Впервые мысль о сплаве по Лене-реке появилась восемь лет назад, буквально в тот день, когда стих шум вертолета, высадившего нас на галечной косе где-то в отрогах Байкальского хребта. В последующие годы мы каждое лето стали приезжать в Сибирь и с упорством маньяков проходить маршрут Иркутск — Ангара — Байкал — верховья Лены. Проходя заодно как бы ежегодный курс лечения от столичной суеты. Лечение, надо сказать, во все времена было не из дешевых, посему нам приходилось ставить его на коммерческую основу, а именно — набирать группы иностранных туристов и показывать им настоящую, дикую природу Сибири. Но это было хлопотно и не оставляло свободного времени для осуществления нашей мечты. А мечта была такова: не просто сплавиться по Лене, но и заняться подводным изучением горной реки и ее обитателей и, конечно, подводной охотой. В результате мы решили: бог с ними, с деньгами, — лучше брать хороших друзей и уже ни в чем себе не отказывать, в пределах допустимого, разумеется.
За несколько лет путешествий мы пришли к оптимальной схеме достижения заветных мест. В Иркутске арендуется небольшой теплоход, который за сутки с небольшим способен дойти до метеостанции Солнечная. От этого места по дну Солнечной пади, через одноименный перевал идёт древняя тропа к истоку Лены. Тропа действительно известна с незапамятных времен, по ней эвенки спускались к Байкалу и совершали набеги на поседения бурят. Конфликты меж ними происходили на почве дележа байкальского берега, добывать пищу на котором было намного легче, чем в тайге. Ныне конфликты не происходят — теперь вся эта территория принадлежит Байкало-Ленскому государственному заповеднику.
Пешая часть маршрута наиболее утомительна своей протяженностью, набором высоты и тяжестью багажа с надувным плотом в придачу. Каждый раз, преодолевая крутые взлеты тропы, ловишь себя на мысли, что работать носильщиком в Гималаях удел неслабых духом людей. Каких-нибудь шесть часов «прогулки» с рюкзаками, и ты на перевале. За спиной остается Байкал, впереди — широкая долина со множеством карстовых озер и текущими отовсюду ручьями, из которых берет свое начало великая русская река.
Желание дойти до истока Лены не оставляло нас с момента первого появления в этих краях. Каждый раз, задавая вопросы местным жителям об этом заветном месте, мы получали весьма разноречивые ответы. И совсем было отчаялись добиться истины, пока не встретили Владимира Петровича Трапезникова, человека, который не только определил точное местоположение истока, но и впоследствии воздвиг там часовню: строительство ее само по себе было похоже на подвижничество. Обидно было и то, что это событие и все, что с ним связано, нашло отражение лишь на страницах американских журналов, посвященных дикой природе.
В своей верхней части Лена течет (километров 30) по широкой долине, устланной ягелем с редкими островками низкорослого кустарника. Далее река устремляется в узкий каньон с водопадами, прижимами и перекатами. Иногда его вертикальные стены уходят вверх на сотню метров. За тысячи лет река промыла в скалах гроты, попадая в которые чувствуешь себя не слишком уютно. Каньон заканчивается так же внезапно, как и начинается. В этом месте Лена раздвигает берегами тайгу и становится настоящей таежной рекой. Такой она оставалась до конца нашего маршрута длиной в 260 километров.
В самом начале маршрута есть непроходимый для нашего плота водопад; здесь проходит граница скальных плит, и река с грохотом падает вниз, поднимая клубы водяной пыли. Пришлось обходить его берегом, перетаскивая и плот, и вещи. Далее прохождение препятствий требует элементарного внимания и слаженных действий экипажа. За всю историю наших походов на плоту не было ни одного случая группового купания. Правда, кое-кто вываливался в семиградусную воду по нескольку раз, но это, кроме непродолжительных и очень веселых спасработ, не создавало никаких сложностей. В некоторых сплавах с сознательными иностранными господами нам без труда удавалось управлять судном с помощью нехитрых команд, но в случае с земляками команды не проходили. Любые приказы, исходящие от кормчих, воспринимались всеми по-разному, часто вызывая бурные дискуссии.
Лень, наша неотъемлемая национальная черта, явилась безусловным двигателем прогресса в нашем плавании. Лень было сходить в Московский турклуб и взять там лоцию, поэтому пришлось делать ее самим. А так как лень делать записи и пользоваться компасом, пришлось купить диктофон и навигатор GPS (Global Position System) . Сплав хоть и стал приобретать характер компьютерной игры-«бродилки», но зато отпали проблемы с планированием досуга. Мы всегда знали, каково наше отставание от графика и сколько времени займет дорога до следующей стоянки.
На берегах полно дров — не надо ни топора, ни пилы. Как только готов очаг и первый котелок стоит на огне, все бросаются ставить палатки и втаскивать туда спальники, чтобы не отвлекаться потом от ужина и ночных посиделок с байками за жизнь. Что касается нашего рациона, то он во все времена складывался из даров магазина, леса и реки. В магазине покупали основную часть продуктов, лес «спонсировал» нас грибами и ягодами, а на реке мы приобретали навыки рыбной ловли на блесну. В отличие от рек Дальнего Востока, где в путину рыбу можно ловить руками, на Лене требуются определенные навыки и знания. Знания эти накапливались крайне медленно, в основном за счет личного опыта и общения с местными рыбаками. Вскоре стало понятно, что без основательного изучения водной среды нам не обойтись.
Идея погружения в столь интересном районе подвигла нас в свое время на серьезные занятия подводным плаванием. Благо в тот момент сложилась классическая ситуация ловца и зверя. Роль последнего выпала на подводный клуб «Дайвинг», объединяющий прекрасных людей, с успехом совмещающих погружения с аквалангом и подводную охоту. Это идеально подходило для нас, и мы стали завсегдатаями бассейна ЦСК ВМФ, день за днем приобретая бесценный опыт нахождения в несвойственной среде обитания. Вместе с опытом мы приобретали необходимое снаряжение. После серии зимних погружений в пятимиллиметровых мокрых костюмах проблема второй кожи была решена окончательно.
Первое погружение в нашем путешествии случилось не столько по нашему желанию, сколько по крайней необходимости. Теплоход, проходя по просторам Байкала, умудрился намотать на винт стальной трос рыбацкой сети. Близились сумерки, да и погода начинала портиться. Радости капитана не было предела, когда один из нашей команды — Гриша стал молча облачаться в гидрокостюм.
— Мужики, так вы что - водолазы?
— Ну, — сухо ответил Гриша.
— И этот, как его, акваланг у вас есть?
— Не, акваланг — это уже прошлый век, сейчас всем желающим жабры вживляют — удобно и деньги умеренные.
После небольшой паузы всех сразил хохот, а Гриша с серьезным лицом уже плевал в маску. Погружение это носило рабочий характер, так как до дна было метров 800 и трос сильно запутался. При каждом гришином всплытии за глотком воздуха команда демонстрировала неподдельный интерес к подводному спорту, вопрошая наперебой: «Ну как там — рыбок видать?» или «А ты, парень, часом не из команды Кусто?» Повеселились тогда все на славу. Судно было спасено, и уже во второй половине следующего дня мы прощались с капитаном, стоя на великолепном мысе, близ небольшого озера, отделенного от Байкала тонкой галечной перемычкой.
Озеро это мы знали давно и довольно успешно рыбачили в нем на спининг. В этой локальной экосистеме смогли ужиться только два отъявленных хищника — окунь и щука, напрочь вытеснив все другие виды. В этот день мы сделали для себя исключение и, отложив работу по лагерю на вечер, бросились нырять.
Приоритетом, конечно же, был Байкал. Особой надежды увидеть там райские кущи мы не питали. Плоское каменистое дно с редкими пятнами пресноводной губки уходило куда-то вдаль. Изредка замечали стремительные перемещения бычков, спасавшихся от нас под камнями. Другой рыбы просто не видели, хотя, всплывая на поверхность, повсюду отмечали всплески — верный признак охотящегося на летающих насекомых байкальского хариуса. Зная, что шельф на северных берегах озера очень короткий, мы решили пощекотать себе нервы и подплыть к краю пропасти. Судя по корабельной лоции, глубина в ста метрах от берега была аж 650 метров. Так как аквалангов у нас действительно не было, пришлось плыть по поверхности, вглядываясь в толщу воды. Вдруг серовато-голубой цвет дна сменился на зловеще-темный. Продышавшись как следует, спускаемся на шестиметровую глубину к самой кромке обрыва. Ощущение, прямо скажем, гнетущее: гладкая стена разлома вертикально уходила в бездну, не неся на себе признаков жизни... Тем не менее отметка была сделана, мы увидели подводный Байкал — зрелище интересное, но суровое.
Знакомство с прибрежным озером шло по нашему плану следом, но начавшийся дождь спутал карты, и мы приступили к постройке лагеря и разведению костра, отложив заплыв на темное время суток. С неба лило, ужинать пришлось в палатках. Надевать мокрые и холодные костюмы жутко не хотелось, но после недолгого самовнушения мы вылезли из относительного уюта под проливной дождь. На это погружение, помимо фонарей, захватили ружья - с мыслью о завтрашнем обеде.
Здесь впору сделать небольшое отступление. Дело в том, что мы находились на землях Байкале-Ленского заповедника и на нас распространялись все требования к посетителям, касаемо охраны природы. Правда, в разрешении на проход по территории заповедника, выданном в Иркутске, стояла скромная пометка, позволяющая нам рыбачить только для своего стола. И мы строго соблюдали этот принцип и никогда не ловили больше, чем могли съесть за день. Охота ради охоты для нас всегда была чистым убийством, и не больше.
Любое ночное погружение таит в себе особый интерес. Когда обозримое пространство ограничено узким лучом фонаря, многое начинает восприниматься гораздо острее.
Спустившись в воду, мы с Гришей долго продирались через заросли водорослей, пока не добрались до глубокой части озера. Здесь растительность не достигала поверхности и чередовалась с участками свободного дна, каждый из которых напоминал аквариум, густо населенный крупным окунем. Свет фонаря вводил рыбу в коматозное состояние, и она даже не пыталась ускользнуть от надвигающейся на нее неизвестности. Желания стрелять по неподвижным объектам у нас не было, и мы продолжали обследовать акваторию. Через некоторое время оказались в дальнем конце озера, который плавно переходил в узкий замкнутый карман. Количество мальков, окружавших нас со всех сторон, наводило на мысль о возможной близости щуки. И точно: прямо из-под нас выскочила и скрылась в темноте зеленая, в светлых пятнах торпеда. Оставалось только цокнуть языком и расслабиться. Вдруг я увидел, что мой друг резко остановился и жестом попросил меня сделать то же. Я перевел взгляд на луч фонаря и не поверил своим глазам: в каких-то двух метрах от нас абсолютно неподвижно стояли две огромные щуки. Присутствие жизни в этих реликтовых монстрах было заметно лишь по слабому движению грудных плавников. Охотничий инстинкт проснулся у Гриши раньше, чем у меня, и посему он сделал выстрел первым. На моих глазах пятизубый наконечник гарпуна попадает в жаберную крышку рыбы и, отскочив, обреченно опускается в ил. Встревоженные таким поведением чужаков, щуки стали плавно разгоняться, но через несколько метров остановились и замерли как ни в чем не бывало. Мой друг подтянул линь и принялся менять наконечник гарпуна на одинарный. