— Где, вы говорите, служили?

— На фрегате «Несокрушимый» королевских военно-морских сил Ее Величества, мэм!

— Пожалуйста, не горланьте так. Кем служили?

— Коком, мэм.

— Меня зовут Мэри Кунти. Я экономка и всем здесь распоряжаюсь. У вас есть рекомендации?

— Вот, извольте... весьма лестные... Сам капитан сэр Чэпмен подписал.

Женщина взяла протянутый листок и несколько раз внимательно прочитала его.

— Ну ладно, надеюсь, готовить вы все-таки умеете?

— Обижаете, миссис Кунти.

— Мисс, с вашего позволения. Учтите, — сурово предупредила экономка, — сэр Моррисон не только самый богатый человек в городе, но и богатейший человек в нашем графстве. Вы чувствуете, какая это ответственность? Готовить такому господину!

— Еще как чувствую, мисс Кунти!

— И еще уясните себе и крепко запомните, что сэр Моррисон — вегетарианец! Это, пожалуй, самое главное, что вы должны знать, приступая к работе у нас. А теперь следуйте за мной.

Кухня сверкала чистотой. Ее габариты и первоклассное оборудование вызывали благоговейный трепет в душе Олера.

— Итак, мистер Олер, когда вы освоитесь здесь, сходите в магазин Коллинзов и купите продуктов вот по этому списку.

— Не извольте беспокоиться! Все будет исполнено в лучшем виде...

В пустом магазинчике стало тесно, когда туда вошел огромный черноволосый мужчина со сверкающей золотой серьгой в ухе. Он подкрутил пышные усы и сказал своим зычным голосом:

— Здравствуйте, мистер Коллинз. Вот список, прошу обслужить. Когда заказ был подготовлен, Олер остался недоволен. Он стал перебирать продукты, бурча под нос:

— Что за ерунда... Фрукты, спаржа, зелень всякая... изюм, орехи... Нет, так дело не пойдет. Ну-ка давайте сюда вон те специи и приправу тоже. А теперь взвесьте-ка мне ха-а-роший кусок для бифштекса, побольше.

Когда Олер вернулся в дом своего нового хозяина, тяжелую дверь ему отворил старый слуга Моррисона — Хенк, хилый старикашка.

— Мистер Олер, — прошамкал он, — перед тем как уехать, мисс Кунти оставила вам меню обеда сэра Моррисона.

Старик ушел, а Олер принялся за дело: спустился в кухню, выгрузил провизию и прочитал меню, составленное экономкой.

— Для кого же составлено это чертово меню? — спрашивал себя Олер. — Для старикана Хенка или еще молодого мужчины, которому нет еще и сорока. Неужто все миллионеры так питаются?! Какой прок иметь такую прорву денег, чтобы отказывать себе в самом необходимом!

Олер, как трезвомыслящий человек, решил проявить инициативу.

Бифштекс получился огромным. Нежнейшее подрумяненное мясо сочилось соком и кровью.

Олер, довольный собой, закрыл блюдо крышкой с монограммой Моррисонов и отправился в столовую самолично сервировать стол своему новому господину.

Ровно в назначенный час дверь, ведущая в покои хозяина замка, отворилась и в столовую, обшитую мореным дубом, вошел сэр Генри Моррисон. Это был благородного вида мужчина лет сорока, высокого роста, худощавый, с гладко зачесанными назад волосами, слегка тронутыми сединой. Продольные складки заядлого курильщика пролегли по его впалым щекам, делая и без того неулыбчивое лицо суровым и непреклонным. Он выглядел измученным, с бледно-желтой кожей, словно из него выкачали всю кровь.

«Так я и знал! — воскликнул про себя Олер. — Эти чертовы бабы совсем заморили мужчину своими вегетарианскими диетами. Он же еле на ногах держится! Нет, господа, будьте уверены, я его откормлю!»

— Кто вы такой, и что вы здесь делаете? — недовольным голосом спросил сэр Моррисон.

— Разрешите представиться, сэр, Я ваш новый повар, меня зовут Том Олер, — отрапортовал бывший моряк.

— У вас, надеюсь, имеются соответствующие рекомендации? Впрочем, это потом. Где Хенк?

