Отчаянный крик медвежонка не затихал ни на секунду. Чаще всего медвежата-сеголетки так зовут удаляющуюся мать, но на этот раз надрывный рев не прекращался. Что-то серьезное произошло в моем маленьком королевстве под названием Коса Сомнительная…

Была уже середина октября — начало зимы на острове Врангеля. Отбушевали первые пурги, море покрылось молодым льдом, и я заканчивал свои наблюдения за моржами и белыми медведями на косе Сомнительной. Коса — одно из традиционных мест выхода на берег тихоокеанских моржей, приплывающих для нагула на мелководья Чукотского моря. В годы, когда осенняя кромка льдов удаляется на десятки километров к северу от острова, здесь образуется крупнейшее в мире береговое лежбище — до 70 тысяч моржей. В надежде поживиться к лежбищу со всех сторон стекаются белые медведи... Так было и в эту осень. Постоянные нападения медведей на лежбище заставляли моржей в панике покидать берег, оставляя после себя раздавленные трупы сородичей. Когда моржи окончательно покинули прибрежные воды, на оконечности косы лежало около сорока погибших самок и молодых животных. И в этой роскошной «столовой» шел пир горой: к началу октября здесь поселилось ни много ни мало — 60 медведей.

Мой железный балок — одна из опорных точек заповедника — стоит в 400 метрах от лежбища рядом с навигационной вышкой, откуда я обычно веду учеты животных и наблюдаю за их поведением. Вот и на этот раз я сидел на вышке, закутавшись в оленью кухлянку, и наговаривал на диктофон описание игры, которую затеяли полуторагодовалый медвежонок по кличке Шайба со своей мамашей Клюшкой почти под моими ногами. Японские батарейки нещадно замерзали на пронизывающем ветру, я тихо ругался и пытался отогреть диктофон под кухлянкой, когда раздался этот отчаянный плач.

Ревущий медвежонок медленно плелся за самкой, направлявшейся вдоль нагромождения прибрежных торосов к основанию косы. Бок о бок с матерью косолапил второй медвежонок, с ног до головы измазанный моржовым жиром. Медведица несколько раз оглядывалась на крикуна, а затем развернулась и трусцой побежала к нему, издавая на ходу короткие фыркающие звуки. Медвежонок тут же вприпрыжку помчался в противоположную сторону, не переставая реветь. Через каждые два-три десятка метров он оборачивался к самке, проверяя, следует ли она за ним. Остановился лишь когда медведица догнала его. Она вытянула шею, принюхалась, фыркнула и двинулась в прежнем направлении, сопровождаемая вторым медвежонком. Плакса некоторое время смотрел вслед удалявшейся медведице, затем плюхнулся в снег и, прибавив обороты, заголосил на всю округу. Самка застыла как вкопанная, круто развернулась и кинулась на крик, а медвежонок, удостоверившись в эффективности своей тактики, снова побежал к оконечности косы, не забывая оглядываться на медведицу.

Подобные сцены мне доводилось видеть не раз, и я было ослабил внимание, как вдруг заметил деталь, не вписывающуюся ни в какие рамки. Когда медведица в очередной раз приблизилась к рыдающему медвежонку, не отстававший ни на шаг от нее второй детеныш вдруг резко выбежал вперед и, оскалив пасть, бросился на братца. Тот попятился и с ревом припустил наутек. Драчун еще несколько секунд стоял в угрожающей позе, а затем вернулся к матери, которая тут же заботливо обнюхала его. Столкновение медвежат одного помета — нечто из ряда вон выходящее. Такое может происходить разве что в первые месяцы жизни в тех редких семьях, где родилось более двух малышей. Но и тогда соперничество медвежат из-за материнских сосков ограничивается отталкиванием братьев и сестер.

