Каждая палатка была рассчитана на пять-шесть человек. Взводу Славки Мощагина предстояло поставить на Третьей Тропе десять палаток. Отделению Сергея Лагутина повезло. Вещи, выгруженные из машины, лежали как раз там, где было отведено место для двух палаток первого отделения. Остальным пришлось тащить тюки, ящики и свертки вниз по просеке. Четвертому отделению – дальше всех. Их место было почти у самой речки.
Распределением мест занимался сам Славка Мощагин. Это у него получалось без помощи сержанта Кульбеды. Здесь строевые команды не требовались, а разговаривать с ребятами Славка умел. С ним не спорили и охотно принялись за работу, тем более что небо хмурилось все больше.
Только в первом отделении еще не начали работать. Наевшийся до отвала Гришка Распутя как только вернулся из столовой, так и завалился на прежнее место под елью. И Забудкин занял свой пенек. Сел и закачался, совсем закрыв глаза-щелки.
Богдан выбрал около просеки лужайку поровнее, удобно разлегся и вынул из рюкзака магнитофон. В бешеном ритме
ударил по лесу джаз. Тотчас к Богдану подсел Шуруп со своей четверкой. Подошли и Фимка с Димкой. Один зачем-то принес толстый длинный прут, фанеру и кусок проволоки, другой – дешевый маленький транзистор.
– Включай и ты!-приказал Богдан.
Димка включил транзистор. Передавали какую-то симфонию. Звуки переплетались. Эта смесь мало напоминала музыку, но мальчишки сидели с блаженным видом. Фимка и Димка вынули перочинные ножи и начали мастерить что-то из проволоки и гибкого прута.
По просеке носился Вовка Самоварик с фотоаппаратом. То и дело слышались его лозунговые выкрики:
– Стройка коммунизма! . . Растет и ширится соцсоревнование! . .
Снял Вовка и компанию Богдана, не забыв крикнуть:
– На заслуженном отдыхе!
Сергей Лагутин давно прекратил бы устроенный Богданом концерт. Но он помнил две фразы, которые сказал ему после обеда комиссар Клим:
– Тебе ведь не только командовать, – тебе и жить с ними.
Сергей понял их по-своему: комиссар боится за него. Таким
хулиганам ничего не стоит сговориться и ночью в палатке проучить своего командира, устроить ему «темную». Сергей надеялся
на свою силу и ловкость и все-таки после слов комиссара решил поменьше горячиться, потому и не сразу прервал дикий концерт. Он ждал, когда мальчишки из других отделений унесут из общей кучи свое имущество.
Но вот поволокли вниз по просеке последний тюк. Осталось только то, что принадлежало первому отделению. И тогда Сергей подошел к компании Богдана, одной рукой выключил магнитофон, другой – транзистор.
– Кто умеет ставить палатки?
– Лично я, – Богдан снова включил магнитофон, – уже высказывался по этому вопросу.
Сергей медленно сосчитал в уме до трех, чтобы не накричать, и опять выключил магнитофон.
– Я тоже высказывался по этому же вопросу – обещал научить тебя. И научу!
– Не возражаю. – Богдан подсунул рюкзак под голову и закинул ногу за ногу.-Приступайте, пожалуйста!
Чтобы не сорваться, Сергею пришлось теперь считать про себя до пяти.
– Сейчас приступим!.. Вставайте!.. Кто не умеет – будет подсобником, а вторую палатку поставите сами.
Мальчишки вставать не торопились, ждали, что скажет Богдан.
– Шуруп! Забирай своих шурупчиков – и давай! – разрешил он. Его устраивала эта роль. Получалось, что Сергей Лагутин приказывал, а Богдан, как высшая инстанция, подтверждал его приказание. – Вставайте! Надо же помочь командиру!
Сергею пришлось бы считать до ста, чтобы избавиться от жгучего желания ударить кулаком в вежливо-ехидную физиономию Богдана. Хорошо, что подошел сержант Кульбеда. Он поглядел на взвинченного до предела Сергея, на Богдана и по-стариковски прокряхтел:
– Э-э-эх! Нет на вас гвардии старшины Грехопуда!
– Нам и Микропоры хватает! – хохотнул Богдан.
