В этот день Курт Мейер выехал за город, когда уже стемнело. В последнее время у него было много крупных неприятностей. История с подожженным эшелоном оказалась гораздо серьезнее, чем можно было ожидать. Дело заключалось не только в том, что были демаскированы танки, которые перебрасывались под Воронеж совершенно секретным образом, но и в том, что вскоре после злосчастного пожара, причины которого так и остались пока невыясненными, на станцию налетела эскадрилья тяжелых бомбардировщиков и нанесла такой удар, что вот уже неделю на путях идут восстановительные работы, а когда они закончатся, неизвестно. Другая эскадрилья нагнала эшелоны, которые были поспешно уведены, и разбила их. Пришлось по крайней мере двадцать танков отправить в тыл на капитальный ремонт.

Конечно, формально Мейер не имел к этому происшествию никакого отношения — железная дорога находилась не в его ведении, — но из донесения железнодорожной комендатуры известно, что за час до пожара на станции побывали двое каких-то мальчишек, которые, как потом выяснилось, выдавали себя за других. Вероятно, это их рук дело. Нужно обладать дьявольской хитростью, чтобы суметь поджечь эшелон, охраняемый целым батальоном солдат.

И все-таки самая большая неприятность заключалась в том, что, как утверждал Блинов, подожгли эшелон городские подпольщики, которые, уйдя из города, присоединились к партизанам.

Мейер остановил машину на обычном месте, за грудой обвалившихся каменных плит, и, проскользнув в щель между двумя привалившимися друг к другу стенами, быстро достиг двери в подвал. По ему одному заметным признакам он понял, что его уже ждут, и это ему понравилось. Т-А-87 настоящий профессионал, с ним приятно иметь дело. Он всегда точен, а главное, у него удивительно гибкий и независимый ум. Как хорошо, что он так глубоко засекречен; ни в одной из гестаповских картотек, кроме берлинской, нет его подлинного имени; никто не сможет потребовать, чтобы этот человек получал другие задания.

Спускаясь по темной лестнице, Мейер два раза помигал фонариком. Внизу кто-то невидимый тихо кашлянул.

— Вы здесь? — спросил Мейер.

— Да, пришел пятнадцать минут назад, — ответил низкий, спокойный голос. — Я вам советую, не включайте свет, Курт. Мне кажется, что в развалинах кто-то есть…

— Вы видели? — настороженно приостановился Мейер.

— Я слышал шаги.

Теперь Мейер и ожидавший его Т-А-87 находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Т-А-87 говорил по-немецки с акцентом, мягко произнося шипящие звуки. Судя по его тону, он чувствовал себя в этом подвале не очень уверенно.

— Вряд ли этот человек, даже если он нас караулит, смог заметить, куда именно мы пошли, — сказал Мейер. — Дверь в подвал не видна. Если же он здесь появится, я думаю, одной пули для него хватит…

— Вы, Курт, на все слишком легко смотрите, — сказал невидимый. — Встречаясь с вами, я подвергаюсь слишком большому риску.

— Что же я должен, по-вашему, сделать? — повысил голос Мейер. — Сам обыскивать развалины?..

— Нет, Курт. Вы должны их как можно скорее покинуть. Вам нельзя задерживаться здесь больше ни одной минуты…

— А вы?

— Мне придется прождать здесь до ночи: нужно установить, кто сюда забрался.

— Черт подери! — выругался Мейер. — Но давайте перебросимся хотя бы двумя словами. Теперь меня нагрузили со всех сторон. Мало дел в городе! Еще заставляют заниматься и укрепрайоном.

— Не гневите бога, Курт!.. Значит, вам доверяют!..

— Это доверие обходится мне очень дорого! К подпольщикам прибавились и партизаны.

— Сейчас все связано в один клубок, и нити идут в одно место, — заметил Т-А-87.

— Куда?

— Туда, куда вы посылали двоих.

— Но их судьба…

— Знаю! Они убиты.

Мейер помолчал.

— Все-таки очень жаль, что мы поторопились расстрелять стариков, — сказал он. — Они многое знали…

— Но они знали и меня, — ответил Т-А-87. — Нет, Курт, они все равно не сказали бы вам ни слова. Мой вам совет — задушите партизан голодом, тогда вам легче будет справиться и с подпольем!..

Вдруг оба притихли. Наверху послышалась возня и подозрительные шорохи.

Мейер схватился за револьвер.

— Что это?

— Это крысы, — усмехнулся Т-А-87. — Их здесь великое множество. Боюсь, что до вечера они отъедят мне нос.

Мейер ощупью поднялся на несколько ступенек и вдруг споткнулся.

— Дьявольщина! Тут можно сломать себе ноги!..

— Осторожней!

— Следите за моим окном, — сказал, достигнув верхней ступеньки, Мейер, — вы скоро мне понадобитесь.

— Хорошо!.. — донеслось снизу. — Дверь приоткройте осторожно. Посмотрите, нет ли кого-нибудь за порогом!..

В кромешной темноте мелькнула узенькая полоска света, который пробивался сквозь щель. Сжимая револьвер, Мейер подкрался к двери и прислушался. За ней было тихо.

Он приоткрыл дверь. В сумеречном свете темнели стены и груды камней. Мейер напряженно вглядывался в них. Нет, ничто не шелохнулось. Он перешагнул порог, все еще сжимая револьвер. Пусто!.. Он стоял, глубоко вдыхая свежий воздух и постепенно вновь приходя в себя.

