— Ци-ци-кее-кее! — сказала гаичка. — Тиу-тиу-тиу! — и спорхнула в клевер. Теплый ветерок нежно скользил по траве и окутывал натруженные руки Аризу Кей, которая обсаживала маргаритками необъятную сакуру Джулии Венто. Погруженная в свои думы, она не обратила на пернатого никакого внимания.
— Ци-ци-кее-кее! — повторила гаичка. — Черри Блу! — и, взмахнув крыльями, исчезла в кроне.
— Что? — вздрогнула японка. — Черри Блу? Это же новое имя! Пойду, запишу, пока оно не выветрилось из головы.
Но по дороге она остановилась, чтобы прихватить лопату, забытую у стремянки.
— Зирр-зирр-зирр, — прострекотал на земле кузнечик. — Церамида Ру. Зирр-зирр-зирр.
— Еще одно имя! — подивилась хранительница. — Два я еще удержу в памяти, — и она с проворством устремилась к беседке, где лежал набор для каллиграфии.
Но не ступила она и двух шагов, как на нее со всех сторон посыпались всевозможные фамилии. Если раньше сад безмолвствовал, то теперь он буквально взорвался сообщениями. Имена шелестели в листве, булькали в ручье, мелькали в перекличке птиц. Имена звучали повсюду.
— По очереди! Прошу, по очереди! — взмолилась японка.
В этот день она извела порядочную кипу рисовой бумаги, израсходовала с три дюжины дощечек и вконец вымоталась, бегая по саду и снабжая деревья «предписаниями» по вызволению страдальцев из горячих точек.
— Не нынче-завтра здесь будет аншлаг, — сказала она, в изнеможении растянувшись на циновке под сосной. — Уж больно утомительны эти хлопоты! Надо бы набрать помощников…
* * *
Девушка-ночь была не из тех, кто покоряется судьбе, и охотники поступили бы очень опрометчиво, если бы засадили ее в какой-нибудь ящик или клетку. Но, к счастью для охотников, кенийка испарилась прежде, чем они успели что-нибудь предпринять. Яростная жажда сражаться куда острее обычной жажды. В пленнице дерева бурлили соки гнева, и поэтому она не замечала тихого клокотания соков кокона. Она пришла к выводу, что бледнокожие ее поработили и везут на чужбину. Ох и злоба обуяла ее! Кокон не справился с ролью утешителя и примирителя, за что был жестоко наказан. Дерево сотрясли четыре последовательных удара, и с каждым ударом клумба вокруг него всё больше и больше орошалась дождем бледно-розовых лепестков. Наконец, от мощного толчка участок коры стремительно вылетел из сакуры вместе с водянистым фрагментом ткани. Так Клеопатра добыла себе свободу, а Джулия проворонила ее пробуждение.
Сколь велико было недоумение африканки, когда, выпрыгнув из дупла, она приземлилась на мягкую почву, где, под действием чар хранительницы, уже подрастали всходы маргариток. Она-то приготовилась к поединку, с радостью обнаружив, что раны от пуль заживились. А врагов нет как нет. Возликовав вдвойне, Клеопатра, эта дикая кошка, отправилась гулять сама по себе. Глубокие следы босых ног и изувеченная вишня явились первыми и неопровержимыми уликами, свидетельствовавшими явно не в пользу Аризу Кей: устоявшиеся в саду порядки были свергнуты, а нарушительница удрала. Было о чем погоревать. Раздосадованная японка подвела Джулию к попранной клумбе и выразила сожаление по поводу сакуры. Потом вдруг приосанилась, глянула на свои ладони и, изобразив на лице глубочайшее умиротворение, прикоснулась к истерзанному растению. Что тут началось! Ее рука облеклась пушистой перчаткой, сотканной из нитей света, и этот свет разлился по коре, утекая в корни и поднимаясь к ветвям. Рассудив, что одного воздействия мало, Аризу Кей приложила к пациентке-вишне другую ладонь, и дерево засияло изнутри. Восторг Джулии был неописуем, ведь по мере того, как сакура наполнялась светом, она всё более истончалась, разрыв в ней зарастал, а крона украшалась локонами цветов. Полянка близ нее расцветилась столь необыкновенными огнями, что узкоглазой садовнице позавидовал бы любой селекционер с Земли. Но вот, волшебное действие кончилось, и Аризу Кей опустила руки, лучась такой радостью, как будто ей только что вручили Нобелевскую премию.