Я был озадачен. В поисках причины странного поведения медвежат снова и снова прокручивал в голове только что увиденную сцену, смутно ощущая близость разгадки. Тем временем медвежонок развернулся и побежал в противоположном направлении — прочь от «столовой». Медведица со вторым детенышем сидели в снегу и следили за его приближением. Я ожидал, что блудный сын радостно уткнется в шерсть матери, но он, словно не замечая, пробежал мимо нее, не переставая реветь. Медведица встала и повернулась к нему, а находившийся рядом с ней медвежонок сделал несколько шагов вслед за удалявшимся братом. И в этот момент меня осенило! Медвежата сильно отличались друг от друга: плачущий малыш был явно мельче и худее, на его чисто белой шерсти почти не было следов крови и жира.

Все встало на свои места. С ревом мечущийся из стороны в сторону медвежонок не имел никакого отношения к этому семейству. Стало ясно, что он потерялся и теперь в панике носился по косе, криками призывая свою единственную и неповторимую родную маму. Малыша я тут же нарек Сироткой. Медведица, так живо реагировавшая на его зов, получила имя Мачеха, а ее медвежонок стал Сынком.

К октябрю медвежата-сеголетки достигают возраста 9-10 месяцев и веса 70 и более килограммов. Хотя, как правило, большинство медвежат стараются держаться в тесном контакте с матерью, некоторые из них становятся настолько самостоятельными, что могут удаляться от медведицы на расстояние несколько сот метров. В больших скоплениях медведей, которые образуются почти каждую осень на моржовых лежбищах острова Врангеля, потеряться таким активным детенышам ничего не стоит.

Я надеялся, что и сейчас происходит нечто подобное: Сирота побегает, покричит, но в конце концов найдет свою зазевавшуюся мамашу. В этот день в «столовой» и ближайших окрестностях питались, отсыпались и бесцельно бродили 25 зверей. Помимо Мачехи, я отметил еще четырех семейных самок, однако три из них явно не годились на роль матери заблудившегося медвежонка. Клюшку и Анюту я хорошо знал, обе они имели годовалых медвежат размером почти со взрослого зверя. Самок с сеголетками я различал хуже. Одна лежала на берегу бухты в нагромождении торосов, а рядом притулились два медвежонка. После недолгих размышлений я вычеркнул ее из списка подозреваемых: три медвежонка в семье встречаются крайне редко. Весной при выходе из берлог, как правило, несколько медведиц имеют трех детенышей, однако за шесть лет осенних наблюдений я встретил лишь одно такое семейство с сеголетками и еще трижды — с медвежатами более старшего возраста. Наверняка в торосах спит семья в полном составе.

Куда больше надежд вселяла самка с единственным сеголетком, прикорнувшая в сугробе на берегу замерзшего озерца в полусотне метров от «столовой». Медведица растянулась на животе, уткнув морду в передние лапы, а медвежонок устроился рядом, используя теплый материнский бок вместо подушки. Кроме этой самки, беспечной мамашей мог оказаться любой из медведей-одиночек, за исключением молодого самца по кличке Йелло и двух молоденьких самочек, увлеченно ковырявшихся среди моржовых останков.

Тем временем Сиротка, продолжая реветь, приблизился к «столовой». Кормившиеся и отдыхавшие поблизости медведи не проявили к нему особого интереса. Реакция большинства одиночек была одинаковой: они лениво приподнимали голову и рассеянно провожали взглядом источник беспокойных звуков. Медвежонок, напротив, подбегал ко многим из них, заходил с подветренной стороны, внимательно принюхивался, но, уловив чужой запах, тут же вприпрыжку мчался дальше. Мачеха шла за Сироткой и тоже пришла в «столовую». А Сынку эта чехарда явно надоела. Оказавшись среди моржовых костей, он туг же принялся обгладывать приглянувшийся мосел и был очень недоволен, когда мать начала удаляться вслед за Сироткой, и пришлось догонять ее, бросив лакомый кусок. Свое раздражение он туг же сорвал на Сиротке, кинувшись к нему с угрожающим видом. На этот раз вмешалась отставшая от них Мачеха. Она ринулась к драчунам, сделав в сторону Сиротки короткий выпад головой, хотя тот и не пытался огрызаться на ее задиристого отпрыска. Впрочем, по вполне добродушному выражению морды медведицы можно было догадаться, что ее атака была несерьезной — она скорее хотела «разнять» повздоривших медвежат, чем напугать Сиротку. Но медвежонок, и без того охваченный паникой, в ужасе помчался к ближайшим торосам и затерялся среди хаотического нагромождения льдин, лишь ревом выдавая свое присутствие.

