Толька решительно двинулся влево от тропы, приглядываясь к кустам, — искал бузину. Он, правда, не знал, чем волшебная бузина отличается от обыкновенной, но считал, что если за кустами бузины обнаружится подземный ход, то значит, эта бузина и есть волшебная.

На этой стороне оврага лес рос не так густо. Было полно и прогалин, и целых полянок. Однако и тут, как оказалось, творились какие-то темные и страшные дела.

Пройдя всего с десяток шагов, «сэр Заовражный» заметил торчащие из-под куста ноги, обутые в ржавые железные сапоги с рыцарскими шпорами. Раздвинув ветви, Толька увидел и другие составные части доспехов: поножи, наручи, наплечники, нагрудник и шлем с открытым забралом. Все это сохраняло очертания фигуры бывшего хозяина, однако из открытого забрала скалил зубы желтоватый череп. Из правой глазницы торчал обломок стрелы. Как видно, этот рыцарь даже до входа в подземелье не добрался. Впрочем, может, и добрался, и даже вышел из него, унося драгоценный меч, но… далеко не ушел.

Чуть подальше, на прогалине, у корней высокого дерева обнаружился большой муравейник. К стволу дерева ударом кинжала был пригвожден дочиста обглоданный муравьями скелет грудной клетки, а внизу, на самом муравейнике валялись череп и остальные кости. Никаких доспехов или остатков одежды на костях не было, должно быть, несчастного рыцаря предварительно разоружили и раздели. Кинжал был воткнут в дерево довольно низко от земли, должно быть, его всадили в сидящего человека, и Толька, хоть и не был Шерлоком Холмсом, сразу же догадался, что это сделали карлики-дварфы. Маленькие, а свирепые, поди-ка!

Толька, конечно, особого восторга от вида этого скелета не испытал. Но кинжал его почему-то заинтересовал. Должно быть, захотелось иметь еще какое-то оружие, кроме лука. Преодолевая страх и брезгливость, Лаптев подошел к дереву и, несильно дернув за рукоять, вытащил кинжал. Костяк, конечно, свалился на муравейник, растревожил здоровенных лесных муравьев, и Толька поспешил отойти подальше от страшного места, пока самого не обглодали.

Кинжал, как оказалось, почти совсем не заржавел и резал как бритва. Рукоять у него была отделана слоновой костью и узорчатыми медными пластинками в виде бегущих кабанов. Правда, без ножен такую штуку было трудно таскать — можно и самому порезаться, но Толька пристроил кинжал в колчан со стрелами, острием вниз. Когда он это делал, то случайно открыл маленькую тайну.

Опуская кинжал в колчан, Толька ненароком нажал на две скрытые кнопки, расположенные на конусообразном набалдашнике, украшавшем рукоять кинжала. Что-то щелкнуло, и из рукояти, в направлении, противоположном острию кинжала, выскочило довольно длинное — сантиметров десять — остроконечное трехгранное шило. Вряд ли оно было предназначено для боевых нужд — слишком уж тонкое, — но вообще-то им можно было так кольнуть неприятеля, что мало не покажется. Однако, по Толькиному разумению, хозяин шила скорее всего применял его в мирных целях. Например, лишнюю дырку в ремне проколоть, если сильно похудел в странствиях, или, там, сапоги подшить, если подметка отлетела.

Продолжив путь, еще шагов через десять Лаптев натолкнулся на скелет лошади, с остатками попоны и ржавой броневой сбруи, немного выше по склону оврага обнаружился явно могильный холмик со странным, жутковатым памятником. В холмик было воткнуто поломанное рыцарское копье, на острие которого торчал череп — должно быть, его бывшего владельца. К копью была прибита гвоздями деревянная дощечка, на которой красовалась выжженная накаленным острием надпись:

«Сэр Парамор Заовражный. Пришел за мечом, а получил топором».

То, по какому месту получил топором сэр Парамор, наглядно объяснял длинный прямой проруб на макушке черепа.

Толька сперва удивился, что карлики смогли дотянуться секирой до макушки Парамора, но потом прикинул, что если эти мелкие сумели стащить его с коня, то задача рубануть по голове лежачего выглядела не такой уж неразрешимой.

