Эти снимки принес в редакцию молодой журналист из Элисты, столицы Калмыкии, Николай Бошев. Разложил на столе — и мне показалось, что я вдохнула горячий травянистый воздух степей. Табун лошадей, чайки над синим пятном воды, силуэт каменной бабы под просторным закатным небом...
Земля Калмыкии... Она лежит в западной части Прикаспийской низменности, и на юго-востоке ее омывают воды Каспия. Земля эта словно самой природой создана для того, чтобы здесь разводили тонкорунных овец, выращивали мясную породу скота, чтобы по ее просторам гуляли табуны лошадей, а на полупустынных Черных землях, которые зимой остаются почти без снега, чабаны отгоняли скот на дальние пастбища.
Пейзаж калмыцкой степи вызвал воспоминания о Монголии, где мне доводилось бывать. Вглядываюсь в лица людей, запечатленных на фотографиях, в их разноцветные длиннополые халаты, в новенькое, с иголочки, здание дацана с приподнятыми крыльями крыши — и покатились, волна за волной, сравнения, ассоциации, события, уводящие в историю...
Корни калмыцкого народа уходят в Азию. Предки его — западно-монгольские племена и народности — в давние времена назывались ойратами и участвовали в завоевательных походах Чингисхана. Но в первой половине XVII многие ойратские тайши (князья) попросили подданство русского царя и, получив согласие, переселились в степи Нижнего Поволжья. В отличие от ойратов, оставшихся в Джунгарии, они стали называть себя калмыками — от слова «хальмг», что значит «остаток». В XVIII веке это слово стало самоназванием народа.
Калмыки — вплоть до нашего века — занимались кочевым скотоводством; их быстрая боевая конница защищала южные русские границы и во всех войнах, которые вела Российская Империя.
Но свою веру — буддизм — калмыки сохранили, несмотря на тяжелейшие события в своей, уже российской, истории. Первое из них в 1771 году, когда часть недовольная политикой России, вернулась в Западную Монголию; второе произошло в нашем веке: во время Отечественной войны калмыков выслали в Сибирь и Среднюю Азию по обвинению в пособничестве немцам. Сейчас калмыки вновь живут в своей республике (их около 170 тысяч), а также в Астраханской, Ростовской, Волгоградской областях и в Ставропольском крае. И вновь строят дацаны.
Давно, казалось бы, миновало время скотоводов-кочевников, а их религия, их культура существуют и берегут прошлое. По-прежнему священен для калмыков, как и для всех монголоязычных народов, белый цвет — цвет молока. По-прежнему живут старинные праздники. Один из них — Цаган Сар (Белый Месяц) связан с наступлением весны; другой, летний, — праздник освящения воды (стоит ли говорить, что значит вода в сухой степи?); а осенний Гал Тяклги — праздник жертвоприношения огню — отмечается перед наступающими зимними холодами. И, конечно, в культуре калмыков издавна живет культ коня. Достаточно прочитать калмыцкий эпос «Джангар», чтобы ощутить это в полной мере.
Три из того, что быстро?
Что быстро в мире ?
Ноги скакуна.
Стрела, коль ловко пущена она.
И мысль быстра, когда она умна.
Это трехстишие, или, по-калмыцки, «гурвн» («тройка»), — одно из многих, которыми славится калмыцкий фольклор. Молодежь любила устраивать состязания — кто знает «троек» больше, чьи лучше? Все они начинаются с вопроса и содержат ответ из трех частей. В «тройках» — и опыт народа, и его жизнь, и его мудрость.
...Волны калмыцкой степи замедлили свой бег у стен дацана и попристальнее вглядеться в синий фронтон. На нем — изображение колеса. Это — ваджра, по буддийской мифологии, символ неуничтожимости, прочности и стойкости.
Лидия Чешкова