— Он прилег, сэр. Что-то ему нездоровится, я не стал его тревожить.

— Хорошо, — махнул рукой сэр Моррисом, развернул жесткую от крахмала салфетку и прикрыл ею свои острые колени.

Олер подал овощной суп, молча наблюдая, как его новый господин начинает медленно есть, по-видимому, не ощущая никакого вкуса. Во всяком случае лицо его оставалось бесстрастным. Когда сэр Моррисон взял хлеб, то стало видно, что на его руке отсутствуют два пальца.

Вскоре он отодвинул тарелку. Олер проворно убрал тарелку с недоеденным супом и поставил блюдо с бифштексом.

— Что это? — тревожно спросил сэр Моррисон, расширяя ноздри и втягивая в себя резкие запахи.

— Пища настоящего мужчины! — гордо ответил Олер и жестом провинциального фокусника снял крышку с блюда.

Сэр Моррисон взвился над бифштексом, как человек, которому в тело вцепились пираньи.

— Хенк! Хе-е-нк!!! — уже хрипел он и, шатаясь как пьяный, пятился от стола.

— Я здесь, сэр! — отозвался верный слуга, врываясь в столовую.

— Разбойник! — завопил Хенк. — Что это за гадость?! Как ты посмел нарушить предписание, каналья ты этакая! Тебе же было сказано, подлецу, что сэр Моррисон не только не ест мяса, но и вида его не переносит!

Генри Моррисон, закутавшись в теплый шотландский плед, сидел в кресле возле камина. Смотрел на огонь, но в сознании уже растворялись стены гостиной.

...Он видел снежную пелену беснующейся метели и Тома Пирсена, сидящего по другую сторону костра, а рядом — взьерошенный загривок Реша. С тревогой и злобой пес вглядывался в темноту, откуда несло ненавистным ему запахом волков, терпеливо ждущих своего часа.

Моррисон перевел слезящийся взгляд на бесценный мешок. Он все-таки нашел свое Эльдорадо. А что толку? Это богатство еще надо донести до тех цивилизованных мест, где оно имеет цену.

Мысли Пирсена текли примерно в том же русле, но он, в отличие от своего компаньона, не промолчал, а решил высказать их вслух:

— Золото, оказывается, имеет один существенный недостаток: его нельзя съесть. — Он устало пихнул ногой тяжеленный мешок с самородками. — Дерьмо! Готов отдать весь этот мешок всего за одну банку тушенки из наших припасов, что лежат сейчас на дне пропасти.

— Половину мешка, — счел необходимым поправить его Моррисон. — Ты волен распоряжаться лишь половиной. Ты нашел жилу, а я финансировал нашу экспедицию.

— Не будь дураком, Генри, — откинув голову и закрывая глаза, желчно сказал Пирсен. — Мы обречены. Ты не успеешь воспользоваться своим золотом. Неужто ты надеешься выбраться отсюда? Мы все потеряли! Нарты, собак, продовольствие, оружие. Один ствол на двоих и дюжина патронов — это все, чем мы располагаем.

— Да, не густо, — согласился Моррисон. — Но нам еще повезло. С нами Реш. Славный пес! — Моррисон потрепал собаку по загривку. — Умница! Если бы он не оборвал постромки, вовремя почуяв опасность, сейчас бы лежал вместе с остальными псами на глубине тысячи футов. Остались бы мы без сторожа. Да и боец он отменный.

— Да уж. От одной собаки много проку...

— Ну-ну, еще как много. Будет драться вместе с нами. Если, конечно, не сбежит. А, Реш? Ты ведь нас не бросишь? Хороший пес.

Моррисон затеял возню с собакой, чтобы отвлечь товарища от мрачных мыслей, но Пирсен не обращал ни на что внимания:

— До ближайшего жилья — около сотни миль. С пустым брюхом мы и половины не пройдем. Мы вообще не дойдем, понимаешь, Генри!

— Не ори, — сжав зубы, тихо сказал Моррисон. — Мы должны верить в себя, тогда обязательно дойдем.

Ночью Пирсен долго ворочался на подстилке, стараясь как можно ближе лечь к огню, но так, чтобы не сгореть; неистово ругал холод, морозивший его спину; огонь, обжигавший его колени; и, наконец, забылся тяжелым сном.