— Как это у тебя получается? — ошеломленно спросила студентка, силясь сопоставить в уме тот образ японки, который она всегда созерцала, с тем, который только что предстал ее очам. За видимой простотой и непритязательностью хранительницы в действительности скрывалась несокрушимая воля, внушительная энергия и беспримерное могущество.
— Внутренняя тишина, — ответила та. — Она всему первоосновой. Пока ты суетлив, ты бесполезен и непродуктивен. Но если дать мутной воде в твоем стакане отстояться, вскоре покажется дно. В погоне за мнимыми ценностями многое ускользает от внимания, а уединение помогает восстановить гармонию. Лихорадка мегаполисов лечится уединением.
— Значит ли это, что каждый может стать таким, как ты? Таким… совершенством?
— О! Я далека от совершенства, — тонко улыбнулась Аризу Кей. — Посвяти я всю жизнь бдению и практикам, я бы и то не достигла совершенства! Ни в литосфере, ни в гидросфере, ни в воздушных оболочках Земли не сыщется существо, которое подпадало бы под это определение абсолюта. Я почти уверена, что и в космосе, среди многочисленных галактик, мы не обнаружим того идеала, о котором грезим. Поищи уж лучше иголку в стогу сена — вернее будет… Но кое-чему мы всё ж можем научиться. Возьми хотя бы каллиграфию…
— Ага, Кристиан намекал, что освоив это мастерство, я поднимусь на новые высоты в своем развитии, — перебила Джулия. — Слабо верится. Но я бы всё отдала, чтобы уподобиться тебе.
— Мне импонирует твоя прямота, — сказала японка. — Но в том-то и соль, что всё отдавать не нужно. Ты мечтала постичь каллиграфию, так не бросай ее лишь оттого, что она наскучила. Эдак ты ни в чем не преуспеешь.
— По-твоему, рисуя иероглифы день и ночь, я обрету внутреннюю тишину? — скептически отозвалась Джулия.
— Ну, уж не знаю, как тебя надоумить, — вздохнула хранительница. — Давай отложим дискуссию. Надо разыскать Клеопатру, пока она не наломала дров.
В библиотеке красной пагоды витал аромат жимолости. Франческо методично обшаривал полки в надежде подобрать книгу, где бы подробно описывались этапы порученного ему задания. А еще он рассчитывал хотя бы на захудалый экземпляр руководства по созданию неповторимого стиля, чтобы произвести впечатление на Аннет. И вдруг, к его вящему удивлению, в окно вломилась африканка.
— Есть хочу, — поведала она с затравленным видом. — От ягод уже живот пучит, а вот окорок сгодился бы вполне.
Юноша остолбенел. Перед ним стояла высокая, атлетически сложенная брюнетка с шоколадного цвета кожей и глазами, в глубине которых светилось два чистейших аквамарина. Это невероятное сочетание заставило Франческо прирасти к полу и на несколько секунд отняло дар речи. Клеопатра бесцеремонно пихнула его в бок.
— Чего глаза пялишь? Давай уже, я тороплюсь!
— К-кухня там, — пролепетал Росси, абсолютно позабыв, зачем пришел в библиотеку. Позднее его поразила одна вещь: он так же отчетливо понимал африканку, как и она его. А всё оттого, что в саду стирались языковые барьеры.
