— Кириэ Спиру, я, наверное, вас отвлекаю… — женщина на пороге явно колебалась, а вид у нее был такой, словно по ней пропустили электрический разряд: прическа а-ля воронье гнездо, дрожащие руки, перекошенное лицо. Однако ее босс едва ли обратил на это внимание.

— Заходи, o fota mu!. Для тебя у меня всегда найдется минутка, — мужчина отложил бумаги, откинулся на спинку кресла и сплел пальцы в замок. — Как поживают наши поставщики?

Казалось, еще немного, и белокурая женщина лишится чувств. С трудом добравшись до шефского стола, она с тяжким вздохом рухнула на крутящийся стул и вперила в Спиру безжизненный взгляд.

— Мне стоило неимоверных усилий отсрочить платежи и выпроводить этих кровопийц. На виноградных плантациях забастовка — рабочие чуть не сожрали меня живьем. Никак не угомонятся — требуют, чтобы им повысили жалованье. Да, к слову, с общественным транспортом тоже беда. Они все как сговорились!

— Ираклион переживает непростые времена, за чертой тоже бедствуют. Но мы с тобой как-нибудь выкарабкаемся. Кризис на то и кризис, чтобы его преодолевать, — сказал Спиру, качнувшись в кресле. — Рабочим я дам выходной, поставщики тоже не останутся в убытке. Вот увидишь, Люси, наш бизнес снова расцветет.

Тем же вечером, покончив с канцелярией, Люси покинула душный офис, чтобы побродить вдоль моря. Градусник во дворе показывал плюс пятнадцать, но что такое пятнадцать градусов тепла при непрекращающемся промозглом ветре? Поверх белого выглаженного костюма она накинула куртку, замотала шею шарфом, чтобы не подхватить простуду, и, сунув руки в карманы, двинулась к побережью через опустевший виноградник.

«Уж лучше пусть земля лежит невозделанной, чем на голову Актеона Спиру будут сыпаться проклятия, — думала она. — Пускай уж лучше мотыги простаивают в сарае, зато к нашему вину не примешается яд ненависти. А если понадобится, я и сама возьмусь за лопату».

Обыкновенно отдавая предпочтение конным прогулкам, на сей раз Люси изменила своей привычке. Покормив и расчесав скакуна, она решила не истомлять его сегодня и немножко пройтись пешком. С моря открывался чарующий вид на особняк Актеона, с его плантациями, конюшней и теплицами. А выше, на холмах, светились огни города, играли уличные музыканты и отдыхали в кофейнях критяне.

Мало-помалу Люси поддалась меланхолии: где-то там звенят струны, тешат свой слух горожане, а она на побережье одна, как перст. Там — радость и уют, а здесь — неизбывный ропот прибоя да завывания аквилона.

Ее взгляд невольно устремлялся к горизонту, где, на расстоянии многих миль от Ираклиона, лежал остров Авго, служивший в прошлом веке прибежищем пиратам и беглым каторжникам. Сейчас он по-прежнему пользовался дурной славой, и лишь отчаянные туристы осмеливались высаживаться на его берегах.

«Знай Актеон, кем я в действительности являюсь, у меня бы уже не было ни секретарской должности, ни крова над головой, — поёживаясь, думала Люси. — А сколько на Крите еще таких, как я! Не удивлюсь, если на службе у Морриса Дезастро состоит полгорода. Его притон разрастается, как гнилостная плесень, и, что ни год, находятся всё новые и новые кандидаты, способные ради выгоды продать собственного отца».

Ход ее размышлений был прерван металлическим лязгом лодочной цепи, выброшенной на берег.

— Что, не сидится девице в господских покоях? — пошутил старик Аргос. — Тоже к морю тянет?

Непреодолимая страсть к просторам завладела Аргосом еще в юношестве, и с тех пор не прошло и дня, чтобы он не забросил в воды свою сеть. «Шторм рыбаку не помеха», — с хитринкой в глазах заявлял он, когда жена, крупная и отнюдь не сговорчивая гречанка, становилась со скалкой в дверях и принималась его отчитывать. Ему случалось ночевать в хлеву, на сеновале, а то и вовсе привалившись спиной к кирпичной кладке дома, однако это ничуть не охлаждало его пыл, и он по-прежнему уходил в море с завидным постоянством.

