Богдан всю ночь спал плохо и проснулся раньше всех в палатке. Как зуб, ныл подбитый, совсем заплывший глаз. Чуть позже зашевелился на койке Сергей Лагутин. Зевнул и потянулся к тумбочке за часами. Богдан закрыл здоровый глаз – видеть Сергея не хотелось. Было слышно, как Лагутин сел на койке, завел часы. Богдан уже знал: скоро раздастся ауканье – и Сергей побежит с девчонками купаться. «Любовь крутит!» – зло подумал Богдан.

Легкие быстрые шаги послышались на просеке.

Сегодня Катя была одна и шла к речке не лесом, а прямо по Третьей Тропе. Тихо аукнула она, но могла бы и не аукать: Сергей ждал ее.

Богдан, не глядя, почувствовал, как Лагутин подошел к нему, постоял над ним и перешел к другой койке – разбудил Фимку.

– Вставай! Кухня ждет!.. Подымай всех нарушителей границы!

Фимка досадливо закряхтел – вставать не хотелось.

Не засни!-выходя из палатки, предупредил Сергей.- А то еще по наряду схлопочете!

«Чтоб ты там захлебнулся на речке!» – мысленно пожелал ему Богдан.

Рядом с палаткой раздался глухой удар по мячу. У Сергея стало привычкой: разбежаться, ударить и гнать мяч к речке.

– Опять один?-долетел до Богдана недовольный Катин голос. – Ната из-за этого купаться перестала!

– Может, мне все отделение поднять для твоей Наты? – с усмешкой спросил Сергей.

– Захочу – и подымешь!

– А ты захоти, захоти!

– И захочу!..

Отзвуки этой перебранки становились все тише. Удалялись удары по мячу. Фимка растолкал Димку. Богдан встал сам.

– Ничего себе фингалик!-сочувственно воскликнул Фимка, взглянув на заплывший глаз Богдана. – А ему хоть бы что – побежал, скотина, купаться!

Они вышли из палатки. Взвод еще спал, а им троим пора было идти в столовую. Кухонный наряд заступал на дежурство за полчаса до подъема.

Выйдя на штабную поляну, Богдан остановился так внезапно, что Фимка и Димка наткнулись на него. Он повернулся к ним с победоносным видом:

– Придумал! . . Моя голова – ваши руки!.. Краску беру на себя… За вами – глина! Много хорошей глины… Поняли?

Фимка и Димка ничего не поняли.

– Ну и не надо! – усмехнулся Богдан. – Понимать не обязательно. . . А глина чтоб была к вечеру! Хоть из-под земли! .. За это освобожу вас от наряда.

И он, больше не останавливаясь и ничего не объясняя, пошел к кухне. Вопросительно переглядываясь, двинулись за ним и Фимка с Димкой.

– Ната! Принимай работничков! – весело крикнула старшая повариха, увидев мальчишек. – Сначала накорми, а потом – на картошечку! К обеду много потребуется!

– Не-ет! – из кладовки послышался приветливый смешок.- Сначала умываться! Знаю, что не умывались!.. Мальчики! Идите…

Ната выглянула из кладовки и забыла, что хотела показать ребятам, где можно умыться. Она не знала, что сегодня в наряде будет Богдан, и уже совсем не думала встретить его таким.

– Ой! – со стоном воскликнула она испуганно и громко.

Старшая повариха встревожилась, вышла из кухни и тоже

увидела у Богдана заплывший глаз.

– Ох ты, горемычный!.. Дай-ка посмотрю. – Жаркими от плиты пальцами она коснулась опухоли и приоткрыла глаз. – Может, тебе не работать, а в санчасть…

– Еще чего!-стойко стерпев боль, проворчал Богдан.- Синяков не видели?

Пока Фимка с Димкой плескались у рукомойника, Ната приготовила тампон из спитого чая и, усадив Богдана на табуретку, перевязала глаз. Богдан не сопротивлялся. От влажной марли боль утихла. Быстро и ловко сновали вокруг его головы руки

Наты. Бинт ложился ровно, аккуратно. Вспомнил Богдан, как она умело вытащила у него занозу.

– Тебе бы врачом, а не поваром.

– А тебе бы не драться.

– Кто сказал? – сердито дернулся Богдан. – Дура какая! .. Никто и не дрался! Споткнулся!..

– Зачем ты такой грубый? ..Як тебе очень-очень хорошо отношусь.

:- Знаем мы вас! – проворчал Богдан.

Когда горн протрубил подъем, кухонный наряд уже завтракал. Динамики разнесли по просекам бодрый незнакомый голос физрука, который только вчера – в день официального открытия – приехал в лагерь.

– Проснулись! Проснулись! – покрикивал он, как клубный затейник. – Потянулись!.. Хорошо-о! .. Побежали из палаток! Все побежали!.. Погодка – чудо!.. Вдохнули поглубже!.. И-и-и на зарядку-у-у. . . становись!

– Так они тебе и выбежали!-хохотнул Богдан.

– Распутя и не повернулся! – добавил Фимка.-А Раскольник сон еще досматривает!

Уже гремела маршевая музыка для первого упражения – ходьба на месте, а с просек все еще доносились голоса командиров:

– Подъем! Подъем!

– Выходи!.. А ну быстро!

– Начальство не спит!- Богдан повел глазом в сторону штабной избы. – Череп все гвозди вколачивает!

На крыльце капитан Дробовой усиленно доказывал что-то подполковнику Клекотову, рубя по воздуху крепко сжатым кулаком.

– Встряхнуть! Встряхнуть! – повторял он полюбившееся словцо.

– Вероятно, заочное проведение зарядки нецелесообразно,- спокойно ответил Клекотов. – Надо посоветовать физруку к подъему приходить к палаткам. Сегодня в одном взводе, завтра в другом, пока не привыкнут.

Динамики продолжали передавать команды физрука, сидевшего в штабе:

– Второе упражнение… начи-най!

– Куда? Куда?-долетел из первого взвода чей-то доведенный до отчаяния голос.-Я тебе спрячусь!

Зарядка прошла неудачно. Часть мальчишек выбралась из палаток лишь к самому концу. Но к завтраку все четыре взвода пришли без опоздания четкими колоннами. У мальчишек уже начал появляться навык ходить в строю, была бы охота.

Поев наскоро, Славка Мощагин зашел на кухню. Наряд чистил картошку и бросал ее в круглый чан с водой.

– Это ты хорошо сделал, – Славка указал на повязку. Он и зашел на кухню только затем, чтобы посмотреть, как у Богдана с глазом. – Мы через час – на землянику, а вы, когда одни останетесь, уже не ходите туда больше. . . за границу.

– Куда нам! – Богдан пихнул ногой большую корзину с картошкой. – От нее не уйдешь. Не лучше земляники!

Славка сочувственно улыбнулся.

– Все-таки лучше, пожалуй, – конец хоть виден. . . Ну, счастливо, ребята! Я пошел.

– Иди, иди, командир! И не бойся! – Богдан подмигнул здоровым глазом. – Сегодня пограничных инцидентов не будет. . .

Накормив лагерь завтраком, девчата перетаскали всю посуду к баку с теплой водой. Мыть тарелки мальчишкам не поручали – перебьют половину. Этим занималась Катя, а Ната сразу после завтрака начинала подготовку к обеду. Она заглянула в чан – чищеной картошки было на донышке. Понаблюдав за ребятами, неумело, толсто срезавшими кожуру, Ната принесла нож и села рядом с ними. Пока каждый из них возился с одной картофелиной, она управлялась с тремя.

Несколько минут все работали молча. Натруженно вздыхали Фимка и Димка. Богдан беспокойно вертел забинтованной головой – обдумывал что-то. Взбулькивала вода – картошка с четырех сторон сыпалась в чан.

– Слушай! – обратился Богдан к Нате. – Сделай доброе дело!

– Сделаю!-с готовностью ответила она, обрадованная тем, что Богдан заговорил с ней и не просто заговорил, а есть у него просьба.

– Ты за троих работаешь! – польстил ей Богдан. – Мы и вдвоем с тобой очистим картошку. . . Отпусти Фимку и Димку на часик – нужно им! – Он провел по горлу тупой стороной ножа. – Вот так нужно!

Фимка и Димка забыли про задание, которое дал им утром Богдан, но они рады были любому предлогу, только бы избавиться от картошки. А Ната не стала интересоваться, куда и зачем нужно им отлучиться. Она задала только один важный для нее вопрос:

– А дело в самом деле доброе?

– Кому как, – уклончиво ответил Богдан.

– А по-моему, – возразила Ната, – если доброе, так оно всем доброе. . . Пусть идут, раз надо.

Фимка и Димка, как по команде, отложили ножи.

– Подождите!- остановил их Богдан. – Пойдете, когда все уедут в колхоз.. . За границу – ни ногой, но чтобы найти – хоть из-под земли!

«Он про глину!» – вспомнили мальчишки, но им было все равно, лишь бы отделаться от кухонных обязанностей.

Лагерь собирался на работу в этот день так же трудно и долго, как и вчера. Даже дольше. Капитан Дробовой, отдав по трансляции приказ строиться, не утерпел и добавил, что вчера работали плохо и что сегодня придется не только прополоть новые участки земляничной плантации, но и ликвидировать вчерашние огрехи. Это сообщение не воодушевило мальчишек.

