Они решили не объявлять о своих намерениях, по крайней мере, отложить объявление до завтра. Позже, той же ночью, когда дети уже спали, Рубел и Молли, обнявшись, сидели на качелях и говорили о своем будущем, вернее, пытались говорить.

– Когда мы объявим? – спросила Молли.

– Когда? – Рубел думал, что прежде он должен сказать Молли о себе правду.

Он должен сказать сегодня же, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Нечестно по отношению к ней завлекать ее в ложь, позволяя думать, что он тот, кем он на самом деле не был. Она верила, что он хороший и честный, хотя в действительности он был просто самым несчастным на свете человеком.

Ей было так приятно сидеть, прижавшись к нему, от него пахло соснами и мускусом… Он видел, что она счастлива.

О, Молли, милая, милая Молли… Завтра он все ей расскажет. «Завтра», – пообещал он себе, держа, быть может, в последний раз ее в объятиях. После того как он расскажет ей правду, не исключено, что у него останутся одни лишь воспоминания. Только воспоминания… Воспоминания, возможно, это даже большая награда, чем он заслуживает.

– Так когда мы сообщим детям? – спросила Молли.

Он прижал ее к себе крепче, припал губами к губам и нежно, еще более страстно, чем когда-либо прежде, поцеловал. Подняв голову, Рубел усмехнулся:

– Как насчет того, чтобы разбудить их прямо сейчас? Мы можем стать посередине двора и закричать: «Просыпайтесь! Мы забыли вам кое-что рассказать! Мы полюбили друг друга и собираемся пожениться! Мы, Молли и…» – слова застряли у него в горле, оборвавшись на ужасной правде: Молли… и кто собираются пожениться?

Оставив Молли, Рубел подошел к крыльцу и встал на краю ступеньки, засунув руки в карманы. Он посмотрел на дорогу и на луну над лесом, окружавшим город. Молли, подойдя, обняла его сзади, прижавшись головой к его спине.

– А мы и в самом деле?..

– Что?

– Полюбили!

Его сердце сжалось. Обернувшись, Рубел прислонился к столбу и прижал Молли к своей груди. Он поцеловал ее волнистые волосы. Они пахли лесом и жимолостью, так же, как и вся Молли.

– Я – да! – он двумя пальцами приподнял ее лицо за подбородок. – А ты?

Она прижалась к нему, прикоснувшись губами к его губам.

– О да! Я тоже.

Он ответно поцеловал ее сперва звонким, а потом глубоким, проникновенным и страстным поцелуем. Силы возрастающего желания и любви, и вины, и страха властвовали над ним.

Когда они оторвались друг от друга, чтобы хоть немного восстановить дыхание, Молли прислонилась лбом к его подбородку.

– Ты необыкновенно спокоен сегодня… для влюбленного.

– Гм?

– Ты… – подняв голову, Молли изучала выражение его лица в бледном свете луны. – Ты влюбился, но это не значит, что ты хочешь жениться. Ты… – она с трудом подбирала слова, – чувствуешь, как твоя свобода покидает тебя. Ты говорил, что это чувство и заставило сбежать от меня твоего брата…

Рубел еще сильнее сжал ее в объятиях. Молли видела: страдание исказило его черты. Она тоже почувствовала боль. Но причиной ее боли был страх – страх оказаться правой. Не в состоянии больше смотреть ему в лицо, Молли уткнулась Рубелу в грудь. Она чувствовала, как он трется подбородком о ее волосы.

Несмотря на то, что она сделала глубокий вздох и обдумала, прежде чем сказать, каждое слово, ее голос дрожал, когда она спросила:

– Утром я проснусь и увижу, что тебя нет в Блек-Хауз?

Он клятвенно посмотрел ей в глаза:

– Нет, Молли. Утром я буду в Блек-Хауз. Я покину тебя, лишь если ты сама меня прогонишь.

Улыбка медленно озарила ее лицо.

– Тогда ты останешься навсегда, Джубел, – пробормотала Молли, в то время как его губы уже снова искали поцелуя.

Они решили рассказать обо всем детям и Шугар за завтраком. Рубел хотел укрепить свое положение в семье, прежде чем Молли узнает правду. Кроме того, он думал, Молли станет спокойнее на душе, когда они объявят о своих намерениях.