Один за другим отсеивались кандидаты на почетный пост матери бедного Сиротки. Никто из медведей, за исключением Мачехи, не обращал на него особого внимания. Даже самка с детенышем, на которую я возлагал большие надежды, не тронулась с места, когда Сиротка пробегал мимо. Зато полной неожиданностью для меня оказалась весьма заинтересованная реакция медведицы Анюты, имевшей двух медвежат-подростков второго года жизни. В течение всего дня эта семья дремала, укрывшись от ветра в гряде прибрежных торосов. Медвежата — Ивашка и Степашка — тесно прижимались к матери, так что все трое образовали гигантский мохнатый клубок, из которого время от времени высовывалась чья-нибудь лапа или морда. В тот день, когда я наблюдал за ними, они даже не посещали «столовую», только однажды пробудившиеся медвежата, тыкая носами в материнский бок, потребовали молока. Но как раз в этот момент поблизости раздался рев Сиротки. Он мелькал среди торосов, то вскарабкиваясь на самые верхушки, то снова исчезая между ними. Насторожившаяся Анюта встала и принюхалась. Ивашка со Степашкой тоже вскочили с лежки. Теперь все трое стояли бок о бок, внимательно прислушиваясь к жалобному реву и не спуская глаз с маленького бродяжки. Когда Сиротка в очередной раз пропал из виду среди льдин, Ивашка привстал на задних лапах, опираясь передними о материнскую спину, и вытянул шею. Вероятно, и в этом положении он не смог толком разглядеть Сиротку, так как вскоре залез на вершину тороса, служившего стенкой их уютного логова. Там он вновь встал на задние лапы, легко удерживая равновесие в течение целой минуты. В отличие от брата Степашка быстро потерял интерес к Сиротке и опять улегся спать.

В конце концов Сиротка преодолел торосистый барьер и оказался на ровном молодом льду, достаточно крепком у берега. Он снова принялся метаться вдоль берега в поисках матери, не умолкая ни на секунду. Нежная материнская душа Анюты не выдержала, и она полезла через торосы. Ивашка двинулся следом. Выбравшись на ровный лед, они неторопливо пошли за Сироткой, то и дело останавливаясь понюхать его следы. Медвежонок, не обращая внимания на приближавшуюся к нему пару, в очередной раз помчался к «столовой».

Оказавшийся в одиночестве Степашка уже не пытался заснуть. Сначала он хотел догнать Анюту, но, увидев, что мать с братом вслед за Сироткой направляются в «столовую», решил не тратить силы на преодоление торосов и пошел туда напрямик через косу. Достигнув «столовой», он сразу принялся за еду. А Сиротка по-прежнему вел себя беспокойно, непрестанно вопил и метался из стороны в сторону.

Я уже давно заметил, что вопли Сиротки привлекли внимание еще одной самки — той самой, что лежала среди торосов в сотне метров от «столовой» и была единственной, имевшей двух сеголетков. Она долго и сосредоточенно прислушивалась, иногда высоко поднимая голову и втягивая ноздрями воздух. Наконец встала и несколько минут смотрела в направлении «столовой». Вслед за ней поднялись медвежата. Внезапно все трое быстро побежали к «столовой». Оказавшись у ее края, они пошли совсем медленно, причем медведица приняла напряженную позу, слегка опустив голову и устремив взгляд на Сиротку, Мачеху и Сынка. Медвежата до смешного точно копировали поведение матери. Когда до Мачехи осталось не больше 20 метров, вновь прибывшая семья остановилась, не спуская глаз с нашей беспокойной троицы.