Опустошив кухню, кенийка двинулась к ручью. Она просто не мыслила себя без купания, без этого ежедневного ритуала. Сбросив свой красно-синий саронг и сандалии, она совершила омовение, медленно и с удовольствием. Клеопатра и еще бы поплескалась, если б не спугнули ее голоса. Кто-то приближался к пагоде. Тряхнув шапкой отросших, мелко-вьющихся волос, она кое-как натянула на себя одежду и рысцой побежала под мост. Ручей, в отличие от пруда, хорош тем, что не выдает следов беглеца. Даже если тот только что омочил в нем ноги, ни кругов на воде, ни предательской ряби сыщик не обнаружит, ибо ручей искони беспокоен, он вечно в движении, не то, что лежебока пруд.
— И как ты думаешь ее приручить? — донесся сверху голос Джулии. — Конфетами что ли выманивать?
— Конфетами не конфетами, а пирогами попробовать можно, — сказала Аризу Кей. — Кстати, к ужину я собиралась приготовить баранину. Против нее твоя протеже точно не устоит.
— Протеже, — хмыкнула итальянка, — о нраве которой приходится судить лишь по обломанным ветвям да изрытой земле.
— Ты смеешься, а представь, каково ей сейчас. Не оправившись после стресса, она чует угрозу в каждом шорохе. Ее нервы на пределе, и санаторные условия — это именно то, что доктор прописал. Но какие, скажите на милость, могут быть санаторные условия, если она затаится пугливым зайчишкой в каком-нибудь окопе и просидит так до скончания времен?!
— Ах, почему в мире столько зла! — в сердцах воскликнула Джулия. — Почему чистоте не дано цвести, почему люди столь бездушны и корыстолюбивы?!
Клеопатра прислушивалась. Разговор велся явно о ней и о ее мучителях. Внезапно ей на ум пришла мысль, будто она умерла и всё это происходит с нею в горних селениях. Те две Медеи, чьи голоса звучали, как свирель, вполне могли сойти за ангелов. Обилие плодов, богатство красок и полное отсутствие вредителей также подтверждало ее догадку. Ни аспида, ни жабы, ни комарика — лишь труженицы-пчелки да певчие. Казалось бы, чего же более? Расслабься, примостись под деревом и наслаждайся тишью. Ан нет, Клеопатра была начеку. Остерегаться неизвестного ее приучали с малых лет, и закоренелая привычка давала о себе знать. Разведать, разнюхать, прощупать почву — вот ее первейшая задача. Иначе вековой опыт предков насмарку, и прахом наставления вождя.
Опьяненная цветочным благоуханием, хвойным воздухом и свежестью дня, она еле дотащила ноги к окраине сада, откуда открывался великолепный вид на горы. Там она не поленилась сделать себе шалаш. Сакурам, что росли поблизости, досталось изрядно.
Какие только уловки не перепробовала Аризу Кей, чтобы завоевать доверие африканки. Она даже — смешно сказать — пыталась организовать обрядовый танец, поручив маленьким индийцам бить в бубен и плясать вокруг костра. Пекла вкусные пироги, от которых у ребят текли слюнки, и оставляла на траве с таким расчетом, чтобы подманить негритянку к белой пагоде, где ее подстерегал Франческо, одержимый одним только желанием — выспаться. Ибо караульный пост нельзя было покидать даже ночью. Особенно ночью. Джулия же, тайком от Кристиана, помогала парнишке с выполнением курсовой — очень уж был суров человек-в-черном и требователен, как никогда. Когда же при нем упоминали о Клеопатре, он хмурился и уходил в себя. Стоило ему нечаянно встретиться с индийцами — он отводил взгляд. И чем чаще в его присутствии рассуждали об угнетателях бедного люда, о человеческом рабстве и деспотичности, тем более замкнутым он становился. Случалось, что после подобных разговоров он даже переносил уроки каллиграфии. Джулия начинала настораживаться.