Спрятав револьвер в кобуру, походкой старого, усталого человека он пошел знакомой тропинкой к машине, открыл дверцу кабины и нагнулся, чтобы сесть за руль. Лицо его вдруг испуганно исказилось. Он вскрикнул и отшатнулся.

В кабине сидел Блинов и, прищурившись, смотрел на него.

— Здравствуйте, господин Мейер, — приветливо сказал он. — Простите, что я без приглашения залез в вашу машину. Пришел сюда кое-что посмотреть, и вот — счастливая встреча! Решил, что вы не откажетесь меня подвезти.

— Конечно, конечно! — проговорил Мейер, с трудом беря себя в руки. — Но у вас странная манера пугать людей! Вы как будто устроили в машине засаду.

— Я хотел сделать вам сюрприз.

За каким делом сюда принесло Блинова? Задать такой вопрос Мейер не решился: тогда нужно самому объяснить, зачем он здесь. Мейер делал вид, что сосредоточенно возится с переключателем скорости. Когда он развернул машину и вырулил на дорогу, Блинов сам нарушил молчание.

— Как по-вашему, можно здесь кое-что восстановить? — спросил он. — Нам надо сохранить для армии триста тонн хлеба, а он гниет в амбарах, его крадут. Хорошо, если бы мы хоть часть элеватора привели в порядок…

— Да, это было бы неплохо. — Мейер искоса взглянул на Блинова.

Тот спокойно смотрел вперед на бегущую под колеса дорогу. «Притворяется, — подумал Мейер, — или действительно встреча случайна?»

— Впрочем, я ведь тоже приехал сюда на розыски, — наконец придумал он, — мне сказали, что здесь когда-то была своя электроподстанция и, возможно, сохранились моторы. Я переправил бы их в укрепрайон. Кстати, Илья Ильич, как со списками?

— Составлены.

— Сколько человек?

— Около семисот.

— Маловато. Эти тодтовцы требуют от нас тысячу.

— Нет, нет, — упрямо покачал головой Блинов, — пришло требование на двести человек. Через неделю они должны быть уже во Франкфурте-на-Майне…

— Что они там в Берлине думают? — недовольно пожал плечами Мейер. — Забирают всех людей, а потом мы же будем виноваты!.. А как эшелон с арматурой? Уже прибыл?

— Да, сегодня рано утром Шварцкопф направил его по назначению. Двадцать вагонов цемента и двадцать пять со стальными каркасами. На подходе еще три.

— Кто выгружает?

— Местное население.

— Батальон охраны уже оборудует лагерь, — сказал Мейер. — Как только сообщат, что можно принимать людей, мы сразу же начнем переброску.

— Вы решили, каким способом?

— На машинах, — твердо сказал Мейер. — Только на машинах. Операция рассчитана на два этапа.

Круто изгибаясь, дорога подходила к городу. Часовые, присмотревшись к машине, узнали Мейера и расступились. Машина запетляла по узким улицам, направляясь к центру.

Мейер молчал, думая о чем-то своем. Блинов прислонился к дверце и следил за тем, как движется стрелка спидометра. Блинов не умел водить машину и потому с уважением относился к каждому, кто сидел за рулем.

Вдруг Мейер снизил скорость и обернулся к Блинову:

— Я хочу сказать вам несколько слов, Илья Ильич.

На лице Блинова появилась вежливая улыбка.

— Мне кажется, что у нас есть все основания дружить с вами, дорогой бургомистр!.. — произнес Мейер.

— Безусловно! — откликнулся Блинов. — Я иначе и не представляю себе наших отношений.

— Хочу быть совершенно откровенным, — продолжал Мейер, как бы пропуская его слова мимо ушей. — У вас большие связи в Берлине, и мне бы не хотелось, чтобы вы часто к ним прибегали.

Блинов удивленно взглянул на него:

— Что вы имеете в виду, дорогой Мейер?

— Не притворяйтесь! — Мейер круто повернул машину, чтобы не столкнуться с большим, нагруженным ящиками «Круппом».

Блинова откинуло к дверце, и он схватился за ручку.

— Держитесь крепче, — сказал Мейер зло, — на крутых поворотах иногда выкидывает… — Он снова выровнял машину. — Так вот, господин Блинов, наш разговор не состоится, если вы будете вести его как дипломат. Я сторонник честной игры, но умею играть и с шулерами…

Блинов густо покраснел.

— Какую же игру вы сейчас ведете, Мейер? — Он не смог скрыть раздражение.

— Я вам уже сказал — хочу говорить честно.

— Слушаю, — произнес Блинов.

— Буду краток. Считаю своей ошибкой, что полез в ваш музей. Признаюсь, кое-какие картины мне понравились. Впрочем, так же как и вам… — он лукаво взглянул на Блинова, — но готов больше не проявлять к ним интереса.

— Условия? — коротко бросил Блинов.

— Они очень просты. Вы перестанете проявлять интерес к моим делам. Перестанете заигрывать с подпольем. Это ведь и в ваших интересах. Все может кончиться тем, что нам обоим снимут головы. Давайте лучше работать вместе…

— Я подумаю, Мейер! — серьезно сказал Блинов.

Мейер взглянул в зеркальце, прикрепленное к ветровому стеклу, — в нем отразилась верхняя половина лица бургомистра: сосредоточенно сведенные брови и потемневшие глаза.

— Если решите принять мои условия, — сказал Мейер, притормаживая у входа в городскую управу, — приходите вечерком — есть хороший коньяк.

Блинов молча кивнул и вышел из машины. Мейер дал газ, и машина понеслась дальше…