С каждым свидетельством того, что он, Толька, тут далеко не первый гость и всех предыдущих ждала печальная судьба, настроение у Лаптева заметно ухудшалось. Правда, в первых двух случаях прямых свидетельств того, что господа рыцари погибли при попытке раздобыть меч, не было. Мало ли между рыцарями всяких разборок бывает? Дуэль, там, из-за дамы сердца, из-за поместий или из-за того, кому с проезжих купцов дань собирать. Или, допустим, того, что со стрелой в глазу, какой-нибудь разбойник-киллер из арбалета застрелил — по заказу тех же купцов, например.

Однако могилка сэра Парамора, украшенная разрубленным черепом самого покойного, сомнений уже не оставляла. Эти самые дварфы — ребята серьезные, конкретные. Как видно, «Серебристого Принца» они никому отдавать не собираются. Особо неприятное впечатление производило то, что этот Парамор-мухомор, как и Толька, носил титул Заовражного. Наверно, и все остальные, которые тут по округе валяются, — тоже. За овраг-то перешли, а вот обратно — не получилось. Правда, скорее всего их подловили уже после захода солнца, ежели карлики имеют обыкновение днем отсыпаться. Но это ведь только по словам Трундакса… Он там сидит в своей башне, в уютном Королевском замке, занимается всякой там алхимией и астрологией, а что и как тут, на местности, небось узнает от каких-нибудь купцов, паломников или иных калик перехожих.

Толька чисто инстинктивно задрал голову вверх: не видать ли где наблюдателя дварфов. Нет, никого заметить не привелось. То ли карлики действительно спали, не выставив дозорных, то ли их соглядатаи хорошо прятались.

Зато немного выше по склону оврага, почти точно над могилой сэра Парамора, Лаптев увидел густые заросли бузины. Ягодки в гроздьях были еще совсем зеленые, мелкие. Отчего-то Тольке припомнилось, как папа ему рассказывал о своих детских играх, в частности, о том, как они, нашелушив из бузиновых гроздьев полные карманы недозрелых ягодок, плевались этой бузиной друг в друга через пластмассовые трубочки, сделанные из корпусов шариковых авторучек. А дедушка, который рос в эпоху, когда шариковых ручек еще не было, говорил, что и они в детстве бузиной плевались, но трубочки делали либо из дерева, либо из полых стеблей «дудки». Кроме того, они не просто плевались, а устраивали «воздушные бои» — дело еще сразу после Отечественной войны было! — где каждый мальчишка был самолетом, а трубочка с бузиной — пулеметом.

Тольке после этих россказней предков страсть как захотелось самому поплеваться бузиной, и он даже ради этого распилил лобзиком шариковую ручку. Но вмешалась мама: завопила, что бузина ядовитая и если Толька случайно проглотит или раскусит несколько ягодок, то заболеет и даже помереть может. Папе с дедушкой за «подстрекательство» тоже досталось, хотя они утверждали, что в детстве не раз проглатывали бузиновые ягодки, но до сих пор живы и даже насчет серьезных расстройств желудка ничего не помнят. Тем не менее переспорить маму им не удалось, трубочку у Тольки забрали и к бузине подходить запретили. Может, сейчас, поскольку тут родителей нет, попробовать поплеваться? Самое смешное, наверно, было то, что, поднимаясь по склону к бузиновым кустам, Толька гораздо больше думал о том, как бы осуществить свое давнее желание, чем о том, что за кустами может находиться вход в подземелье.

Именно поэтому он не полез сразу в глубь кустов, а стал обрывать бузиновые гроздочки, вышелушивать из них зеленые ягодки и наполнять ими карманы. После этого Толька отрубил кинжалом ветку, отрезал от нее кусок сантиметров в двадцать длиной, соскоблил кору, выставил шило из рукояти кинжала и стал выковыривать из этого куска ветки мягкую коричневую сердцевину — когда-то на уроках биологии им говорили, как ее научное название, но Толька никогда не хотел быть ботаником, ни в прямом, ни в переносном смысле, и потому уже забыл этот термин. Так или иначе, но с помощью шила ему удалось провертеть палочку сперва с одного конца, потом с другого и проделать сквозную дырку. После этого, срезав тонкую веточку, Лаптев употребил ее как шомпол и прочистил полученную трубочку от остатков коричневой массы. Затем он продул «ствол» для верности и, набрав горсть бузиновых ягодок, не без опаски — все-таки вспомнились мамины предостережения — сунул ее в рот.

Набрав воздуха, Толька сильно дунул: ф-ф-фу! Просто так, ни во что не целясь. И чуть не проглотил оставшиеся во рту ягодки после того, как увидел результаты своей «стрельбы». Уж очень они удивительными оказались!

Силы-то у него прибыло неимоверно и, как оказалось, не только в мышцах рук, которыми он Вепря над головой поднимал и Великана за рога из болота вытаскивал, но и в легких. Конечно, манометра у Тольки при себе не было, и он не мог уточнить величину давления в атмосферах, которую сумел развить во время своего «выстрела», но что она была намного больше, чем у обычной пневматической винтовки, — это точно.

Ягодки бузины, конечно, были намного мягче свинцовых пулек или стальных шариков, какими стреляют из пневматического оружия, но того, что они наделали на своем пути, пожалуй, не смогла бы натворить даже очередь из настоящего боевого пулемета.

Здоровенные ветки и целые молодые деревца толщиной в два-три пальца как ножом срезало. Узкая полоса, по которой прошелся маленький ураган, созданный Толькой, слегка расширяясь, уходила вниз по склону аж до самого болота. Там, куда угодили бузиновые шарики, от деревьев были отколоты щепки.

Вот это да! Лаптев понял, что трубочка для стрельбы бузиной, из которой в нормальных условиях даже мышь не застрелишь, превратилась в грозное оружие. Правда, как она будет действовать на карликов, духов и прочих местных обитателей, еще предстояло проверить.

Сразу после этого Толька наконец-то вспомнил, что времени у него не вагон. Солнце уже заметно клонилось к западу. До заката, конечно, оставалось еще часов пять-шесть, но сколько времени понадобится на то, чтоб победить духов и найти меч, Лаптев мог только догадываться. А встречаться в темноте с многочисленными дварфами ему что-то не очень хотелось. Череп сэра Парамора Заовражного, торчавший на обломке копья, и прочие бренные останки рыцарей, разбросанные по окрестностям, давали понять, что карлики навряд ли окажутся такими же симпатичными, как Говорящий Вепрь или Быкоподобный Великан.

Бузиновые кусты с виду ничем не отличались от обычных, поэтому сказать, что они магические, можно было, только проверив, нет ли за бузиновыми зарослями подземного хода. Если ход есть, значит, и бузина волшебная.

Почему-то вход в подземелье представлялся Тольке в виде арки небольшого туннеля, пещеры или какой-нибудь щели в склоне горы. Поэтому, протискиваясь сквозь заросли, он смотрел главным образом вперед и в стороны, а под ноги — гораздо реже. Ничего похожего ни на туннель, ни на пещеру Толька не углядел, хотя не менее получаса бродил по зарослям бузины, в которых к тому же было полно крапивы, вымахавшей ростом выше Лаптева. Конечно, даже несмотря на свое войлочно-шерстяное одеяние, Толька здорово обстрекал руки, да и физиономии досталось.

«Сэр Заовражный» был уже готов поверить, что попал в самые обычные бузиновые кусты и никакого подземного хода тут нет. Он уже начал спускаться вниз, в направлении могилы сэра Парамора, как вдруг споткнулся о большой плоский камень, со всех сторон поросший крапивой.

Точнее, конечно, это был не просто камень, а грубо отесанная каменная плита — точно такого же черного цвета, как те камни с русско-готическими надписями «Монстры», «Миссия 1-я» и «Миссия 2-я». Надпись на плите гласила: «Подними!»

