Валерий Чкалов в кругу товарищей – курсантов Борисоглебской летной школы.

Валерий был совсем юн, когда наступил героический 1917 год. Страна превратилась в огромный военный лагерь: началась гражданская война. Народ с оружием в руках пошел защищать свою свободу и светлое будущее своих детей. Трудное это было время: разруха, эпидемия, голод. Многие учебные заведения закрылись совсем, некоторые работали с перебоями. В Череповецком ремесленном училище то и дело прерывались занятия: не было дров отапливать помещение, не хватало преподавателей. В конце концов училище временно закрылось. Валерий уехал домой, в Василёво.

Павел Григорьевич Чкалов продолжал работать котельщиком в Василёвском затоне. Работал он с еще большим увлечением, так же быстро и ловко, как в молодости. Во время перерывов «на перекур» и на обед любил поговорить о своем младшем сыне, который скоро должен был стать дипломированным специалистом по котельному делу. Эта надежда рухнула с неожиданным приездом Валерия.

– Не быть тебе сейчас техником, Аверьян! – сказал Павел Григорьевич сыну, узнав, что Череповецкое училище закрылось. – Бери-ка кувалду да становись вместе со мной. А там видно будет. Может, потом и на инженера выучишься. Только смотри, не ленись!

Валерий просыпался по гудку. Надевал старый отцовский пиджак, стоптанные валенки и спешил в затон. Он работал подручным молотобойца. Первое время ему приходилось особенно трудно. К сыну Павел Григорьевич был еще более требователен, чем к посторонним, и Валерий никак не мог ему угодить. Попытался он как-то расспросить отца о его опыте, но Павел Григорьевич сердито отрезал:

– Меня никто не учил, и ты сам доходи. Сам старайся, приглядывайся, вот непонятное и станет понятным.

Самолюбивый Валерий больше и не заикался о помощи, трудился молча до тех пор, пока не начинала кружиться голова и огромный молот не валился из рук. Передохнув, он снова брался за работу.

По ночам сильно ломило руки и спину. Однако еще сильнее мучили неудовлетворенность и обида: несмотря на все старания юноши, отец хвалил его редко и скупо.

И все-таки Валерий добился своего. Пришло время, когда Павел Григорьевич стал одобрительно кивать головой, любуясь ловкостью и неутомимостью своего помощника.

Но однообразный труд скоро наскучил Валерию. В поисках более интересной профессии он с разрешения отца пошел кочегаром на землечерпалку «Волжская двадцать первая». Здесь его познакомили с устройством котлов и аппаратуры, научили шуровать топку. Новый кочегар освоился быстро: точными движениями выгребал он из поддувала золу, ровно держал пар в котлах.

«Волжская двадцать первая» сначала разрабатывала гавани в Костроме и Казани, потом пошла в устье Камы. Белогвардейцы потопили там большую баржу с камнями, чтобы закрыть путь советским судам. День и ночь трудились рабочие, очищая речной фарватер.

В ту пору белогвардейцы объединились с интервентами в борьбе против советской власти. Американцы и англичане делали все, чтобы задушить молодую республику. Но русский народ героически сражался с врагами революции.

Волга тоже стала местом жарких схваток. Гремели бои под Царицыном. Приволжье освобождалось от белых.

Валерий перешел на новую работу – стал кочегаром на пассажирском пароходе «Баян», перевозившем революционные войска из Нижнего Новгорода в Астрахань. Общаясь во время рейсов с красными моряками, он многое узнавал от них о Коммунистической партии, о Ленине и Сталине, о подвигах героев Красной Армии. Жизнь раскрывалась перед ним в пороховом дыму, освещенная героикой борьбы за свободу, за правое дело.

Работа в котельной была тяжела даже для такого мускулистого, широкоплечего парня, как Валерий. Но он трудился с большим старанием: это была его непосредственная помощь Красной Армии, помощь веселым и отважным морякам, с которыми он успевал сдружиться во время плавания.

