Артем. — Я и сам не рад, что пришлось пить во время побратимства с Варканом.

Артем с наслаждением опустился на мягкий ковер, показавшийся ему удобнее любого кресла. Недавнее опьянение уже почти прошло, голова была свежая. «Только бы снова не пришлось повторить!» — подумал он.

Сколот хлопнул в ладоши — и тотчас же появились слуги. На высоко поднятых руках они несли огромные блюда с вареным, вкусно пахнувшим мясом. Другие слуги тащили большие казаны с супом, над которым вился пар. Прислужники ставили яства на циновки и ковры и удалялись, освобождая дорогу следующим. Казалось, нигде уже не осталось свободного места, а они все несли и несли блюда с мясом и казаны с супом. Нетерпеливая молодежь приступила уже к трапезе, жадно разрывая руками мясо на куски. Однако старшие воины и знать чего-то ждали.

Геолог заметил повязку на ноге Артема и спросил, откуда она. Вместо Артема ответила Лида:

— О, это удивительная история, которая не менее удивительно закончилась. А ты, Артем, помалкивай! Я лучше расскажу, а то ты уж больно скромничаешь. Вы знаете, Иван Семенович, наш Артем показал себя героем на охоте…

— Лида, оставь!

— Не вмешивайся, пожалуйста! Он спас жизнь Варкану, но при этом сам попал в беду. Однако все кончилось благополучно, и он стал побратимом Варкана.

— Что такое?

— Ну да, и это даже больше, чем брат, — продолжала Лида. — Правда, Дмитрий Борисович?

— Правда, — подтвердил археолог. — Братья могут иногда стать врагами, как, скажем, Сколот и Дорбатай, а побратимы — никогда! Это дружба на всю жизнь!

Артем задумчиво почесал бровь и пробормотал:

— Как-то чудно все это…

— Ничего чудного нет. Обычай вытекает из всего общественного уклада племени, которое уже находится на стадии разложения родового строя. Родовые связи теряют свое значение, и гораздо важнее иметь близкого человека, единомышленника и союзника, чем просто родственника по крови. Понимаете?

— Понимаю, — вздохнул Артем.

— И еще одно, — вспомнил Дмитрий Борисович. — Запомните, теперь вы не имеете права рисковать своей жизнью.

— Я и не собираюсь этого делать. Но интересно, почему?

— Потому, что по законам скифов, когда гибнет один из побратимов, то должен умереть и второй…

— Ну и ну, — развел руками Артем. — Вот так связали меня! Даже умереть не имею права!

— Вы с Варканом теперь, Артемушка, настоящие сиамские близнецы! — фыркнула Лида.

Четверо слуг внесли большого зажаренного кабана, того самого, который едва не стал причиной гибели Артема и Варкана. Артем сразу же узнал злобную голову страшилища. Но теперь кабан потерял свой страшный вид. Он мирно лежал, подогнув под себя ноги и вытянув голову, как и положено зажаренной туше.

Кабана поставили на ковер перед Сколотом. Очевидно, это было самое любимое у скифов блюдо, так как седоусые воины придвинулись поближе и оживились.

По знаку Сколота Варкан выхватил из ножен широкий короткий кинжал и точными ударами рассек тушу на большие куски. Слуги разнесли их гостям. Но ужин все еще не начинался. Все ждали, когда приступит к трапезе сам вождь. Наконец Сколот взял в руки кусок мяса и с аппетитом начал его есть. Скифы тоже набросились на еду. Ели жадно, разрывая мясо руками, лишь немногие прибегали к помощи ножа или кинжала. Горячий сок стекал по рукам и лицам, заливал одежду, капал на льняные полотна, на войлочные кошмы и пушистые ковры. Однако никто не замечал этого — так все были увлечены едой.

А слуги все хлопотали. Теперь они разносили оксюгалу в мехах. Звенели бронзовые чаши. Душистая оксюгала щедро лилась из мехов, голоса скифов звучали все громче.

Вдруг Сколот поднял руку. Слуга подал ему две скрепленные между собой золотые чаши.

— Торжественный скифский кубок, — прошептал Дмитрий Борисович. — Начинается какая-то церемония!

Слуга налил в этот странный двойной сосуд оксюгалу. Вождь высоко поднял чашу и произнес несколько слов, обращаясь к чужестранцам.

— Сколот пьет за наше здоровье, — сказала Артему Лида.

— Очень хорошо. Лишь бы меня не заставили…

Вождь торжественно поднес чашу ко рту, опустошил сосуды один за другим и бросил на землю. Раздались приветственные возгласы. Гости, не теряя времени, подняли чаши. Со стороны кибиток донеслась протяжная песня. Это пели женщины тонкими и нежными голосами. Они, казалось, вспоминали о каких-то печальных событиях.

Тем временем Варкан подал Сколоту большую золотую чашу, и слуга до краев наполнил ее скифским напитком. По знаку вождя к нему подошел какой-то воин, осторожно взял из его рук чашу, поклонился Сколоту и выпил оксюгалу. Это была особая честь — пить оксюгалу, полученную из рук вождя! Такой чести удостаивались только самые уважаемые гости; на этом пиру таких гостей оказалось немало.

Не отставали и остальные. Оксюгала лилась рекой. Беспорядочный шум поднялся над площадью. То и дело раздавался громоподобный хохот.

— Ой, как бы они не перепились. Мне страшно даже подумать об этом, — сказала Лида, продвигаясь к археологу. Но тот успокоил ее:

— Нет, нет, милая, бояться нечего. Древние умели пить! Не беспокойтесь, все будет в порядке!

— Начинается что-то новое, — шепнул Артем.

— Смотрите, смотрите, какой древний старик! — сказала Лида, забыв о своих страхах.

Поддерживаемый двумя молодыми скифами, к Сколоту медленно приближался старец. Приветствуя его, вождь торжественно поднял руку. Наступила тишина. Все с уважением следили за стариком.

Он был одет в длинную белую одежду, глаза его недвижно и безжизненно смотрели вверх. Старик шел медленно, едва переставляя ноги. Обе его сухие руки лежали на плечах спутников.

— Да он же слепой! — воскликнула Лида.

Старик подошел к Сколоту, и тот почтительно приветствовал его. Старик ответил. Голос у него был сильный, почти молодой.

Старику помогли сесть на ковер возле вождя. Зазвучали тимпаны. Их звон пронесся над площадкой и смолк. На смену им раздался свист костяных свирелей, но и он продолжался очень недолго — всего несколько нот, похожих на сигнал военной тревоги. Тишина, наступившая с появлением старика, никем не нарушалась. Это было тем более удивительно, что скифы выпили много и должны были бы основательно опьянеть. Все молча следили за стариком, который беззвучно шевелил губами, словно читая молитву.

Дмитрий Борисович наклонился к Варкану:

— Кто это?

— Самый старый и самый уважаемый человек, — ответил тот, с почтением глядя на старца. — Имя его Ормад. Когда он родился — неведомо, но он помнит наших отцов и дедов, когда те еще были мальчиками.

Ормад был большим воином и охотником, и никто не осмеливался состязаться с ним. А теперь он живет в почете в своем жилище. И лишь по большим праздникам выходит из него, чтобы рассказать народу о славном прошлом.

— И сейчас он будет об этом рассказывать? — глаза археолога заблестели.

Варкан кивнул головой.

— Тимпаны и свирели возвестили, что сейчас начнется рассказ. Видите, все уже приготовились слушать.

— Варкан, друг мой, я попрошу вас — сразу же переводите мне все, что будет говорить Ормад, слово в слово! — взмолился археолог. — Вы и вообразить себе не можете, как это для меня важно!

Варкан охотно согласился. Дмитрий Борисович рассказал товарищам, что сулило появление старика.

— Надеюсь, Дмитрий Борисович, что и вы, в свою очередь, будете синхронно переводить нам, — сказал Иван Семенович.

— Но это довольно трудно, — попробовал уклониться археолог. — Ведь так мое внимание рассеется, и я не смогу хорошо запомнить рассказ, чтобы потом записать его.

— Не беспокойтесь, Дмитрий Борисович. Мы все сообща напомним вам то, что вы забудете. Для вас же будет лучше, надежнее: рассказ Ормада запомнят четыре человека вместо одного, — ответил геолог.

