Ничто не удержало бы Лизу от похода в Зачарованный неф. И ни единой живой душе не удалось бы утаить от нее оставшиеся бутылки с чудесным кагором. Несмотря на то, что енот стоял за них горой, — гора, впрочем, получилась из него неважная — запасы спиртного в баре поредели, и он вынужден был признать, что четыре лапы, полосатый хвост да усы — оружие никудышное. Зубы в ход он пускать не стал — укусить каждый дурак может. А енот не таков, он интеллигент. Из принципа не кусает.

Он надеялся, что за него заступятся, что правосудие не замедлит. Но барную стойку взяли приступом, а Донеро, этот ферт в пиджаке от Кутюр, модных брюках и клетчатом шарфе, даже пальцем не шевельнул. Сидит, небось, в какой-нибудь каморке на уровне люстры, покуривает да посмеивается.

«Всё, — оскорбившись, решил енот, — умываю лапы!» — и, раздобыв огрызок карандаша, принялся строчить увольнительную.

А Лиза, которую судьба енота на данный момент занимала менее всего, просочилась сквозь толпу гомонящих и, по-видимому, воинственно настроенных студентов, уловив ненароком слова «Пощады заключенным!».

«У нас самодержавие, какая тут пощада! — подумала она, плотнее прижимая к телу сумку с бутылкой кагора. — Так что вмешательство извне просто необходимо».

Демонстрация бурлила под окнами директорского кабинета всю ночь напролет, и когда Елизавета вынырнула на поверхность, преодолев «пороги» и «водовороты» этой бушующей массы, в небесах над Академией проклюнулась заря. Миновав небольшую группу из сторонников решительных мер, не без жара обсуждавших предстоящую отступникам казнь, россиянка с прытью ягуара ринулась к дверям общежития, за которыми народу толклось не меньше, чем на улице. И вот, наконец, долгожданная встреча: лишь она да стакан проточной воды. Пришлось, однако, повозиться с пробкой, которая ни в какую не желала выниматься и упиралась всей своей пробочной округлостью, пока за дело не взялся штопор.

Две капли рубиновой жидкости… Сработает ли на сей раз? Лиза затаила дыханье.

Тем временем перед пленниками забрезжил свет. Не спасительный свет, отнюдь. Тщедушный лучик фонарика на батарейках. Казнь должна была состояться на главной площадке в центре парка, куда уже стали стекаться любопытствующие. Палач важно точил турецкую саблю, надев на голову, как в старые времена, мешок с прорезями для глаз. Деви со своими изощренными вкусами подумал-подумал, да смекнул, что негоже разводить костер для сжигания прямо посреди парка, а то, глядишь, перекинется пламя на кроны, а там и до стен Академии недалеко. Пускай уж лучше головы с плеч. И не столь затратно, и кровожадному палачу, которого Деви выудил неведомо откуда, увеселенье. А потенциальным изменникам — наука.

Когда Кристиан увидел Джулию без сознания, ему сделалось совсем худо. Франческо рассказывал потом, что такой степени бледности, как у учителя, на своем веку не припомнит.

«Кожа на лице истончилась невообразимо — прямо просвечивала!» — под сурдинку говорил он на ухо Кианг, глядя в оба, чтобы чаровница-Джейн не метнула в его сторону ревнивый взор да не повесила на него ярлык ловеласа.

… Итак, наши друзья были приговорены, и Кристиана на подступах к эшафоту неотступно терзала мысль, что происходящее сейчас — результат исключительно его оплошности и недальновидности. Куда девались прежняя его уверенность, былая отвага? Отчего бы ему не расшвырять стражников излюбленным своим методом? Неужто так угнетает его вид безжизненной Джулии Венто, той, ради которой он и горы готов был свернуть?! Франческо, как никто другой, осознавал его горечь и смятенье, однако сам он настолько нуждался в ободрении, что воодушевить Кристиана на подвиг было ему не под силу. Вот уж замаячила впереди верхушка шеста с разноцветными отметками, вот послышался смех зевак и ропот возмущенной публики. Грешно не предпринять что-нибудь сейчас!