Очнулись они от яростного лая Реша. Пес широко расставил лапы и ощетинил загривок. Уже совсем рассвело и волки, обезумевшие от голода, пошли на приступ.

— Том, расшевели огонь, а я постараюсь их сдержать! — крикнул Моррисон, подхватил винчестер и поставил его на боевой взвод.

— Хорошо, Генри, только береги патроны, бей наверняка. Два выстрела грохнули с минимальным интервалом. Ближайший волк споткнулся, перелетел через голову, коротко

взвизгнул и замертво упал на снег. Второй успел отпрянуть.

— Генри, сзади! — крикнул Пирсен.

Моррисон вскочил на ноги с одновременным разворотом, передернул затвор. Но ближайшие три волка нападать на него и не думали. Они деловито и хладнокровно перегрызли глотку своему раненому собрату и поволокли его прочь. По дороге к ним присоединились другие.

— Да-а... — протянул Пирсен срывающимся голосом. — Вот они — волчьи законы в действии. В сущности, они мало чем отличаются от человеческих.

— Борьба за выживание, — отозвался Моррисон, тяжело опираясь на винчестер. — У господина Дарвина это называется естественным отбором. Выживает сильнейший.

Пирсен открыл рот, что-то хотел сказать, но не смог — зашелся в долгом удушающем кашле. Примчался Реш, взметая снег.

Отбив атаку, они воспользовались передышкой и развели костер, набив котелок снегом. Вскипятили воду и, обжигая губы о закопченный металл котелка, по очереди выпили ее вместо завтрака.

— Последняя сигарета осталась, — сказал Пирсен, разрывая влажную пачку. — Покурим, может, не так есть будет хотеться.

«Патроны тоже последние», — в тон товарищу подумал Моррисон.

После перекура чувство голода действительно несколько притупилось.

Моррисон встал и налег на лямку волокуши, сделанной ими из нескольких крупных веток, перевязанных уцелевшими веревками. Она двигалась по рыхлому снегу с большим трудом. Еще бы! Мешок, лежащий там, весил не менее двухсот фунтов, и не чего-нибудь, а отменных самородков золота. Ровно половина этого фантастического богатства принадлежит ему — Генри Моррисону. А что такое богатство в представлении Генри Моррисона? Это прежде всего — хороший дом, а еще лучше — замок. И, конечно, возможность войти в высшее общество, стать настоящим джентльменом; посещать элитные клубы.

Наконец, он женится на Бренде Спенсер — этой холодной аристократке, которая с таким презрением его отвергла. Отвергла как парию, несмотря на то, что он ей несомненно нравился.

По существу, она стала его первой серьезной целью в жизни. Мечта о богатстве появилась позже, когда он понял, что с дырявым карманом ему не прельстить Настоящую Леди.

И эта цель наконец-то почти достигнута. Осталась самая малость — дойти и взять. Только бы дойти!

У Моррисона даже мысли не возникало, чтобы бросить проклятый мешок, тем самым сэкономив силы, и дотащиться до ближайшей фактории. Жаль, что Пирсен иного покроя парень. Он быстро вспыхивает, но быстро раскисает. Идет с закрытыми глазами, и лямка его повисла. Он больше не тянет. Это нечестно!

Том неожиданно упал на снег без чувств.

— Ладно, приятель, — с сочувствием произнес Моррисон, — привал так привал.

Он сходил к ближайшим кустам, задавленных высокими шапками снега, и наломал веток для костра. Огонь разгорелся и Моррисон подтащил Пирсена поближе к теплу, посадил его на волокушу. Вскоре Том пришел в себя и протянул к огню закоченевшие пальцы рук, откашлялся жутким надсадным кашлем и сказал:

— Слушай, Генри, в ближайшие день-два мы умрем. — Он тяжко выдохнул воздух и надолго замолчал, — Тебе придется идти одному. Я больше двигаться не в состоянии.

— Что ты предлагаешь? Я же вижу, что ты уже принял какое-то решение. Давай, выкладывай...

— Нам необходимо поесть, — выдохнул Пирсен, и на глазах у него появились слезы. — Вот, — прошептал он и кивком головы указал на собаку, лежавшую в трех футах от него.