Так начался двойной перевод медленного, неторопливого, торжественного рассказа старого Ормада. Седой дед перестал беззвучно шевелить губами. Он с трудом поднял дрожащую руку, провел ею по длинным, пожелтевшим от времени усам. Воцарилась мертвая тишина. И он начал:

— Слушайте меня, старого Ормада, слушайте, что буду рассказывать я вам, сколоты. Слушай, прославленный вождь Сколот, слушай меня и ты, молодой сын вождя Гартак! Слушайте меня, старые и молодые воины и охотники, знатные и незнатные, богатые и бедные — слушайте все! Слушайте меня и вы, удивительные люди, что пришли к нам из неведомых стран! Слушайте и знайте, что никто, кроме меня, старого Ормада, не расскажет вам о давних подвигах сколотов! Слушайте и запоминайте, недолго уже осталось жить старому Ормаду среди вас!

Он остановился, словно что-то припоминая. Артем тихонько спросил археолога:

— Почему он называет скифов сколотами?

— Потому что так называл себя этот древний народ. Скифами же их назвали греки, и от них это название вошло в обиход. Но довольно! Старик продолжает свой рассказ!

— …Я расскажу вам сегодня о славной войне народа сколотов против войска могущественного персидского царя Дария, который пошел великим походом на сколотов. Слушайте меня, старого Ормада, вспоминайте вместе со мной о славе отважных сколотских воинов, о мудрости их военачальников и вождей!

Голос Ормада громко и отчетливо звучал над каждым уголком площади. Трудно было поверить, что этот свежий, сильный голос принадлежит древнему старцу, который не может уже двигаться без посторонней помощи.

— …Великий и грозный персидский царь Дарий завоевал почти весь мир. Огнем и мечом покорил он много стран, и никто не отваживался нарушить его волю. Оставалась одна только страна, которая не была подвластна царю Дарию, и та страна была сколотская. Храбры и отважны были ее воины, и никакой народ не мог одолеть ее. Тогда Дарий решил объявить войну сколотам и покорить их, как покорил он все другие народы. Его полководцы были против такой войны, так как слышали о силе и храбрости сколотских воинов. Но царь, ослепленный большими победами, не пожелал посчитаться с мнением вождей и назвал их трусами. Собрал царь Дарий огромное войско и двинулся против сколотов вместе с подвластными ему народами. Шло страшное и могучее персидское войско — и небо затмевала пыль, поднятая тысячами и тысячами воинов. Шло персидское войскои реки высыхали, ибо выпивало их это войско до самого дна. Шло персидское войско — и голая сухая земля оставалась за ним, ибо кони его начисто съедали всю траву и растения…

И царь Дарий с гордостью осматривал свое неисчислимое воинство и говорил: «Если каждый мой воин возьмет камень и швырнет его в сколотов, а попадет лишь пятый, то и тогда не останется в живых ни один из сколотов». И он гордо смотрел вперед, в дикую степь, и искал сколотский народ и сколотское войско, чтобы разбить его в стремительном бою и покорить…

А сколотские вожди знали: слишком мало у них воинов, чтобы вступить в открытый бой с неисчислимыми персидскими полчищами. И тогда решили мудрые сколотские вожди, не принимая боя, отступить, заманить врага далеко в степи. И народ сколотов со своими отарами и табунами стал уходить на север, засыпая за собой все колодцы и источники, уничтожая траву и кустарники…

Один отряд воинов прикрывал отступление, но бой с персидским войском не принимал, а второй, как предназначили ему мудрые вожди, выступил на юг, навстречу персидскому войску, чтобы задержать его и выиграть время, лишь бы отступили в безопасности на север те, кто шел с женщинами, детьми и скотом.

Напали на персов отважные сколотские воины лишь ночью, когда те отдыхали. Проснулись персы и решили, что, наконец, встретились с неприятелем и кончат этот тяжелый поход, покорив сколотов. Поэтому царь Дарий приказал к утру привести свое войско в боевую готовность.

«Один день боя, и мы покорим сколотов, и власти моей не будет уже конца!» — сказал ослепленный своими победами владыка.

Однако еще до наступления утра сколоты снова отступили на север, засыпая за собой колодцы и сжигая сухую степную траву. Поднялось персидское войско, готовое к решительному бою, но не увидело уже перед собой сколотов. Лишь мрачно кричали коршуны и каркали вороны, напрасно слетевшиеся в ожидании кровавой добычи…

Тогда разгневался всевластный Дарий и двинулся на север вслед за сколотами, чтобы догнать их и дать им жестокий урок. А сколоты отступали все дальше и дальше на север, и теперь уже не позади персидского войска высыхали колодцы и реки, выпитые персами, а впереди, так как сколоты засыпали их землей и песком. И не позади персидского войска исчезала трава, съеденная персидскими конями, а впереди, так как сколоты сжигали траву, уходя на север. И только небо по-прежнему затмевалось пылью, которую поднимали на сухой сожженной земле персидские орды, тщетно искавшие боя…

Воспылало яростью персидское войско против неуловимых сколотов, воспылало оно яростью, напрасно ища воды в засыпанных речках и колодцах. Все готовы были уничтожить на своем пути персы, но нечего было уничтожать, так как они шли по пустынной, выжженной земле…

А сколоты тем временем обошли свои земли с севера и вернулись назад, к южным своим краям. Грозный царь Дарий решил повернуть на запад. Много его воинов умерли в походе от голода и жажды, так и не дождавшись боя. Шел теперь Дарий на запад и не знал, что впереди него на расстоянии двухдневного пути продвигались сколотские отряды и снова сжигали все, что росло на земле. Только через несколько дней понял это всевластный царь и отдал приказ погнаться во весь опор за сколотами и заставить их, наконец, принять бой…

Но не догнать им было сколотских всадников! И отчаяние начало овладевать сердцами персов, и коршуны следовали за их войском, так как на всем его пути их ждала щедрая добыча…

Полный гнева и ярости, царь Дарий послал к сколотским вождям послов, поручив им сказать от своего имени:

«Почему вы, удивительные люди, все время бежите от меня? Если вы считаете, что слабее меня, остановитесь и покоритесь, встречайте с почетом своего властелина Дария, чтобы я, всевластный и могучий, не разорил и не уничтожил всю вашу землю вместе с вами! Если же вы считаете себя сильнее, то попытайтесь победить меня».

Сколотский вождь Иданфирс так ответил царю Дарию:

«Таков мой обычай, о перс, и я охотно объясню тебе его. Никогда я и мои воины не бежали ни от кого в страхе, ни от кого не бежим мы и теперь. Мой народ делает то же самое, что делал и до того, как ты сюда пришел, и что будет делать, когда ты отсюда уйдешь. Мой народ кочует. И я вовсе не спешу биться с тобой, так как у меня и без того немало дел. И не угрожай мне напрасно! У нас, сколотов, нет городов, нет засаженных деревьями земель, которые вы называете садами. Нам нечего бояться, что вы, персы, что-то уничтожите. Трава вырастет снова и будет еще выше, так как землю нашу удобрят тела твоих погибших воинов. Зачем же нам спешить биться с тобой? Если же ты хочешь во что бы то ни стало ускорить бой, то вот тебе мой совет. Единственное, что у нас, сколотов, есть драгоценного и дорогого сердцу, — это гробницы наших предков. Попробуй найди их, чтобы уничтожить! Вот тогда увидишь, будем ли мы избегать боя с твоим войском или сами вступим в него. А до этого и не ищи боя с нами, так как его не будет!..»

И еще добавил мудрый вождь Иданфирс:

«Вскоре я тебе, надменный персидский царь, пришлю такие подарки, которых ты достоин. И за то, что ты называешь себя моим властелином, я еще рассчитаюсь с твоим войском!»

Тем временем воины Дария умирали от болезней и усталости, от голода и жажды. Черными тучами кружились коршуны над персидским войском и не покидали его ни на миг, так как теперь они имели вдоволь еды. Но это были не трупы убитых персами противников, а сами персы, ежедневно умиравшие сотнями… И вот как раз тогда сколотские вожди прислали обещанные царю Дарию подарки. И царь Дарий обрадовался. Он готов был уже помириться со сколотами, не покоряя их, лишь бы только возвратиться домой без позора. Он собрался устроить торжественную встречу сколотским всадникам, привезшим подарки. Но всадники лишь бросили их к его ногам и умчались прочь так быстро, что нечего было и думать догнать их. Посмотрел всевластный и грозный царь Дарий на подарки и задумался. Ибо мудрые сколотские вожди прислали ему птицу, мышь, лягушку и пять стрел.

