После обеда мальчишки пошли к заливу. На этот раз никакого задания от матери у них не было. А когда нет заданий, совсем по-другому и ходится, и дышится.
Ветер поутих. Волны сбросили свои белые шапки и не разбивались о камень, а с негромким всплеском обтекали его. От берега до камня — шагов двадцать. В тихую погоду, когда море спокойно, до него можно дойти, не замочив штанов.
— Рыбу хорошо с камня удить, — сказал Карпуха.
— Мелко тут, — возразил брат. — И за камнем мелко. Лодку бы! Да сеть!
— Мамка свяжет!
— А лодка?
— У кого-нибудь есть. Взять можно.
Братья посмотрели вдоль берега в сторону деревни. Лодок они не увидели, а заметили невдалеке двух мальчишек, которые шли по песку у самой воды и смотрели под ноги.
Это были Гриша и Яша, только не Куратовы и даже не Самсоновы, а Егоровы, потому что Семён Егорович и Ксения Борисовна жили на новом месте под этой фамилией. Семён Егорович хотел изменить у всех четырёх даже имена, но побоялся, что Гриша и Яша не смогут осилить такую конспирацию. Братья и так с трудом усвоили новую фамилию и очень неохотно выполняли строгий наказ — называть приютивших их людей папой и мамой. Им также строго было приказано забыть про пожар, про «чекистов» и о том, что они жили в Петрограде…
Мальчишки сошлись на берегу как раз напротив большого камня, торчавшего из воды.
— Вы новенькие? — спросил Гриша без особого любопытства. — Надолго приехали?
— Насовсем! — важно ответил Карпуха.
В глазах у Гриши не появилось ни радости, ни огорчения — печальные были у него глаза. У Яши — тоже.
— Учтите, пожалуйста! — Гриша взглянул на торчащий из воды камень. — До него побережье принадлежит нам.
— Это ещё почему? — нахохлился Федька. — Вон наша изба! Значит, и берег тут наш.
— А вот наш дом. — Яша указал на двухэтажный флигелёк с белым петушком-флюгером на крыше. — Его купил наш…
— Ну, папа! Папа купил, — досказал за брата Гриша. — Вместе с участком до этого камня. Но вы не бойтесь — границу переходить можно, пока он забор не поставит.
Карпуха презрительно фыркнул.
— А мы и через забор! Верно, Федька?
Гриша и Яша наконец заулыбались. Новые знакомые им понравились.
— Мы подскажем, когда можно! — Гриша оглянулся на двухэтажный флигелёк. — Как он… Когда отец уйдёт, вы через забор — и к нам в гости! А когда он дома, тогда не надо. Он строгий!.. Вы тогда в ту сторону ходите, к Петрограду.
Федька с Карпухой недоуменно переглянулись.
— А зачем ходить-то? — Карпуха приподнял одно плечо, скептически склонил к нему голову. — Была охота!
— Они же не знают, — подсказал брату Яша. — Море в бурю всякие вещи выбрасывает. Смотрите!
Он вытащил из кармана серебряную боцманскую дудку и потемневший от воды портсигар.
— Это только сегодня нашли. А иногда целые матросские сундучки выкидывает.
— От утопленников! — неодобрительно произнёс Карпуха.
— Почему обязательно от утопленников? — возразил Гриша. — Корабль затонул, а команда на шлюпках спаслась.
— Всё равно! — отмахнулся Карпуха. — Нам чужого барахла не надо!
— Мы бы тоже не собирали, — признался Гриша. — Это он — отец — приказывает. Ему нравится, что мы делом занимаемся.
— Наш батя не такой! — Федька гордо задрал голову. — Нам бы вот сена и муки! Если хотите знать, нам чекисты коня подарили! Кормить его нужно.
Как и рассчитывал Федька, эти слова произвели на мальчишек большое впечатление.
— Чекисты? — переспросил Гриша внезапно охрипшим голосом.
У Яши задёргалась левая щека и задрожали пальцы рук. Он сцепил их, чтобы не было заметно, а Гриша взял его за локоть.
— За что же они вам… коня?
— Значит, было за что! — важно заявил Карпуха. — Они нам целый вагон отвели, и поезд остановили не на станции, а напротив деревни, чтоб ближе было!
— Федька! Карпуха! — послышался голос матери.
— Ну, бывайте! — Федька кивнул головой. — Ещё увидимся!
Они убежали, а Гриша с Яшей понуро побрели обратно вдоль берега.
— Я их видеть больше не могу! — сжимая кулачки, прошептал Яша. — И пусть бы уж поскорей забор поставил!
— Яшенька! — Гриша снова взял брата за локоть. — Ты… ты успокойся!.. Помнишь, как он приказывал?.. Вида не показывать! Глазом не моргнуть!..