— Реш?! — вырвалось у Моррисона, и пес тотчас навострил уши, посмотрев в его сторону, — Исключено! Кто нас будет охранять ночью? Это безрассудно.

— Послушай! — Пирсен несколько придвинулся и горячо заговорил: — Послушай, Генри, Мы с тобой какие-никакие, а все-таки друзья детства. Ты всегда славился расчетливостью. Так вот, вникни в мое предложение и ты признаешь, что я прав. Сейчас на карту поставлено все. Когда мы поедим, нам не нужны будут никакие сторожа. Мы отобьем любую атаку и без пса. Будем спать по очереди. Ну?! Согласен? Что тут думать, черт подери, дело касается наших жизней!

У Моррисона внезапно пропало желание возражать. Перспектива — в ближайшие полчаса вцепиться зубами в горячий кусок мяса — была настолько соблазнительной, что в конце концов он согласился.

— Жаль, конечно, беднягу, но, по-видимому, иного выхода у нас действительно нет.

— Реш! — произнес Пирсен, стараясь, чтобы голос звучал естественно. — Поди ко мне.

Пес поднял голову и посмотрел на хозяина тоскливым взглядом. Он тоже был голоден, так же обессилен, как и люди, и потому предпочел бы лежать у огня. Хозяин, однако, настойчиво повторил свой приказ и для большей убедительности прихлопнул по бедру распухшей ладонью. Реш нехотя встал, и, вяло перебирая лапами, рухнул на снег возле Пирсена.

— Реш, хороший, — говорил Пирсен, гладя по свалявшейся и обледенелой шерсти. — Ты уж прости, дружище, прости нас...

Пес поднял голову, подставляя ее под ладонь человека. С благодарностью принимал он ласки. Потом он положил голову на бедро Пирсена и, тяжело выдохнув, прикрыл глаза. Пирсен, нагнувшись над собакой, левой рукой осторожно гладил ее затылок, а правой — медленно и незаметно тянулся к голенищу унта, откуда торчала костяная ручка охотничьего ножа. Оранжевой вспышкой блеснула сталь, отражая свет костра, и в следующую секунду Пирсен резко вскинул руку с ножом. Он ударил, с хрипом выдыхая воздух.

Ужасная боль исказила его лицо. Он вскрикнул, извергая проклятия, и с отчаянием увидел, как по накренившемуся снежному полю неестественно большими прыжками убегает собака, а вместе с ней и последняя надежда на спасение.

Моррисон поднял товарища и привалил его беспомощное тело к мешку. Пирсен вдруг перестал ощущать правую ногу, хотя из нее торчал охотничий нож, загнанный в живую плоть по самую рукоятку.

— Я сейчас, сейчас, — приговаривал Моррисон, выдергивая ремень из петель штанов и осознавая весь ужас случившегося. — У тебя сильное кровотечение, надо наложить жгут. Все будет замечательно, держись, парень.

С помощью ремня он наложил на ногу жгут, закрутил его обломком ветки и, когда кровотечение уменьшилось, — резким движением выдернул нож из раны.

Генри наложил на рану плотную повязку из того же обрывка нательного белья. Пирсен пришел в себя, закрыл раненую ногу подолом шубы и снова затих. Он больше не всхлипывал и не стонал, и весь его вид выражал полную обреченность.

Моррисон принял решение, на которое он бы не согласился, будь положение дел иным. Он открыл мешок, выбрал несколько крупных самородков и рассовал их по карманам. Этого должно было хватить, когда они доберутся до жилья, на покупку собак и прочего снаряжения. Остальное золото придется спрятать. Опасно встречаться с людьми, когда ты обессилен и не можешь постоять за свой мешок с золотом.

Моррисон завязал мешок и с немалым трудом отволок его в ближайший овражек, где стояла огромная сосна с изогнутым стволом.

Пирсен вздрогнул и открыл глаза, когда Моррисон подхватил его под мышки и положил на волокушу.

Метель закручивала снежные спирали, быстро заметая следы. Человек шел походкой заведенного механизма — без мыслей, эмоций, имея единственную цель: пройти как можно большее расстояние за светлое время суток. Он падал, подолгу лежал на снегу, потом поднимался и снова шел вперед: к людям, к теплу, еде. И все это время он упорно тащил за собой Пирсена. Волокуша, казалось, с каждым шагом становилась все тяжелее.

Наползали сумерки. Моррисону попалась удобная ложбина, непродуваемая ветром, и он решил остановиться на ночлег.

Волокушу, где лежал Пирсен, он подтянул ближе к огню и улегся рядом, пристроив под рукой заряженный последней обоймой винчестер.

Моррисон открыл глаза, почувствовав на себе чей-то взгляд. Его компаньон очнулся от забытья. Он разлепил ссохшиеся губы и прохрипел:

— Я был худшего о тебе мнения — прости. Вероятно, судил по себе. А ты... Ради друга ты отказался от богатства. Еще раз прости меня за плохие мысли. Ты благородный человек, Генри. Я был плохим человеком, оттого неудачи и преследовали меня. Так вот знай, что не я нашел жилу. Шесть лет я искал ее, проклятую, но она ускользала от меня. От неудачи я запил, остался без гроша и хотел уже махнуть из этих проклятых мест куда-нибудь в Калифорнию, но тут черная полоса в моей жизни неожиданно кончилась.

Незадолго до твоего прибытия в Кингтаун, в город вернулся Перри Аллен. Он-то и нашел эту сумасшедшую жилу на мысе Конди. Этот старый болтун раскололся, как гнилой орех. Я накачал его виски, а потом... убил. И забрал карту. Но я сидел на мели и не мог воспользоваться ей. Искать компаньонов среди местных стервятников я не решался. Как бы я объяснил им происхождение карты? Они же знали, что я неудачник, не вылезающий из кабака. Совершенно неожиданно в городе появился ты: друг детства, профан в старательском деле да еще с деньгами. Просто дар небес!

Пирсен судорожно проглотил сухой колючий комок, застрявший у него в горле, и закончил свою исповедь словами:

— Теперь-то я понимаю, что это было очередным испытанием судьбы, но я не изменился, и участь моя была решена. Судьба в очередной раз посмеялась надо мной.

— Не казни себя Том, все мы не без греха, — сказал Моррисон. — Если уж мы затеяли вечер исповеди, то мне тоже есть в чем покаяться. Не такой уж я благородный, каким бы мне хотелось быть. До истинного джентльмена мне, честно сказать, далековато. Деньги, что я привез с собой, были не мои. Я украл их у Спенсера — своего шефа. Разумеется, я пытался честным трудом скопить определенную сумму, чтобы уехать из Англии в Северо-Американские Штаты или в Канаду и там искать свое счастье. Но оказалось, что честным трудом заработать для открытия даже небольшого дела — невозможно.

— Как бы там ни было, но на душе у меня стало легче, — сказал Пирсен умиротворенно. — Мы исповедовались, теперь можно спать.

...Генри Моррисона толчком выбросило из полубредового забытья в не менее бредовую явь. Пирсен визжал на самой высокой ноте. Ночная атака была стремительной и страшной. Яркая луна яростно заливала все вокруг бело-голубым светом. Костер потух. Две серые тени с горящими зеленой злобой глазами пролетели в ярде от него, обдав запахом мокрой шерсти и смерти. Серое кольцо врагов молниеносно сжималось. Моррисон развернулся и послал несколько пуль веером. Кольцо нападавших волков рассыпалось, потянулись кровавые дорожки по снегу. Раздался вой, визг, злобное рычание.

Обороняясь, Генри имел неосторожность оставить слишком большое расстояние между собой и беспомощным компаньоном. И волки тут же воспользовались его ошибкой. Стая с яростным рычанием отсекла их друг от друга.

Моррисон открыл огонь по стае, и вскоре она серой волной откатилась за ближайший холм.

Наконец, все стихло. Луна по-прежнему ярко заливала поляну мертвенно-голубым светом, и в этом свете кровь, пролитая на снег, казалась черной. В середине самого большого пятна лежал небольшой кусок мяса — все, что осталось от Пирсена. Разум Моррисона уже не был подвластен ему. Он набросал веток в костер, раздул огонь, разрезал мясо на ломтики, нанизал их на шомпол и поместил над угольями.

— Дорогой, — сказала Бренда Моррисон (в девичестве Спенсер), зайдя в гостиную и на ходу расстегивая платье, — ты так и намерен просидеть весь вечер у камина? Разве ты забыл, что мы сегодня приглашены к Голдстайнам?

— У меня нет настроения, — ответил сэр Моррисон, уставившись в огонь отсутствующим взглядом.

Располневшая и подурневшая после родов жена уже давно не вызывала в нем никаких чувств, кроме глухого раздражения.

— Генри, не говори глупостей. Мы обязаны присутствовать. Там будет все общество. А свет безжалостен к затворникам. К тому же Стивен Сайкс обидится.

— Плевать я хотел на Сайкса!

— Милый, береги нервы. Я понимаю, тебя очень расстроили. Ну, да Бог с ним, с этим поваром. Кстати, я его уже уволила.

— Хорошо, — нехотя согласился он. — Я пойду. Жена ушла, Моррисон направился в ванную.

Когда он поднес бритву к горлу, за спиной послышался шорох, и рука его дернулась. Он порезал себе кадык. Потекла кровь. «Это место я прикрою галстуком, — подумал он, прижигая порез кельнской водой. — Надену рубашку со стоячим воротничком и повяжу самый большой галстук. Кстати, где он? Кажется, в спальне».

Моррисон отправился в свою спальню за галстуком и вскоре отыскал нужный среди сотни других. Надев чистую сорочку, он поднял воротничок и стал завязывать галстук.

Внезапно на плечи Моррисона легли тяжелые ладони. Страшный холод от них острой болью сковал плечи, ледяная волна пошла вниз по телу. Моррисон замер, у него перехватило дыхание. Он понял сразу, кому они принадлежат. Моррисон посмотрел в зеркало, но никого за своей спиной не увидел.

«Так и должно быть, — подумал хозяин замка. — Они не отражаются в зеркале».

Хриплый, какой-то очень знакомый голос произнес: «У тебя сильное кровотечение. Надо наложить жгут».

Моррисон увидел, что порез открылся и из него течет кровь. Стало темнеть в глазах, но он успел подумать с досадным недоумением: «Какой еще жгут? На шею не накладывают жгут!»

— Позволь, я тебе помогу, — вновь раздался голос и чьи-то невидимые руки резким, сильным движением затянули узел.

— Вот черт побери! — вскричал Том Олер, бросил газету на стойку и залпом осушил очередную кружку пива. — Я говорил, что в этом проклятом городе люди мрут как мухи.

— Что случилось? — спросил меланхолическим голосом бармен. — Эпидемия чумы началась?

— Хуже. Умер мой новый хозяин, сэр Генри Моррисон, я у него поваром служил...

— Да ну! — удивился бармен, — а мы тут за стойкой совсем от жизни отстали. Знатный был господин. Правда, ко мне он никогда не заглядывал. Что там пишут в газете?

— Подробности скудные, — откликнулся мистер Олер, вновь разворачивая «Местный курьер». — Значит, так: «Вчера вечером в своей спальне скоропостижно скончался видный гражданин...»

— Брехня, — резко сказал другой клиент, сидевший за ближайшим столиком.

Это был корреспондент другой газеты. Он прищурил один глаз и понизил голос:

— Строго между нами: в полиции полагают, что судя по всему, сэр Моррисон покончил с собой. Сначала он хотел перерезать себе горло, а потом передумал и повесился. На собственном галстуке.

Но тут есть маленький нюансик, — загадочно улыбаясь, сообщил репортер, — а возможно, и не маленький. Во-первых, галстук его ни к чему не был привязан. Согласитесь, довольно трудно удавиться, собственноручно затягивая узел галстука. Для этого нужен посторонний человек. При удушении вы быстро теряете сознание, руки, естественно, слабеют, стало быть сдавливание прекращается, и через некоторое время вы приходите в себя.

Миссис Моррисон очень быстро обнаружила тело мужа. Жуткий холод стоял в комнате. И вот что ей бросилось в глаза: немного нерастаявшего снега на полу... и там же — мокрые следы от мужских сапог. Снег, господа! Это в июльскую-то жару!

— Чертовщина какая-то, — почесал лысину бармен. — Чертовщина, да и только.

Владимир Колышкин