Долго размышлял царь Дарий со своими советниками, приближенными и военачальниками над значением этих подарков и, наконец, сказал так:

«Сколоты отдаются под мою власть вместе со своей землей, водой и табунами коней. Вот что означают эти подарки! Ведь мышь живет в земле и питается теми же плодами, которые поедает человек. Лягушка живет в воде, без которой не обходится ни человек, ни животное. Птица быстротой своего полета в воздухе подобна коню. А стрелы означают, что сколоты передают мне, всевластному царю Дарию, и моему войску свою воинскую отвагу!»

Но советники и военачальники на этот раз осмелились не согласиться с грозным царем Дарием. Они истолковали подарки иначе:

«Если мы, персы, не умчимся, как птицы в небе, или не скроемся в землю, как мыши, или, словно лягушки, не ускачем в воду — то не возвратимся домой и погибнем от сколотских стрел!»

Еще больше разгневался Дарий, так как увидел, что его приближенные, советники и военачальники не желают гнаться за сколотами и боятся своего будущего. В это время царю доложили, что неуловимый до сих пор враг, наконец, остановился в степи и готов принять бой. Дарий вышел из шатра, чтобы убедиться в этом. С высокого холма он увидел, что сколотские воины действительно выстроились в боевом порядке против лагеря персов. А вооруженные сколотские всадники издали угрожали персам конями и мечами, как бы вызывая их на бой. И царь Дарий решил принять этот бой, так как войско его еще было многочисленное и сильное.

Но прежде чем успел он отдать боевой приказ, произошло неожиданное событие. Вспугнутый кем-то заяц выбежал в поле и заметался среди сколотов. И те, забыв о персах, о предстоящем бое, бросились травить его!

Тогда глубокая тревога охватила сердце грозного и всевластного персидского царя Дария. Он созвал своих полководцев и сказал им в отчаянии:

«Теперь и я присоединяюсь к вашей мысли, мои мудрые советники, мои приближенные и мои военачальники! Нам надо бежать отсюда. Да, подарки сколотских вождей означают именно то, о чем вы говорили. Сколоты относятся к нам с презрением! Подумать только, они совсем забыли про нас, когда увидели маленького зайца. Если они так сильны, что не боятся и презирают нас, то разве можем мы решаться вступить с ними в открытый бой? Давайте поскорее возвратимся домой, чтобы не случилось еще большего позора!»

Так сказал всевластный и грозный персидский царь Дарий, и той же ночью персидское войско тайно двинулось на восток, бросив на произвол судьбы и раненых и больных.

Слушайте меня, старика Ормада, слушайте! Так бесславно бежал от сколотов великий грозный персидский царь Дарий, властелин чуть ли не целого мира, бежал с остатками своего неисчислимого войска… Того самого войска, которое во всем мире считалось непобедимым, и одно лишь упоминание о нем вселяло непреодолимый страх… И это страшное войско бежало от сколотов, не приняв долгожданного боя, — так испугала всевластного персидского царя Дарня мудрость сколотских вождей и отвага славных сколотских воинов… Бежал царь Дарий со своим войском, как напуганный заяц, на которого охотились сколотские воины на глазах всего персидского лагеря… Всю свою славу потерял царь в широких сколотских степях. А сколотские воины обрели богатую добычу! Победа над грозным царем Дарием, властелином почти всей земли, прославила мудрых сколотских вождей и храбрых воинов во всем мире и во все века. Слава храбрым сколотским воинам, слава! Слана мудрым сколотским вождям, слава!

Ормад закончил свой рассказ и опять что-то беззвучно зашептал. Со всех сторон раздавались громкие возгласы, звенело оружие, которым неистово размахивали возбужденные воины. Радостный подъем охватил всех. Слуги едва успевали наполнять чаши. Зазвенели тимпаны, музыканты начали играть на костяных свирелях.

Сколот наполнил золотую чашу и торжественно поднес ее Ормаду. Старец почтительно принял ее, поднес к губам. Руки его по-старчески дрожали, оксюгала расплескивалась, но он не отрываясь выпил всю чашу до дна. После этого голова его бессильно упала на грудь, и он задремал, не слыша больше пиршественного шума.

Дмитрий Борисович, возбужденный не менее скифов, говорил друзьям:

— Вот теперь я убедился, что старик Геродот был совершенно точен в своих записях! Все, решительно все, за исключением нескольких незначительных подробностей, он рассказал верно! А ведь мы спорили, подвергали сомнению эту страницу древней истории, повествующую о несчастливом походе Дария! Друзья, это просто потрясающе! Слышите, Артем, Лида, теперь все ясно. А, да что с вами толковать, разве вы поймете… — и ученый махнул рукой.

— Понимаем, все решительно понимаем, Дмитрий Борисович, — возразил Артем.

Но археолог уже забыл о нем и о Лиде. Он снова обратился к Варкану, жадно о чем-то расспрашивая молодого скифа.

Ивана Семеновича не захватила атмосфера общего веселья, царившая на площади. Что-то беспокоило его. Что именно — он еще не знал. Но какое-то чувство говорило ему о приближении опасности. Однако откуда же эта опасность могла взяться? Ведь положение их было теперь как будто прочное. Дорбатай явно потерял свое влияние, он даже не был приглашен на пир. Правда, оставался Гартак да еще кучка знати — союзников старого вещуна.

Уже не раз Иван Семенович украдкой посматривал в сторону сына Сколота. И убедился, что Гартак держится как-то настороженно. Он едва дотрагивался до пищи, выпил лишь маленькую чашу оксюгалы, отчего серое его лицо порозовело, а глаза забегали быстрее обычного. Казалось, Гартак все время когото выискивал и не оставлял надежды найти его. Даже во время рассказа Ормада Гартак думал совсем о другом. Один раз его быстрый взгляд встретился со взглядом Ивана Семеновича, но он тотчас опустил голову и задумался, притворившись, что увлечен рассказом старика. Может быть, именно это и встревожило геолога? Да, Ивана Семеновича явно беспокоил Гартак. В глазах его пряталась угроза, это было ясно, хотя он и маскировал ее жалким подобием улыбки.

«Враг… Враг… Да еще и очень коварный… — подумал Иван Семенович. — Но ведь он не осмелится что-то затеять, мы же его гости!»

На некоторое время внимание геолога было отвлечено новыми руладами своеобразной скифской мелодии — музыки тимпанов и свирелей. Это был веселый, стремительный танец, в который вплетался звон мечей. Участники пира потеснились, освобождая место для танцев. Три стройные девушки начали танцевать, состязаясь между собой. Они то легко и грациозно плыли по ковру, едва касаясь его носками своих маленьких сапожек, то высоко взлетали ввысь, то будто распластывались по земле. Играли тимпаны, свистели свирели, раздавались возгласы зрителей, в такт мелодии ударявших чашей о чашу иди мечом о меч.

Упиваясь редкостным зрелищем, Дмитрий Борисович бормотал:

— Да, именно такой рисунок был на куль-обских золотых пластинах… Вот-вот — те же самые движения… А теперь руки закинуты назад… Удивительно!..

Музыка неожиданно оборвалась. Вместе с последними звуками тимпанов и свирелей застыли танцовщицы. Это получилось чрезвычайно эффектно: почти скульптурная неподвижность после исполненного бурных движений танца. По знаку Сколота слуги поднесли танцовщицам чаши с оксюгалой. Молодые скифские девушки, еще тяжело дыша после танца, поклонились вождю и, не задумываясь, одним духом опустошили чаши и удалились под приветственные крики пирующих.

Иван Семенович опять незаметно бросил взгляд на Гартака. Тот держал в руках чашу с оксюгалой, но не пил. Геолог заметил, как дрожат его руки. Вот он опустил чашу, его взор устремился куда-то за площадь. Иван Семенович проследил за взглядом Гартака и заметил, что между дальними кибитками происходит какое-то движение. Геолог еще раз взглянул на Гартака. Не оставалось никаких сомнений: именно это движение занимало все мысли Гартака. Он нервно сплел пальцы рук, от напряжения лицо его дергалось, и теперь он уже не отрывал взгляда от людей, которые шли сюда. Кто же эти люди?

Вдруг Иван Семенович услышал испуганный голос Лиды:

— Сюда идет Дорбатай!

— И его помощницы, — добавил Артем.

— Что ему здесь нужно?.. — задумчиво спросил Дмитрий Борисович.