Внезапно Кимура остановился. Застыл на месте, словно стрелой пронзенный.

— Пошевеливайся, кретин! — взревел командир стражи, толкнув его в спину. — А то мы с тебя шкуру живо спустим!

На другом конце аллеи суетился Деви:

— Что там такое? Почему медлят? Я ведь приказал, или как?! Аннет, где Аннет?! Разыщите мне ее! Она должна видеть представление из первых рядов!

Умение раздражать узколобых стражей закона, а в данном случае беззаконья, человек-в-черном весьма успешно унаследовал от родителей, как и прочие яркие свои качества. На него сыпались оскорбления, его пинали — и хоть бы что. Даже с места не сдвинулся. Начальник охраны как раз начал соображать, что пора бы пустить в ход тяжелую артиллерию, а именно дубинки и приспособления наподобие кистеня, когда чей-то мощный кулак угодил ему под нижнее ребро. После чего конвоиры с неописуемым трепетом обнаружили, что цепи, на которых особенно настаивал Деви, дали слабину и главный предатель неожиданно обрел свободу. Одни более впечатлительные лица приписали сие освобождение колдовству, другие — разгильдяйству и недобросовестности младших подчиненных… Лиха вдоволь хлебнули, впрочем, и те, кто был за магию, и те, кто за рассеянность. Когда Кристиан, сосредоточившись и погрузившись в себя, повторил подвиг китайских мастеров кунг-фу, мало не показалось никому. В пылу драки, которая неминуемо должна была завязаться ввиду сопротивления, расхрабрилась даже Джейн и, невзирая на путы, сумела наподдать вовремя подвернувшемуся под руку, незадачливому преторианцу. Носилки с Джулией бросили где-то под деревом — тогда-то она и очнулась. Передозировка сделала свое дело: пейзаж перед глазами плыл довольно-таки прытко — не то брасом, не то кролем. Мимо Джулии к куче-мале просеменил, извиваясь угрем, директор, хотя на деле он, весьма крепко сбитый, с испугу еще и шею втянул, поэтому извиваться там было нечему. От учебного корпуса, странно подпрыгивая и меняясь в размерах, семимильными шагами спешило на выручку подкрепление, и следовало протереть глаза, чтобы убедиться в наличии у этого подкрепления карабинов и прочей, весьма внушительной, амуниции. Вооруженному до зубов, вновь прибывшему эскадрону было бы, как дважды два, отправить бунтарей в колонку некрологов… Если бы не одно происшествие.

События разворачивались столь стремительно, что Кианг, которая влезла на дерево специально затем, чтобы наблюдать за потасовкой, едва ли смогла бы поведать журналистам из студенческой газеты хоть что-нибудь мало-мальски вразумительное. Вслед за появлением в поле зрения экипированной «группы поддержки» случилось нечто такое, что привело в движение значительную часть ротозеев и согнало заплечных дел мастера с возвышения, на котором он тихо-мирно потачивал саблю. Вспышка на полнеба, а то и на всё небо целиком — лично директору некогда было вдаваться в детали. Он приготовился услышать гром, ибо, по его разумению, вспыхнуло не что иное, как синяя струя небывалой по силе грозы. Однако он напрасно зажимал уши — барабанной дроби не последовало. Зато волосы его наэлектризовались и стали как щетка.

— Вот это я понимаю! Вот это высший класс! Такой мощности с избытком хватило бы для казни на электрическом стуле! — вырвалось у него, и он проворно упал на траву, чтобы его не испепелило ненароком следующей молнией. Со стороны же могло показаться, будто директора свалил сердечный приступ.