Ясно, что, не заполучи Толька силу Крокодилообразной Черепахи, ему эту плиту было бы нипочем не поднять. Потому что она весила центнера три, и даже какой-нибудь супертяжелоатлет сильно попыхтел бы для того, чтоб ее хотя бы с места сдвинуть. Но Лаптеву, который пятитонного Вепря одной рукой поднял, на это потребовалось не больше усилий, чем для того, чтоб в обычной жизни открыть переплет старинного фолианта.

Под плитой обнаружился продолговатый каменный колодец, чем-то похожий на могилу. Куда-то глубоко вниз, в темноту, уводили замшелые каменные ступени. Из колодца веяло холодом, сыростью. И еще — страхом. Запаха такого в прямом смысле, конечно, не существует, но в душе у Тольки, который после испытания своего бузинового «пулемета» сильно приободрился, снова появилась жуть и неуверенность. Во всяком случае, он не стал спешить и сразу же спускаться вниз.

Сначала он, конечно, приготовил стрелы против духов, то есть омочил двенадцать наконечников в снадобье номер V. После этого сока волшебной бузины в деревянной трубочке не осталось совсем. Отсюда следовало, что Толька должен стрелять в духов без промаха. У него, правда, было еще десять стрел, на которые не хватило снадобья, и он даже подумывал, не попробовать ли ему самому выжать сок из бузиновых ягод, но решил отказаться от этой затеи. Во-первых, на это потребовалось бы много ягод и много времени, которое неумолимо приближалось к закату, а во-вторых, точного рецепта приготовления снадобья Толька не знал. Может, в его состав, кроме бузинового сока, еще какие-то вещества подмешивать требовалось, а может, надо было какие-нибудь колдовские заклинания произносить, которые знал только Трундакс. Кто его знает, что получится, если Лаптев пульнет в духов стрелой, лишь смоченной соком, без заклинаний? Может, наоборот, от этого духи только разозлятся.

Еще Тольку сильно беспокоил такой вопрос: как лезть в подземелье без фонаря и даже без факела? Ведь того света, что проникает сверху через могилообразный колодец, хватит самое большее на пять шагов. Да и то, если ход окажется не слишком извилистым. Конечно, говорят, что духи и прочие привидения имеют свойство светиться в темноте. Но вряд ли от их свечения там станет намного светлее. Кроме того, духи, как известно, то появляются, то пропадают. Заманят куда-нибудь, а потом как набросятся со всех сторон! И потом, ежели Толька всех духов перебьет, то как же он без света будет искать «Серебристого Принца»? Хорошо, если этот меч, как в каком-то сказочном фильме, тоже сам по себе засияет, а если нет? Так тут и будешь до самого заката копошиться, пока карлики с топорами не придут.

На всякий случай Толька поглядел и снадобье номер VI против карликов. По внешнему виду и по запаху оно ничем не отличалось от снадобья номер V. Похоже, это был тот же бузиновый сок. Но черт его знает, может, против карликов Трундакс нашептал какие-то другие заклинания? И потом он сам говорил, что карликов великое множество, а у Тольки осталось только десять стрел.

Нет, надо снова доставать зеркальце!

Толька достал, подышал, но когда туманный налет сошел со стекла, первым, что удалось услышать, был звучный храп кудесника. Трундакс лежал бородой вверх на каком-то диване или кушетке и задавал храпака. А уши старый хрыч специально, чтоб не мешали его послеобеденному отдыху, залепил воском! Толька это сразу разглядел и понял, что орать и пытаться разбудить Трундакса — дохлый номер. Скорее карликов разбудишь, чем его. Так что придется самому кумекать…

Но тут Тольке — уже не впервые за время здешних приключений! — помог счастливый случай. Хотя он уже несколько раз доставал зеркало из футляра, ему еще не приходила в голову идея пускать этим волшебным предметом, выполнявшим функции мобильного видеотелефона, самые обычные солнечные зайчики. Почему эта идея пришла ему в голову именно сейчас — неизвестно. Тринадцатилетним, как, впрочем, и более старшим тинейджерам, иногда очень трудно объяснить даже самим себе, отчего они поступили именно так, а не иначе.