Резвое приближение новой самки не ускользнуло от внимания Мачехи. Вместе с Сынком она аккуратно зашла на подветренную сторону от пришельцев и принюхалась. Запах этой медведицы и ее медвежат скорее всего был давно знаком Мачехе, ведь и та, и другая не первый день жили на косе и наверняка часто встречались. Мачеха быстро успокоилась и стала рыть себе лежку. Она несколько раз царапнула лапой снег и легла в образовавшееся углубление, а Сынок устроился у нее под боком.

Все это время Сиротка стоял в семи метрах от Мачехи, а когда та залегла, тоже уселся в снег. На появление новой медведицы он почти не отреагировал, разве что принюхался и тут же потерял к ней интерес. Похоже, что в этой ситуации он предпочел быть неподалеку от Мачехи, к постоянному присутствию которой уже немного привык за эти несколько часов. Самка с двумя медвежатами последовала примеру Мачехи и тоже прилегла на снег.

Итак, все действующие лица прилегли отдохнуть, но не спускали глаз друг с друга, особенное внимание уделяя Сиротке, который по-прежнему жалобно взревывал. Антракт продолжался около пяти минут. Наконец Сиротка встал и, поглядывая на Мачеху, стал обходить ее полукругом. Та встала и медленно пошла в сторону, оглядываясь на Сиротку. Ее медвежонок шел рядом. Сиротка тоже двинулся вслед за ней, соблюдая дистанцию в 7-8 метров и не прекращая голосить. Так, потихоньку они снова направились вдоль полосы торосов на восток, где я впервые их заметил. Медведица с двумя детенышами, оставшаяся лежать в «столовой», долго провожала их взглядом.

Значит, медвежонок все-таки решил держаться рядом с Мачехой. Однако я рано радовался. Пройдя около двухсот метров следом за Мачехой, Сиротка постепенно стал отставать, а чуть позже свернул в сторону по направлению к торосам. Мачеха обернулась, остановилась, а затем быстро пошла к медвежонку. Когда их разделяло 2-3 метра, Сиротка бросился бежать во льды. И опять началась кутерьма. Медвежонок с криками метался из стороны в сторону, а Мачеха и Сынок стояли на месте, растерянно следя за его зигзагами. Несколько раз, когда Сиротка останавливался и поворачивался к Мачехе, она пыталась подойти к нему, но тот либо мчался прочь, либо, сменив направление, пробегал мимо нее. В конце концов Мачеха не выдержала и прекратила попытки увести за собой Сиротку. Она в изнеможении уселась под высоким торосом, а Сынок сразу вскарабкался наверх, пытаясь разглядеть Сиротку, который в это время ревел где-то среди ледяной гряды. Чуть позже семья задремала, хотя Мачеха иногда поднимала голову и прислушивалась к крикам Сиротки.

Просидев на вышке еще с полчаса, я понял, что сегодня вряд ли увижу что-нибудь новое. Мачеха с Сынком продолжали отдыхать, как и большинство других медведей. Лишь Сиротка по-прежнему носился по косе. Наверное, в нем еще теплилась надежда, что мать где-то неподалеку. Что касается меня, то я эту надежду уже потерял. Время близилось к вечеру, до темноты надо было заготовить очередную порцию плавника для печки, и я стал спускаться по лестнице, с трудом двигая замерзшими конечностями.

Этой ночью я долго не мог уснуть, прислушиваясь к нестихающему реву Сиротки и размышляя о его незавидной судьбе. Вполне вероятно, что он еще продержится около месяца, питаясь моржатиной в «столовой», хотя там уже осталось мало съедобного — одни кости да жесткие шкуры. Самостоятельно поймать нерпу у него шансов нет. Даже двухлетнему медвежонку, почти неотличимому по размерам от взрослых зверей, трудно прокормиться без материнской помощи: не хватает опыта. Кроме того, масса его тела пока недостаточно велика, чтобы одним быстрым движением проломить снежную «крышу» нерпичьей норы. Что уж говорить о худеньком Сиротке, вес которого даже меньше, чем у крупной нерпы. Как ни прискорбно сознавать, он обречен...