Соседи нередко отпускали по этому поводу колкости и тонкие намеки, но Аргос оставался верен себе, своему призванию и придавал пересудам не больше значения, чем гордый олень сорочьей трескотне.

— Каждую пятницу, — прошепелявил старик, — я приплываю сюда, чтобы отведать метаксы в городском кабачке, и каждый раз встречаю тебя. Уж не ходишь ли ты на рандеву?

— Только если на рандеву с ветром, — криво улыбнулась Люси. — Кстати, отсюда до Ираклиона путь не близок. Почему бы вам не высаживаться в бухте, что примыкает к городской границе?

— О, всё дело в том, что я, как и ты, люблю пройтись пешочком, по земельке. Земля и море для меня едины, они — две родины для моряка. А я, как знаешь, капитан в отставке. Вот эти кости, — ткнул он себе в грудь, — наполовину состоят из соли. Так слушай, в кругосветном путешествии я грезил о земле, а как домой вернулся — целовал песок. Но стоило житейской тине затянуть меня, я вновь стремился к волнующейся, безграничной дали.

— Вы красиво говорите, — заметила Люси с грустью в голосе. — Я бы тоже хотела всё бросить и пуститься в далекое странствие, подальше от суеты и обыденщины. Мне так опротивела моя нынешняя жизнь! Иногда просто хочется получить хоть весточку из-за моря…

Старик хитро сощурился и обнажил в улыбке щербатый рот.

— Твоя весточка уже на подходе. Он скоро будет здесь.

— Кто «он»? — вздрогнула Люси.

— А то я не знаю, по ком вздыхают молодые, — прокаркал Аргос, и в горле у него забулькал неприятный смех.

Тут Люси вдруг почувствовала отвращение и к старику, и к его словам, но паче всего к себе. Отвернувшись, она тем самым дала ему понять, что разговор окончен. А тот вовсе и не возражал. Закрепив лодку у причала, он зашаркал к дюнам и вскоре скрылся из виду. Что так задело ее? Почему смутил ее этот смех? Неужто она действительно кого-то ждет? Неужто ждет е г о?

* * *

Парк Академии расцветился оранжевыми кляксами фонарей, а частые капли, как и прежде, танцевали в лужах да стучали по отливу. Ливень-барабанщик никак не желал угомониться — такого впору брать в оркестр Ла Скала.

Пристроившись в кресле у окна, Кианг мечтательно потягивала какао. Мирей скучала перед включенным телевизором, а Роза училась вышивать крестиком.

— Ой! — пискнула она, в очередной раз уколов палец.

— Я тебе говорила, возьми наперсток! — не выдержала Мирей. — И для кого вообще горит этот экран? — с раздражением добавила она, берясь за пульт.

— Стой, подожди! По программе, в семь часов будет двадцатая серия… ну, того сериала, который нравился Джейн, — смахнув слезу, попросила Роза.

— Ох уж мне эти сантименты! — сердито отозвалась француженка. — Посмотри, на кого ты похожа!

— А что не так? — подала голос Кианг, заворочавшись в своем кресле. — Друзей надо помнить, во что бы то ни стало. Даже если их с нами нет. Я вот жалею, что при крушении погибла такая великая любовь…

— О чем она говорит? — вскинула брови Мирей.

Китаянка с шумом втянула воздух и не менее шумно выдохнула.

— Удивительно, как быстро вы всё забываете! Разве история о Джулии Венто и человеке-в-черном столь незначительна?

— Пустые сплетни, не более того, — высокомерно отозвалась Мирей.

— Какие ж это сплетни, когда я видела собственными глазами! — разгорячилась та.

— В бреду еще и не такое привидеться может.

Кианг нахмурилась и бросила на француженку недобрый взгляд. Роза, которая никому не желала зла, вмиг очутилась меж двух огней.

