Пираты Неизвестного моря

Воищев Юрий Тихонович

Иванов Альберт Анатольевич

Часть 2.

На абордаж

 

 

Глава 1.

Появление незнакомца

Начинать, так начинать с главного!

Нас в семье – четверо: мама, папа, Ленька и я, Петр Помидоров. Но о родственниках – потом, сначала – о моем дневнике.

Не спрашивайте меня, почему я не вел дневника раньше.

На этот вопрос не сможет ответить даже мама, которая знает все, как утверждает папа.

Решил – и баста, как говорят тихоокеанские бывалые моряки дальнего плавания. На это было много причин.

Во-первых, я сказал своему старшему брату, что хочу стать писателем для детей дошкольного возраста, и даже хотел сначала написать несколько томов писем для своего самого полного собрания сочинений, но потом раздумал, так как писать было некому.

Во-вторых, мама настаивает, чтобы я больше писал и вырабатывал почерк, потому что это мне может пригодиться в трудную минуту. А у меня вся жизнь состоит из таких минут.

А в-третьих, моя жизнь сейчас, как никогда, начинает обогащаться событиями. Еще бы, я еду в пионерский лагерь, где смогу всесторонне развернуть свои никем не ограниченные способности. Кто знает, может быть, моему брату Леньке и не придется больше недели ходить в капитанах. Не на того напал, хотя мы и одной крови: он и я.

А что до того, что он старше меня на год, то он раньше на год и умрет. Почему? А что ему толку от нее, от жизни! Он же ее прожигает – это самое, богемия, в драмколлективе, и башмаки у него так и горят, как говорит папа, – не напасешься.

Я уж молчу о том, что он прожег мои брюки увеличительным стеклом до самой кожи! Я тогда был еще маленький и не мог ему грамотно ответить.

Итак, наше путешествие все-таки началось. Путешествие всегда с чего-нибудь начинается. У нас оно началось со штурма новехонького пустого автобуса, который стоял рядом с нашей школой. Как мы его увидели, так сразу и пошли на штурм. Девчонки лезли через переднюю дверь, мы через заднюю, а взрослые бегали вокруг автобуса и помогали советами.

И все равно получился винегрет. Даже я и то оказался между двумя девчонками, хотя их было-то всего ничего, вдвое меньше мальчишек!

Потом прибежал какой-то длинный парень в квадратных очках и начал лихо размахивать руками. Мы на него так и уставились. А парень говорит, что он наш новый пионервожатый. И хоть он и рад с нами познакомиться, но все равно не позволит нам безобразничать и занимать автобус «Интуриста».

Мы его сразу невзлюбили. Уж очень он был тощий. Пиджак болтался на нем, как на шесте. И имя у него было непонятное – Вениамин. А я сложные имена не люблю. Пока записывал для памяти, три ошибки сделал.

Вениамин как начал нами вертеть, так мы и посыпались из автобуса.

Я вылез в окно. А он меня остановил и пропесочил. Родители заулыбались. А мать Гринберга оказала:

– Как хотите, а за детей я теперь спокойна. Они в надежных педагогических руках.

Прибежал шофер в хрустящей кожанке и ну шуметь:

– Что вы читать не умеете?! Орда! Кочевники! Пива не дадут выпить? Что мне, за вами с кружкой бегать?

Вениамин перед ним извинился, шофер проворчал что-то невразумительное, вытер губы рукавом и укатил.

Пионервожатый разбил нас на пары: мальчик – девочка, девочка – мальчик и сказал:

– Держитесь за руки, дети!

Ленька прошипел, как анаконда:

– Двойное оскорбление!

Он иногда говорит к месту, мой старший брат.

Я испугался. Ой, как я испугался, что мне придется взять девчонку за руку. И я ухватился за своего брата. Выбирать не приходилось. Плохое, но все же свое.

Но Вениамин все заметил, у него не очки, а телескоп!

– А вам что, особое приглашение нужно?

– Мы близнецы, – жалобно оказал я, – нам разлука противопоказана. Правда, мама?

Мама сделала вид, что не слышит. А Вениамин строго сказал:

– Это не просто так! Это развивает в коллективе дружбу между мальчиками и девочками.

Подъехал наш автобус, и мы два часа (может, больше, я не считал) в него чинно усаживались.

Я опять попал между девчонками. От судьбы не уйдешь!

Родители вели себя неорганизованно. Они облепили автобус и засыпали нас наставлениями.

Я поцеловал папу и маму в сплющенные носы через стекло. Автобус покатил. Только мы их и видели.

Мне стало грустно, но я крепился и напевал, чтобы утешиться: «Пятнадцать человек – на сундук мертвеца».

Вениамин меня одернул:

– Надо петь хором и, главное, что-нибудь жизнерадостное.

Ох, и расстроился же я. Но виду не подал, как настоящий пират.

Я подумал – хоть бы автобус опрокинулся… Вот была бы потеха! Все бы, конечно, остались целы и невредимы, а Вениамина отбросило бы метров на пятьсот, но я бы его спас, потому что у меня железная хватка. Тогда бы он посадил меня впереди, рядом с шофером, и мы поговорили бы о житье-бытье, как добрые друзья. Но…

– Нечего унывать, – сказал я себе. – Впереди – лагерь. Эх, и заживем же! Как на необитаемом острове!

С девчонками Вениамин сразу нашел общий язык. Они по своей природе какие-то организованные. А ребята косились на него недоверчиво.

 

Глава 2.

Где Спасибо?

Автобус себе катил и катил. Город кончился. На проселочной дороге мы подняли такую пыль, словно одновременно выбивали тысячу ковров.

– Самум в пустыне Сахаре, – оказал отличник Гринберг.

– Много ты понимаешь, – ответил ему отличник Грунькин. Отличники сцепились.

Вениамину понравилась их любознательность. Он стал рассказывать о Средней Азии, о кораблях пустыни – верблюдах.

Тут я я кое-что ввернул о драмадерах. Все так и ахнули. А Ленька покраснел.

Вдруг Маша Пашкова как взвизгнет на весь автобус:

– А где же Спасибо? Ой, потеряли, ой, забыли, ой, оставили!

Вениамин побледнел и остановил автобус.

– Как же это так? Не может быть!

– Может, мы еще кого-нибудь оставили? – опросил я.

Все стали смотреть друг на друга, подозревая, что еще кого-то нет.

Кто-то с переднего сиденья крикнул, что нет Грунькина. Грунькин вскочил и разорался:

– Я здесь! Плоская шутка. Я сам шутник!

Грунькина еле-еле трое ребят усадили иа место. Четвертый держал его голову, чтобы он не бодался из принципа.

Вениамин пятьдесят два раза сказал «тихо!», пока мы успокоились. Он забылся и вздохнул:

– Держись, Веня, все только начинается!

Мы так и грохнули. Вениамин разозлился и устроил перекличку по всей форме.

Для чего он делал перекличку, мы так и не поняли, потому что Спасибо и после нее все равно не нашелся.

– Придется из лагеря давать телеграмму родителям, – уныло сказал наш новый пионервожатый.

– Так куда ехать? – мрачно опросил шофер и достал папиросу. – Вперед или назад?

Вениамин вежливо вынул папиросу из его рук и выбросил в окно.

– Дети!

Шофер возмутился:

– А что дети! Я с пятого класса курю! У меня легкие!

Он надулся и постучал кулаком по груди. Внутри у него так и загудело, как в пустой бочке из-лгод бензина, если стукнуть по ней кувалдой.

Услышав про пятый класс, я обрадовался: не так уж долго терпеть осталось! Без курева нам, мужчинам, ой, как трудно! Огорчения всякие, нервы…

Шофер как дунул – деревья вдоль дороги замелькали, словно забор.

Вениамин тревожно смотрел на спидометр и бормотал:

– Полегче, полегче на поворотах.

На что шофер мрачно ответил:

– Умру, но доставлю быстро, потому как курить хочу!

Вдруг шофер как тормознул! Я кому-то лбом двинул в затылюк.

Автобус остановился. Оказывается, какая-то девчонка стала посреди дороги – и ни в какую: подвези, и все тут!