Смертность среди детенышей белых медведей очень высока, особенно в первый год жизни. Некоторые медвежата погибают еще до выхода из берлоги, становясь жертвой собственной матери. Такое явление называется инфантицидом и случается, когда перед залеганием в берлогу беременной самке не удается накопить большой запас жира и к весне она бывает сильно истощена. Иногда медвежат, даже находящихся под защитой самки, убивают голодные медведи-самцы. Но все же подобные трагедии происходят исключительно редко, по крайней мере, мне ни разу не доводилось видеть что-либо похожее. Даже в самые тяжелые для медведей сезоны, например, осенью 1990 года, когда только на мысе Блоссом от истощения погибло четыре медведя, самцы ни разу не пробовали напасть на какую-нибудь семью, хотя и поедали трупы умерших сородичей. Той же осенью у одной из медведиц погиб единственный медвежонок-сеголеток. Самка была сильно истощена и, по-видимому, у нее пропало молоко. Она несколько дней не подпускала к трупу детеныша ни одного медведя ближе, чем на 20 метров, бесстрашно кидаясь на огромных матерых самцов, и те ретировались, даже не пытаясь огрызнуться. Недостаток пищи для медвежат и кормящей матери, наверное, одно из основных условий смерти детенышей.

И все же главная причина их гибели — вынужденное сиротство. Несмотря на заботливую материнскую опеку, множество медвежат оказываются, как и Сиротка, один на один с суровой природой Арктики. Они теряются среди дрейфующих льдов или просто отстают от матери, особенно когда она чем-то напугана и пускается в бегство. Авторы некоторых книг о Севере пишут, что, спасаясь от преследования, медведица никогда не бросает медвежат и даже сажает их себе на спину, чтобы быстрей бежать. Однако мне приходилось быть свидетелем совсем иных ситуаций.

Однажды в середине апреля я ехал на снегоходе по притоку реки Неожиданной и, свернув в основное русло, внезапно выскочил прямо на медведицу с двумя медвежатами, недавно покинувшую берлогу. Звери тут же ринулись наутек, а я заглушил двигатель, надеясь, что наступившая тишина успокоит медведей. Но медведица продолжала бегство, пересекая широкую речную долину. Один из медвежат был явно мельче и слабее. Он сразу отстал и, остановившись посреди русла, жалобно заревел. Медведица замедлила шаг, обернулась, но увидев, что второй детеныш семенит рядом, помчалась дальше. Отставший медвежонок вдруг развернулся и с ревом побежал в обратную сторону — прямо ко мне. Мамаша еще несколько раз останавливалась, даже сделала движение, чтобы вернуться, но, обнюхав находившегося с ней медвежонка, решительно пошла прочь. Она уже не бежала, а просто уходила быстрыми, широкими шагами вверх по склону. Между ней и отставшим медвежонком было уже около двухсот метров. Несмотря на мороз, я покрылся испариной, когда понял, что сейчас она перевалит через вершину берегового склона и все будет кончено. Чертыхаясь, я дергал стартер «Бурана», наконец завел и на полном газу съехал вниз по руслу. Отставший медвежонок был уже совсем рядом, но при первых же звуках мотора рванулся в сторону. Медведица тоже побежала. Я отъехал почти на километр и остановился, достав бинокль. Медвежонок по-прежнему стоял посреди долины, а медведица со вторым отпрыском была почти на вершине склона. Но вот она остановилась, обернулась, с полминуты постояла, похоже, прислушиваясь к реву медвежонка, и стала возвращаться. Я глубоко вздохнул и достал смятую «беломорину»... На этот раз все обошлось, и семья воссоединилась.

