Три дня техасские конные полицейские провели на Блек-Хауз, что было для Молли и хорошо, и плохо. Плохо, потому что их присутствие постоянно напоминало ей о Рубеле, и хорошо по той же самой причине, и не только для Молли, но и для детей.

Надеясь избежать встречи с горожанами, трое полицейских ускакали из Блек-Хауз ранним субботним утром. Вилли Джо и Малыш-Сэм, однако, успели их разглядеть из окна своей спальни и кубарем слетели вниз по ступенькам, чтобы поскорее выскочить во двор.

– Это Рубел! – кричал Вилли Джо. – Молли, это Рубел!

Молли и Шугар убирали со стола тарелки после завтрака конных полицейских.

– Это мистер, Молли!

– Эй, эй!..

Молли схватила мальчишек за рубашки и втащила в дом.

– Нет, это не он!

– Он, – настаивал Вилли Джо, – я видел!

– Это не Рубел, Вилли Джо. У нас три новых постояльца.

Малыш-Сэм потер кулаком глаза:

– Мистер не вернулся?

Молли прижала братишку к своей груди, ее глаза наполнились слезами.

– Нет, милый. А сейчас поднимись наверх и оденься. Если ты поможешь мне выполоть сорную траву на грядках, я возьму тебя на рыбалку.

Прежде чем малыш успел что-то ответить, Линди спустилась по лестнице, подбежала к задней двери дома и выглянула во двор:

– Кто эти мужчины?

– Постояльцы, – сказала Молли.

– Джеф?

Молли услышала нетерпение в голосе сестры. Как это было схоже с ее собственными надеждами, возникшими, когда она увидела конных полицейских на крыльце прошлой ночью! Молли не смогла ответить. Она только отрицательно покачала головой.

– Кто они?

Молли молчала, наблюдая за братьями, пока мальчики не скрылись, поднявшись по лестнице, на втором этаже.

– Никто не должен знать.

– Мо-олли! Ты можешь доверять мне!

– Техасские конные полицейские. Они приехали, чтобы… э… завершить дело, которым занимался Рубел.

– Схватить?

Молли отвернулась к окну:

– Только не говори никому! Малыши вряд ли смогут удержать это в тайне.

Стоя позади Молли, Линди смотрела во двор.

– Джеф вернется, я знаю, он вернется.

– О, Линди!

Молли хотела подойти к девочке, прижать ее к себе и успокоить, но не посмела. Ее собственные чувства были слишком сложными, чтобы она сумела не разрыдаться при этом.

– Жизнь полна разочарований, Линди. Ты должна держаться. Нужно покончить с ожиданиями.

– Давай, Молли, говори так, если тебе от этого становится легче. Но мы обе знаем, что это неправда. Посмотри, как ты сама несчастлива.

– Линди, сядь и поешь. У нас много дел сегодня.

Линди направилась к лестнице.

– Прежде я должна пойти наверх и проследить, как малыши одеваются. Это же моя обязанность с тех пор, как ты выгнала Рубела, – добавила она сердито.

День прошел еще хуже, чем начался с утра. Когда Молли убирала комнаты полицейских, их форменная одежда напомнила ей о Рубеле. Комната Рингольда вызвала особенно мучительные воспоминания – это была комната, где жил Рубел. Молли стояла на пороге, не желая входить, чтобы избежать воспоминаний. На этой кровати он спал, возле этого окна он стоял в первый день прибытия, глядя на лес невдалеке и спрашивая, кем приходится ей Клитус.

Взгляд Молли снова упал на кровать. Она не отваживалась входить сюда, пока он жил здесь, отсылая Шугар убирать комнату. И потом она тоже избегала заходить в нее. А сейчас, войдя, она остро ощутила свое одиночество. Несколько недель он жил здесь, в этой комнате, рядом с ней. Теперь его не было. Он никогда снова не ляжет в эту вот кровать, никогда не увидит снова в этой комнате сны. Молли подумала: интересно, а видел ли он ее во сне, когда они спали, разделенные лишь коридором?

Сделав несколько осторожных шагов по комнате, она потрогала матрац и села на него, вернувшись мыслями в прошлое. Ее охватили столь сильные переживания, что она не могла больше сдерживаться.