Как и тогда, в строю, мальчишки, увидев добродушную улыбку на рябом лице сержанта, дружно засмеялись.
– Идите, идите, – поторопил их Богдан. – Под дождем плохо без палатки.
– Вот это разговор!-Кульбеда козырнул Сергею Лагутину. – Веди нас, командир!
Сергей пошел к вещам. За ним – сержант с Шурупом. Чуть погодя, пошли туда и остальные, кроме Богдана и Димки с Фимкой, которые продолжали увлеченно мастерить что-то вроде большого полутораметрового лука.
Кульбеда оглянулся.
– Ты музыку-то включи. Будь сегодня за культработника да хоть одним глазком поглядывай, как ее ставят – палатку эту. Авось пригодится!
Богдан включил магнитофон, но уменьшил громкость звука.
Распаковав часть вещей, мальчишки вооружились лопатами, топориками и принялись за расчистку площадки под палатку. Вскоре к ним присоединился и Славка Мощагин. В трех других отделениях все шло нормально.
Командиры и юные дзержинцы сумели организовать работу. И не случайно сержант Кульбеда и Славка Мощагин оказались в первом отделении -самом трудном и не подкрепленном юными дзержинцами.
Расслабленно и томно пел саксофон. Гришка Распутя будто спал с открытыми глазами. Маятником раскачивался на пеньке Забудкин. Димка и Фимка, натянув тетиву из проволоки, резали из фанеры длинную плоскую стрелу. Богдан лежал на спине и всякий раз, когда мимо с каким-нибудь грузом проходил командир отделения, усмехался. А Вовка Самоварик, кривоногий и кругленький, мячиком катался по просеке, стараясь поспеть всюду. Не прозевал он и тот момент, когда мальчишки с помощью сержанта Кульбеды и Славки Мощагина по команде Сергея Лагутина установили основные опоры и палатка поднялась над выровненной и очищенной площадкой.
– Еще одна советская семья вскоре справит новоселье! – изрек он, сфотографировав этот момент.
Пленка у Вовки кончалась – остался один кадрик. Он повертел круглой головой и подкрался к Забудкину. Аппарат щелкнул.
– Кающийся грешник!
Забудкин показал острые мелкие зубенки.
– Изыди!
– Изышел! – подмигнул ему Вовка и покатился вверх по просеке.
У него было в запасе несколько пленок. Но где перезарядить фотоаппарат? Вовка надеялся найти темное местечко около кухни – в какой-нибудь кладовке без окон. Докатившись до штабной поляны, он наткнулся на комиссара. С чертежом и колышками в руках Клим вымерял шагами ширину поляны и втыкал колышки в землю – отмечал расположение будущей трибуны и точку, где надо установить флагшток. Воткнув очередной колышек, Клим выпрямился.
– Ты куда?
– Надо перезарядить, – Вовка пощелкал по аппарату, – а темноты нигде нету.
Клим цапнул себя за бороду.
– Ну надо же! Забыл! . . Хотел в столовой сказать про мастерскую – и забыл!.. Там ведь все есть!
– И проявитель?-не веря в удачу, спросил Вовка.
– Даже закрепитель.
– Подержите! – Вовка протянул Климу фотоаппарат, подпрыгнул, перевернулся, встал на руки и, согнув ноги в коленях, свободно засеменил на руках к мастерской. – Идемте скорей!
Клим засмеялся, догнал Вовку и поставил его на ноги.
– У командира отпросился?.. Проявлять – время потребуется, а они палатки ставят. Не пустят тебя под крышу, скажут – не работал.
У Вовки глаза повлажнели от огорчения. Климу стало жалко этого забавного мальчонку.
– Ну, хорошо! Беру грех на себя! . . Идем – покажу лабораторию.
Клим помнил личные дела почти всех мальчишек, знал, кто и за что направлен в этот лагерь. В деле Вовки Самоварикова вина указывалась в очень туманных выражениях: неуважительное отношение к старшим, оскорбление завуча, мелкое хулиганство. Как ни старался Клим вспомнить что-нибудь конкретное о Вовкиной провинности, в памяти ничего не всплывало. Уже подходя к мастерской, Клим спросил:
– Слушай, Володя! Не могу вспомнить, что ты там вытворил в школе?