Но медвежата отстают от матерей, теряются и без вмешательства человека. Ежегодно при весенних наблюдениях за берлогами попадаются такие осиротевшие малыши или их следы. Почти каждую весну кому-нибудь из сотрудников заповедника приходится выкармливать очередного беспризорника, путь которого предопределен — клетка зоопарка. В природе у него нет шансов на выживание. Правда, приходилось слышать о поверьях эскимосских охотников, что осиротевших медвежат может «усыновить» чужая медведица. Весной 1992 года участники российско-американской экспедиции, занимавшейся мечением медведей, обездвижили и снабдили спутниковым радиоошейником самку с четырьмя медвежатами во льдах к северу от мыса Шелагского. Случаев рождения четырех детенышей до сих пор не было отмечено ни в природе, ни в зоопарках, поэтому один или двое из этих медвежат вполне могли оказаться приемышами.

Однажды специалист по белым медведям Станислав Беликов подбросил двух осиротевших малышей обездвиженной медведице, которая имела и своих двух отпрысков. Эксперимент прошел удачно. Оправившись от действия препарата, медведица облизала беспризорников, а через некоторое время стала кормить молоком всех четверых. Однако, когда сотрудники заповедника пытались повторить опыт и запустили брошенного медвежонка в чужую берлогу, ничего не вышло. Медвежонок с криками выскочил из-под снега, получив сильный укус от хозяйки берлоги, не пожелавшей заняться его воспитанием.

В любом случае, если медведица и может оказаться в роли приемной матери, то скорей всего весной, когда звери покидают берлоги. В это время медвежата еще слишком малы и легко могут привыкнуть к новой семье. Как-то раз во время мечения один из медвежат оказался в стороне от обездвиженной самки, которую обступили люди. Медвежонок потерянно топтался на месте и пронзительно ревел. Внезапно он подбежал ко мне, обнял передними лапами унт из шкуры якутской лошади и, прижавшись всем телом к лохматой белой шерсти, умиротворенно затих. Он явно чувствовал какое-то родство между мамой-медведицей и шерстяными унтами и не отпускал мою ногу до тех пор, пока я не усадил его к животу настоящей матери...

Да, Сиротку, пожалуй, уже не введешь в заблуждение любым лоскутком белой шерсти. Достигший почти годовалого возраста медвежонок прекрасно знает материнский запах. Впрочем, и Мачеха вряд ли подпустит такого большого звереныша к соскам, тем более, что ее родной Сынок настроен против Сиротки с изрядной долей враждебности... Ладно, утро вечера мудренее...

Ночь прошла на удивление спокойно. Медведи, если и подходили к балку, то вели себя аккуратно, не пытаясь оторвать ставень или взломать дверь. Я прекрасно выспался и уже успел приготовить завтрак, когда с очередной «инспекторской проверкой» заявились Клюшка и ее полуторагодовалый Шайба. Свои «спортивные» имена они получили из-за того, что головы обоих были до черноты вымазаны моржовым жиром и кровью, причем форма этих грязных пятен создавала впечатление, будто оба медведя нахлобучили на себя хоккейные шлемы. Эта парочка заявлялась к балку чуть ли не каждый день и не отличалась хорошими манерами. На этот раз они снова вели себя бесцеремонно перекусили провод радиоантенны, а затем принялись выдергивать из щелей ветошь, подоткнутую для тепла. Чертыхаясь, я выбрался наружу. Проказники пустились в бегство косолапым галопом, причем Шайба так и не выпустил из пасти длинную тряпку, которая вымпелом развевалась на ветру, хлеща медвежонка по толстому боку.

День выдался на славу. Стихал вчерашний холодный ветер, прекратился снегопад, расчистилось небо. Медведям такая погода тоже по нраву. Они повылезали из-за торосов, где вчера прятались от ветра, и разбрелись по косе, сладко зевая на ходу. Их стало немного больше: я насчитал 28 зверей в окрестностях балка.

Забравшись на вышку, я в первую очередь отыскал взглядом Сиротку. Он неприкаянно бродил по «столовой», обнюхивая снег. Сегодня он вел себя тихо, словно надорвался от вчерашней беготни и беспрерывного ора, а может, просто смирился со своей бедой... Вид у медвежонка и впрямь был какой-то надломленный, он даже не пытался грызть моржовые шкуры, пробираясь между ними без всякого интереса.