Как и предполагалось, Аризу Кей — а в Академию явилась именно она — одной молнией решила не ограничиваться. То тут, то там порасцветали голубые и желтые вспышки, однако на Кристиана, Джейн и Франческо, которые, войдя в раж, колотили противников с возросшим воодушевлением, они не произвели ровным счетом никакого эффекта.

— Аризу! — пролепетала Джулия, в чьем взгляде засветилось безмерное обожание. Да и сама она вдруг засветилась. — Аризу! Спасительница наша!

Деви бегал вокруг свалки, комично размахивал руками, издавал нечленораздельные возгласы и издалека шибко напоминал рассерженного скотч-терьера. Однако наконец он притормозил, оценил обстановку, насколько позволяла ему близорукость, и, указав трясущейся пятернею в сторону мерцающего пятна над эшафотом, крикнул не своим, но весьма убедительным голосом:

— В нее стреляйте, в нее!

Кое-кто отреагировал на призыв и даже занял позиции за ближайшими к площадке деревьями. О безрезультатности краткого залпа возвестили недоуменные лица стрелков да сдавленный хрип директора. А мерцающее пятно рассмеялось звонким, пронзительным смехом, и в этот момент Деви, который успел покрыться гусиной кожей и проблеять своим людям, чтобы они не отступали, заметил, как к первому пятну движется второе, не уступающее по яркости Альфа-Центавре. В этом пятне он распознал Джулию Венто.

— Стреляйте в них обеих! — с пеной у рта заорал он. — Не дайте им вас одурачить!

В светящихся оболочках Джулии и хранительницы пули сгорали, как спички, (или таяли, как воск, — тут уж любое сравнение сгодится) так что новый залп если и не вызвал в рядах паники, то наверняка заставил задуматься. Деви крякнул, схватился за голову и напропалую помчался к главному корпусу, за бинтами и аптечкой, предвидя, что из его подчиненных при таком-то жаре получится если не бифштекс, то отменное рагу.

Меж тем бои на передовой принимали довольно курьезный оборот, и те, кто делал ставки на стражников, рисковали остаться в проигрыше. Кристиан и Франческо определенно брали верх, хотя силы были неравны. Вымещая свое негодование на спинах и ляжках бывших притеснителей, Джейн быстро освоила хук слева и на практике ознакомилась с приемом «икке осае», которому во время короткой заминки ее обучил Кимура. Охранники, они же атакующие, они же терпящие поражение, чуть ли не кадриль перед Франческо отплясывали, и он тешил себя надеждой, что вскоре заставит их ходить по струнке. Небывалый прилив сил он приписывал, разумеется, только себе, хотя на школьных уроках физкультуры слыл лодырем, и в те годы к нему крепко-накрепко приклеилась унизительная кличка «Тефтеля». Однокурсники тоже что-то не замечали за ним особого рвения к атлетизму, а частота, с которой он посещал тренажерный зал, говорила сама за себя; так что богатырская силища, какую проявил он в драке, явилась открытием как для него, так и для его товарищей. Всею же этой силищей он был обязан исключительно хранительнице (ну, и, может, чуть-чуть — собственному усердию). Ему, если так выразиться, из кладезя Аризу Кей перепал немалый потенциал, с каким не только в сражении победить, но и страну при желании завоевать можно. Итак, пока Франческо самозабвенно отправлял в нокаут любителей помахать кулаками, пока Кристиан и Джейн, также не лишенные поддержки хранительницы, придавали охранникам ускорение, сама хранительница сердечно приветствовала Джулию, не видя дальше своего светящегося ореола.

— Похоже, сражение в разгаре, — улыбнулась японка. — Я ничего не пропустила?

— О, уверяю тебя, ты прибыла как раз вовремя, — со столь же сладкой улыбкой ответила Венто. — Жаль, у меня еще в глазах двоится, а то могла бы и я кого-нибудь поколотить…

— У нас с тобой другая задача, — Заведя руки за голову, Аризу Кей изящно вынула из пучка палочки-канзаши, и волосы ее иссиня-черным каскадом ниспали на плечи.