– Можно не сегодня?
– Нет настроения?
Вовка надул щеки и почему-то сердито взглянул на фотоаппарат, который все еще был у Клима.
– Держите его покрепче, а то я как трахну – все линзы по лесу раскатятся!
Клим с шутливой поспешностью спрятал аппарат за спину.
– Не надо!
– Не буду! – Вовка вздохнул. – Это я сгоряча!.. Просто мы с ним в разных весовых категориях оказались.
– С аппаратом?
– Не выпытывайте! – Вовка снова надул щеки. – Все равно не поверите. . . Как все!
И Клим больше не расспрашивал Вовку.
На мастерскую шефы не пожалели ни труда, ни денег. Она была оснащена всем, что нужно для столярных, слесарных, электротехнических работ. Широкий светлый коридор проходил из конца в конец по всему зданию. Слева – окна, справа- двери с номерами и табличками: «Слесарный цех», «Столярный цех», «Ремонт обуви», «Швейная мастерская». В это здание ток уже был подведен – включай любой станок, машину и работай.
Но Вовку волновало другое. Опередив Клима, он пробежал мимо первых четырех дверей, остановился у пятой с табличкой «Фотолаборатория» и толкнул ее, но дверь не открылась.
– Сейчас!-Клим позвенел связкой ключей. – Покажешь потом снимки?
– Куда я денусь! -от нетерпения Вовка переступал с ноги на ногу. – А бумага там есть?
Клим молча открыл дверь. Вовка перешагнул порог и замер. Он бывал в разных фотокабинетах-и в скромном школьном, и в районном – при Доме пионеров и школьников, и в самом богатом – во Дворце пионеров. Но нигде он не видел такого продуманного удобства. На окнах – подтянутые кверху черные шторы, лампы дневного и красного света, длинный стол 6 новенькими фотоувеличителями, несколько водопроводных кранов, над ними – пока еще пустой бак для воды, стеллажи с кассетами и ванночками, вдоль стен – закрытые шкафы.
Клим открыл один из них.
– Здесь найдешь всю химию и бумагу, а воду принесешь в ведрах из речки… Когда кончишь – закроешь все, а ключи повесишь на щит у входа в мастерскую. . .
Клим сходил на Третью Тропу и предупредил Сергея Лагутина, что разрешил Вовке проявить и отпечатать снимки. Комиссара удивило, что в первом отделении работают не все, но он не вмешался, а Сергей ни на кого не пожаловался.
Возвращаясь на штабную поляну, Клим услышал веселый перезвон пустых ведер. Вовка Самоварик бежал к речке за водой, но не по просеке, а по кустам. Видно, не хотел встречаться со своим грозным командиром отделения. Вовка и назад, с полными ведрами, пробирался сквозь кусты. Он слышал саксофонное завывание магнитофона и голос Славки Мощагина:
– Заведи что-нибудь повеселей – скоро въезжать будем!
Магнитофон захлебнулся. Чуть позже по лесу понеслась
лихая дробь ударных инструментов. Богдан приветствовал этой записью окончание работ. Осталось только внести в палатку и расставить тумбочки.
– Все!-Славка Мощагин откинул и закрепил полы палатки. – Заходите! Любуйтесь!
Это относилось к тем, кто не участвовал в работе.
Гришка Распутя не двинулся с места, а Забудкин вскочил с пенька. Встал и Богдан.
– Подождите!-крикнул Фимка.
Вдвоем с Димкой они торжественно подняли, вынесли на самое видное место и воткнули в землю свое сооружение. Это был искусно сделанный лук. В натянутую тетиву упиралась широкая, плоская стрела, готовая сорваться и устремиться вдоль просеки к речке. На стреле четкими крупными буквами было написано «Третья Тропа».
Указатель понравился всем, даже Сергею Лагутину. Он и сейчас был против самого названия, но все остальное заставило его без прежней неприязни посмотреть на Фимку и Димку.
– Красиво сработали! . . Название, конечно, не то, но это уж не ваша вина.
– Я лично, – веско произнес Богдан,-одобряю все, включая и название.
– А тебя, между прочим, не спрашивают! – Сергей неохотно повернулся к нему. – И учти – у меня в отделении голосования не будет!.. Кто хочет посмотреть палатку – за мной!