Из кухни было видно, как приехали колхозные машины, как из штаба выскочил физрук, остановился на крыльце, не зная, куда податься в первую очередь, и побежал во второй взвод – подгонять мальчишек. И все-таки этот взвод пришел к машинам не первым, а третьим. Сержант Кульбеда и Славка Мощагин справились с ребятами раньше других – через 23 минуты после приказа Дробового.

За эти минуты комиссар Клим вконец измочалил свою бороду. Капитан Дробовой маятником мотался из угла в угол комнаты, а подполковник Клекотов изучал список работ, которые колхоз мог предложить мальчишкам. Это были обычные сельскохозяйственные работы – не хуже и не лучше десятков других совершенно необходимых и полезных дел. Для любого пионерского лагеря они вполне бы подошли, потому что не требовали ни особых навыков, ни большой физической силы. Трудолюбие, самодисциплина и терпение – вот и все, что было нужно. Но как раз этого и не хватало мальчишкам. Клекотов чувствовал, что ни одна из предложенных колхозом работ не зажжет ребят, не пробудит в них интереса к труду. Внутренним чутьем угадывал он, что таким мальчишкам необходимо что-то и более трудное физически, и, может быть, чуточку опасное или, по крайней мере, необычное, с романтическим привкусом. Перегородить широкую реку, выкопать глубоченный колодец, вскрыть курган с древними захоронениями, проложить в глухом лесу дорогу, высушить болото – вот за это, думал Клекотов, они взялись бы с удовольствием. Справились бы или нет -вопрос другой, но взялись бы горячо.

Отложив список, Клекотов сказал Дробовому:

– Выберите время и попробуйте съездить в лесничество.

– Я вас понял! – капитан перестал шагать по комнате.- Если надо – съезжу на край света! . . Но и вы поймите меня. . . Если даже сговоримся с лесником, земляника должна быть обработана до конца!

– Это правильно! – поддержал его Клим.

– И второе! – продолжал Дробовой. – Встряхнуть!

Клекотов и Клим рассмеялись: это слово они слышали от

капитана в сотый раз.

– Да-да! Встряхнуть! – повторил Дробовой. – Не упустить возможность! До двадцать второго остались считанные дни!

К предложению капитана Дробового комиссар и начальник лагеря относились с одинаковой настороженностью. Они не сомневались, что это средство – сильнодействующее, но каковы будут последствия? Может быть, оно только один раз подхлестнет мальчишек, но не оставит никакого следа. Тогда стоит ли его применять?

– А поймут ли нас там?-спросил Клим, задрав бороду к потолку и подняв кверху палец. – Одобрят ли? Не скажут ли, что это непедагогично?

Комиссар задал эти вопросы только потому, что сейчас, сию минуту, не мог ни отвергнуть, ни принять предложение. Он пока ни на что еще не решился и отнюдь не из опасения, что в городе их обвинят в непедагогичности.

– Там, – Клекотов шутливо взглянул вверх, – нас поддержат, если все будет хорошо. Но не миновать нам разноса, если случится неудача.

Капитан Дробовой говорил всегда и везде то, что думал. Так же прямо, не учитывая ни тона, ни подтекста, воспринимал он и слова других. Не по душе пришлись ему высказанные в полушутливой форме страхи перед городским руководством.

– Заявляю официально! – желчно произнес он. – Беру всю ответственность на себя! И не боюсь, потому что хочу выполнить возложенную на меня обязанность!

Фраза получилась высокопарной, но не было в ней ни единой фальшивой нотки.

У Клима не повернулся язык сострить по поводу нетерпимого им пафоса.

– Не обижайте нас!-улыбнулся Клекотов. – Мы тоже не такие уж робкие!.. Город городом, а на месте видней. Кроме нас, решать некому, а сомнения большие: дети все-таки!

– Напоминаю!-Дробовой опять рубанул кулаком по воздуху и выдал по складам: – О-со-бый наш лагерь! О-со-бый! . . Не забывайте!

Подполковник Клекотов вздохнул.

– Да помню я, помню! . .

Как только машины увезли мальчишек в колхоз, Фимка с Димкой ушли из кухни. Богдан без стеснения использовал доброту и уступчивость Наты. Почти весь день наряд занимался какими-то своими делами. Фимка с Димкой исчезали и возвращались, измазанные глиной, уходил и Богдан. Ната работала за них и не жаловалась. Ее радовало, что Богдан потеплел к ней и, вернувшись из. очередной отлучки, принес водяную лилию.

– Это тебе.

– Спасибо! – зарделась Ната и догадалась: – Купаться ходите?

– Нет.

– А что же вы делаете?