— Это еще зачем? — удивилась Джулия. — Чтобы облегчить путь потокам энергии? Активизировать биополе?

— Да нет, просто надоели мне эти шпильки, — безыскусно отвечала та. — Пора уже что-то менять.

— Когда всё закончится, приходи к нам в четвертый апартамент, — предложила Джулия, когда они взялись за руки. — Мы тебя приоденем, новый имидж придумаем. А то ты вечно в кимоно да в кимоно.

— Идет, — кивнула хранительница. — Ну а теперь давай-ка замутим здесь генеральную уборку!

Обстреливаемые со всех сторон, они, тем не менее, были неуязвимы. Вокруг творился невообразимый хаос, шум — что грохотание прибоя в бурю, а им ни жарко ни холодно.

— Эх, раззудись, плечо, размахнись, рука! Ты пахни в лицо, ветер с полудня! — задорно крикнула Аризу Кей, заблистав столь ослепительно, что шаровые молнии и звезды галактики вместе взятые не дерзнули бы с нею тягаться и непременно сняли бы перед нею шляпу, будь они наделены хоть толикой разума.

Джулия от японки не отставала, и вскоре вся Академия, начиная от макушек сторожевых башен и кончая глубокими, мрачными подвалами, сияла, что новогодняя елка. Люди из вооруженного отряда на проверку оказались не прочнее едва оперившихся птенцов — все, как один, попадали замертво. А Деви — на того и смотреть было больно — скорчился, точно его скрутило кишечным спазмом, глаза вылупил (тогда как их следовало бы зажмурить) и давай кудахтать, как наседка!

— Совсем, бедняга, из ума выжил, — пренебрежительно заметил Франческо, когда фейерверк наконец погас. — Как такому управление Академией доверить? — и, недолго думая: — Нам нужен новый директор!

— Эка прыть, а! — рассмеялся кто-то из галерки. Росси вздрогнул и почти машинально задрал голову. На дереве, как ни в чем не бывало, сидела Кианг и, болтая ногами, покатывалась со смеху. — Ловко вы их всех отутюжили! — сказала она, поведя рукою в воздухе. — Повеселили меня на славу!

Франческо бы ей ответил, уж он-то за словом в карман не полезет. Но появление двух прекрасных дев, словно сошедших с вершины Олимпа, лишило его дара речи.

— Ого! — только и пробормотал он.

— Джулия, Аризу Кей! Вас не узнать! — Разрумянившаяся и вспотевшая Джейн шагнула им навстречу. Ее правая щека была ободрана, из губы сочилась кровь, однако это лишь делало ей честь, и Франческо, который уже обрел способность соображать, поинтересовался, не пересекается ли ее род со славным родом Жанны д’Арк.

Кианг вновь дала о себе знать, но на сей раз громким фырканьем.

— Вместо того чтобы рассусоливать, лучше б делом занялись! — надменно сказала она.

— А ты сама слезай, — предложил Кимура, который стоял, прислонившись к дереву, и придирчиво осматривал дыру на своем плаще. — Зрители пусть тоже подключаются. На казнь не поглядели, так хоть первую медицинскую помощь научатся оказывать. Вон сколько тел на поле сражения!

— Точно! А то разважничалась, понимаешь! — поддакнул Франческо и, чтобы как-то ускорить процесс, потянул китаянку за штанину.

— Эй! Эй-эй, ты чего творишь! — заверещала Кианг и скатилась кубарем прямиком к ногам хранительницы.

— С-скажите, а как у вас получается так лихо управлять собственной энергией? — с запинкой спросила она, вглядевшись в ее озаренное лицо.

— Помни, что ты один из многих, и ты станешь одним из лучших, — загадочно молвила та, и у Кианг вдруг проснулась совесть. Вылезла из запыленного закутка, потянулась — и понукать! Минуту спустя никто уже не мог отозваться о китаянке как о бездельнице и лежебоке — так резво она побежала за носилками, так организованно распределила обязанности. Одно слово — загляденье! Через час парк был приведен в полный порядок, вычищен и вылизан. Ровно подстриженные кустики, ухоженные деревца — Хранительница тоже сложа руки не сидела. Сатурниона Деви на время поместили в изоляционную камеру — что-то уж очень он разошелся, развопился. А палача разжаловали и велели ему, пока суд да дело, подготовить сцену для торжественного момента, когда будет объявлено о новом директоре Академии. Острая до невозможности, добросовестно заточенная турецкая сабля нашла свой приют в музее общежития, который до сего дня особой популярностью не пользовался. Теперь же туда студенты просто валом валили — на саблю поглазеть да с нею рядом, по возможности, запечатлеться. Роза со своим скромным карандашом была там просто нарасхват.

Грех не упомянуть об Аннет. Случившееся повергло ее в столь сильное смятение и столь разбередило душу, что поначалу она даже готова была свести счеты с жизнью. Как?! Ее враги не пострадали?! Главного управителя запрятали в камеру для буйнопомешанных?! Запершись в своей душной комнатке, она начала с того, что стала биться головой о стену, изрыгая хулу и проклятия. На долю Кристиана проклятий досталось с ушат и еще ведро. Потом, поутихнув, подползла на четвереньках к батарее и осторожно выглянула из окна, откуда, как на ладони, виднелся парк: лужайки с фонтанами, аккуратные дорожки, беседка с четырьмя арками и круглый постамент, куда Деви частенько забирался для произнесения своих пространных и запутанных речей. Деви… Аннет вспомнила, как однажды встретила этого чудаковатого старика в шлафроке и ночном колпаке посреди парка, как он бормотал что-то о сверчках, которые мешают спать, и грозился, что уволит их всех до единого. Неужто он пал жертвой ее обмана, ее клеветы? Неужто план ее дал течь? «Поразмысли-ка, — сказала она себе. — Кимура празднует победу, а Деви вот-вот поставят на учет к психиатру. Венто ликует, а ты… Ты исходишь желчью. Так кто же в выигрыше?»

Она еще раз обвела глазами идиллическую картину и внезапно ахнула, чуть подавшись назад: прямо на нее, на нее одну устремлен был ясный, пронзительный взгляд Аризу Кей. Цепкий и притягательный, как россыпи звезд в теплую летнюю ночь… Поглощенные разговором Кристиан и Джулия, рьяно спорящие о чем-то Франческо и Джейн, хозяйничающая Кианг да палач с метлой — всё померкло перед нею, смазалось, точно сюжет на холсте экспрессиониста. Существовал для нее только этот гипнотический взгляд.

«Отчего же, милая, изводить себя понапрасну? — прозвучал у нее в голове тихий голос. — Не нужна ведь тебе его смерть. Ты скорей неуемной злостью загонишь с-е-б-я в могилу! Зависть гложет? Но зависть — язва. А ведь ты могла всё это время пить из полного кубка жизни!»

К лицу прихлынула кровь, и Аннет разразилась слезами. Мало того, что ее усилия пошли насмарку, так еще и столько счастливых дней непоправимо загублено! Дней, которые могли бы быть счастливыми. Целительные и освежающие слезы — редкое явление для Аннет, которая ожесточилась не без участия темных сил. Но вот колдовство аргентинского шамана пошло на убыль, истончилось, прохудилось, как изношенная одежда, и с судорожным предсмертным хрипом вылетело за пределы обессиленного организма. Шаман, который в этот момент пожевывал куриную ножку у очага своей хижины, ощутил отток энергии, забеспокоился и заварил себе трав.

А Аннет, полежав немного на полу под окном, — после такого стресса отлежаться никогда нелишне — вернулась к действительности, которая вдруг показалась ей радужной и весьма многообещающей. Она открыла левый глаз — и подивилась голубому небу, открыла правый — и испытала восторг оттого, что находится в столь дивно обустроенной, опрятной комнате.