А старый вещун, еще более торжественный и важный, чем прежде, словно ему и не довелось пережить позорное поражение, шел прямо к Сколоту. Красный плащ тяжело волочился за вещуном, высокий головной убор был надвинут до самых бровей. Он опирался на длинный посох, увенчанный золотой фигуркой совы.

Смех и разговоры обрывались там, где проходил Дорбатай, будто он гасил их своей темной тенью. За ним двигались его подручные, одетые так же торжественно, как и он, — жрицы в расшитых льняных платьях и мужчины в праздничных красных плащах с украшениями, с кинжалами за поясами.

В тишине прозвучали одинокие приветственные возгласы. Это встречали Дорбатая знатные скифы, до того сидевшие отдельной группой. Явно озабоченный Варкан нагнулся и тихо сказал Дмитрию Борисовичу;

— Это очень странно. Дорбатай почти никогда не появляется на пирах. И здесь его никто не ждал… Разве что эти спесивцы? — он кивнул в сторону знати.

А Дорбатай как будто и не замечал того, что его появление резко изменило настроение пирующих. Впрочем, может быть, это как раз и входило в его планы? Так или иначе он спокойно подошел к Сколоту, низко поклонился и заговорил, глядя прямо в пытливые глаза вождя, явно удивленного его появлением.

— Прославленный и любимый богами Сколот! — начал громким голосом Дорбатай. — Привет тебе! Привет также прославленным и могучим чужестранцам, которые сидят рядом с тобой!..

— Слова приветственные, а тон угрожающий, — вполголоса заметил Дмитрий Борисович Варкану, который переводил ему речь вещуна.

— Да, эти чужеземцы могучи и всесильны, — продолжал Дорбатай, — иначе они не могли бы занять почетное и священное место рядом с вождем, на которое не имеет права никто, кроме самых храбрых, самых прославленных воинов. Да, они могучи, ибо даже подчинили себе вождя. Ведь рядом с тобой, о Сколот, находится чужая девушка, хотя по законам она не вправе сидеть рядом с вождем. Это оскорбление богам! Но боги молчат… Значит, чужестранцы и в самом деле всемогущи и могут творить все, что пожелают, даже смеяться над нашими древними и священными законами и обычаями. Что ж, я, скромный вещун Дорбатай, приветствую могучих чужеземцев!

В голосе вещуна теперь уже ясно звучала угроза. Дорбатай не сдался, не сложил оружия!

Иван Семенович наклонился и тихо сказал Артему:

— Помните: ни одного неосторожного движения. Но будьте начеку. Над нами собираются тучи. Внимание, Артем, внимание! Опасность не должна захватить нас врасплох!

 

Глава тринадцатая

Игра старого вещуна. — Рассказ о вожде Скипе. — Дорбатай хочет мириться? — Золотая сова в чаше. — Новое требование Дорбатая. — Смерть Сколота. — Гартак — вождь скифов. — «Связать их!»

Артем растерянно посмотрел на геолога: его удивило такое неожиданное предостережение.

— Вы полагаете, Иван Семенович… — начал было Артем. Но геолог уже не смотрел на него, словно и не говорил ему ничего. Только губы его едва заметно шевельнулись, и Артем услышал еще раз тихое, едва слышное:

— Будьте начеку, Артем…

Что хотел этим сказать Иван Семенович? Почему он ничего больше не объяснил? Неужели Дорбатай решится что-то предпринять сейчас, во время праздника?

Ответа на эти вопросы не было. Однако вид старого вещуна не предвещал ничего хорошего.

Со Сколотом говорил теперь не тот напуганный старик, который дрожал и беспомощно озирался после своего поражения. Нет, перед участниками пира стоял уверенный в себе вещун-энарей, вернувший былую власть над темными скифами. Недавнее веселье уступило место тревожному ожиданию. Открытые лица скифов вдруг нахмурились. Уже никто не позволял себе смотреть благожелательно в сторону чужестранцев. Угрожающе шумели знатные скифы. Рука Варкана легла на рукоять меча…

— Артем, Дорбатай задумал что-то плохое! — услышал юноша взволнованный голос Лиды.

— С чего ты взяла? — ответил Артем, притворяясь беззаботным. Но Лида почувствовала в его тоне неискренность.

— Зачем ты притворяешься? — с упреком сказала она. — Зачем скрывать от меня? Ведь я вижу, что творится вокруг.

Артем смущенно пожал плечами. Да, атмосфера явно сгустилась…

Дорбатай сделал небольшую паузу, как бы проверяя, какое впечатление произвели его зловещие слова, потом продолжал:

— Я приветствую и тебя, благородный Гартак, сын вождя! Я вижу, ты единственный, кто чувствует грозное дыхание разгневанных богов. Привет тебе, будущий вождь, тебя любят боги, ты свято выполняешь их волю. Счастливые дни и годы принесешь ты народу сколотов, когда придет твое время.

Скифы вытягивали шеи, чтобы посмотреть на Гартака. Он силился принять горделивую позу, но это у него не выходило: голова валилась набок, глаза моргали.

Должно быть, кто-то из воинов обронил неодобрительное слово по адресу Гартака. Старый вещун поднял посох и гневно закричал:

— Кто осмеливается спорить со мной? Пусть этот человек помнит, что он спорит с самими богами! Я, скромный вещун Дорбатай, свидетельствую перед лицом неба, что слышал сегодня ночью грозный голос богов, и земля содрогалась от этого голоса! Боги повелели мне — и земля тряслась от этого голоса: «Иди и скажи народу, и пусть народ слышит, знает и помнит наше благословение мудрому Сколоту и его сыну, благородному Гартаку!» И эти слова богов раздались в громе и пламени, от которого я, скромный вещун, прикрыл глаза рукой…

«Не с моей ли помощью говорили ему все это боги?» — усмехнулся про себя Артем.

— И я пришел сюда, — продолжал Дорбатай, — так как пожелал вместе со всеми услышать рассказ старого и мудрого Ормада. Мне жаль, что я не услышал его. Но теперь хочу сам рассказать то, о чем напомнили мне сегодня великие боги. Я тоже хочу поведать о славном прошлом народа сколотов. И если мудрый Сколот позволит мне, я начну. Ибо так сказали и повелели мне боги!

Он поднял руки вверх и застыл в своей любимой торжественной позе с полуприкрытыми глазами, словно в самом деле прислушиваясь к голосу богов.

— Хорошо играет свою роль старый мошенник! — вырвалось у Дмитрия Борисовича. — Не правда ли, Иван Семенович? Любопытно, что он расскажет? Очень любопытно… Неужели тоже что-нибудь такое, что перекликается с Геродотом или с другими древними источниками?

Геолог промолчал: его интересовало и волновало сейчас совсем другое. А Дорбатай, наконец, опустил длинные тощие руки и вопросительно посмотрел на Сколота:

— Я жду твоего благосклонного ответа, о вождь!

— Рассказывай, — коротко произнес Сколот, не глядя на вещуна. Должно быть, он тоже почувствовал, что тот затеял эту игру неспроста. Как бы случайно взгляд вождя упал на Варкана. Молодой скиф ответил на этот взгляд, крепко сжимая рукоять акинака. Да, Варкан тоже был начеку!

Старый вещун облокотился на посох. Он стоял так, как будто обращался лишь к Сколоту, но было ясно, что его интересует вся эта огромная аудитория — многие сотни людей, заполнивших площадь. Сухие пальцы вещуна крепко сжимали посох, скрипучий голос звучал жестко, непримиримо, злобно.

— Мудрый Ормад рассказал сегодня о том, как отважный сколотский народ победил могучее персидское войско и как бежал из наших степей гордый царь Дарий. Да, так было. Сколоты победили потому, что с ними всегда было благословение богов. Боги говорили с мудрым вождем Иданфирсом, учили его, и он победил Дария. А что случилось с родственником Иданфирса, Анахарсисом? Что случилось с человеком, который забыл богов, отступился от них?.. Знаете ли вы это, сколоты? Я напоминаю вам, потомки воинов, о позорной судьбе Анахарсиса, и пуйто каждый из вас на всю жизнь запомнит, что ждет того кто забывает богов!