Однако Мачеха меня порадовала. Я боялся, что ночью она покинет косу, но надо отдать ей должное — медведица лежала тут же, в «столовой», рядом был и ее Сынок. Более того, когда Мачеха встала и двинулась по берегу, Сиротка сразу пошел за ней. На этот раз он не пытался умчаться куда-нибудь в торосы, а покорно косолапил вслед за Мачехой и Сынком. Их взаимоотношения явно сдвинулись с мертвой точки!..

Вся компания неторопливо прошествовала на восток от «столовой» и, преодолев чуть больше километра, добралась до останков еще одного моржа. Мачеха тщательно обследовала шкуру и скелет, но есть не стала и залегла в снег неподалеку. Сынок, немного повозившись с обломком позвоночника, на котором еще оставались съедобные кусочки, вскоре последовал примеру матери. Сиротка не стал подходить к моржатине и улегся, сохраняя дистанцию в двадцать метров.

Я продолжал наблюдать за развитием взаимоотношений Мачехи и Сиротки еще три дня, в течение которых они держались в окрестностях «столовой». Медвежонок все это время находился поблизости от Мачехи и Сынка, а если удалялся, то не выпускал их из виду. Как только они вставали и трогались с места, Сиротка тут же следовал за ними, бросая недогрызанный кусок моржатины. Медведица не пыталась отогнать его, наоборот, постоянно оглядывалась на Сиротку, иной раз поджидая его. Когда медвежонок отходил на большое расстояние, она перемещалась к нему поближе. Однако до полного «усыновления» дело не дошло. Впрочем, Сиротка и не делал попыток приблизиться к своей покровительнице вплотную, между ними постоянно сохранялась дистанция.

Однажды, когда они отдыхали неподалеку от останков одной из моржовых туш, к ним направился поджарый молодой медведь. Он только что появился на косе, был явно не прочь перекусить и интересовался исключительно моржатиной. К ней он и направился широкими шагами, высоко поднимая голову на вытянутой шее и принюхиваясь к заманчивым запахам падали. Первым его заметил Сынок, который даже привстал на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть пришельца, а затем на всякий случай подбежал к спящей мамаше, прижавшись к ее надежному боку. Мачеха приподнялась с лежки, но появление чужака взволновало ее не слишком. Ей так сладко спалось, что она продолжала дремать уже сидя, свесив голову на передние лапы, упиравшиеся в снег. Пришелец тем более не обращал на нее внимания, его думы были устремлены к еде. Когда он был уже совсем рядом, Сиротка вскочил с лежки и отошел к Мачехе, оказавшись в какой-то паре метров от нее. Ни Мачеха, ни Сынок не прогоняли его. Я был доволен: их связь крепла на глазах, Сиротка, несомненно, доверял Мачехе больше, чем другим медведям, определенно рассчитывая на ее защиту!

Правда, когда медведица поднялась на ноги, Сиротка тут же отодвинулся на прежнюю позицию и даже принял напряженную позу — доверие еще не стало безоглядным. На отдыхе он постоянно старался занять место с подветренной стороны от Мачехи, чтобы чувствовать ее запах. Сынок тоже начал свыкаться с постоянным присутствием чужого медвежонка. Во второй день моих наблюдений он лишь однажды полез в драку, когда Сиротка оказался с наветренной стороны. Наверное, Сынка разозлил чужой запах, потому что других явных причин для этого внезапного нападения не было. Несмотря на устрашающе оскаленную пасть, он не укусил Сиротку, а мгновенно подскочившая Мачеха тут же увела Сынка в сторону. После этого происшествия я больше не замечал агрессии со стороны Сынка. Более того, несколько раз они кормились бок о бок у одной моржовой туши без всяких конфликтов.