«Ну, всё, — решила она, едва сдерживаясь, чтобы не запеть от радости, — пускай другие, если им хочется, тратят время на зависть и месть. А у меня времени не так уж и много. Оставим его для созидающих чувств».

* * *

Чтобы назначить директора, у которого и винтики в голове на месте, и характер предприимчивый, мало ограничиться собственным мнением. Нужно созывать совет, устраивать демократические выборы, заниматься подсчетом голосов. На новую должность претенденты объявились не сразу. Двое, правда, вскользь признались, что не прочь ввести в местную систему образования кое-какие реформы. Признались — и прикусили язык, но было уже поздно — их вписали в бюллетени. А третьего пришлось вытаскивать из Гватемалы и чуть ли не за шиворот. Этот третий страшно не желал известности, а потому на уговоры поддавался с трудом. Но всё-таки поддался и предстал перед избирательной комиссией, нервно теребя свой клетчатый шарф.

— До-не-ро? — по слогам прочитал представитель совета. — А как будет ваше полное имя?

— Полное имя? — обидчиво переспросил географ. — Мне и этого вполне достаточно. И вообще, я на директорский трон не напрашивался!

— Не трон, а всего лишь кресло, — уточнил председатель.

— Трон, кресло… Невелика разница! — раздраженно припечатал Донеро. — Меня в Гватемале друзья ждут, а на следующей неделе — в Индии. А потом — в Китае и Шри-Ланке. Некогда мне тут с вами лясы точить!

— А можно о ваших друзьях поподробнее?

— Да пожалуйста! С превеликим удовольствием!

И ничего не подозревающий Донеро без опаски поведал избирательной комиссии о некоем Пьере-французе, заправляющем компанией высоких технологий, с которым они по субботам играют в гольф на полях Сент-Эмильон. О Ли Чене, с которым в бытность свою желторотыми юнцами они вместе удили рыбу на озере Цинхай и который теперь руководит крупным предприятием по изготовлению электронной техники. О Роберте Уикхеме из Великобритании, в пух и прах разгромившем конкурентов на мировом рынке.

— У нас очень схожие предпочтения, и он нередко увязывается за мною в странствия, — прибавил географ, весьма польщенный вниманием, с каким комиссия выслушала его рассказ. Потом он припомнил еще двух-трех своих знакомых, личностей весьма неординарного склада, и члены комиссии были сражены наповал.

«Человек с такими связями — просто ценность для Академии!» — шептались они.

«Спросите, спросите его, что бы он посулил нашим избирателям!» — нашелся кто-то.

— Посулил?! — с нескрываемым презрением отозвался Донеро. — Я ничего и никому не собираюсь сулить! Вы, видно, неправильно меня поняли. Я не претендую на директорский пост!

— А вы представьте, просто представьте, — вкрадчиво предложил глава совета. — Будь вы директором, что бы вы сделали?

— Что бы я сделал? Хм, — задумался тот. — Ну, перво-наперво я бы упразднил смертную казнь.

Географа избрали решительно и единогласно, невзирая на его ярые протесты и обещание развалить Академию, едва он заступит на должность. Всякий знал, что привести угрозу в исполнение у него недостанет духу.

— Ваши друзья, как я понял, — обратился к нему по окончании выборов профессор лингвистики, — птицы высокого полета; вы с ними на короткой ноге. Пара верных фраз — и проблема с финансированием улажена.

— Да-да, конечно, — сердито буркнул Донеро. — Но я вовсе не хочу пользоваться своим положением, чтобы выуживать из них деньги, как из дойных коров. Это… Это против правил! Вот вы бы поступили так со своими друзьями?!