Однажды, погожим ранним утром, над горной грядой появилось странное эллиптическое облако. «Пора», — смекнула Аризу Кей и вышла в сад. Франческо дремал на своем посту, пироги были съедены, вишневое повидло размазано по траве… Но не это занимало мысли хранительницы. Белое облако над пиками возникало приблизительно раз в три месяца, и уж если оно возникало, то игнорировать его было бы верхом неосмотрительности. Прямо на газоне, под сенью красавиц-вишен, легонько вздрагивая и смеясь, посапывал Вазант. Двое его товарищей расположились рядом, у затухшего костра, от которого к небесам тянулась тонкая бечевка дыма. Восходящее солнце распыляло над морем медную пудру, любуясь своим лучезарным отражением в его водах.
Склонившись над первым мальчиком, Аризу Кей прошелестела:
— Отправляйся домой, береги память об этом сне, — и поцеловала его в лоб. И тут он стал таять, исчезать, словно фигурка, нарисованная пальцем на заиндевелом стекле. Мгновение — и на месте, где он лежал, осталась лишь примятая трава. Запечатлев поцелуй на челе второго индийца, хранительница проводила и его в мир страданий, в мир, где мечты несбыточны, а быт заглушает душевные порывы и тянет в трясину унылости. Вазант спал чутко, и когда Аризу Кей коснулась его лба, обнял ее крепко-крепко, надеясь хоть ненадолго задержаться в мире грез. Но чары было не разбить даже при всём желании, и японка с сокрушением ощутила, как распалось кольцо объятий на ее шее. Клеопатра шпионила за ней из кустов, напряженно думая: «Что означает эта вселенская скорбь у нее на лице? Почему дети растворились один за другим? Что станется здесь со мною?»
Внезапно сад озарился яркими, ослепляющими сполохами, и она пала навзничь, заслоняясь от нестерпимого блеска. Когда же она вновь оказалась на ногах, японки у кострища как не бывало. Чья-та рука легла Клеопатре на плечо.
— Прости, я пошла на крайние меры. Ради твоего же блага, — покровительственным тоном произнесла Аризу Кей. — Тебе понравились мои пироги, не так ли?
* * *
Кристиан скрупулезно изучал справочник по органической химии… или только делал вид, что изучает? Директор не сводил с него глаз, одновременно отпуская едкие замечания в адрес молоденькой аспирантки, чье платье контрастировало со скромными костюмами остального женского персонала и абсолютно не вписывалось в дресс-код. В преподавательской царило оживление. У нескольких профессоров была форточка, и они самозабвенно предавались спору о том, какие из изобретений кафедры следует пустить в оборот, а о каких благоразумнее умолчать. Представительницы слабого пола пили кофе и шушукались, не иначе как перемывая косточки своим коллегам. То и дело нервно дребезжал телефон (раритетная, надо сказать, вещь; таких в корпусе Академии было раз, два и обчелся). Еще пара профессоров консультировала своих студентов, а на коридоре учащиеся старших курсов вели жаркую дискуссию… Кристиану хорошо думалось среди всего этого гама.
«Эх, Люси, Люси! — вздыхал он про себя, прикрываясь от въедливого взгляда Сатурниона Деви массивным справочником. — Как мне ответить на твое письмо? Признаться, что я сыт по горло этой двойной жизнью, рискованно. Хотя я и могу полагаться на твою преданность, нельзя списывать со счетов пронырливость твоих приятелей, вездесущих мафиози, над которыми стоит сам Моррис Дезастро. Глупые марионетки, убежденные в своей независимости, исполняют его волю, разъезжая по Мексике, Индии, Китаю и даже США. Тысячи и тысячи семей терпят бедствия, горюют о похищенных сыновьях и дочерях, а этот кукловод нагревает себе руки. И я увяз в том же болоте. Я, который стремится к непорочности! Который поклялся соблюсти свою честь!
Ты пишешь, что не по нутру тебе его рабовладельческий бизнес? О, Люси, моя искренняя подруга! Как бы я хотел вытащить тебя из этой смердящей ямы! Но прежде мне самому надо очиститься… Говоришь, у Морриса всегда найдутся преемники? И ты права: убить его значит лишь освободить дорогу новому кандидату. И пока не истреблена эта шайка, пока в жилах изуверов теплится кровь, нам с тобою грозит опасность. Мне, который по одну сторону баррикад, и тебе, которая по другую». Казалось, еще немного — и Деви просверлит его насквозь. Ух, дотошный!
— Ни за что не поверю, будто вам, синьор Кимура, благоприятствует сия обстановка, — проскрипел он, подперев рукой щеку. — Коль уж взялись за энциклопедию, так отдайте авторам дань и читайте ее в тихом месте. А вообще, начитаетесь еще. Подите-ка сюда, — и директор со слащавой ухмылкой поманил его пальцем. Эта ухмылка не предвещала ничего хорошего.
— Известно ли вам, что в архиве опять побывали воры? — поинтересовался он у Кристиана, который, несмотря на волнение, держался молодцом и не побледнел даже на полтона. — Вернее, вор, — вполголоса продолжил Деви. — Примечательный, надо заметить, тип. К сейфам не притронулся и ничего не взял, кроме, разве что, дырявого пальто на вешалке. Сдается мне, он нарочно запалил свечу, чтобы сбить с толку того, кто войдет. Представляю его смятение, когда в архиве появился ваш покорный слуга. Если б свеча не спутала мне карты, ох, как бы я его отделал!
— О, да! Несомненно! — подыграл Кристиан. «Несомненно, этот старый, замшелый пень показал бы, на что годен». — И вы не позвали охрану? — участливо спросил он.
— Какая охрана, какая охрана?! — затараторил Деви, выпучив глаза, как разбуженный филин. — Он ведь улизнул у меня из-под носа! Не успел я опомниться!
— Прискорбно слышать, — покачал головой Кимура. — Плохи наши дела, если воры беспрепятственно проникают в самые охраняемые части здания. Надо принимать решительные меры.
— И менять тактику, — отозвался Деви, чей мозг усиленно соображал. Внезапно проникшись к Кристиану отеческим чувством, Сатурнион выдал такое, отчего менее сдержанный человек разразился бы хохотом: — Что если вам на время переселиться в архив и посторожить, а? Я лично берусь организовать вам лабораторию напротив. Что скажете?
Синьор-в-черном сохранял хладнокровный вид, хотя перспектива подкарауливать самого себя очень его забавляла.
— Ничего не имею против. Буду ждать дальнейших распоряжений, — сказал он и почтительно откланялся. Допрос, поначалу грозивший обернуться катастрофой, завершился в его пользу: отныне доступ к ноутбуку открыт для него круглосуточно, и проблема с передачей данных разрешилась как нельзя более успешно.
* * *
Клеопатра рассеянно теребила браслет на запястье, пока хранительница заваривала чай. Кенийка находила этот обряд вульгарным и, как все в ее племени, относилась к «китайской травке» с презрением. Эка невидаль, заграничные обычаи?! Ей бы птичку сейчас поймать да принести в жертву Энгаю. Но только вот ни одной священной смоковницы она в саду не обнаружила, а вулкан Ол-Доиньо-Ленгаи теперь, судя по всему, где-то на краю земли.
— Попробуй, тебе понравится, — предложила японка.
Девушка-ночь поморщилась. Она привыкла пить молоко с кровью быка.
— Я друг, понимаешь? Я — друг, — с расстановкой сказала Аризу Кей. — Не нужно стесняться.
Но Клеопатра точно в рот воды набрала. Будет она еще любезничать со всякими узкоглазыми! В ней вдруг проснулась расовая неприязнь.
— Уж и не знаю, как с тобой быть, — сказала хранительница. — На контакт ты идти не хочешь, моими снадобьями брезгуешь. Упрямишься, словно малое дитя!
Она впервые оказалась не в своей тарелке и уже была готова сложить оружие, когда в беседку заглянула Джулия.
— Ах, вот ты какая, моя Клеопатра! — вскричала она и уселась верхом на бортике. Та вздернула брови: она мгновенно признала в итальянке родственную душу.