Завтрак превратился в веселое и головокружительное действо, во время которого Рубел напрочь забыл о своем бедственном положении. Они объявили, когда все дети собрались за столом. Мальчики с помощью Рубела были уже одеты, причесаны, рубашки заправлены в штаны.

Когда Рубел вошел на кухню, он заметил, как нервничает Молли. Ее волосы были небрежно схвачены лентой на затылке, темные локоны обрамляли лицо. Одета она была в льняное платье веселого желтого цвета, сверху был повязан белый фартук.

Когда она увидела Рубела, ее глаза, казалось, осветили дом. Какое-то мгновение они стояли рядом, замерев, словно фотографировались для семейного альбома. «Фотография, – подумал Рубел, – которую я буду вытаскивать из альбома своей памяти и разглядывать в тоскливые дни». Ему с трудом удалось отогнать тревожные мысли. Молли любила его, он не сомневался.

Беда в том, что она, быть может, окажется не в состоянии понять, как сильно его – его! – любит, из-за той боли, которую причинит ей его признание. Возможно, отношение детей к нему явится причиной, по которой она разрешит ему остаться, пока сама не привыкнет к тому, кто он на самом деле.

Рубел стоял рядом с Молли, наблюдая, как дети собираются к завтраку, каждый в своем обычном расположении духа: Тревис был, как всегда, спокоен и поглощен мыслями о предстоящем дне, малыши бегали наперегонки, словно боялись, что им не хватит места возле Рубела, а Линди, какая-то более взрослая, чем в первые дни его пребывания в Блек-Хауз, как обычно, была бодра и столь же откровенна, как всегда.

– Мы рады, что вы снова с нами, мистер Джаррет, без вас было ужасно плохо, – она заняла свое место рядом с Тревисом. – Не слушайте, что говорит Клитус о Молли! О нас и раньше говорили люди.

Рубел покраснел от ее откровенности, сглотнул и посмотрел на Молли с мольбой о помощи. Она стояла, положив руки на спинку стула, и сияла, как солнышко.

– Я… э… мы… – ее глаза ласкали его лицо. – Мы должны сказать вам что-то.

Рубел налил себе кофе и пересек комнату, чтобы снова оказаться рядом с Молли. Поставив чашку на стол и обняв Молли за плечи, он посмотрел на застывшие в ожидании новости лица детей. Малыши сияли наивными улыбками, возможно, они ждали, что он объявит о походе на рыбалку или о чем другом, столь же захватывающем. Тревис нахмурился, будто показывая: никакая новость не сможет его заинтересовать. А Линди просто пылала от любопытства.

– Джуб…

Прежде чем Молли смогла еще глубже вогнать острый нож вины в его бессовестное сердце, Рубел перебил ее:

– Я просил вашу сестру выйти за меня замуж, и она согласилась, но мы… – он подмигнул Молли и снова посмотрел на семью, собравшуюся за столом: выражения лиц детей не изменились, разве что глаза Линди стали круглее, а Тревис еще больше нахмурился, – … мы хотим спросить ваше мнение.

Малыши не совсем точно поняли, что за новость, но двое старших детей поняли все очень хорошо. Линди вскочила, всплеснув руками.

– Как неожиданно! Поздравляю! – она обняла Молли и Рубела.

– Это значит, что вы не исчезнете снова, мистер Джаррет? – спросил Вилли Джо.

Рубел взъерошил волосы мальчугана, ответив ему улыбкой.

– Теперь и Молли вы будете брать с нами на рыбалку, мистер?

– Конечно, – рассмеялся Рубел, – если она захочет.

– Когда свадьба? – спросила Линди.

Молли и Рубел переглянулись и пожали плечами. Потом Молли посмотрела на Тревиса, продолжавшего есть, как будто новость совершенно его не касалась.

– Прежде чем Тревис отправится в школу святого Августина, я думаю, – сказала она.

Тревис поднял глаза, на его лице прописалось презрение.

– Не беспокойтесь обо мне! Учитель Тейлор…

– Тревис… – начала Молли.

Рубел перебил ее:

– Во всей этой суматохе мы с Молли забыли объяснить, куда мы ездили вчера.

Тревис запихнул в рот блин и продолжил движение челюстями.

– Мы встречались с лесорубом по имени Клиф Перкер, и он согласился срубить достаточное количество сосен, чтобы послать тебя в школу святого Августина, Тревис.

Тревис поднял глаза, на его лице был написан решительный отказ, ясный, как Божий день.

– Тревис… – снова начала Молли.