Она выгнала его! Дети правы. Никогда уже ничего хорошего не будет в ее жизни. Не могло ли все быть иначе? Могла ли она жить с человеком, который ее обманул? Почему он позволил ей вступить в связь с мужчиной, которого она считала другим человеком? Ведь она думала, что это не он! Получалось так, что он словно делил ее со своим братом. Может быть, он так и не считал, но его слова часто расходились с делом. Теперь же он ушел, и у нее ничего не осталось, кроме мучительных воспоминаний. Ничего. Ни Рубела. Ни леса. Вскоре, если она не найдет другого выхода, у нее даже не будет дома. И детей.

Шугар, войдя в комнату, застала Молли сидящей на кровати, которая еще недавно была кроватью Рубела. Слезы текли по щекам хозяйки Блек-Хауз. Сев рядом, Шугар притянула ее к своей необъятной груди.

– Не проливайте понапрасну слез, милая! Потерянного не воротишь.

– О, Шугар, для меня это не просто потеря.

Шугар гладила ее по спине, позволяя Молли вволю выплакать свое горе. Когда Молли наплакалась, Шугар отстранилась от нее и вытерла ей глаза своим передником.

– Слезами горю не поможешь, мисс.

Молли смущенно заморгала.

– Вы должны послать за ним…

– Нет!

– Нет? Вам хочется быть несчастнее всех на свете?

Молли прикусила нижнюю губу.

– Я знаю, мне будет трудно справиться с чувствами, но я справлюсь.

– Нет, мисс, боюсь, вы не сможете. Люди редко когда справляются с сердечной болью.

Молли не отрицала. Что толку отрицать? Это было правдой. Сердце тоскливо болело. Но Шугар неправа. Она справится.

– Малыши будут рады снова увидеть мистера.

– Я не могу послать за ним, Шугар. Не проси меня. Он воспользовался моей слабостью дважды. Я поступила так глупо, позволив ему обмануть себя и во второй раз… Посмотри, какой след он оставил в жизни малышей! У него каменное сердце. Мальчики так из-за него переживают. Я боюсь снова причинить им боль.

– Ах, милая, боль – часть жизни, и не следует ограждать малышей от боли. Как иначе они смогут вырасти сильными?

Молли улыбнулась:

– Если ты права, то мы все в Блек-Хауз будем самыми сильными людьми в городе.

Шугар нахмурилась:

– Не жалейте себя, мисс Молли! Я не хочу и говорить об этом, но вы не знаете, как трудно живется другим людям, и напрасно думаете, что жизнь обходится с вами суровей, чем с другими.

Блек-Хауз был закрыт для посетителей: «неполадки на кухне» – так конные полицейские посоветовали объяснить горожанам закрытие таверны. Но Клитус уже знал правду, и потому ему разрешалось приходить на обеды и ужины. Клитус задерживался допоздна, а конные полицейские никогда не возвращались раньше наступления темноты. Молли подумала: кому он доверяет меньше: полицейским или ей? Она немедленно упрекнула себя. Он извинился ведь за то, что наговорил о них и о ней после утомительного путешествия, и она приняла его извинения. Он говорил тогда в припадке ревности. Но ее огорчило, что он вообще, похоже, не доверяет ей в отношении мужчин, и ее связь с Рубелом не оправдывала Клитуса. Все больше и больше она убеждалась, как трудно пройти по жизни без обмана.

С внезапным отъездом Рубела и Джефа, а потом и Тревиса, малыши стали держаться за юбки женщин и тревожились всякий раз, когда Молли, Шугар или Линди случалось покидать Блек-Хауз.

А Клитус стал просто невыносим, хотя Молли догадывалась, что это присутствие в Блек-Хауз конных полицейских делает его невыносимым. Во второй вечер после приезда новых постояльцев все открылось. Ужин для них был уже приготовлен, их самих не было, и все околачивались на кухне в ожидании полицейских.

Молли безрезультатно пыталась отправить мальчиков и Линди наверх. Ей понадобилась бы упряжка из двадцати мулов, чтобы сделать это. Но все притихли, когда полицейские вернулись.

– Уже не надо ломать голову, – сказал Рингольд Молли, в то время как она с Линди быстро ставила на кухонный стол три тарелки для постояльцев.

Шугар принесла миску картофельного пюре с подливкой и тарелку, наполненную жареной олениной, которой полицейские снабдили Блек-Хауз в первый же день их приезда. По чьему указанию они сделали это, Молли не сомневалась.

– Вы арестовали вора? – спросила Линди.

Все собрались вокруг стола.

– Вора? – широко открыл глаза Вилли Джо.

– У нас в Эппл-Спринз? – Сэм разинул рот.

Быстрый взгляд, брошенный на Клитуса, показал Молли, что он так же сбит с толку, как и малыши.

– Вора, вырубившего мой лес? – уточнила Молли.

– Еще не знаем, мэм. Благодаря предварительной работе Рубела Джаррета я могу утверждать наверняка только то, что мы схватим вора.

– Детали узнаем утром, – добавил Вальтерс.

Они принялись за ужин и прикончили то, что оставалось от ягодного пирога, испеченного Молли днем раньше.

– Значит, его не интересовала железная дорога? – размышлял Клитус. – Еще один из его обманов!

Рингольд, усаживавшийся за стол со второй чашкой кофе, рассердился, услышав замечание Клитуса.

– Это Джубел, близнец Рубела, – полицейский, – объяснил он, – и Джубелу вначале была поручена эта работенка насчет воров леса, – Рингольд спокойно пил свой кофе, не имея ни малейшего представления, какую смуту своим замечанием поднимает в душе Молли. – Не знаю, почему работа была перепоручена его брату, но скажу вам одно: Рубел Джаррет выполнил работу первоклассно и в кратчайший срок. Если бы не он, мы никогда не смогли бы схватить вора.

Молли почувствовала гордость за Рубела, и она не смогла приглушить волнение в груди, как ни старалась.

– Вы знаете Рубела? – спросил Вилли Джо.

– Конечно, мы знакомы, и я горжусь знакомством с ним.

– Когда он к нам приедет? – поинтересовался Малыш-Сэм.

Полицейский засмеялся, заглушив огорченный вздох Молли.

– Ты вскоре спросишь у него это сам. Думаю, очень скоро. Но, кстати, когда мы уезжали из Оренджа, Рубел собирался в Калифорнию.

– В Калифорнию? – воскликнули малыши хором.

Молли перехватила взгляд Линди, взгляды обеих были полны уныния и тоски. В отчаянии Молли встала и начала убирать со стола. Калифорния? Она догадывалась, о чем думала Линди: Джеф тоже поехал с ним. Молли не могла расспрашивать полицейских о Рубеле, но могла постараться успокоить Линди.

– Вы слышали что-нибудь о Джефе Хэрмоне? – спросила она. – Он покинул Блек-Хауз вместе с Рубе… э… мистером Джарретом.

– Конечно, слышал, мэм. Старина Джеф – герой. Парень получит половину вознаграждения, когда суд вынесет приговор этому вору Хеслету.

– Хеслету? – произнес Клитус слабым голосом. – Виктор Хеслет – вор?

– Да, и уже арестован, – подтвердил Петтис, – но пока неизвестно, был ли он один замешан в этом деле.

– Утром станут известны подробности дела, – добавил Вальтерс, – может, будут найдены еще несколько подозреваемых лиц.

Утро принесло новости, которых никто в Блек-Хауз не ожидал. Молли узнала их после полудня. Когда прибыла утренняя почта, Совалка Носа принес к ним на холм довольно бессвязное письмо от тети Шарлотты и ее мужа Томаса. Они писали, что восхищены приглашением Молли провести в Блек-Хауз праздник в честь памяти первых колонистов Массачусетса, отмечаемый в последний четверг ноября. Тетя Шарлотта не сомневалась, что дядя Дэррел и тетя Сара тоже прибудут, поскольку это последний шанс посетить старый дом, прежде чем Молли продаст его. Гости собирались провести в Блек-Хауз несколько дней. В конце письма тетя Шарлотта предполагала, что при встрече у них появится прекрасная возможность обсудить будущее мальчиков.

Молли в негодовании помчалась на кухню, размахивая письмом.

– Слава Богу, мисс, в первый раз после отъезда мистера у вас появился румянец на щеках.

– Румянец? Еще бы! Послушай! – она прочитала письмо пораженной Шугар.

– Может, мне съехать на недельку из Блек-Хауз? – предложила Шугар.

– О нет! Ты не можешь оставить меня одну с ними!

– Да, конечно, но я всегда терпеть не могла и этого вашего дядю Дэррела, и тетю Шарлотту, равно как жену одного и мужа другой. Что им вздумалось приехать на праздник? Они никогда раньше не приезжали! Они даже на ночь не остались в день похорон Сюзанны.

– У нас всегда были плохие отношения, – сказала Молли.

– Это другой вопрос, милая! Но почему вы пригласили их?

– Я не приглашала!

– В письме говорится…

– Я знаю, что говорится, и знаю, кто их пригласил!

Схватив шляпу от солнца с крючка возле задней двери дома, Молли надела ее и завязала ленты под подбородком.

– И я знаю, что мне надо делать!