Теперь уже все, кроме Распути, пошли за Сергеем к палатке. Первым нырнул в нее Забудкин. У Сергея глаза сошлись к переносице, когда он увидел, как этот просидевший весь день на пеньке слизняк завалился в обтрепанных брюках и пыльных ботинках в чистенькую опрятную кровать, стоявшую у задней стенки.
Без слов, задохнувшись от негодования, Сергей деревянно дошагал до кровати. Вид у него был такой, что Забудкин, вцепившись пальцами в одеяло, заверещал:
– Моя! . . Это моя! . . У двери сыро и холодно! . . Косточки ноют. . .
Сергей взял его за шиворот, оторвал от кровати, крутанул и швырнул к выходу. Опрокидывая стулья, Забудкин пролетел мимо стола и вывалился бы из палатки, если бы сержант не успел перехватить его. Мальчишка прижался к нему, а Кульбеда заговорил неторопливо, спокойно и не так уж складно, но по-чему-то слушали его внимательно, не прерывая. Сначала он похвалил Сергея:
– Силен у вас командир! . . Ох и силен – ничего не скажешь! . . У нас в деревне тоже силач был – подковы гнул, хоть правой, хоть левой. .. Всякое ему подсовывали. Жиманет пальцами- и в крошку!.. Кто-то под спор ему стакан сунул… Он и его – аж стекла брызнули. А один осколок насквозь через ладонь вышел… Зажило быстро. Только пальцы не те стали, не железные. . .
Всякие были и небылицы про силачей, запросто сгибавших подкову, слышали или читали все. И не содержанием немудреного, назидательного рассказа подействовал на ребят Кульбеда, а голосом, что ли, – мирным, домашним, своим искренним желанием дружбы и добра.
Забудкин всхлипнул, потерся, как котенок, носом о гимнастерку сержанта и, осмелев, с упреком сказал Сергею:
– Обижаешь! . . А кого обижаешь? . .
– Ты бы не лез в сапогах на кровать! – виновато ответил Сергей. – И вообще – вперед работать надо, а потом место себе выбирать!
– Ты так бы и объяснил ему! – посоветовал Славка Мощагин.-Без рук!
На штабной поляне запел горн. Кульбеда взглянул на часы.
– Ужин.
Сергей обрадовался – этот сигнал прервал неприятный разговор.
– Отделение – станови-ись! – крикнул он и заспешил из палатки.
Мальчишки потянулись за ним. Забудкин остался, нерешительно поглядывая то на выход, то на койку, которую он выбрал для себя. Кульбеда взял его за плечи, повернул лицом к выходу и, как сына, шлепнул сзади по мягкому месту.
– Иди, иди! Не откалывайся!
В палатке остались Кульбеда и помрачневший после горна Славка.
– Ты, значит, так, – сказал сержант, отлично понимая муки командира взвода. – Ты, когда выйдешь, не торопись, посмотри, все ли построились отделения… Они построятся! Не волнуйся! . . Вот тогда и скомандуй: «Второе, третье, четвертое отделения – смирно! Бего-ом марш!..» Когда они станут подбегать к первому отделению, не прозевай, дай команду: «Стой!» И получится у тебя колонна по четыре в ряд. . . Только командуй от сердца, без спешки, громко! Голос командира – он до пяток пронять должен! И не страхом! Страх нагонять – слабость разводить… Ты голосом душу у людей взбодри, силу в них вдохни, веру в твою команду!
Они вдвоем вышли из палатки. Сергей Лагутин выравнивал свое отделение. Впереди каланчой возвышался Гришка Распутя. Сигнал на ужин заставил его встать из-под ели без командирского напоминания. Кульбеда прошел мимо него, негромко, но так, чтобы Гришка услышал, произнес:
– Богатырь!
Распутя глянул на него сверху вниз, выпрямился и стал еще выше.
На просеке около своих палаток заканчивали построение три других отделения. Славка Мощагин подышал глубоко, как перед броском в воду, и по Третьей Тропе понеслась его первая, не очень уверенная, но громкая команда:
– Второе. . . третье. . . четвертое отделения! . . Смирно! . .