Когда Федька с Карпухой подбежали к дому, между матерью и отцом заканчивался спор.
— Чтоб во всей деревне да ни одного порядочного человека? — горячилась мать. — Не поверю! Язык у тебя суконный — не поняли тебя!
Отец пожал плечами.
— Сходи сама.
— И схожу! Будь спокоен! Ещё как схожу! Пустая не вернусь!
— Ну и сходи. Только ребята-то зачем тебе?
Мать окинула отца уничтожающим взглядом.
— Горе ты луковое! Неужто не понимаешь?.. Да чтоб видели, что я не какая-нибудь приблудная. Накрепко тут осела! Долг не пропадёт!
Она засеменила к деревне. Мальчишки послушно двинулись за ней.
Первый дом, к которому они подошли, был обнесён плотным высоким забором. На запертой калитке вместо ручки висело железное кольцо. Мать решительно постучала этим кольцом. За забором яростно залаяла собака. Было слышно, как она прыгает на калитку и скребёт когтями по дереву, готовая разорвать непрошеных гостей. Но мать продолжала громыхать кольцом, пока чей-то голос не заставил замолчать пса.
Калитку открыл пожилой грузный мужчина в сатиновой рубахе навыпуск, в зимней шапке, надвинутой на самые глаза.
— Чего надо? спросил он.
— Мы — ваши соседи, — сказала мать. — Поселились в доме Куприяна Дорохова, царство ему небесное!
— Чего надо? — прежним безразличным тоном повторил мужчина.
— Заладил одно и то же! — вспыхнула мать. — Я же говорю: мы — соседи! Поселились…
Мужчина не стал её слушать. Прихрамывая, он отступил внутрь двора и захлопнул калитку. Мать забарабанила кольцом по доскам, но только собака отозвалась на её сердитый требовательный стук.
— Хорош соседушка! — произнесла мать и, пригрозив забору, пошла к двухэтажному флигелю с белым петушком на крыше.
— Заметил? — тихо спросил у брата Федька.
— Кого? — не понял Карпуха.
— Кого? — передразнил Федька. — Хромает — вот кого! Как наш отец!
— Ну и что? Сейчас, кто не в армии, тот хромает или безрукий.
— Поглупел ты, что ли? — возмутился старший брат. — Может, это тот, кого чекисты искали!
У Карпухи глаза стали круглые, как пятаки. Он споткнулся, поджал губы, потёр ладонью нос, протяжно выдохнул:
— Ве-ерно-о!
Оглушённые неожиданной догадкой, мальчишки молча вошли за матерью через распахнутые ворота во двор двухэтажного флигеля. Он был какой-то смешной, игрушечный. Положили на землю один кубик — получился первый этаж. На него поставили ещё один кубик — второй этаж. На самом верху торчал из крыши третий крохотный кубик — труба.
Занавеска на окне в первом этаже колыхнулась. На крыльцо вышел матрос в тельняшке. Брюки были заправлены в русские сапоги. На подбородке чернела редкая борода. В глазах светилось добродушное любопытство. В этом матросе трудно было узнать того Самсонова. Он уже не хромал, но палку с костяным набалдашником не выкинул — хранил в подполье.
— Здравствуй, кума! — шутливо поздоровался он с матерью.
— Кума не кума, а соседка, — поправила его мать.
— То-то я смотрю — задымила заброшенная посудина! — Семён Егорович взглянул на дом Дороховых. — С чем пожаловала? За сеном?
— Муж уже был? — спросила мать.
— Нет. Мальчишки мои про вашу нужду рассказали.
Только теперь Федька с Карпухой сообразили, что в этом домике живут братья, с которыми они познакомились на берегу.
Мать, обрадованная тёплым приёмом, затараторила вовсю. Семён Егорович не перебивал её. Она рассказала и о пожаре, и о Куприяне, и о переезде, пропустив лишь то, что их задержали в ЧК.
На крыльцо вышла Ксения Борисовна и пригласила всех в дом.
Комната была квадратной. В трёх стенах — по окну, в четвёртой — дверь. В углу — печка, в другом — кровать за ситцевой занавеской. В центре — стол. Лестница, похожая на корабельный трап, вела на второй этаж.
— Зовёшь, а стол пустой! — сказал Семён Егорович жене.
— Это беда поправимая! — ответила она и пошла к печке.
Мальчишки с любопытством разглядывали комнату и особенно лестницу. Очень им хотелось забраться на второй этаж. Оттуда, наверное, чуть не до самого Питера видно! Но Семён Егорович и им нашёл работу.
— Команду такую знаете, — спросил он, — «свистать всех наверх»?.. Гребите к дому за отцом!