Рубел опять перебил ее:

– Перкер согласился, что на вашей земле достаточно сосен, чтобы послать всех вас в школу, – он улыбнулся Линди. – И тебя тоже.

– И меня тоже, мистер Джаррет? – спросил Вилли Джо.

– А меня, мистер?

– Всех вас. Эта ваша земля, унаследованная вами от матери.

Когда Рубел еще не закончил речь, Тревис встал и направился к двери. Рубел обменялся взглядом с Молли и вышел следом за раздраженным подростком.

– Подожди, Тревис!

Тревис остановился на заднем дворе дома, бросив циничный взгляд через плечо. Рубел подошел к нему.

– Что тебе не нравится?

– Вы!

Уперевшись кулаками в бедра, Рубел изучал озлобленное выражение лица подростка, думая, что ему, возможно, нужна еще большая порка, чем раньше требовалась Линди. Но он знал, это не поможет.

– Что – насчет меня?

– Учитель Тейлор говорит…

– Тревис, тебе не кажется, что пора бы уже тебе выходить из-под – опеки учителя Тейлора и начинать думать самому?

– Вы хотите сказать, что пора вам за меня думать?

– Нет, я не хочу ни за кого думать. По правде говоря, у меня сейчас не хватает времени думать за себя самого.

– Клитус говорит, и я тоже так считаю, что вы стараетесь, по крайней мере, думать за Молли. И посмотрите, к чему это привело!

– К чему же?

– Все в городе обсуждают, что вы хотите от нас. Ну, я думаю, сегодняшнее ваше заявление все объясняет. Вы поселились в Блек-Хауз, распоряжаетесь у нас в доме, как хозяин, а теперь, оказывается, вы и на самом деле хозяин, то есть будете им после того, как женитесь на Молли. Только не ждите, что мне это понравится… или что мне когда-нибудь понравитесь вы!

Рубел наблюдал, как рассерженный подросток поворачивается на каблуках и бежит по тропинке. Ему хотелось схватить этого несносного ребенка, перекинуть через колено и отшлепать, но это принесло бы больше вреда, чем проку, кроме того, у него не было на это права.

Тревис попал в точку. Он с самого начала принялся распоряжаться в Блек-Хауз, хотя все это было не его ума дело. Он ввел в заблуждение Молли, солгав ей…

Молли выбежала из дома. Она обняла Рубела за талию.

– Ну и братишка! Его следовало бы отхлестать за то, что он позволил себе так разговаривать с тобой!

Малыши показались из задней двери дома, за ними шла Линди. Испытывая неподдельное волнение, Рубел взял лицо Молли в свои ладони и приблизил ее губы к своим.

– Молли, я люблю тебя, – он нежно поцеловал ее. – Всегда помни об этом, чтобы ни случилось. Пожалуйста, всегда помни! Я люблю тебя, но… я не заслуживаю тебя.

Когда стол был убран, Шугар выразила свое мнение в отношении помолвки:

– Вы друг с друга глаз не сводите, но, должна признать, спешите, как на пожар.

Выслушав Шугар, Рубел вышел во двор, а Молли приступила к тщательной уборке столовой. Таверна Блек-Хауз собирала все больше и больше народа. Молли старалась получше убрать дом. Шум, доносившийся снаружи, заставил ее выйти: Рубел и лесорубы заканчивали покраску дома.

Она стояла, восхищаясь своим особняком и думая, как в недалеком будущем устроит снова танцы. Позади нее послышались шаги. Молли насторожилась. Обернувшись, она увидела вышагивающего по дорожке Клитуса. Он толкнул ворота и подошел к ней. Его обычно спокойные глаза сверкали бешенством.

– Молли, я готов дать тебе последний шанс одуматься.

– Но я и не теряла голову.

– Ты, конечно, долго не раскидывала мозгами. Отец Келликот говорит, что я должен быть к тебе снисходительным…

– Снисходительным? О чем ты?

– Ты не задумываешься о будущем. Отец Келликот говорит, что это естественно для женщины увлечься таким грубым типом, как Джаррет, но когда женщины успокаиваются, они желают видеть рядом верного и надежного мужчину.

Молли сделала глубокий вздох. Ей никогда не хотелось причинять боль Клитусу.

– Он вовсе не грубый тип, Клитус… Я… Прости, я полюбила Джубела Джаррета. Я виновата, но ничего не могу с собой поделать.