— М-м-м, — сказала Венто, дотронувшись до бисерных колец, вдетых в уши кенийки. — Красота!
— Великий Энгай! — воскликнула в свою очередь негритянка, заприметив у нее на шее диковинный камень бирюзового цвета. — Кто дал тебе этот амулет?!
— Его подарил мне двоюродный брат Федерико, но, если хочешь, возьми его себе. Он так подходит к морской глубине твоих глаз…
Испытывая несказанное облегчение, хранительница сообщила, что у нее неотложное дело, взяла руки в ноги и, путаясь в полах кимоно, засеменила по направлению к медитативной площадке. Ей надо было срочно восстановить равновесие между инь и янь. Хрупкая экосистема сада пошатнулась, нити управления процессами поистерлись, а ведь всему виной ее расхлябанность. Нельзя принуждать к реабилитации гостя, если не реабилитировался сам.
С Клеопатрой не соскучишься — это было ясно, как день. В списке ее развлечений пунктов значилось немерено, и она сомневалась лишь в том, следует ли сперва научить Джулию их народному танцу или показать, как строится ёнканга.
— С танцем придется повременить, — деловито сказала она после раздумий. — Вдвоем исполняют лишь примитивные танцы, а вот если в пляс пускается целая деревня, тут уж, почитай что, праздник. Поэтому давай лучше наберем глины для постройки хижины. Я ведь здесь надолго, а коли дождь припустит, где его переждать? Разве в том уродливом домишке, что за мостом?!
Джулия не стала ей перечить, хотя знала, что дождей в саду сроду не бывало, а возвращение африканки на родину уже предрешено.
Порыскав среди деревьев, Клеопатра посетовала на малые запасы глины и полное отсутствие навоза, которым у нее в селении укрепляют дома. Однако это не сильно ее расстроило, и она отправилась к молодым насаждениям сакур, оставив Джулию сторожить полянку. Ничтоже сумняшеся, негритянка выдрала с корнями гибкие деревца, связала в сноп и поволокла к месту будущего жилища. Страшно вообразить, что сделается с Аризу Кей, когда ее взору предстанет картина столь бессовестного вандализма!
— Следовало бы обнести мою хижину частоколом, — с натугой проговорила Клеопатра, чуть ли не надрываясь из-за тяжести снопа. Когда Венто разглядела эту неподъемную ношу, ее едва не хватил удар.
— Numi del firmamentо! Да это же саженцы, над которыми столько тряслась хранительница! О, что теперь будет!
— Эка важность, какие-то растения! — небрежно бросила кенийка. — Кто, в конце концов, важнее? Растение или человек? Разве человек создан, чтобы ублажать растения?
Джулия подивилась столь мудрому высказыванию дикарки, однако не преминула изложить и свою точку зрения:
— Но уж, по крайней мере, человек должен уважать труд других.
— Я вам с сотню таких понасажаю, — дерзко отвечала Клеопатра. Итальянка совсем не хотела с ней ссориться, беря во внимание ее натренированные мышцы и превосходство в росте, поэтому без лишних слов включилась в работу. Скоро обе они с ног до головы перепачкались в глине: Джулия — по неопытности, а Клеопатра — из принципа. Она ненавидела аккуратность.
— Есть тут у вас тростник? — поинтересовалась она, утирая грязной ладонью пот со лба.
— Это вряд ли.
— Очень жаль. Потому что тростниковая крыша прекрасно пропускает дым от костра, горящего внутри.
— И в твоем семействе не боятся поджариться заживо?! — изумилась Венто.
Кенийка скривила рот в усмешке:
— Да мы спим вокруг очага! И на моем веку еще ни разу никто не поджарился. А знаешь, чем славятся постройки масаев? Если возникает необходимость переместить деревню к другому пастбищу, мы просто обстукиваем дома палками, обмазка отлетает и хижины разбираются. Затем их можно перенести на новое место, чтобы опять собрать.