Ох, и нахальные же эти девчонки!

Мы, конечно, разрешили ей подъехать немножко. Все равно ее деревня была по пути. Но уж очень девчонка вела себя независимо.

Шофер мрачно вертел во рту новую незажженную папиросу.

– Дядя, у тебя обе руки заняты, – оказала она, взяла у него с колен спички и дала прикурить.

Вениамин замычал от злости, но не сказал ни слова.

Шофер оглянулся и гордо посмотрел на всех. Ох, как он задымил!

Девчонка стояла к нам спиной и не обращала на нас никакого внимания.

Рой хотел дернуть девчонку за длинную косу, но она, даже не повернув головы, пригрозила:

– Косами задушу!

Рой убрал руку и неестественно захихикал.

Мы ее вскоре высадили. Шофер подвез девчонку к самому дому, в село, хотя для этого пришлось сделать крюк метров в пятьсот от дороги.

– Большое спасибо, дяденька, – оказала девчонка и ушла. А нам показала язык.

Когда мы приехали в лагерь, у ворот нас встретил сияющий Спасибо. Он, как обычно, все перепутал и приехал поездом.

 

Глава 3.

Земля – круглая!

Нас ждала торжественная встреча. У огромной деревянной арки, украшенной бумажными цветами, стояла делегация: две девушки – пионервожатые, толстый дядя в черном и при портфеле и здоровенный парень с гармонью.

Только мы причалили к арке, как парень заиграл на гармони «Туш». Он так лихо играл, что все пришли в восторг.

Я вылез из автобуса и огляделся. Сердце мое замерло – я увидел «гигантские шаги». Представьте, высокий столб и вокруг него канаты с петлями. Разгонись и крутись на высоте, сколько влезет.

Пока Вениамин улыбался дяде с портфелем, я метнулся к «гигантским шагам». Ну и скрип пошел!

Я вращался вокруг столба и оглядывал окрестности. Вот проплыл спальный корпус, вот – столовая, а это… тоже необходимое строение! Клумбы, деревья, рукомойники, шест с приспущенным флагом…

Я думал, все на меня смотрят, и начал выразительно улыбаться, но никто на меня и внимания не обратил – всех увел дядя с портфелем в сторону столовой.

– Ну и ладно, – решил я. – Не хотите смотреть, вам же хуже. Идите, идите, а уж я покручусь.

Так я и крутился вокруг столба. Меня даже немного затошнило с непривычки, и голова закружилась. Когда я слез, меня пошатывало, как после семибалльного шторма. И кто придумал такую дурацкую забаву?! В жизни больше не подойду к этой штуке.

У меня, наверное, все внутри закрутилось, потому что я не мог устоять на одном месте и все куда-то валился. Тогда я стал осторожно вращаться в другую сторону, чтобы внутри все стало таа место. Испытанный способ! Я его обычно применяю после карусели, и всегда помогает.

Все же земля действительно круглая и беспрерывно вращается. Только не всегда на это обращаешь внимание. Ко всему привыкаешь!

 

Глава 4.

Железная подушка

Когда я «докружился» до столовой, там шла очередная перекличка. «Неужели еще кого-нибудь потеряли?» – подумал я. Но когда все закричали: «Вот он! Вот он!» – я понял, что потеряли меня.

В общем это был не день, а организационный период. Пришли еще два автобуса. Народу набралось столько, что я решил: придется нам всем спать «валетом». Видели, как на гадальных картах нарисовано?

Нас разбили на три отряда. Мы попали во второй. Младших мы не замечали, старшие – нас, так что мы варились в собственном соку, а Вениамин был вроде за повара. Надо сказать, мне еще повезло, что я не попал к малышам, в третий отряд. Ребята убедили Вениамина, что я вполне взрослый. И для меня сделали исключение.

Нашему отряду выделили спальный корпус, и Вениамин сказал:

– Будьте как дома!

И целый день учил нас застилать постели, а дома я никогда этого не делаю.

Я отхватил себе коечку на веранде. Мой брат тоже не растерялся. Он устроился недалеко от меня и поставил около своей койки две тумбочки, второй он добровольно владел пополам с Гринбергом. Вот это дружба! И почему братья не могут быть такими друзьями? Наверно, потому, что они хорошо знают недостатки друг друга.

Я долго выбирал себе подушку. Перещупал все и остановился на Славкиной. Подушка Роя мне понравилась. Она была как камень. Самая твердая!

Пока я ее тайком дотащил до своей койки, запыхался.

Спасибо мне сказал, что если по такой подушке ударить ломом, он погнется. На это я только улыбнулся и подумал, что если ею нечаянно ударить кого-нибудь, то еще не то будет. Не говорю уж о том, что такая подушка воспитывает выносливость головы.

Для пробы я уронил подушку на пол. Ох, и гул пошел! Тут подбежал Грунькин. Он был не в курсе дела и так ударил подушку ногой, что потом мы его нашли… в медпункте.

Если говорить хладнокровно, по-моему, подушка была набита металлоломом.

Больше всех хохотал Славка Рой, а почему – неизвестно. Он так хохотал, так хохотал, что мы начали опасаться, как бы он не исчерпал свои залежи смеха на много лет вперед. Потом он внезапно успокоился и сказал:

– Смех развивает брюшной пресс.

Тут все и выяснилось. Оказывается, Славка засунул в подушку свои гантели, с которыми он никогда не расставался, даже во сне.

 

Глава 5.

Держись, Веня!

Мы осмотрели лагерь. Он был не очень большой, но зато в лесу. Вокруг лагеря петляла невысокая ограда, за которой были видны белые дачные домики.

Вечером нас построили на линейку. Я оказался самым крайним. Никогда не думал, что я, Петр Помидоров, такой маленький. Ну я вам скажу, Наполеон тоже был не из высоких – чуть-чуть выше меня.

Дядя с портфелем оказался самым главным и основным начальником лагеря. Он нам оказал:

– Я шутить не люблю и от вас того же потребую. Объявляю программу пионерского отдыха: еда, сон, спорт, по вечерам разучиваем бальные танцы.

Девчонки сразу оживленно начали толкать друг друга.

Еще он сказал, что за черту лагеря без старших выходить категорически запрещается (ко мне это не относилось, у меня – старший брат!) и что вообще надо поднакопить сил для плодотворной учебы.

Гармонист исполнил отходной марш из кинофильма «Цирк», и мы разошлись.

Я как лег, так сразу и… не заснул.

Славка Рой замахал на сон грядущий гантелями, а я делал гимнастику лежа – шевелил пальцами ног, готовился к дальним походам.

Спать почему-то никто и не думал. И какой же взрослый пионер станет ложиться так рано?!

Поговорили про лунатиков.

Ленька сказал (и откуда он все знает?), что человек может не знать, что он лунатик и спокойно ходить по крышам, пока все спят, и так же спокойно возвращаться обратно.

– Вот тут-то мы и выясним кое-что, – пообещал он.

Все заерзали и немного струхнули – все может быть, раз об этом никто не знает.

Свет погас, и все притихли. Но никто не спал. Попробуй засни в такой компании – не рад будешь!

И тут началось. Надо мной со свистом проносились подушки, а потом все бегали и искали их.

Я закутался в одеяло и залез под кровать.

Тут Рой пригрозил, что сейчас метнет свою, и сразу все успокоились.

Но я назад не возвращался: знаем мы эти штучки-дрючки! И правда. Раздался треск пружин, и что-то тяжелое рухнуло на мою кровать. Я – ни гу-гу. Оказывается, мой старший брат, который во всем должен подавать мне пример, с размаху сел на «меня». Но меня-то не было! Ленька перепугался и ощупал кровать.

– А Петьки-то нет! – сказал он страшным голосом. Пришлепали еще несколько ребят и тоже стали ощупывать мою кровать.

Я на всякий случай пополз к выходу.

Внезапно зажегся свет, и все разбежались по кроватям. Пружины так и застонали. В дверях торчал взъерошенный Вениамин. Я стоял на четвереньках посреди комнаты и смотрел на него. А он – на меня.