– Я знаю, Молли. Он распоряжается здесь, как хозяин, играя твоими чувствами. Отец Келликот прав, утверждая, что Джаррет только потому пришел в церковь, что думал: это будет тебе приятно, особенно после того, как я отказался идти в церковь с детьми.

Раздражение Молли росло, несмотря на ее старание держать себя в руках.

– Не надо было отказываться, – сдержанно ответила она.

– Дело не в этом, Молли. Разве ты не видишь, что замышляет Джаррет? Почему все в городе видят это, кроме тебя? Он играет с твоими чувствами к детям, чтобы завладеть твоею землей и забраться в твою постель!

– Клитус Феррингтон!

– Из разговоров в городе мне стало ясно, что он преуспел и в том, и в другом.

Молли вдруг вспомнила о Вальдо и Келдере, которые красили заднюю стену дома. Она понизила голос.

– Ты заблуждаешься! – ее отрицание не было убедительным, поскольку ей надоело притворяться, и Джаррет действительно был в ее постели, и неважно, была она из сосновых иголок или набита пухом. – Даже если он и преуспел и в том, и в другом, это уже не твое дело.

– Молли, мы же помолвлены!

– Нет, я никогда не хотела выйти за тебя замуж, Клитус, не забывай!

– Хорошо! Ты, должно быть, мучаешь меня, чтобы заставить принять твои условия. Все в городе думают, что мы поженимся.

– Потому что ты говорил всем, что мы поженимся, но я никогда не соглашалась выйти за тебя, Клитус. И если ты помнишь, ты тоже никогда не соглашался с моими требованиями.

Клитус мял свою шляпу.

– Ты имеешь в виду детей?

– Детей.

– Ты действительно думаешь, что Джаррет оставит их с вами, когда вступит в свои права?

– Да, да, я так думаю. Он полюбил детей раньше, чем полюбил меня.

– Похоть, ничего больше, Молли! Но ты слишком увлечена, чтобы понять это.

Она улыбнулась.

– Тогда я надеюсь, что останусь такой непонятливой на всю жизнь.

Его огорченный вид заставил Молли пожалеть бывшего жениха:

– Давай присядем и поговорим, как воспитанные люди.

Она взяла его за руку, но он вырвал руку.

– Пока ты не согласишься выгнать Джубела Джаррета из Блек-Хауз, нам обсуждать нечего!

С глубоким вздохом Молли пожала плечами.

– Я хочу, чтобы ты понял: женитьба на мне стала бы самой большой твоей ошибкой в жизни. Когда-нибудь ты будешь даже рад, что Джубел удержал нас от совершения ужаснейшей ошибки. Прости. Я действительно виновата. Ты заслуживаешь женщину, которая будет тебя любить так, как я люблю Джубела. Надеюсь, ты найдешь такую женщину.

Клитус вертел в руках свою шляпу, его щеки надулись, со лба капал пот. Однажды, когда Молли спросила, почему он носит куртку в жаркое техасское лето, он ответил, что должен поддерживать репутацию. Как много значила для него репутация! Молли сочла, что она должна отдать ему должное: Клитус все еще хочет на ней жениться, хотя сейчас ее репутация, что прошлогодний снег.

– Ты не хочешь понять, – сердился он. – Никогда не думал, что ты такая твердолобая, Молли! Запомни мои слова, ты пожалеешь! Все в городе видят…

– «Все в городе», «все в городе»! Ты не знаешь, как мне надоело быть предметом сплетен всего города!

– Тогда перестань давать повод для разговоров!

– Клитус, будь милосерден! Я имею право жить той жизнью, которую выбрала.

– У тебя нет права бахвалиться передо мной своей непорядочностью.

Молли бросила на него жестокий взгляд:

– Это не так. Дело не в непорядочности. Я полюбила. Это совсем другое.

После долгого молчания Клитус надел шляпу на голову и повернулся, чтобы уйти.

– Не жди меня на ужин.

– Приходи в любое время.

Повернувшись, он посмотрел на нее, глаза затуманились грустью.

– Ты еще пожалеешь, Молли! Ты еще пожалеешь!

Из-за Клитуса Молли упала духом и сердилась пуще прежнего на горожан-сплетников. Помогая после обеда Шугар готовить к ужину жареную свинину со сладким картофельным пирогом, Молли молчала.

– Для девушки, которая помолвлена, ты не очень-то разговорчива, – заметила Шугар.