Аризу Кей мечтательно прогуливалась по аллее и, как всегда, наслаждалась необычайной синью небес, не утруждая себя смотреть по сторонам. Она добросовестно прополола грядки за пагодой и вскопала землю для будущих посадок. Качественная медитация помогла вернуть силы, подвигнув к активной деятельности в наскоро обставленной мастерской, где японка провела два часа за проектированием улучшенной модели телепортатора. В голове ее звучал симфонический оркестр, она плыла по дорожке грациозным лебедем, и его величество Удовлетворение владело ею безраздельно, пока взгляд случайно не зацепился за круглый пятнистый короб вышиною с трехдневный бамбук. Этот короб очень портил вид и внушал необъяснимое беспокойство. Подойдя поближе, хранительница моментально прозрела: кто-то позарился на молодые деревца, на объект ее чаяний и забот. Клеопатра! Ее не упрекнешь в несамостоятельности… Но это!
— Это выходит за грани допустимого! — не выдержала Аризу Кей. — Со строптивой девчонкой надобно быть строже. Придется вернуть ее в селение раньше срока.
С твердым намерением расставить все точки над «i» она направилась к громоздкой храмине. Однако, кроме засушенных кореньев и пары беличьих тушек, ничего и никого не обнаружила. Несчастные создания! В саду впервые свершилось убийство, но кто даст гарантию, что за ним не последуют другие, более изощренные злодеяния? Время бить тревогу.
Аризу Кей растратила слишком много энергии, когда позволила себе неожиданный маневр с тыла при «захвате» африканки. Повторить подобный прием у нее не хватило бы духу, и она решила действовать по старинке, а именно нагибаться и выискивать следы. Чтобы их обнаружить, не понадобилась бы даже лупа, потому что на коре каждого второго дерева виднелась засечка (о, многострадальные сакуры!). Эти засечки вели в отдаленную область сада, где японка намеревалась вырастить кипарисовую рощу в окружении стройных эвкалиптов. Но ни кипарисов, ни эвкалиптов ей отныне не видать, если там обустроится африканка. Она будет ожесточенно защищать свою территорию до тех пор, пока хранительница не вышибет ее пинком. Разумеется, волшебным.
По-видимому, кенийка всё-таки отыскала священную смоковницу, а если и не смоковницу, то какую-нибудь священную ёлку или сосну.
— Да славится могучий дух масаев! Тебе приносим в жертву эти шкуры, — нараспев произносила Клеопатра, а ей — к прискорбию Аризу Кей — увлеченно вторила Джулия, которая, как представлялось японке, обладала критическим складом ума и ясностью мышления. Но вся правда заключалась в том, что негритянка вызывала у девушки симпатию, смешанную с чувством почитания, если не преклонения. Кто еще в Академии может похвастать знакомством с жительницей страны, где, в момбасской гавани, однажды высадился Васко да Гама?! История голодного детства и полного лишений отрочества дикарки окончательно покорила студентку: сострадание уступило место невольному восхищению выдержкой Клеопатры, неутомимостью духа, верностью себе и своим традициям. И Джулии, во что бы то ни стало, захотелось оградить ее от несправедливости.
Аризу Кей притаилась за деревом. Притаилась! Ах, если б она только видела себя в тот момент! Величавой, статной, ей подобало бы выйти на свет и объявить о своем присутствии. Но нет, она предпочла засаду.
Кенийка насторожилась и повела носом.
— Сматываемся отсюда, — сказала она шепотом.
— Почему? — удивилась Джулия.
— Я эту узкоглазую теперь за версту чую. Я нанесла урон ее драгоценному саду, и деликатничать здесь со мной не станут. Поэтому, повторяю, надо убираться.
— Аризу не такая… — начала было Джулия, но потом ей в голову пришла отличная мысль: — Я точно знаю, где тебе будут рады. Возьми меня за руку.
Порывшись в сумочке, итальянка достала ветку сакуры, и, прежде чем хранительница успела сообразить что к чему, обе девушки исчезли, стоило лишь нажать на кнопку телепортатора.