– А? – растерянно опросил Вениамин.

– Держись, Веня! – раздался чей-то голос, приглушенный одеялом. – Все только начинается.

Вениамин прочитал такую длинную мораль, что почти все успешно уснули. Но остались и бодрствующие: нас было человека три, и мы уже никак не могли заснуть.

Тогда мы решили считать хором, ну, примерно до миллиона, – говорят, это помогает от бессонницы.

Мы начали считать вслух и не успели дойти до пяти, как все проснулись и начали нам помогать.

Получалось у нас неплохо. В конце концов я заснул. Что было с другими, не знаю. Но говорят, Гринберг считал до самого утра и у него так ничего и не вышло, потому что он все время сбивался и начинал сначала.

 

Глава 6.

Жертва моды

– Ту-ру-ру – затрубил горн. Зря кто-то надрывался. Я уже давно проснулся и успел одеться. Не важно, что в спешке я надел штаны своего брата. Они мне давно нравились. Из-за карманов. Когда Ленька засовывал в них руки, они скрывались до самых локтей.

Хотите верьте, хотите нет, но все давно выскочили, а мы с братом еще вели переговоры на известном расстоянии друг от друга. Он убеждал меня расстаться с его собственностью, но не тут-то было. Я сделал обходный маневр и вылетел наружу.

На лужайке стоял Вениамин с блестящим горном. Все смотрели на него, раскрыв рты. Он так старался, что щеки его стали похожи на красные воздушные шары.

Горн выпустил последнюю ноту и замолк.

– Между прочим, – заметил Вениамин, – неплохо было бы организовать пионерский духовой оркестр.

Я подумал, к чему бы это? А потом выяснилось, что Вениамин у себя в университете, где он учится на физико-математическом факультете, вот уже четыре года играет на трубе в эстрадном оркестре!

Тут появился мой старший брат. Ну и видик у него был! Мои штаны, которые и мне были здорово коротки, доходили ему только до колен. Вдобавок, они были так узки, что Ленька нормально ходить не мог, и поэтому он передвигался, не сгибая колен.

– Стиляга! – сказал Грунькин. – Не место ему среди нас.

Ленька серьезно ответил:

– Надо отличать стиль от моды.

Мы здорово посмеялись, а Вениамин хмуро сказал:

– Это не смешно, а печально. Вот и среди студентов, не имеющих трудового стажа, встречаются люди с недоразвитым вкусом.

– А у самих-то, у самих-то, – заорал Ленька. – Дудочки!

– Ничего подобного, это чешский спортивный костюм. И вообще, то, что подходит взрослым, не всегда пригодно для детей.

Ленька почесал ногой о ногу:

– А у меня других нет.

И показал мне тайком кулак.

Все сразу заспорили о модах. Девчонки в шутку стали спрашивать, а в каком классе можно красить губы. Вениамин застеснялся и, чтобы отвлечь внимание от опасной темы, крикнул:

– А кто будет горнистом?

Поднялся галдеж. Горнистом хотели быть все. Вениамин быстро нашел выход из положения:

– Горнистом будет тот, у кого самые мощные легкие.

Все стали дуть на него. А он засмеялся:

– Закройте форточки, сквозит. Ну, ладно, ладно… Кто быстрей всех добежит до столовой – тому и быть.

Ленька сразу отошел в сторону и стал наблюдать. У него не было данных. Хе! Не с моими штанами!

Мы как дунули! Впереди всех мчался Вениамин и оглядывался. Он хотел добежать до столовой и встретить самого первого. За ним летел Рой, за Роем – Маша Пашкова, за ней – я, за мной – все остальные.

Когда до столовой осталось метров сорок, Маша вдруг стала обходить Роя. Славка страшно удивился и поэтому отстал. Тогда он стал жалобно ее уговаривать на бегу:

– Не спеши! У тебя уже есть нагрузка. Я тебе свое пирожное отдавать буду.

Ох, и просчиталась бы она, если б согласилась! Больше за обедом нам ни разу пирожное не давали.

– Эх ты, растяпа, – оказал я Славке после кросса.

– А ты – два тяпа, – огрызнулся он.

Я подумал, подумал, а ведь так оно и есть: Рой прибежал первым после Маши, а я – вторым.

В горячке мы забыли умыться. Но Вениамин не забыл нам напомнить, и пришлось нам идти умываться.

Только я успел намылить лицо, подскочил мой брат, я узнал его по хватке, и оттащил меня подальше от умывальника.

Никогда в жизни мне не хотелось так умыться, как в эту минуту. Японский прием! Мыло щипало глаза и разъедало кожу. Поэтому с брюками я расстался без сожаления.

В столовой я сказал своему жадному брату, что ночью он у меня поплатится. Это на него подействовало. Уж очень он любит спать спокойно.

Ленька пытался подкупить меня котлетой. Котлету я съел, но стоял на своем. И только после того как он отдал мне свой компот (вообще-то я не злопамятный), я его простил.

Напротив меня сидел Вовка Князев. Лица на нем не было. Не лицо, а скорее – физиономия, потому что, по-моему, Вовка не умывался с самого рождения.

Я сегодня видел, как он умывается. Потер нос полотенцем – и все тут.

 

Глава 7.

Ошибка начальника

Только мы позавтракали, как появился начальник лагеря. Он держал поднос, на котором стояла тарелка с двумя громадными дымящимися котлетами.

Груньнин поднял руку:

– Тихие игры?

– Кто больше съест? – опросил я.

Дядя с портфелем молча проследовал через всю столовую и поставил поднос перед оторопевшим Олегом Спасибо.

– Кушай, мальчик, – приказал он. – Поправляйся. Ху-у-у-денький какой, бледный.

И он потрепал Спасибо по щеке, которая была похожа на румяную сдобную булочку.

Спасибо напугался и начал торопливо поглощать котлеты. А начальник с ним вежливо беседовал:

– Как папа? Как мама? Как бабушка? Как здоровье?!

– Хорошо, живы, – отвечал растерянный Спасибо.

Наш начальник потчевал его добавкой целую неделю, а однажды подошел к нему во время обеда без подноса и сокрушенно закачал головой. Лицо у начальника было обиженное.

– Ишь, цветущий какой! – огорченно сказал он. – Нехорошо обманывать, нехорошо! – И ушел.

Оказывается, начальник лагеря почему-то решил, что Спасибо – сын директора завода.

Спасибо весь месяц перед нами оправдывался, что он тут ни при чем и все это – игра слепого случая.

 

Глава 8.

Спасательный круг – твой друг

Каждый день Вениамин водил нас на речку. Но лучше бы он этого не делал. Зайдет в воду по колено, бросит несколько спасательных кругов, так что и купаться негде, и крикнет:

– Внимание! Давай!

Только мы – в воду, он как дунет в свисток – назад, одевайся! И все рассказывает нам невероятный случай про одного пионера (наверное, такого и на свете не было!), который однажды чуть не утонул, хотя и умел плавать не хуже Роя.

Рой был на особом положении. Ему вообще не разрешали купаться. Он изнывал на берегу и следил за нами, чтобы в нужный момент прийти на помощь утопающим, которых, к его глубокому сожалению, среди нас никогда не было. Славка нас слезно умолял:

– Ну, что вам стоит тонуть, хотя бы по-нарочному?!

Но мы не поддавались – знали: после этого Вениамин нас даже к простой луже не подпустит.

Все же Рою однажды удалось развернуться. Под давлением пионерской общественности Вениамин устроил соревнования по плаванию. Это было незабываемое зрелище. Кажется, Вениамин выдумал совершенно новый вид спорта.

В массовом заплыве приняли участие два пионера: Славка Рой и мой брат. Ленька неплохо плавает (немного хуже меня), но до Славки ему далеко. У того – не руки, а весла. Не пионер, а торпедный катер!

На героев дня Вениамин лично надел по спасательному кругу со штампами «натуральная пробка», и лица у спортсменов омрачились. Но это было еще не все. К каждому кругу Вениамин отривязал по длиннющему канату.

– Так и плывите до того берега, – сказал он. – А назад мы вас отбуксируем. И главное, не бойтесь, вы застрахованы от несчастных случаев.

Десять человек взялись за конец одного каната, конец другого держал Вениамин и Спасибо.

Я, конечно, ухватился за канат, к которому был привязан мой брат. Все-таки свой!

Силы были неравные, и потому Леньку запустили первым.

Как он старался! Вода прямо кипела, и я подумал, что мы его не удержим.

Рой тревожно смотрел вслед Леньке и перебирал ногами.

Когда Славка, наконец, дорвался до воды, он так энергично взялся за дело, что вылетел из круга и, как торпеда, врезался в противоположный берег. Сел на песок и вытаращил на нас глаза.

Вениамин перепугался, неизвестно зачем схватил канат, который мы держали, и так рванул Леньку назад, что тот выскочил из круга и вскоре тоже оказался на песочке рядом со Славкой.

Вениамин опешил.

– Назад, назад, – кричал он, растопырив руки и оттирая нас от воды. – Не волнуйтесь, их снимут, все будет хорошо!

– А вы сидите, сидите, – кричал он Славке и Леньке. – Ни с места. Очень прошу вас! Через час-другой придет спасательная лодка, и вас снимут.

Но спортсмены держались хладнокровно.

– Раз, два, три, – скомандовал Славка. И Ленька поплыл к нашему берегу.

Вениамин стал забрасывать его спасательными кругами. Ленька плыл, уткнув лицо в воду, как настоящий спортсмен на Олимпийских играх. На середине реки он выдохся и поднял голову.

Вениамин изловчился и набросил круг ему на шею. Ленька чуть с испуга не утонул, так он испугался.

– Одного спасли, – оказал Вениамин и вытер вспотевшее лицо. – А где же второй?

И правда, где Славка? Мы так увлеклись моим братом, что не заметили, как Славка куда-то делся.

– Где он? Где он? – спрашивал у всех Вениамин.

– Все в порядке, он под водой, – буркнул Ленька, оседлав спасательный круг.

Вениамин вскрикнул, молниеносно влез в два спасательных круга и ринулся в воду. И тут-то нам стало ясно: плавать он не умеет. А Славка благополучно вынырнул почти у самого нашего берега.

После этого случая Вениамин немного притих. По-моему, он стал немного больше нас уважать. Мы думали, что речку и во сне не увидим. А оказалось, наоборот. Теперь мы стали купаться более или менее по-человечески. Но спасательные круги все равно всегда были наготове.

 

Глава 9.

Меня признают взрослым

Не скажу, что ребята ко мне относились плохо. Хорошо. Даже слишком! Как к маленькому. Это во всем проявлялось. И даже в том, как с тобой здороваются и как разговаривают. Взро-ослые… А сами на каких-то триста шестьдесят пять дней старше – всего-то! Мне, конечно, на все это наплевать, но очень обидно.

И вот вчера произошла такая история… Ленька куда-то исчез после обеда. Именно исчез! Только что я видел его – он стоял у столовки и разговаривал с Гринбергом. А я засмотрелся на что-то. А когда повернул голову – Гринберг стоит на том же месте, а Леньки нет. Вместо Леньки – Спасибо. Стоит с Гринбергом и болтает как ни в чем не бывало.

– Ты Леньку видел? – спросил я Гринберга.

– Какого Леньку? – отмахнулся он от меня, словно от незнакомого.

– Ну, брата моего! – завопил я.

– А-а… брата, – оказал Гринберг. – Нет, не видел.

Так я от них ничего и не добился. Между прочим, когда Ленька вертится у меня на глазах – он мне совсем не нужен, ну совсем! А вот когда его нет – вынь да положь!

Они отошли от меня в сторонку, как от зачумленного, и очень оживленно зашептались… Шу-шу-шу – и все погпядывали на меня.

– Подумаешь! – сказал я. – Задаваки! – И ушел.

Ясно, думал я, что-то мне подстроить собираются. А за что – не знаю. Ну да голыми руками им меня не взять! Придется, видимо, и сегодня ночью под кроватью спать… на всякий случай. Наверное, Ленька решил мне припомнить, как я ему неделю назад засветил подушкой. И теперь дружков подговаривает. Не выйдет! Я крепкий! Не так-то просто меня оглушить!

Я зашел за столовую. Вдруг вижу – в лопухах за забором что-то пестреет. Ага, тюбетейка! Точь-в-точь Ленькина!

Думаете, я ее взял. Очень мне это нужно! И не потому, что – «сам потерял, сам и находи». Я специально ее не взял. И к этому месту раз десять наведывался. Все смотрел, лежит ли тюбетейка. А когда я пришел в одиннадцатый раз – тюбетейки не оказалось.

Я выскочил из-за столовой и сразу увидел Леньку. Он стоял, положив руки на плечи Гринбергу и Спасибо, и о чем-то бубнил, бубнил… А на голове у него красовалась тюбетейка. Ага! Теперь-то я точно знал, что это была именно Ленькина тюбетейка. Я сразу догадался, что именно он ее потерял. Вот ты, голубчик, и попался! Ты у меня как на ладони. На одной держу – другой прихлопну. Ясно, в лес уходил… Но зачем?

Ночью я, конечно, не спал. Лежал настороже, как пограничник. Собственно, я даже одетым лег спать. Лежал и задыхался. Жара, как в бане. Я уж про себя умолять Леньку стал: «Ну, ладно, начинайте, что ли! А я потом спокойно спать буду…» И снова все думал и думал, зачем это Ленька в лес уходил?

И тут-то я понял, в чем дело! Они что-то задумали, какое-то приключение, а от меня скрывают… Конечно, Ленька на меня ребятам накапал. Боится, место его капитанское перехвачу. А мне на это – пфи!! Если мне нужно, я сам себя капитаном выберу.

Как показали дальнейшие события, я не ошибся. Когда все уснули, сразу три одеяла отлетели в сторону.

– Уф-ф! – сказали сразу три голоса. Это встали Ленька, Гринберг и Спасибо. Они тоже опали одетыми.

– Уф! – громко вздохнул я и тоже сбросил одеяло.

– Тсс… – зашипели они.

Я сунул ноги в тапочки и подошел к ним.

– Ну что, идемте? – сказал я как можно деловитей.

– Петька! – ахнул Гринберг. Спасибо хмыкнул.

А мой старший брат мрачно процедил:

– Я же говорил, выследит… Ну, смотри у меня. – И он покрутил кулаком у самого моего носа – наверное, боялся, что я не различу в темноте.

– Я смотрю, смотрю… – поспешно согласился я. А сам подумал: «Лишь бы меня взяли, а там посмотрим!»

Они мне больше ничего не оказали. Мы осторожно вышли из корпуса и тихо двинулись по дорожке к столовой… Между прочим, замечал ли кто, кроме меня, что днем ничего под ногами не хрустит. И листья не шуршат, и шишки, и камешки. А двери вообще скрипят только ночью. Это я четко понял, когда мы еще выходили из корпуса.

Прошли мимо столовой. Луна светила на нас сбоку. И по стене поплыли наши длиннющие тени. Моя была самая длинная! Я шел на цыпочках.

Потом мы перелезли через забор и вошли в лес.

– Темно как в лесу! – оказал Спасибо.

– Это ты верно заметил, – захихикал Гринберг.

– Точно! – оказал я. – И как ты догадался?

А Ленька вынул фонарик и забубнил:

– Держитесь за мной. Я дорогу знаю отлично!

Споткнулся и выронил фонарик. Фонарик погас. Минут двадцать мы искали его и дружно ругали Леньку.

Наконец нашли!

С фонариком идти, конечно, веселее. Хоть под ногами что-то видишь. Но зато по сторонам вообще все – сплошной мрак.

Я шел за Гринбергом и все время наступал ему на пятки. А он шипел, как испорченный автомат для газировки. Сзади меня шумно дышал Спасибо.

– А куда мы идем? – тихо опросил я Спасибо.

– Под кудыкину гору!

Не проболтался!

– Молодец, – шепотом похвалил я его, – умеешь держать язык за зубами. Значит, мы тебя не зря взяли…

Спасибо молчал. Но по тому, как лихорадочно он засопел, я понял, что он призадумался над моими словами. Так и есть. Через минуту он опросил:

– А ты тут при чем?