– Неужели вы пойдете в город в этой шляпе? Она такая… нескладная!

– В этой нескладной шляпе я пойду в банк. Я не доставлю Клитусу Феррингтону или его приемной матери удовольствие видеть меня изысканно одетой для встречи с ними.

Но когда несколькими минутами позже она вошла в банк, Клитуса не было.

– Он в тюрьме, – объяснила секретарша Клитуса.

Она уставилась на обтрепанную ситцевую шляпу Молли, которая даже не шла к платью. Шляпа была грязной от отпечатков пальцев – ее надевала Молли для работы в огороде.

– Техасские конные полицейские рано утром забрали обоих Феррингтонов, и мистера Клитуса, и его отца, – добавила секретарша, мисс Инесс.

Выражение лица Молли отразило, как в зеркале, изумление самой секретарши. Все, что пришло ей в голову в первый момент, – это «тем лучше!» но она не сказала этого вслух. Не вслух! И не в банке! Молли вообще не думала, что когда-либо кому-либо скажет это вслух.

Спустившись по улице двумя кварталами ниже, она вошла в кабинет шерифа, находившийся в здании тюрьмы, и замерла на пороге. Клитус и его отец жались друг к другу в одном из углов комнаты, их окружали трое полицейских. Лицо мистера Феррингтона как-то умудрилось быть красным и мертвенно-бледным одновременно. У Клитуса же было обычное виноватое выражение лица. Молли всегда подозревала, что он нарочно натягивает это выражение себе на лицо, чтобы вызывать сочувствие окружающих, и ему уж, конечно, потребуется чье-либо сочувствие, после того как она с ним поговорит о приглашении в Блек-Хауз ее родственников.

Увидев Молли, Клитус бросился к ней, и прежде чем она смогла остановить его, он обнял ее за плечи и впился взглядом ей в глаза.

– Я не делал этого, Молли! Клянусь, я с этим вором не имел ничего общего! Ты должна мне верить.

Еще не зная, что за проблема, Молли, однако, поняла Клитуса очень хорошо. Эх, старина Клитус! Какой бы плохой ни была ее жизнь, его была всегда хуже. Сколь бы несправедливо он не поступал, он ожидал, что она поймет его. Прежде чем Молли смогла ответить, Клитус развернул ее лицом к полицейским.

– Она скажет вам! – он посмотрел на нее умоляюще. – Скажи им, Молли! Скажи! Я не крал твой лес!

Вряд ли ее слова имели б значение. Впрочем, она не очень удивилась бы, если б выяснилось, что крал. Молли втягивала полной грудью прокуренный воздух комнаты.

– Ты знаешь! Я не делал этого, Молли! Скажи им!

Как оказалось, Виктор Хеслет объявил Клитуса соучастником преступления, сообщив, однако, что напрямую он не получал от него указаний вырубить лес Молли.

– Но ты сказал, что тебе хотелось бы видеть ее лес вырубленным, – добавил Хеслет.

В задней части кабинета шерифа располагалась тюремная камера, где и был сейчас заключен Виктор Хеслет.

– Это ложь, – ответил ему Клитус.

Хеслет пожал плечами.

– Может быть, в точности я и не вспомню твои слова, но ты сказал, что был бы рад, если бы мисс Дюрант осталась с пустыми руками.

– С пустыми руками? – Молли пристально посмотрела на Клитуса.

Когда он потянулся к ней, она отступила, отбросив его руку.

– Клитус, как ты мог?

– Я не делал этого, Молли. Говор», тебе, я не имею ничего общего с вырубкой твоего проклятого леса.

– Ты сказал это, когда мы в последний раз говорили о займе, – напомнил Хеслет. – Ты придерживался мнения, что мисс Дюрант не избавится от детей, пока у нее есть средства содержать их. Я помню, как ты сказал, что пытался убедить ее, будто лес ничего не стоит, но потом этот Джаррет приехал и нежными речами убедил мисс, что она может сама и без твоей помощи позаботиться о себе и что лес – большая ценность.

Молли выбежала из кабинета шерифа, забыв обвинить Клитуса в приглашении на праздник ее тети и дяди. Она не сомневалась, что это миссис Феррингтон со своим приемным сыном пригласила их от ее имени. Еще одна попытка избавить ее от детей и Блек-Хауз!

Как она раньше не подумала? Блек-Хауз! Первый раз с тех пор, как они вернулись из Сан-Августина, она вспомнила: Клитус говорил, что люди из «Харвей» сделали предложение! Не принял ли он его от ее имени? О Боже!..