…Анахарсис, родственник Иданфирса, — продолжал Дорбатай, — был мудрым человеком, но он пожелал превзойти всех. И вот Анахарсис поехал в другие страны, так как ему казалось, что, побывав там, он овладеет мудростью чужеземцев и станет мудрейшим из людей. Он объехал немало стран и решил, наконец, возвратиться домой. Но вернулся он уже не таким, каким оставил родной край. Он забыл о сколотских богах, увлекся другой верой, научил этому и других сколотов. Он отправлялся в лес, надевал греческие одежды, играл на литаврах и молился чужой богине. А вместе с ним молились и другие сколоты, которых он преступно повел за собой. Что же сделал мудрый вождь Савлий, когда узнал о таком позоре? Он отправился с воинами в лес, где отступники молились чужой богине, и умертвил их! Ибо на это его благословили грозные боги сколотского народа. Вот что сделал мужественный Савлий, который был храбрым воином и мудрым вождем, благословенным богами…

При этих словах Дорбатай укоризненно посмотрел на Сколота.

— И случилось это так потому, что вождь Савлий был мудрым. Он знал, что счастье и богатство сколотов — в руках богов. И нельзя обижать богов, отступаться от них и пренебрегать их законами. Помнят ли об этом потомки сколотов теперь? Помнит ли об этом и сам наш мудрый вождь Сколот? Должно быть, помнит, иначе и быть не может…

— Но о чем напомнили тебе боги, о Дорбатай? — недовольно произнес Сколот, отлично понимавший, что рассказ коварного жреца направлен против него.

— Сейчас мудрый Сколот услышит и об этом, — спокойно ответил Дорбатай. — Были некогда трудные годы для сколотского народа. Реки высохли и не давали рыбы, трава погибла от зноя, звери разбежались… Было такое время! И кони падали целыми табунами от неведомой страшной болезни. Не помогали никакие молитвы, потому что боги отвернулись от сколотов… Было такое время! Сухие ветры дули днем и ночью, горячее их дыхание опустошало страну. И только один вождь Скил со своими приближенными жил беззаботно, не обращая внимания на то, что народ живет в нищете, терпит неисчислимые бедствия. Ведь Скил не был коренным сколотом; его мать-истрянка приучила сына к греческим обычаям, и он оставался глух к голосу богов…

Голос Дорбатая снизился до шепота, но и шепотом он владел так артистически, что слова его были слышны всем.

— Скил хотел совсем уничтожить сколотские обычаи и завести вместо них чужие, греческие. Он приблизил к себе греческих купцов, тайно посещал с ними город Херсонес, предавался там разврату и молился чужим богам… Приближенные Скила скрывали от народа позорное поведение вождя, и он, окончательно забыв стыд, решил посвятить себя греческому богу Вакху и построил себе в греческом городе большой дом. Сколоты и этого не знали. Но сколотские боги проявили милость и предостерегли отступника Скила, давая ему возможность раскаяться и исправиться. Они поразили тот большой дом огненной стрелой молнии! Дом Скила загорелся, но по воле богов Скил успел спастись. Однако же и после этого предупреждения богов Скил остался глух к велениям небес. Он остался верен Вакху, да будет проклято сие скверное имя! И по-прежнему никто из сколотов не знал, почему боги обрушили на весь народ свой гнев. Так продолжалось до тех пор, пока народ не узнал об отступничестве и позоре своего вождя. Вот как это случилось. Приехавшие в нашу страну греческие купцы и сколотские вещуны вели спор о вере. Наши вещуны укоряли греков: «Как можете вы поклоняться поганому богу Вакху, пьянице и распутнику, имя которого мерзко вспоминать? Разве это бог?.. Вы верите, что Вакх воплощается в вас, когда вы пьяны. Мы, сколоты, не признаем таких скверных богов, потому что наши боги суровы и праведны!»

А греческие купцы ответили насмешливо: «Как можете вы, сколоты, смеяться над нами и нашим славным богом Вакхом, когда нам доподлинно известно, что ваши первые люди молятся Вакху?»

Но сколоты не поверили греческим купцам. Тогда те сказали: «Если не верите нам, то спросите вашего вождя Скила — он поклоняется Вакху!»

И опять не поверили сколоты, почитавшие своего вождя. Купцы рассмеялись:

«О сколоты, идите за нами, и мы покажем вам вашего вождя Скила в греческих одеждах. Вы увидите, как он молится Вакху и пьет в его честь хмельные напитки!»

И тогда старейшины пошли с греческими купцами и собственными глазами увидели, как к грекам пришел Скил в греческом одеянии; он молился с греками, пил с ними в честь Вакха и был пьян.

Увидя это, старейшины сказали народу: «Вождь Скил изменил сколотским богам и сколотским обычаям. Он хочет, чтобы и мы поклонялись поганым греческим богам. Он разрешает грекам, этим неверным чужестранцам, владеть нами. Пришельцы-греки приезжают к нам, издеваются над нашими обычаями и священными законами, а Скил охраняет их и усаживает рядом с собой на самом видном и почетном месте! Пришельцы-колдуны обманывают вас, а Скил только посмеивается. Прогоним Скила, он предатель!»

И народ послушался старейшин. Ибо не может быть вождем сколотов человек, склонившийся на сторону чужестранцев! Боги покарают такого вождя, а вместе с ним весь народ! Вождь обязан защищать наши священные обычаи. А если он изменяет им, подчиняется чужестранцам — горе народу, горе сколотам! Огненные стрелы падут на них с туч, убьют камнями и покарают страшной смертью. Так говорят боги!

Дорбатай сделал небольшую паузу, чтобы набраться сил и присмотреться, очевидно, к скифам.

— Это звучит как неприкрытая угроза Сколоту! — сказал Дмитрий Борисович. — По-моему, что-то затевается… Варкан, продолжайте переводить все слово в слово.

Иван Семенович молчал, хотя и знал, как ждут его слов товарищи. Но что здесь можно было сказать, когда и без объяснений стало понятным, что старый вещун пытается снова запугать если не Сколота, то доверчивых, пугливых по отношению к богам скифов.

Геолог заметил, как Дорбатай, не сдержавшись, со злобой взглянул в сторону чужеземцев, сидевших рядом со Сколотом. Да и без того намерения Дорбатая уже выяснились. Вначале он вел свой рассказ издалека, но постепенно все больше и больше расходился. Теперь оставалось только ждать, чем закончит он, чего будет требовать от старого вождя.

И еще одно обстоятельство беспокоило Ивана Семеновича. Он заметил, что во время рассказа Дорбатая к группе знатных воинов подходили какие-то люди; видел, как старики из этой группы отдавали этим людям тихие, неслышные приказы — и люди после этого исчезали так же незаметно, как и появлялись. Вот это было уже совсем плохо, так как напоминало заговор…

Дорбатай, убедившись в том, что полностью завладел вниманием слушателей, снова заговорил:

— Сколотский народ согласился с вещунами и старейшинами, так как видел, что такова воля богов. Народ избрал своим новым вождем прославленного Октамасада. Скилу отрубили голову, а тело изменника принесли в жертву богам! И ни один воин, ни один охотник не поднял голоса против кары отступнику, хоть и был он до того вождем. Ибо народ знал, что переполнилась чаша терпения богов и что они держат в руках своих огненные стрелы, готовые поразить тех, кто окружает и потворствует отступнику.

Дорбатай поднял высоко вверх посох с золотой фигуркой совы, заканчивая свой рассказ.

— Так поступили в старину сколоты с предателем Скилом, который презрел богов! И боги приняли эту жертву. После этого наступили счастливые времена. Боги сказали мне, скромному вещуну Дорбатаю: «Расскажи об этом потомкам сколотов! Пусть помнят они о судьбе отступника Скила!» И я, Дорбатай, говорю вам от имени богов: помните об этом! Ведь точно так же сколоты должны поступать всегда — жестоко карать изменников и отступников, которые подчиняются чужестранцам, их обычаям и богам. И ничто не спасет отступников, пусть они будут даже самыми прославленными людьми. Слушайте меня, воины и охотники, слушайте скромного вещуна Дорбатая! Я передал вам то, что поведали мне боги. Помните и знайте, что никогда и никому наши боги не прощают измены древним священным сколотским обычаям и законам!

Рассказ вещуна закончился. Он произвел на слушателей огромное впечатление — об этом можно было судить по возбужденным лицам скифов, по шуму, который прокатился в толпе. Археолог нагнулся к Ивану Семеновичу:

— Вы были совершенно правы, дорогой мой, — сказал он озабоченно. — Старый мошенник ловко использовал историю в своих интересах!

— Какую историю? — спросил геолог.

— Скил — личность историческая. Он действительно был убит скифами. Его обвиняли в том, что он являлся ставленником… Ну, агентом, что ли, грековколонизаторов. Скил жестоко обращался со скифами и именно за это поплатился жизнью…

— Значит, Дорбатай ничего не выдумал? — воскликнула Лида.