– Да-а, – снова тихо продолжал я, как будто не расслышал его, – ты проверку выдержал?

– Проверку? – удивился Спасибо.

– Ага. Мы с Ленькой решили только тебя и Левку с собой взять… Ну, а Ленька специально сказал вам, чтоб мне ни слова. Мы вас проверяли… А если б кто мне проболтался, его бы сегодня с нами не было. Понял?

Спасибо запыхтел еще усердней. Поравнялся со мной и пошел бок о бок.

– Ну, ладно, – прошептал я. – Не злись. Так положено… Любого туда не возьмешь… Но тебе я могу оказать… Мы идем на самом деле не туда, куда сказал Ленька, а просто… никуда! Проверка силы воли!

– Значит, мы не в избушку лесника идем? – озадаченно спросил Спасибо, растерянно затоптался на месте, и под его ногами громко щелкнула ветка.

– Тихо, болтуны! – прошипели спереди.

– Конечно, не в избушку, – поспешно бросил я Олегу и догнал Гринберга.

Вот, значит, куда они идут, думал я. «Обманули дурака на четыре кулака, – напевал я про себя. – Обманули дурака…» Но что это за избушка? И тут я вспомнил. Когда мы еще подъезжали на автобусе к лагерю, за окном на опушке мелькнуло какое-то полуразвалившееся строение. Я еще тогда подумал – вот бы интересно там полазить. А Ленька-то – гусь! Сообразил!

– А куда мы идем? – тревожно спросил Спасибо.

– Увидишь, – загадочно процедил я.

Мы шли и шли. Мне вскоре даже надоело цеплять ногами всякие там коряги.

Внезапно Ленька остановился. Гринберг налетел на него, я – на Гринберга, а Спасибо, который снова отстал, – на меня.

– Вы что? – зашипел Ленька, а потом уныло забубнил: – Я, наверное, заблудился… Днем она где-то рядом была… А сейчас ее найди-и…

– Конечно, изба не здесь, – засмеялся я. – В этом лесу вообще никакой избы и нет! Ни одной!

– А ты откуда знаешь, куда мы идем? – накинулся на меня Гринберг.

– Я же говорил, выследит, – снова процедил Ленька. – Он все знает!

– А ты сам помалкивай, – вскипел Спасибо. – Тебе б все разыгрывать!

– Это я разыгрываю? – оторопел Ленька. – Ты что?

– Врун несчастный! – продолжал Спасибо.

– Это я врун?

– Проверку придумал…

– Это я проверку?

– Ты! Ты!

– Да я тебе!…

Так они могли бы задираться до бесконечности. Но когда Ленька волнуется, он всегда размахивает руками, как ветряная мельница. Вот и сейчас. Луч фонарика так и описывал огненные круги. И тут я внезапно увидел невдалеке от нас эту злополучную избу.

– Ой! – вскрикнул я. – Дом!

– Где дом? – завертелся Ленька.

Наконец он натравил луч туда, куда я указывал.

– Она! – радостно сказал он и мрачно добавил, явно намекая на меня: – Я же говорил, выследит!

Дрожащий круг света прыгал по бревнам, дырам окон, ободранной крыше…

– Ну что? Ну что? Кто врун? – набросился Ленька на Олега. – Я врун? Да я эту развалюху еще неделю назад обнаружил!

Спасибо наконец понял, что я его разыграл, но не сдавался из принципа.

– Неделю назад нас еще в лагере не было!

– Ну, кончайте… Чего там! – поспешно ввязался я. – Стоит вам ссориться…

– Такие парни, – поддакнул Гринберг.

– Мир, – сказал Ленька.

– Мир, – согласился Олег.

И они пожали друг другу руки.

Мы осторожно приблизились к дому.

– Красота! – сказал Ленька, освещая покосившуюся дверь. – Я специально этот дом днем не обследовал. Ночью – другое дело, правда?

– Правда-правда, – согласился Спасибо.

– Правда, – оказал Гринберг.

– Ага, – подтвердил я.

Мы стояли у входа и боялись войти. Я начал подталкивать Леньку вперед:

– Давай, иди…

– Чего стоишь… Смелее, смелее, – поддержали меня ребята. – У тебя фонарик!

– А я все время впереди шел, – обиделся Ленька. – Пусть кто-нибудь другой! Ну?… Ну, берите фонарик, берите… А?

Но никто фонарика не брал.

– Эх, вы! – громко оказал я (ребята даже вздрогнули!) и взял фонарик.

– Хороший фонарик, – сказал я и покрутил его в руках. – Это тебе папа еще в прошлом году подарил… Вот здесь заржавел немного… На. – И протянул фонарик обратно.

– Ты чего? – удивился Ленька.

– Как чего? Бери. Я просто хотел фонарик подержать…

– Э-э… так дело не пойдет, – дружно заныли ребята.

И я решился. Была – не была! Я осторожно пряблизился к двери, далеко выставив перед собой фонарик. Оглянулся на них, а они стоят – переминаются с ноги на ногу. И вошел! И сразу завертел фонариком из стороны в сторону. Балки всякие кругом, ящики, пыль да солома – и больше ничего. И тут меня злость взяла. И ради этого они меня сюда тащили! И в такую даль! О том, что сам за ними увязался, я тогда начисто позабыл. Брр… И холодно как! Лежал бы себе под одеялом. А утром бы – ух, как! – над ними посмеялся, когда они пришли бы сонными и усталыми до полусмерти.

И я как заору во всю глотку:

– У-у-у… У-у-у… У-у-у…

Такое эхо пошло! Пыль посыпалась! Я даже присел. Сам испугался! И опрометью из дома.

А ребят и след простыл. Здорово они ошалели!

У меня хоть фонарик был, и я довольно быстро до лагеря добрался. А эти «заговорщики» только под утро заявились. И порознь. Сначала Ленька, потом Гринберг, затем Олег. Измазанные, как трубочисты. А у Спасибо вся левая брючина изодрана – сильно же он через кусты драпал! Завалились спать и друг на друга не смотрят. А на меня и подавно. Оставили человека в беде – еще бы не стыдно!

После этого случая их отношение ко мне резко переменилось. С уважением неприкрытым стали ко мне относиться. Чуть-что, Петька… Петька… Иди сюда!… А где Петька?… Мы с Петькой!…

То-то!

 

Глава 10.

Пираты Неизвестного моря

Мы все страшно соскучились по серьезному делу. Дома у нас всегда было забот по горло (раньше мы этого не ценили): выпиливали, ходили в авиамодельные и шахматно-шашечные кружки, собирали металлолом, запускали змеев-горынычей, ловили рыбу, покупали картошку на базаре. А здесь…

Неужели нам нельзя доверить что-нибудь серьезное?

Пусть у нас сначала не получится. Но мы же будем так стараться!

И тут Ленька вспомнил (я бы об этом никогда не забыл), что он капитан пиратской команды (команда – это я), и устроил поздно ночью под моей кроватью расширенное совещание.

На совете присутствовали: я, Ленька, Рой, Гринберг и Спасибо.

Остальных мы не взяли. Не всякому можно с бухты-барахты доверить. Каждому яблоку – свой черед.

Мы открыли ребятам нашу секретную тайну, и они сразу же загорелись, а потом призадумались…

– А что делать-то будем? – прошептал Гринберг.

Я думал, что Ленька не сможет ответить на такой трудный вопрос. Но он нашелся:

– Помогать обиженным и оскорбленным! Порядок?

 

Глава 11.

Дичь для Князя, или Дрессированная пиратская свинья

Физиономия Вовки Князева не давала мне покоя. В столовой он упорно садился напротив меня, и его немытое лицо никак не способствовало моему аппетиту.

– У меня кожа такая, – объяснял Вовка. – Ты не думай, это не грязь. Загар!

Мы долго ломали головы, как приучить его умываться. И придумали. В этом нам помог наш Дядя с портфелем, или, вернее, его свинья, которую он держал при лагере, хотя это и запрещено законом.

