Сергей Лагутин проснулся оттого, что кто-то, выходя из палатки, зашуршал пологом. Дело обычное, и это не могло встревожить командира. Он скорее по привычке к порядку, чем из каких-то других соображений, оглядел койки. Свет фонаря с просеки проникал через слюдяное оконце и падал прямо на Вовку Самоварика. Он спал вниз лицом, засунув правую руку под подушку, из-под которой торчало фоторужье. Вовка и во сне не расставался с аппаратом.

Свернувшись в комок и с головой накрывшись одеялом, похрапывал Забудкин. Койки Фимки и Димки были сдвинуты вплотную. Мальчишки вечером долго говорили между собой про какие-то «прыгучие» мины, да так и заснули рядышком.

Койка Богдана пустовала. Он отсутствовал довольно долго, и Сергей Лагутин уже хотел встать, но Богдан вернулся.

– Где был? – шепотом спросил Сергей.

– А где ночью бывают?-вопросом ответил Богдан и лег.

Повязка на его голове белела в полутьме, и Сергей, вспоминая неприятную стычку, подумал: «Дрянь-парень, конечно. Таких бить и бить! А все-таки не болтун. Получил – и молчит. Извиниться, что ли, перед ним?» Сергей, пожалуй, уже сделал бы это еще днем, но Богдан почти все время был в наряде на кухне. «Придется к слову – извинюсь завтра!» – решил Сергей и с этой успокаивающей мыслью заснул.

А Богдан, возвратившись в палатку, старался больше не спать. Он слышал, как прохаживался по Третьей Тропе ночной патруль из четвертого отделения, как мальчишки ломали где-то сушняк для костра, как сердито закричал на них потревоженный филин. И еще кто-то прошел мимо палатки – шагал тяжелее, чем мальчишки. Где-то на середине просеки он встретился с патрулем. Богдан по голосу узнал капитана Дробового и подумал с каким-то даже одобрением: «Не спит Череп!»

Под утро долетел басовитый гудок парохода с той реки, в которую впадала безымянная лагерная речка. Потом свет фонаря начал растворяться в утреннем свете и совсем погас. Кто-то в штабе выключил электричество. Богдан зевнул и, наверно, все-таки задремал, потому что время вдруг сделало скачок, и очнулся он от тихого Катиного ауканья. Сергей Лагутин уже сидел на койке. Бросив на плечо полотенце, он вышел из палатки. Богдан подошел к оконцу.

– Встал? -с обычной усмешечкой встретила Сергея Катя.- Тебя бы на недельку к нам на кухню – научился бы просыпаться с солнышком!

– Пораньше тебя могу!-ответил Сергей и огляделся: все было на своих местах, и мяч стоял на плоском холмике.

Катя заспешила к речке, а Сергей разбежался, рассчитывая ударить по мячу так, чтобы он догнал ее и пролетел над самой головой.

Сергей мог бы поклясться, что именно так и ударил, но мяч не полетел. Тяжело и медленно он скатился с плоского бугорка, пошел под уклон и камнем бултыхнулся в яму, вырытую для стока воды из рукомойников.

Выпучив глаза и распахнув в беззвучном крике рот, Сергей стал заваливаться на спину, подтягивая к животу правую ногу, которую, казалось, рвали на части раскаленными железными клещами.

– Вот теперь квиты! – прошептал Богдан и пожалел, что не разбудил Вовку Самоварика,-снять бы этот моментик!

Вовка безмятежно спал. Фоторужье торчало из-под подушки. Боясь упустить время, Богдан схватил аппарат и, не зная, готов ли он к съемке, на авось наставил его на Сергея и подбежавшую к нему Катю.

Больше всего Катю испугало молчание Сергея. Он катался от боли по земле, и рот у него был распахнут в крике, но ни звука не вылетело из горла.

– Что с тобой? . . Перестань! – испуганно говорила она, пытаясь распрямить судорожно подтянутую к подбородку ногу Сергея.- Живот?.. Или сердце?.. Да не молчи же ты!

– Нога, – услышала Катя и взглянула на ступню.

Нога на сгибе внизу уже потеряла свою форму. Растягивая кожу, вокруг надувался нездорового цвета лоснящийся обруч.

– Вставайте! – отчаянно закричала Катя. – На помощь!.. Сюда!

– Тихо ты! – простонал Сергей. – Я молчу, а ты орешь как бешеная!

– Скорей! Скорей! – не слушая его, кричала Катя.

На просеке показались ночные патрульные, еще не снявшиеся с дежурства. Но раньше других прибежал сержант Кульбеда – босиком, в трусах.

Выскочил из палатки и Славка Мощагин. Вокруг Кати и Сергея быстро собралась толпа заспанных и напуганных мальчишек. Посыпались вопросы. А Сергей сам еще не знал, что с ним произошло, и путано, неуверенно пролепетал про бугор, по которому он ударил вместо мяча.

Кульбеда ощупал поврежденную ногу, и его рябое лицо стало озабоченным.

– Боюсь за кости. Их тут много, в ступне, понапихано. . . Надо в санчасть! – он сцепил руки. – Кто носить умеет?