Молли волновалась, а полицейские собирали в Блек-Хауз – не проданном ли уже? – свои вещи. Прихватив с собой Виктора Хеслета, они покинули Эппл-Спринз.

И вдруг она почувствовала благодарность судьбе за возможность рассердиться на Клитуса. Это удержало ее от падения в бездну, куда так настойчиво увлекал он ее.

Когда Клитус, отпущенный полицейскими за недостаточностью улик, пришел на ужин, держа в руках шляпу, она уже была готова к встрече. Молли дождалась окончания ужина, прежде чем преступить к предъявлению претензий.

– Ты не веришь мне, да? – спросил он, когда после ужина она проследовала за ним на крыльцо.

С отъездом полицейских у Клитуса не было причин задерживаться в Блек-Хауз допоздна, что вошло у него в привычку, с которой Молли намеревалась покончить.

– Ты просил Хеслета срубить мой лес? – спросила она и сама ответила: – Я знаю, нет, но вещи, которые ты сказал ему!..

– Молли, прости меня и попробуй понять. Без тебя я несчастен. Я хочу…

– Мне неинтересно, чего ты хочешь. Иди и скажи, чего ты хочешь, своей матери. Она не остановится ни перед чем, чтобы выполнить твое желание. Пруденс Феррингтон избаловала тебя, Клитус. Она не одобряет твой выбор, я ничем не примечательная женщина, более низкого, нежели она, происхождения… Но главное в другом: я никогда не смогу сделать тебя счастливым.

– Ах, Молли, это несправедливо. Мы все уладим, ты и я…

– Нет, Клитус. Мы ничего не уладим, и прежде всего потому, что я не хочу этого делать. Но перед уходом, пожалуйста, объясни мне содержание письма, которое я получила сегодня от тети Шарлотты.

Он не понял, о чем речь, и Молли предположила:

– Если не ты, так, значит, это Пруденс пригласила в Блек-Хауз на праздник свою подругу, которая имеет счастье быть моей тетей.

Клитус, засунув руки в карманы, уставился в пол.

– И она им сказала, что это последний шанс провести несколько дней в Блек-Хауз, потому что вскоре я продам дом.

Он поднял голову, их взгляды встретились. Молли продолжала говорить, не давая ему возможности ответить:

– Еще твоя приемная мать подсказала тете Шарлотте, что это будет хорошая возможность обдумать будущее моих младших братьев.

– Молли! Послушай, Молли! Ты снова упрямишься, как вол. Почему ты никак не хочешь понять? Ты вынуждаешь всех нас поступать так! Я мог бы нанять Хеслета срубить твой лес на законном основании, но у тебя нет делового чутья! И ты не можешь оставаться в этом обветшавшем доме, воспитывать четверых детей и поддерживать приличные условия жизни и себе, и всем им. Ты даже не сможешь оплатить обучение Тревиса в следующем семестре.

– Ты не намерен платить за второй семестр? – насмешливо спросила Молли.

– Я не платил и за первый, поверь мне. Я не платил. Я не знаю, откуда пришли деньги. Я не лгу тебе, Молли. Это Джаррет обманывал тебя, я не обманываю.

Она пристально посмотрела на него, сопротивляясь страстному желанию ударить что есть силы по самодовольной физиономии.

– Ты прав, Клитус, ты никогда не обманывал меня. И у меня нет делового чутья, это я тоже знаю. Все, что ты говоришь, – правда. Я никогда не смогу хорошо обеспечивать детей и не смогу послать их в школу.

Скрестив руки на груди, Молли спустилась с крыльца, постояв некоторое время на ступеньке, отремонтированной Рубелом. Она посмотрела на изгородь, приведенную в порядок, на ворота, исправленные Рубелом. Обернувшись, она взглянула на великолепный старый дом. Слезы заблестели у нее на глазах, когда она оглядела выкрашенные стены, сверкающие в свете восходящей луны. На этих старых стенах краска скоро снова начнет шелушиться.

– Джаретт оказал тебе медвежью услугу, прежде чем открылось его подлинное имя, и это даже хуже, чем его ложь, – процедил Клитус скозь зубы. – Он ввел тебя в мир иллюзий, заставил поверить, что ты сможешь прожить своим собственным умом.

Да, Рубел подновил старый дом, и это все, что он здесь сделал. Он кое-как, правда, подновил и ее жизнь, но день за днем она, ее жизнь, будет ветшать, как этот старый дом, оставляя лишь бесплодные терзания и боль.