Я поделился своим планом с пиратами, и они единогласно его одобрили.

Мы собрали со всего лагеря черный крем для ботинок, достали сапожную щетку и пошли к вагончику, в котором проживала свинья Машутка. Она, по обыкновению, лежала на боку и лениво жевала отруби.

Когда я коснулся ее щеткой, она довольно захрюкала и приподнялась. Мы успешно надраили ее кремом, от самого носа до кончика хвоста, а потом прошлись бархоткой.

Свинья засияла, как новый хромовый сапог. А на спине мы ярко вывели белилами «Князь».

Пришел Грунькин, посмотрел на нашу работу и затрясся от смеха.

– Я ничего не видел, я ничего не знаю, – сказал он и исчез.

Мы стали подталкивать Машутку к выходу. Но она не шла. А нам нельзя было задерживаться, потому что мог появиться кто-нибудь из взрослых и помешать нам закончить это «черное дело».

Но мы нашли выход. Ленька притащил упирающуюся бездомную собачонку, которая все время крутилась у нашей столовой, и мы запустили ее к Машутке.

Ну и визг поднялся!!! Машутка снялась с места и понеслась. Ее ножки мелькали с такой быстротой, что можно было подумать: у нее их не четыре, а все шестьдесят. Наш Барбос был по сравнению с ней, как наперсток перед арбузом, но он так и висел у свиньи на хвосте, хотя и предусмотрительно соблюдал некоторое расстояние.

Машутка неслась прямо на наш корпус и не думала сворачивать.

– Разнесет в щетки! – испугался Спасибо.

Услышав шум, в окне спальни появился зевающий Вовка Князев.

– Встреча близнецов была трогательной, – хихикнул Спасибо.

Рот у Вовки не закрылся. Князь издал совершенно нечеловеческий вопль и, видимо, не желая погибнуть под обломками спальни, выпрыгнул в окно перед самым носом Машутки и резво заскакал вдоль ограды. В сантиметре от стены свинья остановилась. Барбос насел, Машутке бежать было больше некуда (справа – забор), и она помчалась за Вовкой. Тот поднажал, слыша сзади свирепое дыхание загадочного чудовища. От лакированной Машутки во все стороны разбегались солнечные зайчики.

Вовка бежал по прямой и никуда не сворачивал, а свинья и подавно. Впереди торчали «гигантские шаги». Вовка добежал до них и с невероятной ловкостью взобрался на самую верхушку столба. А столб, я вам скажу, был гладкий, как стекло. Мы умирали от смеха, а Гринберг заметил:

– Такое возможно только в минуты сильных душевных потрясений, да и то не всегда.

Свинья пробежала мимо столба, и Вовка с ужасом прочитал на ее опине – «Князь».

Надо сказать, что свинью мы быстро успокоили, а вот с Вовкой нам пришлось помучиться. Он обиделся, и мы боялись, что он будет сидеть на столбе вечно.

Вдруг мы увидели у столовой Дядю с портфелем и Вениамина.

Нас как ветром сдуло. Все разбежались по палатам. Мертвый час!

А Вовка принципиально остался на столбе.

Мы лежали и делали вид, что спим, а сами прислушивались. Окна были раскрыты, и каждое слово долетало до нас.

Дядя с портфелем: «Ты что задумал?»

Вениамин: «А?»

Пауза.

Князь – мрачно: «Тренируюсь…»

Дорого обошлась ему эта тренировка. Как злостному хулигану, Князю назначили трехдневный испытательный срок: если он не исправится – отошлют домой.

Вовка исправился. На столб он больше ни разу не залезал. И с этих пор стал страшно чистоплотным. И как это ему удавалось? По-моему, он умывался с песком.

 

Глава 12.

Сражение с Вениамином

Когда Дядя с портфелем увидел свою лакированную свинью, он не упал в обморок. И шума поднимать не стал, потому что держать такую свинью в пионерском лагере было противоестественно. Но достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: он нам что-то готовит.

А Вениамин так громко захохотал, что ему самому стало неудобно перед начальством, и он убежал куда-то, чтобы успокоиться.

Надо сказать, что мы по-прежнему страдали бессонницей. И все потому, что я по ночам читал при свете фонарика свою любимую, чудесную книгу – «Остров сокровищ».

Но в эту ночь, после истории со свиньей, Вениамин внезапно атаковал нас и унес богатые трофеи: фонарик и книгу.

– Читать надо в положенное время. Замучили вы меня, – жалобно сказал он. – До чего дожил – ночью на ключ запираюсь!

Мы ему, конечно, посочувствовали, и он ушел, хлопнув дверью.

И тогда мы поняли, что это было началом большой войны.

 

Глава 13.

Первое послание Вениамина

«Здравствуй, Костя!

Не думал писать тебе так скоро, а приходится. Вот уж не поблагодарю тебя за то, что ты подсунул мне такой лагерь. Ты мне говорил: не лагерь, а мечта, ребята – исключительные, вежливые, скромные, аккуратные. А на самом деле – это не ребята, а не знаю что.

С первого взляда на их хитрые физиономии я понял: предстоит война. Так оно и оказалось. Сейчас уже воюю.

Самое главное, никак не могу найти с ними общего языка. Одним словом, у меня не жизнь, а сплошные неприятности.

Если тебе рассказать, какие штучки они выкидывают – ты не поверишь. Недавно произошло такое событие. Они намазали кремом для ботинок свинью и пустили ее по лагерю. Шуму было! Потом они, правда, говорили, что перевоспитывали одного грязнулю, но все равно – нелепо.

И еще одно. Сейчас по лагерю поползли слухи о какой-то тайной «пиратской» команде. Говорят, что история со свиньей – дело рук этих самых «пиратов». Я, признаться, сильно обеспокоен и хочу разобраться в этом деле.

А может, я просто плохой педагог. Хотя все стараюсь для них! Беспокоюсь за них, окаянных. Они на меня обижаются, что я их редко на речку вожу, оберегаю. А попробуй им довериться, перетонут, как цыплята. Совсем же малыши! У них одни каверзы на уме. Только когда начнешь их ругать, тогда и понимают. Трудно! Сотни неразрешенных вопросов.

Ну, да ладно. Кончаю свое послание.

Пиши.

Вениамин».

 

Глава 14.

Как Грунькин стал пиратом

Утром Грунькин отозвал меня в сторону и завел дипломатический разговор:

– Видишь ли, я случайно услышал ваш позавчерашний разговор. Может быть, это и нетактично, но я тоже решил стать пиратом. Теперь я в них верю и даже готовлюсь. И сейчас, то есть со вчерашней ночи, я усиленно собираю материал для большой поэмы о пиратах.

Я задумался.

– Ничего не обещаю. Поговорю с ребятами. Как они, так и я.

Ребята, как и я, были против, но Гринберг, добрая душа, все испортил:

– А почему не поверить человеку? Может, мы его сможем исправить?

Ну, конечно, после этих слов все сказали, что надо попробовать.

Как я ни возражал, ничего не вышло. Тогда я метнул свой последний козырь:

– Пусть пройдет испытание. Если он завтра представит нам поэму о пиратах – примем, если нет – нет.

Я был уверен, что Грунькин ни за что не напишет поэму. Но он меня подвел. Написал.

Ночью при свете Ленькиного фонарика Грунькин зачитал свою бездарную поэму. Он начал с плана.

План

1. Вступление.

Характеристика той эпохи.

2. Содержание.

Баллада о Джоне Спинглере.

а) описание шторма,

б) образ Джона Спинглера,

в) характеристика его поступков:

жестокость, кровожадность,

(и так далее).

3. Заключение.

4. Краткие выводы.