– Жизнь несправедлива, не так ли?

– Боже, конечно же! И не надейся, что она станет когда-нибудь справедливой!

Джубел вернулся, когда уже стемнело, – он уехал с Джефом после обеда на охоту – и в то время как они въезжали во двор, Молли недоверчиво спрашивала себя: он ли это? Глупо, конечно, но она беспокоилась не без причины; Рубел оставил ее, почему бы и Джубелу не сделать то же?

Потому что Джубел любит ее! Не остался ли он так надолго в Блек-Хауз, чтобы завоевать ее любовь, хотя она и ставила их чувствам всевозможные препятствия?

Новости всегда быстро распространялись в Эппл-Спринз, и на субботнем ужине в Блек-Хауз все уже были в курсе событий. Кроме обычных завсегдатаев, пришли Келликоты, и преподобный отец предупредил, чтобы их ждали и к воскресному обеду. Пришли и Тейлоры, чтобы уточнить, каким образом Джубел изыскал средства заплатить за обучение Тревиса. Он отвечал им более вежливым тоном, чем это сделала бы Молли, и она была счастлива.

Появилась даже Йола Юнг и привела с собой овдовевшего друга и ухажера сплетницы миссис Леоноры Факвей. Вопросы острой на язык Йолы Юнг едва ли можно было назвать вежливыми, зато они били в самую точку, прямо в сердце.

– Мы понимаем, что вы отвоевали Молли у красавчика Клитуса Феррингтона, мистер Джаррет. Вы горды, что мисс Дюрант предпочла вас?

– Я… э… – Рубел прочистил горло. – Я удивлен. Мы с Молли объявили о нашей помолвке только семье, за завтраком…

Йола Юнг удивленно приподняла брови:

– Вот как, за завтраком! Вы вместе завтракаете?!

Молли пришла на выручку:

– В Блек-Хауз накрывают завтрак для всех постояльцев, миссис Юнг. Добро пожаловать, если и вы придете. Шугар готовит лучшие блинчики, чем те, что вы когда-либо пробовали. Приходите как-нибудь утром с вашим мужем, и вы будете нашими гостями.

Йола Юнг нахмурилась. Видимо, она не была готова к подобной искренности. Молли наблюдала за ней.

– Я должна подумать. Я предупрежу, конечно, прежде чем придти, – женщина посмотрела на Рубела, потом снова повернулась к Молли, – чтобы случайно не явиться не вовремя.

– Не стоит, – сквозь зубы ответила Молли.

Битвы за столом все же удалось избежать, хотя Молли однажды очень хотелось запустить тарелку со сладким картофельным пирогом в физиономию Йолы Юнг.

После ужина она лично проводила президента «Общества Милосердия» Эппл-Спринз до двери.

– Как мило с вашей стороны, что вы пришли, миссис Юнг. Это дает мне возможность поблагодарить вас за заботу, которую вы проявляете к моим младшим братьям и сестре.

– Кстати, нам это еще надо обсудить.

– Больше нечего обсуждать. Дети будут жить в Блек-Хауз с мистером Джарретом и со мной.

– После того как вы поженитесь, я надеюсь! Впрочем, ведь и сейчас они живут в Блек-Хауз вместе с вами и мистером Джарретом.

– Конечно, мы поженимся.

– А что будет до этого времени? – Йола Юнг наклонилась вперед, понизив голос. – Вы подаете детям дурной пример, моя дорогая!

Молли сдержалась, чтобы не ответить слишком резко.

– О нас составили в городе неправильное мнение, – сказала она. – Если бы вы и все остальные нашли время как следует во всем разобраться, то увидели бы, что в нашей жизни нет ничего, достойного осуждения.

Позже, этим же вечером, когда малыши были уже в постели, Линди, Джеф и Тревис сидели на крыльце вместе с Молли и Рубелом. События дня обескуражили их, они вышли на крыльцо подумать, как о себе самих, так и о том, как укрепить семью.

– Объясните мне еще раз насчет леса, мистер Джаррет, – попросил Тревис.

Его просьба поразила Рубела и Молли. Первой в себя пришла Молли:

– Джубел предложил мне этот выход недавно, Тревис. Помнишь полосу земли, которую оставила нам мама? Мы будем в каждый семестр вырубать на ней достаточное количество леса, чтобы тебе хватало на расходы.

– Как ты узнаешь, что этого достаточно?