– И в этом ты тоже прав, Клитус, – признала Молли. – Теперь и я понимаю это. Но ты не понимаешь другого… – слезы покатились у нее по щекам.

Клитус прижал Молли к своей груди и позволил ей выплакаться на своем плече. В первый раз, насколько она помнила, ей довелось плакать, уткнувшись ему в плечо. Обычно он старался успокоить ее как-то иначе. Хорошо зная Клитуса, Молли понимала, что его необычное поведение сегодняшним вечером означает, что Клитус считает: он добился своего. Но нет, он своего не добился!

– После праздника я поговорю с представителями «Харвей».

– Вот это здорово, Молли! Прекрасно! Я рад, рад.

– Нет, Клитус, нет, это очень печально, но я должна это сделать.

– Я возмещу тебе продажу Блек-Хауз новым домом, Молли. После того как мы поженимся…

– Я продам дом, Клитус, но я не выйду за тебя замуж.

Он заморгал, словно не расслышал.

– Мне нужна твоя помощь, чтобы заключить сделку с «Харвей». Если они не заплатят тебе за посредничество, заплачу я.

– Молли…

– Я не могу выйти за тебя замуж, Клитус. Я не хочу выходить за тебя.

Она хотела было объяснить ему, почему, но просто перестала плакать. Сегодня, после того как он и его мать столь грубо вмешались в ее жизнь, Молли не испытывала желания утешать Клитуса. Она сомневалась, что вообще хоть когда-нибудь станет теперь его утешать, и то, что ей никогда больше не придется утешать Клитуса Феррингтона, было единственным, что несколько утешило ее саму в эту ужасную ночь.

В течение следующих недель семья была занята уборкой, приводя перед праздником все в порядок в доме и во дворе, и не только потому, что на праздник должны были прибыть родственники. Тревис ведь тоже приедет домой, и ожидание приезда Тревиса в первый раз с тех пор, как Рубел и Джеф покинули Блек-Хауз, подняло настроение у всех обитателей дома. Даже визит тетей и дядей не уменьшал восторг младших детей от того, что Тревис приедет домой.

Интересно, он изменился? Молли беспокоилась, что после семестра, проведенного в школе, он может стать еще более властным и несговорчивым, чем прежде.

Но школа не изменила его к худшему. Первое, что Тревис сделал после того, как провел пару часов за кухонным столом, – взял с собой братьев на рыбалку, что, конечно, напомнило всем о Рубеле.

– Хорошо! Тревис старается заменить им мистера, – заметила Шугар, когда они с Молли наблюдали, как мальчики спускаются по тропинке к реке.

Молли проглотила возражение. Ничто не должно омрачить этот день, даже ее тайно вынашиваемые планы насчет продажи дома. Она не могла позволить чему бы то ни было испортить их последние проведенные вместе дни.

Воспоминания. В последующие месяцы и годы, которые наступят, у них будет много воспоминаний. Молли хотела, чтобы воспоминания были приятными.

Тети и дяди прибыли в экипажах от станции в Люфкине.

– Мы думали, железная дорога уже проложена до Эппл-Спринз, – пожаловалась тетя Шарлотта.

– С чего бы? – спросил ее брат Дэррел. – Что может заинтересовать в Эппл-Спринз здравомыслящего человека?

– Тогда почему компания «Харвей» заинтересована в покупке дома?

Тети и дяди сидели в креслах из орехового дерева, принадлежавших еще бабушке Молли, в то время как Молли и Линди разыгрывали радушных хозяек, подавая чай и спиртные напитки, чтобы взбодрить гостей после езды по пыльной дороге в экипаже. Молли побледнела из-за неосторожности замечания тети.

– «Харвей?..» – Линди открыла рот. – Покупает наш дом?..

Она посмотрела на Молли широко открытыми глазами.

– Тетя Шарлотта, хотите еще чая? – голос Молли прозвучал очень резко. – Линди, принеси чашку тете Саре. Отдохните, леди, мы скоро вернемся.

– «Харвей»? – потребовала объяснений Линди, когда они вышли на кухню?

– Это все мистер Феррингтон, – уклонилась от прямого ответа Молли. – Помнишь тех высокопоставленных лиц, которых Клитус приводил к нам несколько недель назад? Это были представители «Харвей». Я думаю, его мать решила, что они купят наш дом.

– А они не купят?

Молли старательно наполняла чаем чашки.

– Никто не знает, где пройдет железная дорога, Линди. И зачем им покупать дом, пока это не станет известно?

Линди взяла чашки, которые подала ей Молли.

– Ты не должна продавать наш дом, Молли.

Молли отрицательно покачала головой.

– Пожалуйста, не порти праздник! Давай радоваться, что Тревис дома. И пока ни о чем больше не будем говорить!

Перспектива есть за одним столом с посетителями таверны испугала родственников, и Молли пришлось вывесить на дверях табличку «закрыто». Она молилась, чтобы денег, полученных от полицейских, хватило бы на праздничные дни. Потом она должна будет найти работу.

Тети возились с малышами: тетя Шарлотта с Вилли Джо, тетя Сара с Сэмом, и при взгляде на них за эти четыре долгих дня слезы не раз наворачивались Молли на глаза.

– Какой ты милый мальчик! – тетя Сара взъерошивала волосы Малыша-Сэма. – Я не могу дождаться, когда заберу тебя к себе.

К счастью, Линди и Тревис ушли навестить мистера Тейлора и не слышали слов тети Сары. Как только мальчики убежали играть на улицу. Молли сказала, обращаясь к гостям:

– Пожалуйста, не говорите об этом при детях, я… я пока ни о чем им не рассказывала.

– Но Пруденс написала Шарлотте…

– Пруденс Феррингтон не посоветовалась со мной, тетя Сара.

– Не хочешь ли ты сказать, что все еще надеешься жить в этом ветхом, старом доме? – спросила тетя Шарлотта.

Тетя Шарлотта так же, как и Молли, родилась и выросла в этом доме, и Молли не собиралась объяснить ей его ценность.

– Я обещала маме, что постараюсь сохранить семью.

– Ты знаешь, как много ума было у Сюзанны! – сделала колкое замечание тетя Сара. – Если бы у нее было достаточно здравого смысла, она бы не вышла замуж за Джеймса Блека.

– Мама любила Джеймса, – заметила Молли. – Они были счастливы.

– Тьфу, ты еще совсем ребенок! – Ты не знаешь, что говоришь. Посмотри, много ли счастья принесло ее замужество всем вам?

У Молли готово было сорваться с языка возражение, что именно это счастье подарило им Линди и Тревиса, Вилли Джо и Малыша-Сэма, но она не стала тратить зря слов. Обе тети никогда ничего не поймут, и эта мысль вновь привела Молли в уныние. Что она сама будет делать в этой жизни без братьев и сестры? И как она сможет сказать им, что приняла решение разъединить семью?

Единственное, на что родственники не могли пожаловаться, так это на стряпню Шугар. После праздника к воскресному вечеру они были настолько сыты индейками, репой, тыквой и пирогами с орехами пекан, ради которых Молли и Шугар провели всю неделю перед печью, что отказались от ужина и рано поднялись к себе.

– Мы уедем завтра, Молли, – сказала ей тетя Шарлотта, остановившись наверху лестницы. – Когда ты скажешь детям?

– Не знаю… наверное, после Рождества.

– После Рождества? Я хотела бы забрать Вилли Джо завтра же. У меня свои планы, дорогая. Рождество без детей… ну, это не Рождество!

Молли пожелала тете спокойной ночи, стараясь скрыть раздражение.

– Я знаю, тетя Шарлотта. Спокойной ночи!

Она принялась помогать Шугар убирать со стола, но, заметив отсутствие сестры, отправилась на поиски Линди. Молли нашла ее сидящей на качелях возле крыльца. Она горька плакала. Молли обещала себе никогда больше не садиться на качели. Она хотела бы пустить качели на растопку, проклиная Рубела Джаррета с каждой искрой, которая вылетит из пламени, когда они будут гореть. Но она подошла к Линди, села рядом и заключила всхлипывавшую девочку в объятия.

– Что случилось, милая?

– Что ты задумала, Молли?

– Это лучше, что только можно придумать.

– Лучшее? Продать дом?

– У нас нет другого выхода.

– Не обманывай меня, Молли! Зачем ты прогнала Рубела! Зачем ты прогнала Рубела! Зачем?

– Все будет хорошо. Мне хотелось бы поговорить с тобой, как взрослый человек со взрослым человеком, и мы поговорим, если ты пообещаешь постараться понять меня и оставить этот разговор между нами.

– Так ты собираешься продать Блек-Хауз?

– Я не хочу обсуждать что бы то ни было, пока ты не пообещала.

– Обещаю!

– Да, представители «Харвей» сделали мне предложение насчет продажи нашего дома. Они полагают, что здесь будет проложена железная дорога. Но я еще не приняла их предложение.