Дальше шла сама поэма:

БАЛЛАДА О ДЖОНЕ СПИНГЛЕРЕ

Когда-то в древности пираты На всю Европу ужас наводили. Из королевств заморских Шли на них солдаты, Но все же призраков морей не находили. Ну, а пираты жили, веселились И грабили суда, А когда надо – не ленились, - Работали – со штормом бились, Чтоб не залила их вода. Далеко в порту у Сан-Франциско, Где бушует Тихий океан, Как-то раз осеннею порою Разыгрался страшный ураган. Крики страшные неслись повсюду, Люди гибли, гибли моряки. Некуда укрыться было суднам, Гибли женщины и гибли старики. Порт покрыт весь досками, телами. Все несется в Тихий океан - Так играет страшными волнами Разыгравшийся на море ураган! Два судна остались в страшном порте. Два всего – и оба уж трещат! Делать нечего – в открытом море Оба корабля под ветром мчат. На одном из них под черным флагом Сам Джон Спинглер на корме стоит. Кажется, он весь пропитан ядом - По губам усмешка злобная скользит. Вышел в море он, Чтоб жечь и грабить Корабли, идущие в пути. Трудно, даже невозможно От пирата этого уйти. Шторм затих, и два судна на море К порту дальнему опять пошли. Джон вдруг глаз прищурил: – Эй, кто там в дозоре? Дика-боцмана ко мне пошли! - Дик на зов хозяина явился, Как собачка, перед ним застыл. – Дик, чего зеваешь ты! А ну-ка! Почему соседку к черту не пустил?! - Пушки наведены уж на судно. Джон рукою мощной помахал - Грохот страшный – и вокруг безлюдно Сразу стало. Молчит океан. Тогда мрачно усмехнулся Джон. Дело сделано – и он доволен. Тихо, мрачно в бурном океане, Лишь несется погребальный звон. Заключение Мы пираты все же не такие: Мы – хорошие, а те – плохие!

Когда Грунькин кончил читать, я первый подверг его творение беюпощадной критике:

– И что это такое?! Разве это стихи?! Это ж… – Я не мог слов найти от возмущения.

К сожалению, остальные пираты не согласились со мной.

– Стихи, конечно, неважные, – оказали они. – Но все-таки!

Короче говоря, мы пообещали принять его в пираты. Правда, назначили трехдневный испытательный срок.

Грунькин обиделся:

– Не доверяете?… Ладно, еще пожалеете…

 

Глава 15.

Второе сражение с Вениамином

Наступила «знойная летняя ночь», как сказал писатель Александр Беляев в «Человеке-амфибии». Все было при себе: и луна, и звезды.

– Ночью все кошки серы! – сказал мой брат Ленька, заворачиваясь в простыню, как в плащ.

– Ночь – это не день! – удачно заметил я, потихоньку вынув из Ленькиной тумбочки его собственный фонарик.

– Ночь – самое подходящее время для мести! – жутким голосом сказал страшно начитанный Гринберг, выкатывая из-под кровати желтющую тыкву, выдолбленную внутри.

– Ночью люди спят, – проворчал Грунькин.

Пружины на его кровати нервно застонали, и он отвернулся носом к стене и даже накрылся одеялом с головой.

– Спи, спи! – разозлился Рой. – Мы тебя из пиратов попрем, как миленького!

А Левка добавил:

– Филин!

Пружины снова застонали, но Грунькин благоразумно промолчал. Гринберг проделал в тыкве дырки для глаза, рта и носа и надел себе на голову. Глаз не было видно, зато нос так и торчал!

– Марсианский головной убор! – гордо заявил Левка.

– Не нос, а рубильник! – сказал Грунькин. Он высунулся из-под одеяла на том самом месте, где должны были бы находиться ноги, и хихикал:

– Ну и нос! Почем метр?

Левка, ни слова не говоря, медленно приблизился и внезапно наклонился над ним в своем жутком тыквенном шлеме для того, чтобы произвести убийственное впечатление. И произвел: тот перепугался не меньше, как до полусмерти, и завопил нечеловеческим голосом, или благим матом:

– Я пошутил! Я пошутил! Честное слово!

Грунькин исчез под одеялом и вынырнул там, где и должна была находиться голова, – у подушки.

– Ха-ха! – засмеялся он, осмелев. – Карабас-Барабас!

Тогда Левка вдруг снял шлем, задумчиво повертел его в руках и как насадит его Грунькину на голову!

Грунькин загудел что-то изнутри и стал поспешно дергать шлем вверх, но не тут-то было. Размер не тот, запросто так не снимешь!

Грунькин так старался – чуть себе уши не оторвал. И ни в какую! Мне его даже жалко стало.

Ну, и посмеялись же мы над Грунькиным!

Грунькин, видимо, испугался, что его голова останется в тыкве на всю жизнь, и начал рваться к двери. А из-под шлема неслось, как из пустого молочного бидона:

– Пираты так не поступают! Я все Вениамину расскажу! Он вас из лагеря отчислит!

– Да брось ты! – испугался Ленька и стал помогать ему освободиться от тыквы. А она – ни туда, ни сюда. Тогда Ленька разозлился и ударил ребром ладони – тыква так и треснула и распалась на две половины.

Грунькин схватился за шишку на голове и выскочил в раскрытое окно.

– Все! – уныло заявил Рой.

Мы лежали и ждали мщения. Вот-вот заявится Вениамин с хнычущим Грунькиным, прочтет нам двухчасовую лекцию о правилах лагерного распорядка, а потом со вздохом скажет:

– Собирайте вещички и по домам! А в школу мы сообщим особо!

Ленька не выдержал всеобщего скорбного молчания и пробубнил:

– А чего это мы о нем и о нем?… Нечего было с ним связываться, он шуток не понимает.

– Сам ты не понимаешь! – послышалось за окном, и Грунькин влез в комнату. Забрался под одеяло и притих. А потом застонал жалобно-прежалобно: «Ой-ой-ой…» И так до бесконечности, без передышки!

– Уж лучше бы он Вениамина привел, – вздохнул Рой.

Грунькин постонал еще немного, а потом вдруг говорит:

– Что, струсили? Вениамин уже спит давно, двадцать четвертые сны видит! А вы обрадовались, что мне шишку набили, и ни с места!

Ленька вскочил и мерной рысцой затрусил к Грунькину.

– А что, неправда? – вскочил Грунькин. – Мы-ы… Мы-ы… «Мы его напугаем! Будет знать, как книги по ночам отбирать!» А сами? Трепачи! – и отвернулся.

Ленька потоптался на месте, сел на мою кровать и тихонечко свистнул.

Все собрались.

– Я считалку знаю, – зашипел Ленька. – Давай посчитаемся, кто первым пойдет: на вокзале в темном зале…

Счет выпал на самого Леньку.

– Я, верно, сбился, – растерялся Ленька и снова затараторил: – На вокзале в темном зале…

– Нечего, нечего, – загудели мы. – Не жиль!

Ночь была темная, хоть оба глаза выколи или пять мешков подряд надень на голову, а потом – шапку 60-го размера. И луна исчезла, и звезды – должно быть, к непогоде.

Впереди шел Ленька, за ним волочился хвост простыни. Леныка все время оборачивался и ворчал:

– Не отставайте! Ну!

– Ух, мы сейчас Вениамина и попугаем! – сказал я Левке. – Войдем к нему в комнату, станем по углам… Все в белом! И завоем: «у-у-у»… А он бряк на колени: «Караул! Спасите!»

Я зажег под простыней фонарик и весь так и засветился, как святой на старинных картинах.

– Привидение, – ахнул Ленька. – Шагай впереди!

Что, я дурак? Я ему отдал фонарик, а сам пошел сзади всех. Спасибо догнал Леньку.

– Ты не трусь, – подбадривал он его. – Как только войдешь в комнату, включай фонарик. А когда Вениамин напугается, деру!

– А вы? – остановился Ленька.

– А мы… – запнулся Спасибо. – Ну, мы тоже не подведем. Я стану на атасе, а остальные будут в окна смотреть.

– Дурак дурак, а хитрый, – обиделся Ленька. – Я и сам могу на атасе постоять.

– Ладно, ладно, – рассердился Гринберг. – Я с тобой войду!

– И я, – сказал Рой.

– И я, – заявил я на всякий случай. Не люблю оставаться белой вороной.

Спасибо смутился:

– Ну, вот… Ну, вот… Я хотел как лучше! Если б на Леньку не выпал счет, я сам бы вызвался первым!

