Богдан не знал, куда он ведет ребят, а уж они и совсем не представляли, зачем тащатся сзади него по лесу и чем все это кончится. Вовка Самоварик с самого начала не хотел уходить с просеки и все-таки пошел. Его подтолкнула обида. Комиссар сам разрешил ему работать в лаборатории и обещал предупредить командира отделения. Вовка не чувствовал за собой вины. За что же его наказали – лишили места в палатке?

Сердито сопя носом, он плелся сзади всех и уже собрался повернуть назад, но тут мальчишкам повезло: они набрели на асфальтовую дорогу. Неподалеку ярко полыхали огни дежурного гастронома с широкими витринами. В другой стороне тоже горели фонари – там -виднелась пристань на судоходной реке, в которую где-то в лесу впадала безымянная лагерная речка. Небольшой пароходик только что высадил группу пассажиров и, прощально прокричав, ушел в темноту.

– А вы боялись! – победоносно произнес Богдан. – Сейчас погреемся! Ноль семь сообразим по случаю наступающего праздника! .. Кто отгадает, какой завтра праздник, – пьет первый! За мое здоровье!

Ни о каком празднике мальчишки не слышали, и к вину никого из них не тянуло. Но им было стыдно признаться в этом Богдану.

– После семи не продают, – робко сказал Фимка.

– Лопух!-презрительно фыркнул Богдан. – Это водку не продают, а любую бормотуху бери хоть до самого закрытия!

– Нам и вино не отпустят, – напомнил Вовка.

Богдан с сожалением пощелкал языком, потом схватил Фимку и Димку за грудки и подтянул к себе.

– Кто про выдумку болтал?.. Ну-ка, шевелите мозгой!

Напротив гастронома была автобусная остановка. Ребята присели на скамейку под козырьком. Фимка и Димка сделали вид, что усиленно думают, как в считанные минуты повзрослеть, а Богдан вынул мелочь – одни медяки, вытряс карманы у мальчишек. Набралось 47 копеек. Он опустил голову и театрально сжал ее ладонями.

– С кем я связался!

Пассажиры, высадившиеся с парохода, торопливо поднимались вверх по дороге. Многие заходили в гастроном. Фимка незаметно подтолкнул локтем Димку и скосил глаза на магнитофон.

– Как хочешь, – уклончиво прошептал Димка.

– Что, что? – оживился Богдан. – Выкладывайте!

– Бутылку не жди – денег мало! – сказал Фимка. – А что-нибудь другое принесем… Давай магнитофон. И не бойся – мы его не испортим.

Не без внутреннего сомнения отдал Богдан магнитофон, но, увидев, как ловко мальчишки вывинтили винты и вынули из футляра основные узлы, успокоился, понял, что они проделывают эту операцию не впервые. Вовка получил на хранение тяжелый остов, к которому крепились детали, а Фимка включил транзистор, поставил его на дно пустого футляра и закрыл крышку. Передавали арии из опер в исполнении известных певцов.

– Ну и что? – раздраженно спросил Богдан.

– Давай деньги! – Фимка опустил их в карман и взял Димку за руку. – Ждите!

Так они и вошли в гастроном – с играющим внутри магнитофона транзистором, занимавшим не больше четверти всего футляра.

Большинство поздних покупателей толпилось у колбасного отдела и молочного прилавка. Мальчишки прошли к стенду с расфасованными конфетами. Димка заслонил Фимку, и тот, приоткрыв футляр магнитофона, накидал поверх транзистора целлофановые кулечки, выбирая конфеты подороже. Потом они взяли по одному самому дешевому кульку и, не пряча их, двинулись к выходу. Фимка поставил на прилавок рядом с кассиршей потяжелевший магнитофон и предъявил кулек с дешевыми леденцами. Димка тоже показал свой кулечек. Фимка протянул кассирше раскрытую ладонь с медяками.

– Возьмите, пожалуйста, за обоих!

Все было рассчитано до тонкости: и играющий магнитофон, поставленный под носом у кассирши, и доверительно протянутая рука с монетами. Ничто не вызвало подозрений. Кассирша даже не взглянула на карманы мальчишек, как делала обычно для проверки, – не оттопырились ли они от спрятанного товара. Она отсчитала сорок четыре копейки и оставила трехкопеечную монету на Димкиной ладони.

Под обличающее «Лю-ди гиб-нут за-а-а металл!», звучавшее из магнитофона, мальчишки неторопливо вышли на улицу и пересекли дорогу.

– Получай! – Фимка поставил футляр Богдану на колени и открыл крышку. – Подороже твоей бормотухи!

Богдан и Вовка Самоварик выпучили глаза.

– А вот тебе и сдача!-Димка отдал Богдану три копейки.- Уметь надо!

– Тут же рублей на сто! – испуганно воскликнул Вовка.

– На сколько? – переспросил чей-то знакомый, неподдельно взволнованный голос, и появился сержант Кульбеда.

Мальчишки оцепенели.