– . Тайна! . . Даже они не знают, что делают! -сказал Богдан про Фимку и Димку, которые перед обедом отмывали руки от липкой глины. – Моя тайна!

Старшая повариха видела, что наряд отлынивает от работы, но она с материнской жалостью относилась ко всем лагерным мальчишкам и никогда не делала замечаний присланным на кухню ребятам. Ради подруги молчала и Катя – пусть Ната поступает как ей хочется.

К завтраку следующего дня поварихам надо было приготовить два праздничных торта. Комиссар Клим предупредил, что будут два именинника. И сразу после обеда Ната начала готовить красители для крема. Богдана заинтересовала эта пищевая химия. Он не отходил от Наты, помогал ей выжимать сок из тертой свеклы и моркови, чистить лук и варить из шелухи краску. Потом Ната взбивала цветные сливочные кремы.

– А если б вместо крема глина, – спросил Богдан, – она тоже бы цветной стала?

– Я не пробовала! – засмеялась Ната.

– А мы попробуем!-сказал Богдан.

Последний раз Фимка с Димкой ушли из кухни, когда весь лагерь был на военных занятиях. Мальчишки унесли с собой припасенную Богданом бутылку с отваром из луковой шелухи. А сам Богдан словно решил искупить свою вину перед поварихами – взялся по-настоящему за работу. Начал он с дров и наколол на весь завтрашний день.

Вернулись Фимка и Димка. По их многозначительным взглядам Богдан понял, что они успешно закончили свое дело. Отложив топор, он впрягся в тележку, уставленную большими, опустевшими за день бидонами.

– За мной!

Заскрипели колеса, задребезжали бидоны – Богдан бегом покатил тележку к речке. Фимка с Димкой рысцой припустились сзади. С грохотом и перезвоном промчалась тележка по Третьей Тропе.

– Берегись! – весело кричал Богдан вернувшимся с занятий мальчишкам.

– Разойдись! Не зевай! – орали Фимка с Димкой.

На речке, наполняя бидоны водой, Богдан все-таки проверил:

– Вышло?

– Лучше настоящего! – похвалился Фимка.

– Мне лучше не надо! – нахмурился Богдан. – Мне нужно, чтоб как настоящий, а не лучше!

– Копия! – заверил его Фимка.

А Димка спросил:

– Теперь скажи – зачем?

– На телевидение пошлем – пусть покажут ваши поделки в передаче «Умелые руки»! – Богдан засмеялся и опять впрягся в тележку. – Взялись!

Вверх по просеке потяжелевшая от воды тележка двигалась медленно. Мальчишкам пришлось попыхтеть. Особенно крутым подъем был на участке от первого отделения до штабной поляны. Здесь Богдан, Фимка и Димка налегли на тележку изо всех сил.

Сергей Лагутин прекратил свою обычную вечернюю тренировку с футбольным мячом, вкатил его на постоянное место – на плоский бугорок возле палатки и крикнул:

– Поможем водовозам! – Он подбежал к тележке и стал подталкивать сзади. – Распутин! Где ты?

«Не подлижешься!» – с веселой злостью подумал Богдан.

Гришка Распутя лежал у муравьиной кучи и наблюдал за постепенно утихавшей к вечеру хлопотливой жизнью муравьев. Услышав, что его зовут, он лениво встал, длинными неторопливыми шагами нагнал тележку, уперся в нее руками, и все почувствовали, как она полегчала.

– А они умные, – произнес Гришка.

– Кто? – спросил Фимка.

– Муравьи.

– Это смотря с кем сравнивать, – съязвил Сергей.

Мальчишки поняли его намек, а Гришка помолчал и добавил:

– И дружные.

Докатив тележку до штабной поляны, Сергей Лагутин вернулся в отделение, а Гришка продолжал толкать ее до самой кухни.

После ужина и уборки посуды обязанности кухонного наряда заканчивались. Ната приготовила новую примочку из чая, усадила Богдана и, заменив высохший тампон, перебинтовала глаз.

– Я знала, что ты такой.

– Какой?

– Не такой, как все про тебя говорят. . . И работать умеешь, когда захочешь.

Подошла Катя. Хотела сделать Нате приятное, а получилось наоборот. Она спросила у Богдана:

– Ты купаться любишь?

– Когда жарко.

– А мы с Натой утром ходим. Приходи на речку до подъема.

– Нам до подъема не положено! – усмехнулся Богдан.

– А Сергей ходит!

Помрачнел Богдан.

– Твой Сергей – к-командир, а я. . . я – уголовник!

– Сам виноват! – и не хотела, да выпалила Катя.

Ната зажала подруге рот.

– Катя! Умоляю! . .

Она говорила еще что-то, но Богдан не слышал – сорвался, как подхлестнутый, и ушел.