Когда ребята вернулись с отцом, стол уже был накрыт. Стояла бутыль самогона. На тарелках — огурцы, горячая картошка, вяленая рыба. Мальчишкам налили по кружке квасу. Ребята попробовали, пошептались, и Федька спросил у Семёна Егоровича:
— А где ваши-то?
Семён Егорович понял, что он спрашивает про Гришу и Яшу.
— Они распорядок соблюдают. До обеда дома делать нечего! Закаляются на воздухе.
Хозяева были очень гостеприимны. Познакомились быстро и прочно. Семён Егорович рассказал, что штурмовал Красную Горку. Там он получил пулю навылет, еле выжил, списался с флота подчистую, но с морем расстаться не мог. Купил флигелёк на берегу и решил заняться сельским хозяйством. К весне думал обзавестись лошадью.
Заговорив о лошади, Семён Егорович подмигнул отцу:
— Тебе подфартило! Одно не пойму: лошадь чекисты подарили, а о корме не подумали!
Отец улыбнулся.
— Ты, Семён Егорыч, что моя жёнушка!.. Не много ли хочешь?
— Почему много? — возразил матрос. — Смотря за какие заслуги… Может, наоборот — мало!
Отец замялся, а мать сказала:
— Куда там! Чепуха! Стыдно рассказывать!
— Стыдно, так и не говорите!.. А сена я вам дам. Ну и харчей подкину по-соседски! Есть у меня запасец.
Отец растроганно пожал руку Семёну Егоровичу, а мать чмокнула Ксению Борисовну в щёку.
Потом заговорили о земле. В земельных делах Семён Егорович разбирался прекрасно. По его словам, выходило так, что Дороховы могут получить любой участок. Забирай и обрабатывай. И по тому, какой участок ты обработаешь, определяется твоё отношение к Советской власти. Если большой — молодец, если маленький, с которого только свою семью прокормить можно, — чуждый ты элемент.
Мальчишки не сразу поняли, в чём тут загвоздка. А оказалось просто: по закону о продразвёрстке каждому крестьянину после сбора урожая государство оставляло лишь столько хлеба и других продуктов, сколько требовалось на семью, а всё остальное забиралось для армии и города.
— Несознательные так рассчитывают, — объяснял Семён Егорович, — чтобы никаких излишков у них не было. Или прячут. Да без толку прятать — заградиловка! Чуть куда повезёшь хлеб или картошку — тебя заградотряд и зацапает да к стеночке — за спекуляцию!
— А ведь получается, — задумчиво произнёс отец, — что и я вроде несознательный… Зачем мне большой участок, если всё так оборачивается?
— Брось, сосед! — строго сказал Семён Егорович. — В городе тоже хлебом дышат! Там тоже не буржуи, а люди живут! Кормить их надо!.. Человеком будь, а не таким, как Бугасов!
— Кто такой? — спросил отец.
— Да есть тут… Рядом живёт. Отгородился заборищем, собакой обзавёлся! Жену с детишками куда-то отправил, а сам как паук хромоногий!
— И верно — паук! — подхватила мать. — И глаза паучьи!
— Слышишь? — шепнул Карпуха брату.
— А кто первый догадался? — ответил Федька.
Мальчишки выпили квас, съели всё, что положила им на тарелку Ксения Борисовна, и вышли из-за стола. Их притягивала к себе похожая на трап лестница. Никто не обращал на них внимания, и совсем неожиданно Семён Егорович сказал:
— Ну, подымитесь, раз уж такая охота!
Верхняя комната имела четыре окна — смотри в любую сторону. Фонарь, а не комната. В одном окне — залив и Кронштадт. Отсюда остров казался сказочным кораблём великанов, которые погрузили на него целый собор и везут к берегу. В другом виднелся дом Дороховых и камень в воде. На нём сидели Гриша и Яша.
— Это ж они! — воскликнул Карпуха.
— Нас поджидают! — улыбнулся Федька. — Не знают, что мы у них в гостях!
— Позовём? — предложил Карпуха.
— Далеко — не услышат.
Третье окно выходило на деревню, а четвёртое — на лесистый холм. Из этого окна был хорошо виден весь двор хромого Бугасова. Мальчишки прильнули к стеклу. Хозяин понуро сидел на чурбане, вокруг которого желтела груда только что расколотых дров.
— На зиму запасает, гад! — сказал Карпуха. — Знаешь что? Давай завтра махнём к дяде
Васе?
— А вдруг не гад?
— Ты ж сам сказал!
— Проверить надо!
— А как?
— Придумаем что-нибудь!
К Бугасову подбежала собака, ткнулась мордой в колени. Хозяин запустил пальцы в её шерсть и застыл в этой позе, точно заснул.