Сиротка прекратил поиски родной семьи. Он больше не кричал, не носился из стороны в сторону. Только раз, уже на четвертый день самостоятельной жизни, лежа в «столовой» неподалеку от Мачехи, он вдруг поднял голову и тихо, с тоскливым подвыванием, заревел. В его голосе уже не звучал тот отчаянный, почти яростный зов, с которым он ошеломленно метался по косе и торосам в первые часы своего одиночества. Это был тихий плач, жалоба на жестокость судьбы. Медвежонок ревел минут десять, и все это время мне было, признаться, не по себе...

Постепенно льда в заливе, да и в открытом море, становилось все больше. Он нарастал в толщину, крепчал, и медведи уже вовсю разгуливали по его поверхности. К этому времени в «столовой» почти не осталось серьезного корма, звери лишь изредка подкрепляли силы, обгладывая шкуры и кости. Начинался сезон активной охоты. Хотя нерпы десятками отдыхали на молодом льду, никто из медведей не пытался подкрасться к ним — дело хлопотное, долгое и ненадежное. Большинство зверей залегло у трещин и пробоин в ожидании, что какая-нибудь придурковатая нерпа вынырнет отдышаться в пределах досягаемости когтистых лап, а здесь уж медведь свое не упустит. То тут, то там во льдах можно было видеть добытчиков, терпеливо лежащих на животе. Иногда медведи опускали передние лапы в воду, привстав на задних, и подолгу застывали в такой неприличной позе. Время от времени сильный устойчивый ветер отрывал ледяные поля и уносил их вместе с охотниками в открытое море. Медведей на косе становилось все меньше и меньше...

Исчезли и Мачеха с Сынком, а вместе с ними и Сиротка. Я не знал, долго ли продлится их непрочная связь. Может быть, беспризорный медвежонок вскоре надоест Мачехе, и если он отстанет в очередной раз, медведица не будет дожидаться и бросит его на произвол судьбы среди льдов. Я предпочитал думать, что этого не произойдет...

Следующие несколько дней я сбивался с ног, пытаясь уследить за всеми перемещениями медведей в окрестностях косы. Тем более, что день становился короче, пуржило все чаще, температура падала и время, проводимое мною на вышке, понемногу сокращалось.

Как-то утром, дня за три до отъезда в поселок, выйдя из балка, я заметил приближавшееся семейство. Впереди неторопливо шествовала мамаша, а чуть сзади один за другим косолапили медвежата. До балка оставалось полсотни метров, когда медведица внезапно застыла на месте, уловив запах дыма, летящего по ветру из трубы моей «буржуйки». Реакция медведицы была весьма странной: она вдруг развернулась и, оскалив пасть, сделала резкий выпад на медвежат! Она проскочила мимо первого медвежонка к заднему, который был метрах в пятнадцати от нее, но не укусила его. Медвежонок отбежал и сел в снег. Медведица вернулась к первому детенышу и, зафыркав, стала быстрыми шагами уводить его в обход неприятного места. Подвергшийся взбучке медвежонок засеменил вдогонку.

Я понял, что вернулись мои герои. Прошедшие пять дней не превратили их взаимоотношения в родственные, и Мачеха, ассоциировав противный запах дыма с чужим медвежонком, на всякий случай продемонстрировала тому свое недовольство. Однако тот факт, что во время путешествия по льдам они не потеряли друг друга и держались вместе, говорил о многом. Сиротка не выглядел сильно исхудавшим — вполне вероятно, что Мачехе удалось в эти дни разжиться добычей и приемышу тоже достался кусок...

Еще несколько дней я оставался на косе, наблюдая за необычной семьей, а когда она ушла, выбрался в поселок.

Уже в начале ноября сотрудники заповедника Никита Овсянников и Леонид Бове во время маршрута по северу острова обнаружили выброшенного кита, на котором кормилась целая сотня медведей. Не исключено, что среди них оказалось и наше семейство. И может быть, мне еще доведется встретить возмужавшего Сиротку где-нибудь во льдах или на побережье. Хотя, конечно, его будет трудно узнать...

Анатолий Кочнев / фото атора

Остров Врангеля