Валерию хотелось знать многое и в первую очередь все о паровой машине, которая тогда казалась ему чудом техники. Со всеми вопросами и сомнениями Валерий обращался к механику «Баяна».

Механик был человек пожилой. Дело свое он любил и не прочь был похвастаться своими знаниями. Но резкий и напористый кочегар утомлял его расспросами. Механик отмахивался от него, требуя, чтобы юноша «не морочил ему голову» и занимался чем положено. Жаловался капитану:

– Волька толковый парень, аккуратный, да больно уж любознателен. Постоянно донимает меня: «Почему то да почему это?»

* * *

В 1919 году в районе Нижнего Новгорода Валерий Чкалов впервые увидел самолет. Он забыл о топке, о своих обязанностях. Стоял и смотрел, не отрываясь, пока самолет, летевший над Волгой, не превратился в черную точку и не исчез за горизонтом.

– Мне бы полетать на этой птице!

И юноша в безотчетном порыве стиснул руками перила палубы.

Валерий и раньше слышал рассказы о летчиках и самолетах от своего односельчанина Владимира Фролищева, работавшего авиационным механиком в Нижнем Новгороде. Эти рассказы волновали его воображение, будили неясные стремления и надежды. Но с того дня, когда Валерий сам увидел свободный, уверенный полет гигантской птицы, думы об авиации не покидали его. Почему бы ему не выучиться летать? Он здоров, силен, ничего не боится…

При первой же встрече с Фролищевым Валерий поделился с ним своей мечтой.

– Поступай для начала к нам в авиационный парк, – посоветовал ему Владимир.

Вскоре Валерий распрощался с механиком и капитаном «Баяна» и пошел добровольцем в Красную Армию. Его назначили слесарем по ремонту самолетов в 4-й авиационный Канавинский парк, где работал Фролищев.

С этого дня у юного Чкалова создалась уверенность, что с авиацией он связан неразрывными узами. Родной дом, Волга – все отступило на второй план. С увлечением выполнял он любую черную работу: разбирал и чистил моторы, грязные, ржавые детали старых машин, с необыкновенным усердием ввертывал шурупы. Даже простое прикосновение к самолету доставляло ему радость.

Иногда Валерия посылали в другие города собирать авиационный лом. Во время путешествия в теплушке приходилось и недоедать и мерзнуть, но он был вынослив. Все для него было интересно: новые места, встречи с незнакомыми людьми.

Уже тогда Валерий проявил способность быстро находить выход из трудных положений.

Однажды ему пришлось поехать на приемку самолетов вместе с двумя братьями Фролищевыми. После того как разобранные машины погрузили в товарный поезд, младший Фролищев задумался. Хлеба оставалось мало, и не имело смысла ехать троим, когда для охраны самолетов в пути достаточно было одного человека, а двое могли добраться до своего парка гораздо быстрее на пассажирском поезде. Валерий сразу изъявил желание сопровождать самолеты.

– Нельзя тебе, замерзнешь! – возразил старший Фролищев.

Стояли сильные морозы, но юноша был одет совсем не по сезону: в буденовке и в обмотках.

– Не бойтесь, не замерзну, – уверял Валерий.

Он настоял на своем. Товарищи уехали. Валерий пошел осматривать стоявшие на запасных путях пустые теплушки. В одной из них он нашел большую чугунную печку и притащил ее в свой вагон. Затем, не теряя времени, запасся дровами.

В пути после каждой проверки порученного ему имущества Валерий возвращался в свой вагон, садился у жарко натопленной печки и насвистывал. Так ехал он девять дней. Самолеты были доставлены в Канавинский авиапарк в целости и сохранности.

Валерий работал не просто охотно, а с какой-то жадностью, стараясь отлично выполнить любое поручение.

В виде поощрения его послали вместе с другими отличившимися работниками авиапарка преподнести летчику Борису Илиодоровичу Россинскому скромный, но ценный по тем временам подарок – зажигалку собственного изделия.