– Клиф Перкер – опытный лесоруб, – сказал Рубел мальчику. – Он обещал заглянуть в Блек-Хауз до того, как начнет работу. Почему бы тебе не принять участие в обсуждении? Если ты задашь ему вопросы, он будет счастлив ответить.

– А если не сможет ответить?

– Тревис… – начала Молли.

Рубел пожал плечами, остановив ее.

– Есть и другие лесорубы, Тревис. Если тебе не понравится то, что скажет Перкер, мы поищем кого-нибудь другого.

Рубел услышал, как Молли вздохнула. Он догадывался, что она раздражена. Ему вдруг захотелось увести ее отсюда, далеко-далеко… очень далеко… прочь от городских сплетников и капризных сирот, от тех и от других, прочь, туда, где она никогда не узнала бы, что он подлец.

– Вы собираетесь вырубать по частям?

– Я ничего не собираюсь, – ответил Рубел. – Я только предложил, а ты, твои сестры и братья будете решать, что вы хотите срубить, какие деревья и сколько.

– Но вы же посоветуете нам?

– Только, если вы спросите, – Рубел пожал плечами. – Но даже и тогда вы не обязаны следовать моим советам. Вы вольны выбирать.

Тревис вскочил на ноги, отряхнул пыль со штанов и подошел к качелям.

– Мистер Тейлор говорит, что он пришлет бумаги, нужные для поступления в школу, и список вещей, которые будут мне нужны.

Не доверяя своему голосу, Молли кивнула. Тревис поколебался еще немного.

– Я вам демонстрирую на практике мою способность обстоятельно думать. Но при этом я вовсе не считаю, что вы с Молли не заслужили тех слов, которые говорят о вас в городе.

– Спасибо, Тревис, – ответил Рубел осторожно, стараясь говорить ровно.

– Дайте мне знать, когда придет этот Перкер. Я хочу встретиться с ним.

– Конечно.

– Раз мы унаследовали огромное земельное владение, я должен начать интересоваться, как можно им распорядиться.

– Умное решение, Тревис. Это намного облегчит заботы Молли.

После того как Тревис отправился дочитывать последний акт «Гамлета», Линди и Джеф неловко встали. Казалось, Молли это даже не заметила.

– Удивительно, как изменился Тревис!

– А как бы вы повели себя, мисс, – ответил Джеф, – если бы стала сбываться ваша мечта? Вы бы тоже, наверное, прыгали от радости!

– Но он вовсе не прыгал от радости, – заметила Линди.

– Тревис – скрытный парень, – сказал Рубел. – Молли, ты, что же, не рада, что он становится послушным?

– Конечно, рада.

Рубел пожал плечами и пошутил:

– Нет, не рада! А ты хотел бы, чтобы мужчины в твоей семье слушались женщин, а, Джеф?

– Что, я? Я только постоялец, – испуганно заморгал лесоруб.

– Молли, – окликнула Линди, стоя на ступеньках крыльца. – Можно мы с Джефом прогуляемся к ручью?

Молли насторожилась. Рубел ответил за нее:

– Только недолго! Ты же знаешь, какие злые языки в этом городе!

Двое молодых людей пошли к ручью, ожидая, когда темнота скроет их, чтобы взяться за руки.

Рубел сидел на качелях. Молли заметила, как он облизал языком губы.

– Иди сюда, – позвал он. – У нас не вся ночь впереди, к сожалению!

Молли сорвалась с места и бросилась в его объятия. Ее грудь оказалась напротив его груди, дразня и вызывая страсть.

– Представляю, что будут говорить сегодня городские сплетники, – невесело усмехнулась Молли.

Рубел прервал ее поцелуем, возбуждая у нее неудержимое желание. Подняв лицо, Молли увидела смеющиеся глаза. И дразнящие! Снова поцеловав ее, Рубел сказал:

– Закрой глаза, любимая, и представь: мы в той пуховой постели, что стоит в твоей спальне.

Молли прижалась к нему:

– А что, если я обманула и она вовсе не пуховая?

Он еще раз поцеловал ее долгим, медлительным поцелуем, прежде чем ответить:

– Ах, милая Молли, мне все равно, будь она набита кукурузной шелухой или даже испанским мхом, пока… ты на ней…

Он ласкал языком ее губы, проводя кончиком по краям, углубляясь внутрь и щекоча влажными прикосновениями, пока она не задрожала от желания.

– … и подо мной… – шутливо добавил он.