— Если наши исследования пойдут на пользу их бизнесу, то почему бы и нет? — примирительно сказал невесть откуда выплывший Кристиан, оттесняя лингвиста, чтобы пожать географу руку. — Вы же не станете отрицать, дорогой коллега, что разработки Академии были приняты и одобрены многими из зарубежных партнеров Деви? Еще неизвестно, чья прибыль больше.

Донеро согласно закивал, вдруг обнаружив, что на сей довод возразить ему абсолютно нечем.

— Я вас сердечно поздравляю со столь знаменательной победой, друг мой, — продолжал тем временем Кристиан. — И уверен, что под новым знаменем Академия расцветет пуще прежнего… Кстати, насчет цветения. Аризу Кей приглашает вас в сад, полюбоваться на окрепшие деревца и пропустить стаканчик лимонада.

— Очень любезно с ее стороны! — воспрянул Донеро. — Знаете, а я, наверное, брошу всё, прямо сейчас брошу — и к ней! Суета просто замучила, а ведь то лишь начало! Ох-ох-ох! — повздыхал он, припустив через парк, к пожарной лестнице, и приговаривая, что теперь ему придется переезжать из географического домика в неуютный офис, где, небось, ни одной подушки, а вместо подушек — громоздкий стол с не менее громоздким стулом.

«Отвыкну от качки, — бормотал он, — от завываний ветра, от скрипа капризных пружин… Разучусь читать по звездам. Ах, мои лишения не восполнить никакой прибавкой к зарплате!»

* * *

Весьма проницательным можно было бы назвать того, кто, ограничившись лишь шапочным знакомством, охарактеризовал бы Мирей как особу вечно недоумевающую и вечно с чем-то несогласную.

— Как ты можешь? Нет, как вы можете так жить? Я не понимаю! Отказываюсь понимать! Ведь ни в какие рамки не лезет! — разорялась она, с досадой наблюдая, как ее подруга упаковывает вещи. Вздумала, видите ли, перебраться под крылышко к своему наставнику, и вместо того, чтобы сообщить заранее, провести краткий экскурс в историю их с Кристианом отношений, она просто берет — и с моста в воду, точно от варварского набега спасается! А Мирей, хоть и не великая охотница до пикантных подробностей, предпочитает, однако, быть в курсе событий, особенно если события происходят от нее в непосредственной близости.

— Жить как? Как брат и сестра? — вежливо уточнила Джулия. Француженка всплеснула руками.

— Ну, объясни мне, пожалуйста, какой здравомыслящий человек отважится на такое… — она хотела сказать «преступление». — Где ж это видано?! Да если бы я была на твоем месте, я бы… ах! Чтобы удержать такого, как он, я бы на всё пошла! Стала бы ему не только сестрой, но и подругой, и, не побоюсь этого слова, любовницей!

— Удержать? — изумленно вскинула брови Джулия. — Никогда не думала, что человека нужно удерживать.

— Тогда зачем, по-твоему, было изобретено столько хитроумных способов приручить мужчину?

— Понятия не имею, — передернула плечами та. — Сия философия для меня непостижима.

— Зачем, — с апломбом продолжала Мирей, желая, по-видимому, произвести впечатление умудренной опытом матроны, — зачем нам украшения, наряды, косметика, в конце концов? Философия, как ты выразилась, обольщения берет начало с пещерных времен, и уж кому-кому, а тебе стоило бы ее изучить. Это я всё к чему веду? Вот поселитесь вы вместе, темы для разговоров исчерпаются, фильмы и музыка наскучат, и настанет день, когда вы с удивлением взглянете друг на друга и осознаете, что нуждаетесь в свежем вливании.

— Потребность в «свежем вливании» может возникнуть даже у кактуса, — с оттенком сарказма заметила Джулия.

— Я тебе про что толкую?! Нужна страсть, понимаешь, всепоглощающая, неистовая страсть!

— Но ведь именно страсть и калечит любовь. В истинной любви нет и не должно быть места страсти, — с горячностью возразила Джулия.