— Ах, перестаньте, перестаньте ссориться! Я тебе верю, милая, — обратилась она к азиатке с нежнейшей своей улыбкой. — Но коль скоро персонажи уходят со сцены, то и сама сцена перестает что-либо значить… Для некоторых. А некоторым действо западает в душу. Для нас сей трогательный эпизод останется священным.

И это был не первый случай, когда Розе приходилось мирить две враждующие стороны.

* * *

«Ветер западный, восемь метров в секунду. Переменная облачность, вероятны малочисленные осадки», — звенело портативное радио в кармане у Кристиана. За полдня путники пересекли несколько быстротечных речушек, миновали осыпную седловину и вышли на травянистый гребень, за которым тропа раздвоилась и повела к перевальному ручью. Там они сложили котомки, разбив небольшой лагерь. Вечерело. Франческо где-то раздобыл сушняка и, когда была изведена чуть ли не половина всех имеющихся в запасе спичек, на поляне заплясало пламя.

— Вот и славненько, — промурлыкала Джейн, приблизив руки к огню. — Хорошо погреться в дружной компании.

— Да уж, — успокоенно протянула Джулия. Лицо ее в отсверках костра казалось еще краше, чем при свете дня. В ее глазах трепетали неуловимо мерцающие искры, а волосы переливались медью. Кристиан поневоле засмотрелся на нее, и на ум ему пришли строки одного итальянского поэта:

  Лесные дебри и громады гор,   Пещеры, недоступные для света,   Пугливая дриада, быстрый зверь…   Лишь там передо мной прекрасный взор,   Которым — пусть в мечтах — не то, так это   Мне наглядеться не дает теперь.

Джулию пронзило этим взглядом, как раскаленной стрелой. Она боялась пошевелиться, боялась сдвинуться с места, и, даже потупившись, ощущала магнетизм человека-в-черном. «Не поддавайся, не поддавайся! — протестовало всё внутри — Провокация, искушение! Не поддавайся!». В какой-то момент ей захотелось просто встать и уйти; но, когда вокруг непроглядная тьма, а в нескольких метрах от стоянки крутой обрыв, далеко не уйдешь. Ее порядком раздражало столь явное внимание, какое обыкновенно туристы проявляют к музейным экспонатам, и потребность разрядить обстановку стала для нее более чем насущной.

— У вас плащ дымится, — без выражения заметила она. Реакция последовала незамедлительно: Кимура отпрянул от костра, словно бы тот кусался, Джейн не сдержала улыбки, а Франческо вздохнул с нескрываемым облегчением: его, как никого другого, угнетало продолжительное молчание.

— Как будем устраиваться на ночлег? — поинтересовался он у Кристиана. — Я уже замерзаю.

— М-мне тоже зябко, — сказала Джейн, передернувшись.

— Если зябко, лучше вовсе не спать, — посоветовал Кристиан. — А завтра, глядишь, и сойдем в долину.

— Сомневаюсь, очень сомневаюсь, — высказался Росси. — Нагорье — это вам не холмик какой-нибудь, с него играючи не спрыгнешь!

— Вместо того, чтобы философию разводить, давно бы уже подали сигнал бедствия, — с упреком вставила Джулия. — В школе выживания меня учили, что он должен быть тройным. Только тогда его поймут спасатели. Так что за дело, господа, пока вконец не окоченели!

— Тоже мне, раскомандовалась, — пробурчал Франческо, вставая со смятого рюкзака. — Пиротехникой не запаслись? Нет? А может, у кого-нибудь есть гирлянды, чтоб развесить их в буковой роще? Скоро ведь Новый год. Что, и гирлянд нет? Ну, тогда спета наша песенка!

Его неуместная ирония пришлась Джулии не по нраву, и та, вспылив, убежала к реке. Кристиан поспешил за нею, а Франческо посчитал себя обиженным, надулся, как мышь на крупу, и хоть бы слово вымолвил. Пришлось Джейн самой позаботиться о сигнале. Особого труда это не составило, и спустя полчаса на плато уже трещали три больших костра.

— Во мне дремал первопроходец, — с довольным видом сказала она, отдышавшись и скрестив на груди руки. — Может, на барсуков теперь поохотиться?