— В основе его рассказа лежат подлинные исторические события, описанные древними историками, — ответил Дмитрий Борисович. — Но Дорбатай повернул дело так, чтобы настроить скифов против нас и Сколота. Хитро придумал!

— И вполне достиг своей цели, — мрачно добавил Иван Семенович. — Разве вы не видите, что здесь творится? Скифская знать уже не держится отдельной кучкой, как до сих пор, а смешалась с простыми воинами. Э-э, да они явно подстрекают их!..

Действительно, группа знатных скифов будто растаяла среди воинов и охотников. А может быть, ктото из них плел свою паутину и среди простых скифов, так как отовсюду были уже слышны угрожающие выкрики, отовсюду враждебные глаза смотрели на четырех чужеземцев. Не могло быть никакого сомнения в том, что Дорбатай разыгрывал и разыгрывает вместе с заговорщиками заранее обдуманную игру…

Тем временем Дорбатай повернулся снова к Сколоту и поклонился ему, словно в его рассказе и не было никакого намека на вражду со старым вождем. По обычаю Сколот должен был наградить рассказчика почетной чашей оксюгалы. И Дорбатай ожидал выполнения обычая.

Неохотно Сколот протянул золотую чашу с оксюгалой вещуну. Священный старинный обычай требовал выполнения!

Но, к удивлению вождя, Дорбатай не взял чаши. Он отрицательно покачал головой, еще раз почтительно склонился перед Сколотом и сказал:

— Прославленный и мудрый брат мой Сколот помнит, что черный ворон пролетел между нами. Я не хотел этого, и мудрый Сколот тоже не хотел. Но черный ворон пролетел. Он задел своими крыльями наши души. Мы смотрим друг на друга не так, как смотрели раньше. Я не могу больше терпеть этого! И я хочу сказать: забудем, о мудрый брат мой Сколот, о прошлом! Я хочу раз и навсегда забыть об этом вороне. Забудь о нем и ты! Налей и себе в чашу оксюгалы, мы выпьем вместе и утопим воспоминания о черном вороне. И пусть он никогда больше не пролетит между нами!

Этот сердечный, глубоко дружественный тон резко отличался от того, каким Дорбатай вел свой прежний рассказ, и это сбивало с толку. Было похоже, что старый вещун действительно пришел сюда для того, чтобы помириться со Сколотом! Если это было всего лишь притворство, то надо было признать, что Дорбатай — прекрасный актер. В голосе его было столько искренности, столько глубокой печали, он говорил так проникновенно, что нельзя было не верить ему! Не удивительно, что скифы восторженно встретили слова вещуна.

— Послушайте, может, он и в самом деле хочет мира? — заколебавшись, сказала Лида.

— Только не с нами, — решительно отрезал Артем.

— Наполни же свою чашу, о Сколот, — повторил Дорбатай. — Перед лицом всех отважных воинов и охотников, перед лицом всех присутствующих здесь, перед лицом небес и богов я хочу положить конец прошлому и никогда больше не возвращаться к нему. Я принес тебе в подарок священное изображение совы — мудрейшей птицы. Пусть отныне мудрость руководит нами и скрепит нашу дружбу. Налей же свою чашу, о брат мой Сколот!

Снова одобрительные возгласы пронеслись над площадью. Дорбатай умело вел свою игру! Каковы бы ни были его тайные намерения, что бы ни прятал он в глубине своего злобного сердца, после таких искренних и проникновенных слов ему невозможно было отказать. Если Сколот даже не верил Дорбатаю, уклониться от его приглашения он не мог. Он дал знак слуге, и тот налил оксюгалу во вторую чашу. Дорбатай снял со своего посоха золотую фигурку совы и протянул ее Сколоту:

— Пускай это священное изображение всегда напоминает тебе, мудрый и отважный брат мой Сколот, о любви к тебе всех охотников, всех воинов, всех скотоводов, всех вещунов. И о моей любви к тебе тоже. Прими этот подарок!

Вдруг нога старика задела ковер, он покачнулся и выронил фигурку совы; она упала в чашу Сколота. Дорбатай всплеснул руками:

— Прости мне мою неосторожность, Сколот! Однако в этом тоже видна воля богов. Значит, они благословляют мой дар, раз ему суждено было окунуться в чашу мира. Осушим же наши кубки, и пусть ничто больше не омрачит нашей дружбы, которую благословляют небеса!

Сотни глаз впились в Сколота и Дорбатая. В глубоком молчании поднесли они к устам свои чаши и залпом осушили их. Скифы радостно приветствовали примирение братьев. Правда, вызывало удивление, что громче всех выражали свою радость знатные скифы. Им-то что было радоваться? Ведь именно они всегда первые раздували и поддерживали вражду между братьями.

Дорбатай внимательно следил за тем, как Сколот взял со дна пустой чаши изображение совы и принялся разглядывать его. Вещун смотрел на вождя пытливо, не сводя глаз. Что-то хищное промелькнуло в выражении его сухого жестокого лица. Затем он перевел взгляд на Гартака, и усмешка искривила его губы под свисающими седыми усами.

— Смотрите, Гартак дрожит, точно его бьет лихорадка! — воскликнул удивленный Артем.

— Испугался чего-то, что ли? — заметила Лида, пораженная видом Гартака.

Действительно, с сыном вождя творилось что-то неладное. Лицо его побледнело, он нервно сжимал руки, дергал головой, словно отгоняя назойливую муху. Дорбатай смерил его презрительным взглядом. Кое-как Гартак овладел собою. Дорбатай снова обратился к Сколоту:

— Доволен ли ты, о брат мой, подарком? Не слишком ли он скромен для тебя, великого и мудрого вождя?

Сколот недоверчиво поглядел на вещуна.

— Доволен… если только он сделан от чистого сердца…

Дорбатай сухо засмеялся.

— Я подарил тебе, Сколот, священное изображение перед лицом неба и богов, в присутствии твоих гостей. Разве можно сомневаться в чистоте моих помыслов!

— Хорошо, пусть будет так. Но что ты, Дорбатай, хочешь получить от меня? — спросил Сколот. — Согласно обычаю, я ни в чем не могу тебе отказать. Однако помни, есть такие вещи… или люди… каких я не советовал бы просить у меня, потому что…

Вождь не закончил, но в голосе его послышалась глубоко скрытая угроза. Дмитрий Борисович шепнул товрищам:

— Слышите? Сколот дает ему понять, что в своих требованиях насчет ответного подарка вещун не должен касаться нас. Вождь ведет себя очень последовательно.

— Удастся ли ему и в дальнейшем быть таким последовательным?.. — задумчиво сказал Иван Семенович.

Услышав слова вождя, Дорбатай выпрямился.

— Я не собираюсь просить у тебя сокровищ, брат мой Сколот. Ты знаешь, мне ничего не нужно. Да и не к лицу мне, скромному вещуну, просить что-нибудь для себя. Я хочу лишь выполнить волю богов. Боги сказали мне, что я должен требовать от тебя, о Сколот. Ты не можешь отказать мне, так как этим самым ты откажешь богам!

Старый вождь покачал головой:

— Не будем зря пререкаться, Дорбатай. Я предупредил тебя. Теперь говори, чего ты желаешь!

Сухой голос Дорбатая прозвучал резко и угрожающе:

— Боги требуют, чтобы ты отдал им чужестранцев!

Его вытянутая рука твердо показала на путешественников.

— Этого я не сделаю, — решительно ответил Сколот. И тотчас же ропот недовольства пронесся над толпой. Скифы, возбужденные словами Дорбатая, единодушно возражали против ответа старого вождя. Ведь боги, грозные скифские боги желали, чтобы Сколот отдал им чужестранцев!

Дорбатай, не оглядываясь, обвел рукой площадь:

— Посмотри, брат мой Сколот, прислушайся! Спроси у старейшин, спроси у народа. Что скажут они? Ты слышишь их возмущенные голоса — они против тебя. Пойми это!

Сколот осмотрелся. Он увидел напряженные лица собравшихся. Скифы жадно прислушивались к спору братьев. Они ждали. Было ясно: тот, в чьих руках окажутся в конце концов чужеземцы, победит другого. А на это Сколот согласиться не хотел. Он снова покачал головой:

— Нет!