– Еле догнал вас!..-Подвиньтесь! – Он сел на скамейку, взял футляр магнитофона, посмотрел на конфеты и успокоился.- Сказанул – на сто!

Мальчишки сидели как мертвые, а Кульбеда задумчиво смотрел на витрины гастронома.

– Что же мне с Вами делать? . . Помню, в пятом или шестом это было. . . Завелся в классе воришка – карандаши цветные у нас тащил. . . Что с ним только не делали: и совестили, и на сборах пионерских чистили, родителям жаловались. . . Даже били! . . А пройдет неделя – он опять, да еще и оправдывается: говорит-, болезнь у него такая. . . Как-то взяли мы и собрали денег, накупили карандашей целый ворох и на перемене запихали ему в портфель. Полный набили – еле закрылся! . . И все – вылечился! Как рукой сняло… Теперь, слышал, следователем где-то работает.. .

Ребята все еще молчали и не двигались, но липкий холодок страха уже отступил от них. Они не очень вникали в рассказ Кульбеды, а просто прислушивались к его говорку и ждали, что будет дальше. Ждали без страха, а скорее с любопытством.

Как поступил бы, например, капитан Дробовой, они хорошо себе представляли. А что придумает сержант, их Микропора, который еще ни разу не сказал и не сделал ничего такого, что было бы не оправдано внутренним мальчишеским судом?

Кульбеда снова открыл футляр и, вытаскивая по одному кульки, принялся вслух подсчитывать стоимость конфет. Он насчитал десять рублей тридцать копеек, положил кульки обратно и спросил:

– Сколько заплатили?

– Сорок четыре, – глухо ответил Фимка.

Кульбеда полез в карман гимнастерки, вынул письма в старых заношенных конвертах, документы, какую-то маленькую книжицу и вытащил из нее сложенную пополам десятку. Пошуршав купюрой, он по-стариковски прокряхтел:

– Э-эх! . .

Богдан, как дирижер, взмахнул руками, и ребята подхватили:

– Нет на нас гвардии старшины Грязепуда!

– Неверно! – улыбнулся сержант. – Грехопуда! – Он развернул десятку. – Кто пойдет?

Никому не хотелось объясняться с кассиршей. Но Кульбеда и не настаивал.

– Пожалуй, самому придется. . . Вас еще заберут – выручай потом…

Он поправил фуражку, подтянул ремень на гимнастерке и пошел к гастроному. Магазин уже закрывался. Последние

покупатели расплачивались с кассиршей. Подсобница остановила сержанта в дверях, но он с такой изысканной галантностью козырнул ей, что ее рука опустилась. Мальчишки через витрину увидели, как Кульбеда подошел к кассирше.

– Рвем когти! – сдавленным голосом приказал Богдан и, соскочив со скамейки, нырнул в кусты за козырьком автобусной остановки.

Ноги у мальчишек сработали быстрее, чем голова. Ребята и не сообразили, как очутились в лесу. Они бежали несколько минут, пока Вовка не начал отставать. Ему мешал неудобный тяжелый остов магнитофона, судорожно прижатый к груди.

– Стойте! Подождите! – взмолился он, но Богдан продолжал шуршать кустами где-то впереди, и тогда Вовка рассердился:- Брошу твою музыку – будешь знать, как бегать!

Богдан остановился. Запыхавшиеся Фимка и Димка плюхнулись на поваленное дерево. Вовка сунул свою ношу Фимке.

– Нашли носильщика!

– Ты не очень гавкай! – пригрозил Богдан и встряхнул футляр магнитофона, в котором соблазнительно захрустели кулечки с конфетами. – Возьму и не дам!

– Ну и не надо! – надулся Вовка, - И бежать совсем не надо было! Микропора нас бы ни за что не продал!

– Много ты знаешь! – огрызнулся Богдан. – И не такие продают и закладывают! . . Это пока жареным не пахнет – они перышки свои чистят! Хорохорятся: хоть искры из них высекай – не выдадут, не подведут! А когда наколют, все эти з-зако-ны красивые – под хвост! . . Видали мы! . .

Богдан говорил зло, быстро. Его точно прорвало. Но он опомнился и замолчал. Эти слова к сержанту не имели никакого отношения. Не то о Шурупе, не то еще о ком-то другом говорил Богдан.

– А ведь он последние деньги выложил! – вспомнил Фимка.

– Теперь без курева насидится! – подхватил Димка.

– Ищет нас там, у гастронома! – сочувственно произнес Вовка. – Ему без нас возвращаться в лагерь нельзя. Дробовой живьем его проглотит!

Богдан понимал, что все это говорится ему, что мальчишки ждут не дождутся, когда он поведет их назад – к гастроному или даже в лагерь. Да он и сам уже вдоволь набегался по лесу.

– И Славке Мощагину всыплют! -добавил Вовка и почувствовал, что болтнул лишнее: Славку вспоминать не следовало.

– Лично меня это не колышет! – вновь ощетинился Богдан. – А для Микропоры могу и вернуться. . . Собирайте магнитофон – и пойдем. . .