Бензина тогда не хватало, так как Баку был занят белыми. Россинский изобрел авиасмесь, заменявшую бензин, и получил за свое изобретение благодарность в приказе командующего Московским военным округом.

Прежде чем авиасмесь была отправлена на фронт, Россинский испытал ее, совершив перелет Москва – Нижний Новгород – Казань – Самара. На обратном пути он сделал посадку в Нижнем Новгороде. Там и преподнесли ему подарок представители Канавинского авиапарка.

Старейший русский летчик Россинский был учеником Николая Егоровича Жуковского. В 1908 году он построил управляемый планер из бамбука и совершал на нем полеты в районе Москвы. Через год Россинский стал одним из организаторов студенческого воздухоплавательного кружка при Московском Высшем техническом училище – того самого воздухоплавательного кружка, руководимого Н. Е. Жуковским, из которого впоследствии вышли крупные авиационные теоретики и знаменитые конструкторы.

Россинский не сделался ни теоретиком, ни конструктором. Он был прирожденный летчик и избрал себе трудный и ответственный путь летчика-испытателя.

Он испытывал самолеты на заводе «Дукс». Завод по заказу военного ведомства копировал «фарманы» и «ньюпоры». Испытывать такие самолеты было сложно и опасно.

После Великого Октября Россинский, продолжавший работать испытателем на заводе «Дукс», был избран председателем Военно-Революционного комитета по авиации.

При его участии была создана научно-исследовательская «летучая лаборатория», в которой проверялись не модели, а боевые машины в натуре: истребители, разведчики, учебные самолеты.

Начальником этой лаборатории был назначен Россинский, а всей научной работой руководил профессор Жуковский, приглашенный по инициативе Владимира Ильича Ленина.

Много лет спустя летчик-испытатель Чкалов, познакомившись на аэродроме с Б. И. Россинским, напомнил ему о встрече в Нижнем Новгороде так живо и подробно, словно все это происходило несколько дней назад.

– В изготовлении зажигалки я тоже участвовал, – сказал, улыбаясь, Валерий Павлович.

– Спасибо, я храню ее до сих пор. Хорошая зажигалка, – ответил заслуженный пилот.

…В 1920 году Валерий только что научился собирать «вуазены», «ньюпоры», «моран-парасоли». Собранная с его участием машина уходила в полет без него. Это было невыносимо обидно. Он провожал самолет глазами, пока тот не превращался в черную точку. Желание стать летчиком возрастало. Старательно работая в ремонтных мастерских авиапарка, Валерий твердил: «Буду летать!»

Командир авиационного парка Хирсанов был добрый, чуткий человек. Он тепло и сердечно относился к трудолюбивому, способному юноше. Часто беседовал с ним, рассказывал ему о своих боевых полетах. От Валерия он знал о его мечте стать летчиком. Однако, когда тот начинал просить: «Пошлите меня в летную школу», Хирсанов добродушно, но категорически возражал:

– Нельзя. Тебе только шестнадцать лет. Мал еще. Вернут обратно, – конфуз будет.

Если Валерий настаивал, Хирсанов выпроваживал его из кабинета, шутливо повторяя:

– Ну, брысь отсюда!

Валерий проявлял необыкновенное для его возраста упорство, продолжал «ловить» Хирсанова каждый день – просил, уговаривал, чтобы командир направил его и школу.

Владимир Фролищев, заботливо относившийся к своему земляку, вскоре заметил, что Валерий стал угрюм, необщителен. Тогда Фролищев решил сам попросить Хирсанова послать сборщика самолетов Чкалова в летную школу. Тем более, что тот был не по годам крепок и силен.

Выслушав Фролищева, командир сказал:

– Рискнем, может быть, и не вернут.

Подписывая Валерию путевку в Егорьевкую теоретическую авиационную школу, командир сказал ему на прощанье:

– Ты хороший слесарь, хороший парень. Будь и хорошим летчиком, не забывай, чему тебя здесь учили.

Валерий Павлович Чкалов всю жизнь тепло помнил своего первого командира, своего «крестного отца» в авиации.