– А потом бы заблудился, – с облегчением засмеялся Ленька. – Кто капитан? Я! А капитан где? Впереди! Ведь у пиратов настоящих как? Как? – спросил он у меня.

– У пиратов… – растерялся я. – Ах, у пиратов!… Один за всех, все за одного! Куда один, туда и все! Куда все, туда и один!

– Вот! – гордо оказал Леныюа. – А ты… на атасе…

– Вы меня превратно поняли, – по-культурному забубнил Спасибо. – У меня храбрости хоть отбавляй!

– Ведрами? – ехидно опросил Рой.

Спасибо обиделся, замолчал, оттолкнул Леньку и пошел впереди:

– Можете в окна смотреть! Я войду один!

Ленька для порядка пошипел:

– Кто напитан? Кто? – Но особо настаивать не стал.

– Он сам напросился, – шепотом оправдывался Ленька перед Роем. – Ведь у пиратов как? Как? – опросил он у маня.

Я не стал подводить Леньку. И так каждому ясно, что он струсил, потому что даже мне – мужественному, смелому человеку! – было немного не по себе после того, как я вызвался со всеми попугать Вениамина.

Поэтому я и оказал:

– Желание каждого – закон! Чего хотят все, хочет один! Чего хочет один, хотят все!

– Вот! – обрадовался Ленька. – Другой бы на моем месте спорить стал, а я – нет. Закон!

Так мы и шли. Впереди – Спасибо, за ним – Ленька, потом Левка, затем – Рой, а я «замыкал шествие», как оказал бы Дюма-отец. И каждый в простыню завернут. Парад домовых!

Мы подошли к веранде третьего корпуса, где жил Вениамин, и остановились.

– Ну, иди, – оказали мы Олегу. Спасибо поднялся на одну ступеньку:

– А вдруг его инфаркт хватит?

– Чего? – удивился Рой.

– Приступ сердечный, – затараторил Спасибо. – Вот у моего деда на неделе по сто раз бывает. Хвать – и не отпускает! Инфаркт, говорит дед, пойду пиво пить. Только пивом и спасается. В энциклопедии так и сказано: пиво – жидкий хлеб.

– Давай, давай, – подталкивал его Ленька. – Пиво… На фонарик. Дед тут ни при чем. Деду-то твоему сколько?

– Семьдесят, – упавшим голосом ответил Спасибо.

– А Вениамину?

Спасибо промолчал.

– То-то! Давай быстрей. Попугаем – и все. И спать.

Спасибо подошел к двери, взялся за ручку и снова обернулся. Мы стояли и делали знаки – давай, мол, не трусь. Олег дернул за ручку и…

– Ого-го! – прорычал чей-то бас, и на пороге появилось какое-то чудище-страшилище в тулупе шерстью наружу! А в руках дубина!

Не успели мы его и разглядеть как следует – да что разглядеть! – даже опомниться, как оказались на своих кроватях. Все показали такой класс, куда там лучшим олимпийским бегунам на короткие дистанции.

А Грунькин лежал себе и хохотал-надрывался:

– Здорово мы с Вениамином над вами подшутили?!

Ну, и предатель!

Ничего себе шуточки!

Так человека можно и до инфаркта довести. Совершенно свободно! Целая бочка пива не поможет! Ну, Вениамин, держись!

 

Глава 16.

Третье сражение с Вениамином

Само собой разумеется, что предатель Грунькин не одну сотню минут просил у нас прощения. После смеха всегда бывают слезы – примета! Чем он только не клялся, чем он только не божился! Он свободно распоряжался жизнью своих родителей и далеких родственников, вращением земли и солнца. И даже местом, на котором должен обязательно провалиться, если соврет!

Мы не злопамятные, мы его простили. Как будто это так трудно – простить?! Но сами четко поняли: если какая заваруха случится, на Грунькина не положишься, не то что как на каменную стену, но даже – как на обыкновенную чурку.

Вениамин устроил сбор нашего отряда и прочел краткую стовосьмидесятиминутную речь, в которой ходил все вокруг да около и с хитрой улыбкой скрывал то, что всем давно известно. Он говорил о каких-то неизвестных хулиганах, разгуливающих в полуночный час по лагерю в белых простынях. И так далее, и тому подобное! Он даже не забыл всем сообщить, что сон – залог здоровья.

Странный человек Вениамин! Нет бы сразу все взять да выложить, и гора с плеч долой, а то мы три часа холодным потом обливались – вот сейчас назовет имена и даже фамилии, вот сейчас… А он и не назвал. И зачем тогда было огород городить?

Во время сбора все мальчишки смотрели на нас с уважением. Снизу вверх! Особенно, когда ты сидишь на ступеньках веранды, а они – на земле.

А после сбора мы вообще стали некоронованными королями, как сказал начитанный Гринберг. Все мальчишки нам завидовали, и больше всех Грунькин. Он, наверно, дорого дал бы за то, чтобы побывать на нашем месте. Но сами понимаете, как смешно он с нами вчера выглядел бы – для такого дела нужна удивительная храбрость. Удивительно большая!

Мы ходили в героях целый день, и это нисколько не надоедает. Когда начало смеркаться, Ленька даже огорчился:

– Дни стали короче, что ли?

Вот только девчонки отравляли нам существование, или попросту – жизнь.

Маша Пашкова делала большие глаза и с умным видом бубнила:

– А я про вас все знаю. Все! Это были вы, не спорьте! Еще бы не знать – все знают!

Еще бы не мы?! Кому же еще?

Спорить?… Охота была.

Грунькин чувствовал, что в эту ночь мы тоже не будем сидеть, сложа руки, или лежать, вытянув ноги. Поэтому он распечатал банку черного кофе из своих чемоданных запасов и умял целых пять столовых ложек, и даже без цикория. Морщился, кривился, чихал, но съел, потому что боялся проспать. Возможно, кофе был ненатуральный, или просто Грунькин не знал более точного рецепта, но он заснул сразу же, как только лег. По-моему, он заснул потому, что уж очень успокоился после того, как банка уменьшилась на одну треть или почти наполовину. А ведь как только успокоишься, все наоборот получается.

Грунькин так спал, что даже не шевельнулся, когда мы крепко привязали его суровой ниткой к кровати, чтобы он вдруг не проснулся и не побежал за нами. На Грунькина ушел весь моток – триста метров.

Наш план был прост. Вениамин сегодня почивает на лаврах, как сказал шахматист Гринберг, и не ожидает от нас ничего такого. Он спит, и ему, наверное, снится самая мощная в мире электронно-вычислительная машина, которая считает и все не может высчитать, какие еще беды поджидают нашего пионервожатого, не сумевшего найти общий язык с коллективом пиратов. Так оказал бы журнал «Пионер» в критической заметке о беспорядках в одном из школьных живых уголков на полуострове Таймыр.

Но как его так напугать, мы еще и сами не знали!

Мы подкрались к веранде, и Рой осторожно заглянул в окно.

– Не спит, – зашипел он. – Читает…

– Что читает? – разозлился Ленька.

– «Остров сокровищ».

Подумать только, у нас книгу отобрал, потому что нам ночью спать надо, а сам читает, как будто лагерный распорядок не всех касается.

Долго мы сидели под окном, даже замерзли, а он читал себе и читал – шелестел страницами. А потом как захохочет и тихонько замурлыкал под нос любимую песенку капитана Флинта и его верного боцмана Джона Сильвера:

– Пятнадцать человек – на сунду-у-ук мертвеца! Йо-хо-хо! И бутылку рому-у…

Меня такая злость взяла. Я даже забыл, что мы пришли его напугать. Вскочил и рявкнул в раскрытое окно:

– Вениамин Сергеевич, по ночам спать надо!

Он вздрогнул, побелел как полотно и выронил книгу.

– Ты-ты… ч-что? – заикаясь, спросил он.

Ребята сидели у моих ног ни живы ни мертвы и отчаянно дергали меня за штанины.

Так мы напугали Вениамина, хотя я этого в ту минуту и не хотел. И простыней, оказывается, никаких не понадобилось, и фонариков, и даже желтых тыкв с дырками для глаз и для носа.