— А я считаю, что без страсти нет любви! — топнула ногою француженка, которая уж никак не предполагала встретить отпор там, где иные соглашаются беспрекословно.

— Любить со страстью, — раздумчиво сказала Джулия, отставляя чемодан с вещами и присаживаясь на кровать, — значит убивать и растлевать саму любовь. Пойми же, сладострастные мысли — как острые крючья. Они впиваются в душу, а потом рвут ее на куски, причиняя невыносимую муку.

Мирей открыла было рот, чтобы вмешаться со своей отповедью, но слова застряли у нее в горле.

— Страсть подобна всплеску волны в луже, — беззлобно рассуждала Джулия, — а любовь — это покой безбрежного моря, покой, который длится вечно. Знаешь, я хотела бы любить так, чтобы не иметь привязанности…

— Ну, ничего себе! — воскликнула Мирей, которая до сего момента пребывала в твердом убеждении, что разговаривает с человеком более или менее вменяемым. — По-моему, ты еще не отошла от наркотиков, которыми тебя накачали в тюрьме, — тут она осеклась, потому что в комнату вошел Кристиан. Как всегда, статен, полон достоинства и безукоризненно обходителен. Галантный поклон вместо тысячи извинений за вторжение — и лед на сердце Мирей растоплен, она тает, она удаляется, стараясь не шуметь. Страх и восхищение владеют ею.

— Ты готова, радость моя? — проговорил Кристиан, опускаясь на корточки перед Джулией. — Аризу Кей ждет не дождется, когда мы обоснуемся в белой пагоде. Представляешь, засыпать и просыпаться под птичьи трели, вдыхать чистейший, прозрачный воздух и бродить по усеянному солнечными пятнами саду!

— Да, но вы кое-что путаете, сэнсэй, — с застенчивой улыбкой сказала девушка. — В усеянном солнечными пятнами саду мы с вами будем спать, потому что с наступлением сумерек начинается рабочий день в Академии. Чур, гамак мой! — тут же добавила она, засмеявшись.

— А меня вполне устроит мягкая травка и одеяло из лепестков сакуры, — шутливо отозвался Кимура. — Где твои вещи? Всё должно выглядеть так, будто ты и вправду ко мне переезжаешь.

— К чему теперь осторожности?! Ведь кто-нибудь обязательно да разболтает, и у меня почему-то стойкое предчувствие, что это будет наш пустозвон Франческо… Но раз вы настаиваете, синьор, я к вашим услугам.

Миновав первую и вторую стражи, или, говоря простым языком, кучку студентов-первокурсников в холле общежития и довольно приличное скопление учеников возле кабинета химии, где проходил экзамен, Джулия и Кристиан уединились в каком-то кабинете с забрызганной реактивами таблицей Менделеева и множеством грязной лабораторной посуды, чтобы перевести дух и достать свои таблички-телепортаторы.

— Сейчас, как никогда, — сказала с придыханием Джулия, — меня тянет в небо. Нестерпимо хочется улететь.

— Но ты уж потерпи чуть-чуть, пока не закончится сессия. Кстати, вам с Франческо и Джейн предстоит двойная порция экзаменов. Из-за греческих каникул.

— Ах! Не сыпьте соль на рану!

Обменявшись искристыми, жгучими взглядами, они звонко рассмеялись и в едином порыве заключили друг друга в объятия. Когда же несколько секунд спустя в кабинет заглянул обескураженный смехом молодой преподаватель, то не обнаружил ничего, за вычетом означенной горы немытых склянок и пробирок. Утерев со лба крупные капли пота, он с минуту постоял, рассеянно моргая, после чего взял столь резвый старт по направлению к подсобным помещениям, что в команду по футболу, который каждый год проводился между сборными факультетов, его приняли бы безоговорочно.

— Швабру, срочно швабру! — бормотал он, пролетая перед ошеломленными студентами. — И побольше тряпок! Ведь полтергейст не заводится без причины. Полтергейст приходит туда, где забывают про уборку.