Как бы там ни было, но Толька, подышав на зеркало, чтоб убрать с него изображение дрыхнувшего Трундакса, и дождавшись, пока зеркало станет просто отражать самого Лаптева, решил подставить его под солнечные лучи и немного погонять «зайчика» по окружающим деревьям и кустам. Занятие это было совершенно бессмысленным, ненужным и даже опасным: «зайчики» могли привлечь внимание какого-нибудь карлика, страдающего бессонницей. Не говоря уже о том, что оно сокращало и без того небогатый запас времени, оставшегося до захода солнца. Была у Тольки и в обычной жизни такая нехорошая черта. Иногда, например, сидя за уроками и пытаясь решить задачу по математике или написать сочинение, он ни с того ни с сего отодвигал тетрадку и начинал рисовать какие-нибудь рожи, солдат-суперменов, роботов, гангстеров, рыцарей, пиратов, а то и вовсе абстрактные фигуры из всяких линий, точек и закорючек. Хотя он прекрасно понимал, что это ни на секунду не приблизит его к завершению работы, но зато намного отдалит от прогулки, игры на компьютере или просмотра телевизора. Понимал, даже ругал себя за то, что ерундой занимается, но… все равно продолжал это бессмысленное занятие.

Однако сейчас, как это ни удивительно, дурацкая мысль пускать «зайчики» волшебным зеркалом сослужила добрую службу. Когда Толька наконец оторвался от этого бесполезного времяпрепровождения и уже собрался вернуть зеркальце в футляр, а футляр — в сумочку, он неожиданно заметил, что зеркало само излучает свет! Не отражает солнечный, а само светится, да так, что на него смотреть больно. Конечно, все это было невозможно в обычном мире, но здесь, где бога заменяют Айбиэм и Майкрософт, почему бы нет?!

Направив зеркало вниз, в колодец со ступеньками, Толька убедился, что оно светит почти как аккумуляторный фонарь, с которым папа лазит под машину, если надо что-то смазать или подремонтировать. С таким светом вполне можно лезть и в подземелье. Правда, плохо, что зеркальце надо держать в руках. Неудобно! Ведь неизвестно, когда и откуда духи выскочат. Лучше бы идти вперед, держа на изготовку лук со стрелой. А для этого нужны сразу обе руки. Стало быть, надо пристроить зеркало так, чтоб оно рукам не мешало.

Размышлял Толька недолго. Он вспомнил про антиколдовской амулет из драконьего зуба, который Трундакс повесил ему на шею. Висел этот амулет, как известно, на серебряной цепочке и представлял собой костяную пластинку, на выпуклой стороне которой были нанесены какие-то письмена, защищающие от неприятельской магии.

Сперва Толька вообще хотел снять этот амулет, потому что ни в стычке с Королем Орков в таверне «Веселый Поросенок», ни в битве с Черепахой на болоте эта побрякушка никак себя не проявила. Вполне можно было снять костяшку с цепочки и подвесить вместо нее зеркальце, продев звенья цепочки через ажурную серебряную оправу.

Однако спустя несколько секунд Толька засомневался. Кто его знает, может именно благодаря этому амулету против него никто и не смог применить колдовство. Нет уж, береженого и Айбиэм бережет!

Поэтому Лаптев очень быстро нашел другой выход. Тут ему опять помогло шило, обнаруженное в рукояти кинжала. Он проколол две дырки в ремне от колчана, выдернул из вязаных штанов-«колготок» толстую шерстяную нитку, свил ее поплотнее, продел оба конца нитки через проколотые дырки и через ажурную оправу зеркальца, а затем крепко привязал зеркальце к ремню. Теперь и обе руки были свободны, и зеркало постоянно светило вперед — стреляй не хочу.

В общем, вновь приободрившись, Лаптев решительно поставил ногу на верхнюю ступеньку.

Потом он, посвечивая зеркалом, довольно быстро спустился вниз, туда, где в стенке колодца обнаружилась каменная арка, а за ней — длинный и узкий сводчатый коридор, обложенный диким камнем.

Но едва Толька вошел в арку, как наверху послышался омерзительный каменный скрежет. Плита, которую Лаптев так легко снял с колодца, сама по себе, без чьего-либо видимого вмешательства, вновь закрыла выход из подземелья…