— Боги требуют этого! — закричал вещун отчаянным голосом, поднимая руки вверх. — Боги требуют от тебя, Сколот, этой жертвы! Боги грозят народу сколотов огненными стрелами! Я слышал сегодня голос богов. То был страшный голос! Чужеземцы осквернили священный жертвенник, они издеваются над богами и надо мной, их скромным слугой! Только кровью можно смыть такое оскорбление. Отдай, отдай чужеземцев, о Сколот, иначе гнев падет на тебя, страшный гнев всемогущих богов!

Голос вещуна сорвался и перешел в пронзительный визг. Он размахивал руками, седая голова его тряслась, на посиневших губах выступила пена…

— Отдай чужаков, которые осквернили наши святыни!

— Нет! — твердо отвечал вождь.

— Боги убьют тебя. Сколот! Вспомни о Скиле! Ты изменяешь богам! Одумайся, Сколот! Отдай их!..

— Нет!

Дорбатай вдруг умолк. Наступила пауза, полная тревожного ожидания. Потом в тишине раздался призыв Дорбатая:

— О боги, великие и суровые боги! Выслушайте меня, вашего смиренного слугу Дорбатая! Я передал Сколоту, что вы повелели мне. Я предупредил его, я сделал все, что мог. Мне трудно думать о страшной каре, суровые боги. Пусть не заденет она ни меня, ни отважный сколотский народ, а падет лишь на того, кто нарушает ваши законы, кто пренебрегает высшим велением…

Сколот молчал, насупив брови. Дорбатай продолжал, внимательно следя за вождем, словно проверяя действие своих заклятий:

— Об одном лишь умоляю вас, о боги! Отведите вашу кару от невинных людей, не коснитесь их вашим испепеляющим гневом! Если же гнев ваш неумолим, направьте его против того, кто повинен перед вами!

Из толпы кто-то громко крикнул:

— Отдай чужеземцев богам, Сколот! Отдай!

Толпа подхватила это требование. Отовсюду послышались возгласы:

— Отдай, Сколот!

— Боги гневаются!

— Отдай богам пришельцев!

— Послушай Дорбатая, Сколот!

— Отдай чужаков грозным богам!

Сколот медленно подошел к Дорбатаю и гневно заговорил:

— Вот каково твое примирение, Дорбатай! Ты снова сеешь раздор в народе! Хорошо! Ты не испугаешь меня своими заклинаниями, ибо я хорошо знаю им цену. Слушайте меня, отважные мои воины и охотники, слушай меня, народ сколотов! Я открою вам тайну Дорбатая, расскажу о его преступлениях. Слушайте…

Голос его неожиданно оборвался. Сколот поднял руку к горлу. Тяжелое удушье подступило к нему. Он раскрыл рот, разорвал ворот своей праздничной одежды, чувствуя, что задыхается…

Глаза старого вещуна радостно блеснули. Он завопил:

— Боги карают Сколота! Смотрите, воины и охотники, смотри, народ! Боги лишили Сколота речи! О суровые и грозные боги, покарайте отступника, но помилуйте невиновных! Боги, покарайте нарушителя священных обычаев, как покарали вы некогда отступников Анахарсиса и Скила!

Лицо Сколота побледнело. Затем на нем выступила зловещая синеватая тень. Вождь покачнулся, потом собрал последние силы и произнес:

— Подождите… сейчас… я скажу…

Но его слова заглушил победный возглас Дорбатая:

— Боги карают отступника Сколота! Грозные боги направили на него свой страшный гнев!

Скифы повскакивали с мест, но никто не отваживался приблизиться к возвышению, на котором лицом к лицу стояли два брата — два смертельных врага.

Еще раз попытался заговорить Сколот и снова не смог. Ноги его ослабели, старый вождь зашатался и упал на землю. Кто-то бросился к нему, чтобы помочь. Но властный окрик Дорбатая остановил их:

— Стойте, неразумные! Стойте, если не хотите, чтобы гнев божий пал и на вас! Не приближайтесь к отступнику, которого покарали боги!

Недвижимый Сколот лежал на ковре. Золотой шлем свалился с его седой головы. Руки раскинулись по земле, глаза закатились вверх.

— Он умирает, он умирает! — закричала Лида. — Что ж это будет, товарищи? Неужели нельзя ему помочь?..

На помощь вождю бросился Варкан. Его не остановили бы заклинания и угрозы старого вещуна, но он не в силах был пробиться сквозь плотное кольцо вооруженных кинжалами подручных вещуна, уже спешивших к телу Сколота. Да, все развивалось по заранее намеченному плану! Не успели друзья оглянуться, как уже были окружены вооруженными скифами; вместе с ними оказался и Варкан. Нечего было и думать о каком бы то ни было сопротивлении. Но друзья меньше всего были озабочены сейчас своей судьбой. Они с болью следили за агонией вождя. Вот еще раз вздрогнула грудь Сколота, беспомощно дернулись разметавшиеся руки… И все. Старый вождь умер.

— Что же теперь будет? — растерянно повторила Лида.

— Ничего не понимаю!.. Отчего умер Сколот? — спросил Дмитрий Борисович геолога.

— Дорбатай отравил его, — услышал он в ответ.

— Отравил?.. Когда?.. Как?..

— В золотом изображении совы, которое Дорбатай якобы нечаянно уронил в чашу вождя, был яд.

— Не может быть!

— Именно так и было. Сколот выпил отравленную оксюгалу. И Гартак знал об этом… Все было подстроено вещуном и его сообщниками… Да что говорить, посмотрите на них!

Поддерживаемый двумя помощниками вещуна, Гартак уже стоял на возвышении. Он дрожал от волнения, лицо его дергалось, глаза беспокойно бегали.

Знать и старейшины плотным кольцом окружили возвышение, не давая воинам и другим скифам приблизиться к телу покойного вождя. Артем заметил, что Гартак старается не глядеть в сторону мертвого отца.

— Негодяй! Отцеубийца! Мерзавец! — громко закричал юноша, грозя кулаком новоявленному вождю.

Должно быть, до Гартака донеслись слова Артема, так как он быстро взглянул в его сторону и сразу отвернулся. Непримиримая ненависть была в его взгляде, ненависть человека, который не успокоится, пока не отомстит…

Дорбатай торжественно взошел на помост, навстречу Гартаку, которого все еще поддерживали помощники. Старик превосходно играл свою роль в этой страшной игре. Он обернулся к толпе скифов и заговорил громким, словно бы взволнованным голосом:

— Отважные, храбрые сколоты, старейшины, охотники, воины и все люди! Слушайте меня: я передам вам то, что услышал только что от богов. Слушайте, ибо дыхание богов коснулось меня, оно просветлило мой разум и помогло понять голос неба. Слушайте меня, верные велениям богов сколоты, слушайте голос богов! Подойди ко мне, прославленный Гартак, сын вождя и отныне сам вождь!

Прихрамывая, Гартак приблизился к Дорбатаю. Они стояли теперь рядом, а перед ними лежал труп Сколота. Старейшины и знатные скифы стеной отделяли их от испуганной толпы. Дорбатай возвышался во весь рост, величественный и грозный в своем длинном красном плаще, на котором тускло блестели в неверном свете факелов золотые украшения.

— Слушай, народ! Суровые боги, покаравшие в свое время отступников Анахарсиса и Скила, сейчас обрушили свой гнев на Сколота. Он тоже нарушил наши священные обычаи, защищал враждебных нам чужеземцев и не хотел отдавать их богам. Сколот умер, осужденный на смерть богами! Но он был вождем, и мы похороним его как вождя. Так сказали мне боги, и так говорю я вам!

Шум возбужденных голосов ответил ему: скифы соглашались с вещуном — Сколот был прославленным воином и храбрым охотником! Он заслуживал того, чтобы его похоронили с почестями. О, старый вещун великолепно провел свою роль, прекрасно зная, на каких струнах следует играть!

Дорбатай поднял руку, призывая к спокойствию:

— Слушайте меня, отважные воины и охотники! Я обратился к богам и спросил их: кто же должен стать теперь вождем сколотского народа?.. Кто имеет право надеть этот золотой шлем? — Он указал на шлем Сколота, валявшийся на земле. Один из помощников вещуна поднял его и подал Дорбатаю.

— Кто будет носить этот дорогой убор, который переходит от одного скифского вождя к другому? Кто достоин этого священного знака власти — по происхождению и за любовь богов к нему? Я спросил об этом небеса, и они ответили мне. Я передам вам их ответ. Слушайте, о сколоты!..

Он высоко поднял золотой шлем.