Славка Мощагин шагнул к нему и хотел вместе с сержантом из четырех рук сделать замок для переноски Сергея. Пока Славка, торопясь и путаясь, разбирался со своими руками, над Сергеем наклонился Гришка Распутя, поднял его и понес к штабной поляне.

Сергей не протестовал – чувствовал, что сам идти не сможет. От боли он скрипел зубами. Но еще больней стало ему, когда он вдруг увидел Богдана. В глазах у того не было ни торжества, ни злорадства – спокойный, холодный взгляд с прищуром. Взгляд судьи, чей приговор только что приведен в исполнение. И понял Сергей, кто поставил для него ловушку.

– Больно же! – негромко сказал он, глядя Богдану в глаза.

– Я знаю, – отозвался Богдан.

– Не разговаривай!-прикрикнула на Сергея Катя и не удержалась: -Кого ты разжалобить вздумал? Ему все равно! . . А ты, – Катя взяла Гришку под локоть, – не споткнись смотри!

Обсуждая происшествие, мальчишки расходились. Спать никому больше не хотелось. Сержант Кульбеда, одевшись, побежал вслед за Гришкой и Катей. Фимка подошел к Богдану, взял за рукав и потащил за палатку, где их уже ждал Димка. Богдан догадывался, о чем будет разговор, но не думал, что он произойдет в такой форме. Димка вынул из кармана перочинный ножик и, не пожалев лезвия, провел по земле черту – отделил Богдана от себя и Фимки.

– Ты – там, мы – здесь! И больше к нам не суйся!

– А будешь приставать, – добавил Фимка, – подстроим хуже, чем ты Лагутину. Месяц будем думать, а подстроим!

Они повернулись и ушли, оставив Богдана около черты. Он

постоял над ней, приподнял ногу и вдруг исступленно принялся топтать и затирать ботинками взрезанную ножом бороздку.

– Кто мое ружье трогал?-послышался из палатки возмущенный голос Вовки Самоварика. – Убью, если испортили!

Вовкин крик еще больше взвинтил Богдана. Закусив губу, он ворвался в палатку, раздернул на груди рубашку и пошел на Вовку, страшный, разъяренный.

– На! На! Убей!.. Я трогал! Я!.. Убей! Убей!

Вовка попятился.

– С ума сошел!.. Да я так, нарочно, чтоб попугать!

– Нет, ты убей! Убей!-наступал на него Богдан.

– Отстань! – испуганно пролепетал Вовка и забился в угол, загородился стулом. – Я – чтоб больше не брали!

Богдан как слепой наткнулся на стул и, обессилев, опустился на него. Вовка, оказавшись сзади Богдана, стоял и боялся пошевелиться.

Долго приходил в себя Богдан, а когда заговорил, Вовка удивился переходу от истошного крика к почти спокойной интонации.

– Сегодня проявишь и покажешь.

– Проявлю! – обрадовался Вовка.-Отчего не проявить!

– И покажешь! – повторил Богдан. – Хочу на память, если получилось…

Еще до завтрака все узнали, что у Сергея Лагутина кости не повреждены, но сильно растянуто сухожилие. Первое отделение третьего взвода осталось без командира. Во всех других отделениях у командиров были помощники из числа юных дзержинцев, а в первом – ни дзержинцев, ни помощника. Комиссар Клим предложил назначить Вовку Самоварика. В штабе никто не возражал. Сержант Кульбеда и Славка Мощагин тоже согласились. Но всякие новые назначения должен был утверждать Большой Совет лагеря. Поэтому с утра всем членам Совета – командирам отделений, взводов и сержантам-инструкторам – сообщили об экстренном заседании, назначенном на 20.00.

Клим побывал в санчасти. Сергей Лагутин лежал на кровати. Туго забинтованная нога была обложена грелками с холодной водой. На вопросы комиссара от отвечал рассеянно, согласился на выдвижение Вовки Самоварика, но видно было, что мысли его заняты чем-то другим. И Клим ушел: он не любил насильно влезать в чужую душу. А Сергей уже давно, как только улеглась нестерпимая боль, неотступно думал о случившемся. Не техника подстроенной ловушки занимала его. Он решил, что в мяч напихали земли или в камеру вместо воздуха накачали воду. Какая разница! Неизмеримо важнее было понять: почему так произошло? Где начало обоюдной злобы, которая заставила Сергея ударить Богдана и вызвала ответную месть? Где конец тяжелым для обоих враждебным отношениям?

Трудные это были раздумья. Одно понимал Сергей: так продолжаться не может. Что-то надо менять. Был момент, когда он подумал: а не прискакать ли на одной ноге на Большой Совет и не рассказать ли все подробно, ничего не утаивая ни о себе, ни о Богдане? Но чувствовал Сергей: Богдан воспримет это как жалобу, как донос. Еще крепче затянется сложный узел – ни развязать его, ни разрубить. . .

В течение дня несколько раз забегала в санчасть Катя. Принесла завтрак, потом обед. Рассказывала новости. Главной новостью был приезд от шефов группы офицеров запаса – специалистов различных отраслей военного дела. Они проведут вечером первые кружковые занятия. На следующий день ждали других гостей – преподавателей ПТУ. Их уроки назывались профориентацией, а проще – мастера должны были познакомить мальчишек со столярными, слесарными, токарными, строительными инструментами и научить пользоваться ими.