– Что мы будем делать, когда потеряем дом? Куда пойдем? Должна же у нас быть крыша над головой, и это будет стоить немалых…

– Я знаю. Послушай! Мы сможем заплатить за учебу Тревиса, выручив деньги за дом. Когда он закончит учиться, то найдет хорошую работу и поможет тебе и малышам.

– На это уйдут годы, Молли! Что мы будем делать до этого времени?

Молли погладила длинные черные волосы Линди, заведя их за уши.

– Что, Молли? Ты обещала рассказать мне. Что?

– Хорошо. Шугар будет работать поваром у Итты Петерсон, ты помнишь, она предлагала? И ты сможешь найти работу, пока Тревис не закончит школу.

– А остальные?

– Я тоже пойду работать к Петерсонам. Позже, возможно, ты будешь учиться, не исключено, еще до того, как выучится Тревис. Кроме того, мы постараемся продать землю, которую оставила нам мама.

– Без леса?

– Все не так плохо, Линди! Я думаю, это не то, что ты хотела услышать, но жизнь часто преподносит такие повороты судьбы, от которых люди, если бы могли, с удовольствием отказались бы. Это, однако, не значит, что твоя жизнь никогда не станет лучше, и я не стала бы говорить об этом, если б не надеялась, что со временем все изменится к лучшему.

– А как быть с малышами?

Молли вздохнула, сжала губы и пристально посмотрела во двор.

– Я слышала уже достаточно, чтобы все понять, – резко сказала Линди. – Ты отдаешь одного тете Шарлотте, а другого тете Саре, не так ли?

– Линди, послушай, они смогут обеспечить Вилли Джо и Малышу-Сэму такую жизнь, какую мы никогда не сможем им обеспечить.

– А любовь?

– Ты не можешь питаться любовью, ты не можешь носить ее, надеть на ноги, ты даже не можешь ее продать… Наконец, у нас просто нет другого выхода. Клитус все время напоминает мне, что я начисто лишена деловой хватки и потому мы все в беде. Дом обречен. Я никогда не смогу содержать его. И Шугар уже стара. Долго она не сможет работать. Мне придется заботиться о ней. Я надеюсь, что, возможно, смогу взять малышей к себе обратно через год.

– Ты собираешься выйти замуж за Клитуса? – вопрос Линди прозвучал с укором.

– Нет.

Линди вздохнула.

– Слава Богу! Ты учишь нас почаще оглядываться вокруг, чтобы отыскать, за что мы можем благодарить судьбу. Я думаю, на этот раз за то, что ты не собираешься за Клитуса замуж.

– Не слишком ли много сарказма?

– Позови Рубела приехать!

– Что?

– Позови Рубела! Ну, пожалуйста, Молли!

– Для чего? Что он сможет сделать?

– Он что-нибудь придумает.

– Да, например, как починить изгородь, покрасить дом… и проложить себе дорогу к сердцам малышей. Нам не нужна такая помощь, Линди. Такая помощь не сохранит семью. Новая краска быстро сходит со старых стен.

– Позови его, Молли! Он любит нас.

– Нет, не любит.

– Он любит тебя. Именно поэтому он назвался именем брата, – настаивала Линди.

– Он назвался именем брата, чтобы я не выстрелила в него. Если бы он… – слова душили ее, – … если бы он любил меня, он не убежал бы снова.

– Но ты сама прогнала Рубела, хотя его любишь! Любишь!

Молли вскочила.

– Довольно.

– Ты его любишь!

– Я сказала уже тебе, что любовь не прокормит нас. Она только делает нас еще более несчастными, – протянув руки, Молли подняла сестру на ноги. – Пойдем, поспим немного. Тревис уезжает завтра утром, и мы должны устроить ему радостные проводы.

– Конечно, ведь это в последний раз у него есть дом, где ему могут устроить проводы.

Молли открыла стеклянную дверь веранды:

– Я ничего не скажу никому до Рождества. Мы проведем Рождество вместе в Блек-Хауз.

Линди стояла на пороге:

– Я поеду в Орендж.

– В Орендж?

Первой мыслью Молли было: «Рубел!». Она не могла позволить Линди отправиться за Рубелом и умолять его вернуться! Не могла! Но Линди добавила:

– Если ты считаешь, что подыскала наилучший выход, ну что ж, поступай, как знаешь! Но я не собираюсь переезжать из Блек-Хауз в какую-нибудь старую хибарку и убирать дом безжалостной миссис Петерсон… или кого другого. Я отправлюсь в Орендж и выйду замуж за Джефа.