* * *

Из темноты доносились прерывистые рыдания, качались и скрипели деревья, да бурлила река. А по небу, застилая месяц, тянулись рваные лоскуты туч.

— Джулия, — позвал синьор Кимура. — Джулия, ты здесь?

Рыдания затихли, но где-то там, за горным выступом, она все еще продолжала всхлипывать.

Кристиан обогнул каменную громаду, на ощупь пробрался к руслу, и вот он уже напротив Джулии, чей силуэт едва различим на фоне чернильных монолитов.

— Ты продрогнешь, если пробудешь здесь долее, — сказал он как можно мягче. — Вернемся в лагерь.

Однако та не шевельнулась, несмотря на то, что у самой зуб на зуб не попадал.

— Мы все на пределе, — сказал Кристиан, обняв ее за плечи. — Даже Франческо городит околесицу.

— Чтоб ему пусто было! — со злостью бросила Джулия, вывернувшись из объятий. — Я не замерзну, оставьте меня!

Минуту-другую она постояла на ветру, после чего вновь ударилась в слезы, согнувшись пополам и сползши на землю по гладкой гранитной стене.

— Я не могу больше, я устала, устала! Бесполезные, бессмысленные блуждания, все усилия втуне. Этот поход с самого начала был ошибкой — нам ни за что не одолеть мафию!

Кристиану было недосуг выслушивать ее ламенто, поэтому он просто взял да и укрыл ее своим плащом.

— Что это? — удивилась Венто, поутихнув. — Греет!

— Здесь взаправду холодно, — сказал тот, потерев руки. — Как бы ты не заболела. Ну, пойдем уже, пойдем, — ласково и настойчиво проговорил он. Джулия подчинилась беспрекословно.

— Любопытный у вас плащ. Он будто с подогревом, — изумлялась она, переступая через камни и вересковые кочки, в то время как Кристиан шагал впереди, в одной только рубашке, которая едва ли могла защитить от переохлаждения.

— Да, в стужу этот френч генерирует тепло, а летом в нем весьма комфортно, — подтвердил Кимура, поведя плечами. — В подкладку встроен специальный кондиционер. Техника!

— Хм, однако разработчики не учли существенной детали, — заметила Джулия, запахиваясь поплотнее и вслед за ним углубляясь в буковую рощу. — Будь туда встроена хоть батарея, голову застудишь при любом раскладе.

— Действительно, в этом они оплошали, — усмехнулся Кристиан. — Попрошу их изобрести точно такой же капюшон.

Вдруг он насторожился.

— Слышишь? Слышишь этот звук?

— Oddio! Не иначе, вертолет снижается! — воскликнула Венто. — А вон и костры! Глядите-ка, послушали моего совета! Может, я была несправедлива по отношению к Франческо…

— Франческо и палец о палец не ударил, да ты его не вини. Он и сам сейчас в расстроенных чувствах, — шепнула ей Джейн, когда они забрались в геликоптер, чисто случайно пролетавший над плато и пришедший им на выручку. — Что поделаешь, некоторым не дано переносить суровые испытания природы, а некоторые проявляют смекалку и не сдаются, какой бы сюрприз ни преподнесла им судьба.

Джулия закусила губу, вспомнив, как безвольно вела себя всего-то двадцать минут назад.

Вот ввалился в кабину потный от усилий Франческо, принявшись немилостиво ругать веревочную лестницу. Полный величественного спокойствия Кимура совещается с греческим пилотом. Грохотание винта в ночном небе, сидения с подлокотниками, яркие пятна прожекторов на поляне. Теплый плащ вместо одеяла… Чем не блаженство? Бугры и кручи позади, овраги, горы, реки, тропы. Конец утомительным переходам и сухим пайкам. Отныне не прельстят Джулию ни похождения альпинистов, ни восторги воздухоплавателей, ни красочные отчеты последователей Амундсена. Теперь она знает цену мирной жизни.