Пока Фимка с Димкой возились с магнитофоном, пока мальчишки, разделив конфеты, выбрались из леса на дорогу, прошло минут двадцать.

Гастроном уже закрылся и не сиял яркими огнями. Сержанта Кульбеды не было ни у магазина, ни на автобусной остановке. Над дорогой одиноко висела почти полная луна, да на берегу реки у причала горели фонари.

– Что теперь? ;-вырвалось у Вовки, который уже давно ругал себя последними словами за то, что увязался за Богданом.- Я даже не знаю, в какой стороне наш лагерь!

– То ты, а то я!-оборвал его Богдан. – Разницу улавливаешь?

Он ориентировался неплохо, хотя лесом и ему не удалось бы выйти к лагерю. Но рядом была река, и Богдан знал, что где-то слева в нее впадает лагерная речка. Ничего не объясняя, он зашагал вниз по асфальтовой дороге, ведущей к пристани. Мальчишки пошли за ним. Его уверенность успокоила их.

Два фонаря освещали узкие сходни, соединявшие с берегом плавучий, похожий на паром причал. На перилах висели спасательные круги. Под одним фонарем белело расписание пассажирских пароходов, под другим – какое-то объявление на фанерном щите.

Мальчишки подошли поближе.

Над двумя портретами бритоголовых мужчин чернела настораживающая надпись: «Их разыскивает милиция». Под каждой фотографией был напечатан короткий текст с указанием фамилии, имени, отчества и особых примет. Специально оговаривалось, что преступники вооружены пистолетами.

– Ничего лбы! – тоном знатока произнес Богдан. – Не фраеры желторотые! Что-то грабанули стоящее! В законе ходят!

– Как это в законе?-не понял Вовка.

Богдан презрительно повел плечами, хотя и сам не точно понимал некоторые словечки, которыми старался поразить мальчишек. Воровского жаргона он не знал и часто придумывал какое-нибудь выражение, выдавая его за «блатную музыку».

– Не пустые гуляют! – продолжал он.-С игрушкой и поросятами. Такие и на мокруху пойдут без кашля.

Этим он хотел сказать, что у преступников есть оружие, патроны и что они могут убить без колебаний.

Мальчишки опять не все поняли, но никто не захотел переспрашивать. Им бы поскорей к лагерю, подальше от этих пугающих портретов, от реки, от которой вдруг повеяло холодом. Но Богдан не торопился. Что-то веселое пришло ему в голову.

Он подмигнул преступникам и повернулся к Вовке:

– Карточки целы? . . Вынимай!

Вовка вытащил из-под рубашки

фотографии. Богдан нашел в пачке портрет капитана Дробового, смазал оборотную сторону карточки конфетой и пришлепнул поверх одного из преступников.

– Хорошо!

Мальчишки заулыбались. Забавно было видеть капитана Дробового под извещением о том, что его разыскивает милиция.

– Такой же бритый! – хохотнул Богдан, довольный своей выдумкой, и вытащил из пачки вторую карточку – фотографию Клима с перекошенным лицом и пятерней, вцепившейся в бороду. Вовка подумал было вступиться за комиссара. Но опять шевельнулась в нем прежняя обида. По чьей вине остался он без палатки? Из-за кого торчит здесь ночью, вместо того чтобы спокойно спать в лагере? Богдан приклеил Клима поверх второго преступника и, отступив на шаг, полюбовался на свою работу.

– Эти даже лучше смотрятся!

Капитан Дробовой – бритоголовый, насупленный – вполне мог сойти за разыскиваемого милицией. А Клим – тот выглядел таким заправским бандитом, каких обычно изображают на сцене не очень опытные актеры.

В самый последний момент, когда мальчишки уже отходили от доски, Вовка все-таки сказал неуверенно:

– Может, снимем комиссара? .. Он, по-моему, не вредный, свойский. . .

– Свойский?-у Богдана снова появилась в голосе недобрая хрипотца.-Свойских нету! Запомни это, если сесть на гвоздь не хочешь! . . Был бы у меня брат, я и ему теперь бы не поверил!.. И комиссар твой – как все: не хуже и не лучше!

Он еще раз взглянул на доску, криво усмехнулся и пошел влево по прибрежной тропе, не оглядываясь, уверенный в том, что мальчишки от него не отстанут.

А сержант Кульбеда в это время шел по той же тропе навстречу.

Когда ребята убежали от гастронома, он правильно решил, что деваться им некуда.

Один у них путь – в лагерь. И сержант напрямик, лесом, не жалея ног, домчался до Третьей Тропы. Его не испугало отсутствие мальчишек. Представив себя на их месте, он подумал, что скорей всего они идут к лагерю не лесом, а по реке, и вышел им навстречу.

Их шаги Кульбеда услышал издали и остановился. Надо было решить, как лучше: встретить их и вместе дойти до лагеря или предоставить им возможность вернуться одним. Второе показалось ему более правильным. Он сошел с тропки и спрятался за куст.