— Есть лишь один человек, имеющий право носить его. Есть лишь один человек, которого боги благословили на это. Через него боги дадут народу сколотов счастливую жизнь. Этот благородный, мудрый человек еще молод, но он предан богам, почитает наши обычаи и святыни. Этот человек…

Дорбатай сделал большую паузу и закончил:

— Этот человек — благородный, любимый богами Гартак!

Глухой ропот пронесся в толпе. Гартак — вождь? Да разве возможно такое!

Наступило самое трудное место в комедии, которую разыгрывал Дорбатай. Надо было спешить, чтобы дело не сорвалось. Перекрывая шум, Дорбатай не столько спрашивал, сколько навязывал толпе свое решение.

— Скажите мне, сколоты, хотите ли вы иметь вождем благородного Гартака? Хотите ли выполнить веление богов? Боги ждут вашего ответа! Не противьтесь же их воле!

Голоса старейшин и знати, заполнивших возвышение, заглушили недовольные возгласы охотников и воинов, оттесненных в сторону. Старейшины выкрикивали имя Гартака. Только этого и надо было Дорбатаю.

— Подойди сюда, о благородный Гартак, — подозвал он своего ставленника. — Боги благословляют тебя, а сколоты приветствуют. Они единодушно призывают тебя быть их вождем. Прими же этот золотой шлем и поблагодари богов! И пусть все сколоты молятся вместе с тобой, новым вождем народа!

Не мешкая, он нахлобучил на Гартака тяжелый головной убор Сколота. Для маленькой и слабой головы Гартака этот шлем был слишком велик, но жрец словно бы и не заметил этого.

— Молитесь, сколоты! — приказал он. — Молитесь вместе с благородным Гартаком и со мной, молитесь нашим суровым и грозным богам, благодарите их за то, что они в милости своей не покарали вас вместе с отступником Сколотом!

Пронзительным голосом он запел протяжную молитву. Сначала ее подхватили подручные и знать, а потом и все остальные. Это была та самая мелодия, которую услышали путешественники, попав в страну скифов. Протяжная и грустная, медленная и суровая, молитва эта звучала, как угроза и предостережение.

Приближалась развязка. Артем с тревогой посмотрел на Лиду: не пала ли она духом? Нет, девушка держалась прекрасно, хотя ясно было, что она сознает всю опасность их положения. Ведь теперь они зависели от Гартака, того самого Гартака, который предъявлял на нее свои права. Надо думать, он не оставит своего намерения. Ведь даже в эти трагические минуты Гартак бросал на нее жадные взгляды…

Кто поможет теперь ей и ее друзьям? Раньше они могли рассчитывать на покровительство Сколота, хотя он и намерен был использовать чужеземцев в своих интересах. На это же претендовал и Дорбатай. Но теперь неизвестно, заинтересован ли вещун в том, чтобы оставить чужеземцев в живых. Ему нечего играть в жмурки. Власть Дорбатая отныне безраздельна, ибо Гартак — всего лишь пешка в его руках.

Лида, как и ее спутники, чувствовала симпатии к Варкану. Он относился к ним по-дружески и сумел расположить в их пользу молодых воинов. Однако сумеет ли Варкан чем-либо помочь путешественникам после того, как обстановка резко изменилась? Его взаимоотношения с Дорбатаем всегда были скверные, а вещун не принадлежал к тому сорту людей, которые прощают что-то своим недругам.

Дмитрий Борисович, конечно, тоже сознавал всю опасность нового положения, какое сложилось после предательского убийства Сколота. Однако не это сейчас занимало его. Он с увлечением наблюдал, как скифы молятся, поют молитву. Археолог старался зафиксировать в памяти каждую черточку, каждую деталь. Еще бы! Перед ним разворачивалось зрелище, которое не восстановишь даже после самых счастливых раскопок. Подумать только, он стал свидетелем церемонии провозглашения нового скифского вождя! А впереди еще торжественные похороны Сколота… Нет, для археолога сейчас было слишком мало одной пары глаз, одной пары ушей!

— Смотрите, смотрите, молодой человек! — шептал Дмитрий Борисович. — Смотрите и запоминайте! Разве вы увидите еще в жизни что-либо подобное!

— Должно быть, не увижу, так как не знаю, долго ли еще проживу, — сердито бросил Артем. Его раздражала восторженность археолога, казавшаяся сейчас более чем неуместной.

Иван Семенович внимательно следил за всем происходящим. Их группа вместе с Варканом была окружена вооруженными помощниками вещуна и старейшинами. Они не спускали глаз с чужестранцев, словно боясь, что те могут напасть на них. Дальше, между ними и толпой скифов, стояли вооруженные воины, целиком находившиеся под влиянием старого вещуна. Не было никаких надежд вырваться из вражеского кольца. Искать защиты уже было не у кого. Дорбатай полностью подчинил скифов своему влиянию. Стоило сделать только один шаг — и против них поднимутся мечи и дротики чуть ли не всех воинов и охотников племени. Это было ясно. Где же искать спасения? Правда, оставался еще один маленький шанс: ведь они считались гостями Гартака, что по обычаям должно было гарантировать им безопасность. Но полагаться на это не приходилось. Дорбатай уж что-нибудь да придумает в обход обычаев…

— Артем, нет ли у вас при себе еще пистонов?

— Нет, Иван Семенович.

— Жаль, что вы не взяли их с собой.

— Те, которые были при мне, я тогда израсходовал возле жертвенника, а остальные лежат в сумке.

— Они бы нам сейчас очень пригодились.

— Понимаю…

Протяжная песня закончилась. Дорбатай добился своего: Гартак стал вождем!

Теперь оставалось только решить судьбу чужеземцев. Дорбатай вовсе не намерен был просто отделаться от своих врагов, тем более от молодого чародея, который так опозорил его перед всеми. Они умрут, конечно, эти самоуверенные пришельцы, отказавшиеся отдаться в руки Дорбатая, невзирая на его предложения. Но умрут они, возвеличивая его власть, умрут все за исключением этой красивой девушки, которая нужна была Дорбатаю, чтобы еще крепче держать в руках Гартака.

Дорбатай был так уверен в своем безграничном могуществе, что даже не скрывал этого. Он низко поклонился новому вождю и почтительным тоном произнес:

— Теперь, благородный Гартак, мудрый и могущественный вождь сколотов…

Он на миг остановился. Это была ироническая пауза, лишь подчеркнутая нарочито торжественным тоном' обращения. Свою жалкую игрушку Дорбатай величал мудрым и могущественным вождем! Да, это была неприкрытая насмешка, и только ли одни скифы поняли ее?

— Теперь, благородный Гартак, мудрый и могущественный вождь сколотов, — повторил Дорбатай, — тебе необходимо выполнить веление богов. И Слушай меня, о Гартак! Именем богов и неба я требую у тебя проклятых чужаков. Согласен ли ты отдать их богам?

Гартак послушно ответил:

— Да, согласен!

— Но ведь они твои гости, — с усмешкой напомнил Дорбатай. — Согласно священным обычаям мы обязаны заботиться о гостях. И мы позаботимся! Ни один волос не упадет с их головы. Но нельзя оставлять их на свободе, ибо эти чудодеи опасны. Поэтому мы свяжем их! А завтра, когда они уже не будут твоими гостями, о Гартак, ибо ты пригласил их только на сегодняшний вечер и на сегодняшнюю ночь, мы решим их судьбу. Слышите ли вы меня, воины и охотники? Согласны ли вы со мной?

Раздались одобрительные выкрики. Особенно громко кричали старейшины и знать:

— Да, да!

— Пусть свершится твоя воля, Дорбатай!

Вещун отдал приказ своим помощникам:

— Свяжите их!

Осторожно, следя за каждым движением чужеземцев, подручные вещуна начали приближаться к ним. Они явно боялись этих волшебников, которые умели вызывать огонь и гром из-под земли. Еще боялись они страшной поскины, хотя ее сегодня здесь и не было.

Диана не могла прийти на помощь к друзьям. Перед тем как отправиться на осмотр становища, Артем привязал верную собаку у своей кибитки, так как не хотел пугать скифов.

Подбадриваемые криками старейшин и знати, подручные вещуна все увереннее подбирались к пленным, держа наготове веревки, обнажив свои короткие мечи.

Путешественники были беззащитны. Даже верный их друг Варкан не в состоянии был им помочь.

Артем посмотрел на Дорбатая. Злобное лицо вещуна ухмылялось зло и хищно.

Старый интриган праздновал победу!