Обсудив с летчиком маршрут, Кристиан возвратился в кабину экипажа. К тому времени Джулия уже задремала, и он, примостившись рядом, устало прикрыл веки. Какая огромная ответственность лежала на нем в течение похода! И какую легкость он почувствовал, когда их подобрал вертолет! Трое порученных ему учеников едва ли претерпели больше, чем он сам. Джейн отчего-то покашливает, Франческо всё возится с ремнем безопасности, а Джулия… Сблизиться с нею ему так и не удалось, невзирая на то, что приключения, о которых он грезил, буквально столкнули их нос к носу. Пока она рядом, но это ничего не значит, ведь стоит ей проснуться — и между ними вновь разверзнется пропасть.

«Сейчас главное — миссия, — убеждал себя Кристиан. — Будем надеяться, Актеон проявит радушие и не заставит четырех путников обивать порог своей белокаменной виллы. Богачи бывают скупы, но уж он не таков. Сердце его, я верю, способно вместить куда больше, чем вмещают все комнаты его дома».

* * *

Сад тонул в неосязаемом море света, льющегося с небес, и, пребывая в этом море, Клеопатра ощущала невероятный подъем душевных сил. Аризу Кей с маленькими беженцами заменила ей семью, белая пагода — масайское каркасное жилище, а пагода-библиотека — с тех пор как африканка научилась читать — открыла перед нею двери в новые миры, со степями и горами, с канзасскими прериями и зелеными тропическими лесами. Книги хранительницы отличались от обычных земных книг тем, что могли в прямом смысле переносить читателя в такие уголки планеты, о каких заурядные туристы даже и не помышляют. Клеопатру эти книги приворожили, и если японка не заставала ее за игрой с детьми, то, вне всякого сомнения, ее следовало искать в библиотеке.

«Плывете вы, например, по морю на плоту в компании попугая и пяти товарищей. Совершенно неизбежно, что в одно прекрасное утро, как следует отдохнув, вы просыпаетесь и начинаете размышлять», - читала кенийка, уже представляя себя на бальзовом плоту в окружении кипящих волн. Вот одна нахлынула на нее, и по спине прокатилась огромная склизкая медуза. Горьковато-соленый вкус воды, ненадежная опора из древесных стволов под локтями…

— Милая, где ты это обнаружила? — вернул ее в действительность голос Аризу Кей. Та в недоумении покручивала в руках веточку сакуры, которую Клеопатра оставила на книжной полке.

— Ах, это? В беседке, на столе, — отозвалась африканка, подняв голову. С ее волос медленно стекала вода. Аризу Кей нагнулась, собрала в ладонь немного жидкости и попробовала на вкус.

— Тихий океан? — полюбопытствовала она, взглянув на обложку книги.

— Угу, Тихий, — кивнула Клеопатра.

— Ну, читай, читай. Только не затопи мне тут всё, — улыбнулась хранительница.

— А почему, — неуверенно начала Клеопатра, — почему, когда Франческо читал, с ним ничего такого не происходило?

— Потому что он не углублялся, а лишь скользил по поверхности. Но если погрузиться на самую глубину, да еще с аквалангом, где вместо воздуха пуд воображения, тогда и волшебство проявится во всей своей силе, — И японка мелкими шажками направилась к выходу, хмуря свой ясный лоб и теребя рукав кимоно.

«Джулия забыла веточку, значит, свидеться нам удастся нескоро… Однако же рано отчаиваться. В моем распоряжении есть пуд воображения, и именно его пущу я в ход. Почему бы не послать телепортатор почтой? Пункт назначения мне известен, остается лишь пара нюансов».

Выступив на середину горбатого мостика, Аризу Кей возвела глаза к небу, расправила плечи и в секунду утратила свой человеческий облик. Упругим серебристым пучком света промчалась она через переплетенные ветви сакур и мерцающей точкой исчезла в бездонной выси.

Те, кто видел ее перевоплощение, — а таковых было лишь несколько малышей, сооружавших шалаш в кустарнике акации, — обомлели от страха, смешанного с удивлением.

— Она бросила нас? — пропищала девочка лет десяти, округлив глазки-бусинки.

— Вот еще! — отозвался мальчик посмышленее. — По делам она полетела, только и всего. У волшебников ведь тоже дела есть.

— Значит, за нами теперь никто не следит? — обрадовался малыш-непоседа со смешным чубчиком на голове. — Айда к сосновому лесу! Всегда хотел узнать, что там, за ним.

— А ну-ка стоп! Даже не думайте об этом! — раздался измученный голос Клеопатры. Опутанную водорослями и мокрую с головы до пят, ее вынесло на порог красной пагоды невесть откуда взявшейся волной. Отфыркиваясь и отплевываясь, она держала в руках абсолютно сухую книжку о приключениях норвежского путешественника, и вид африканки производил на детей куда более устрашающее действие, чем ее слова. — Мне велено за вами присматривать, к тому же калитка на замке. Так что идите, играйте, да чтобы тихо!

Когда дворик вокруг пагоды опустел, она перелистала страницы, желая убедиться, что текст не пострадал от воды. «Невозможно, — думала она, — чтобы простая фантазия могла натворить столько беспорядка!»

* * *

Тем временем над Средиземным морем занималось утро. Джулия спала, склонив голову Кристиану на плечо; черный плащ валялся где-то у нее в ногах. Франческо сопел и присвистывал, точно закипающий чайник, а Джейн, решив вести походный журнал, неразборчиво строчила у себя в блокноте.

— Приехали! — по-гречески объявил пилот, спрыгнув на посадочную площадку. Только сейчас Джейн рассмотрела его, как следует: темные прямые волосы, спутавшиеся от ветра; молодое совсем еще лицо, открытый и бесстрашный взгляд…

— Kalosorizma! — сказал он, подавая ей руку.

— I… I don’t understand, — смутилась англичанка, однако тут же сообразила, что от нее требуется, и без колебаний воспользовалась предложенной помощью.

Джулия и Кристиан пробудились от дремоты почти одновременно и отпрянули друг от друга с такой силой, что, если бы не ремни, они непременно свалились бы с кресел.

— Вот, держите, — застенчиво проговорила Венто, подавая ему запачканный плащ. — М-да, изрядно я его по полу повозила.

— О, совершенные пустяки! — отвечал тот. — Эта ткань хороша тем, что ее не нужно стирать, — сказав так, он встряхнул френч и облачился в него, как ни в чем не бывало.

Оставалось растолкать Франческо, который упорно не желал просыпаться. Он отмахнулся от Джейн, пробормотал что-то нечленораздельное и перевернулся на бок, насколько позволяло жесткое кресло.

— Нет, кем он себя возомнил?! — воскликнула англичанка и взялась его тормошить. — Некогда в спячку впадать, эй, ты, лежебока!

Лежебока опять что-то промычал, и стало ясно, что таким способом его вовек не дозовешься. Наконец подоспел с бутылкой минералки пилот, без зазрения совести вылил ее содержимое Росси на макушку и с невинной улыбочкой вручил итальянцу его вещи.

— Поливают тут всякие, — ворчал потом Франческо, плетясь по росистой траве. — Нет, чтобы подождать хотя бы пять минуточек! Непокладистый народ эти греки.

Джейн уже почти свыклась с мыслью, что не увидит Крит таким, каким изображают его на рекламных проспектах: страной лазурного моря и золотистых пляжей, щедрого солнца и оливковых рощ. В буклетах пишут, будто каждая пядь греческой земли дышит тысячелетней историей, а на деле от нее пахло сыростью да перегноем. Джейн впервые остро ощутила, сколь бесприютна она в этом мире: флаг старой доброй Великобритании последний раз трепетал для нее над лондонской ратушей, когда ей было двенадцать. Затем — переезд, странствования с родителями по Европе, бесконечные потери и лишения, не за горами смерть отца. Не вынеся горя, вскоре умирает и мать. К тому времени девочке исполняется шестнадцать, и ее раньше срока берут в Академию Деви. С тех пор она не смеет даже помышлять о том, чтобы навестить родину. Там ей нет места.

Поездка на Крит — новый, неожиданный поворот в ее судьбе, и кто знает, какие рытвины поджидают ее на этом серпантине.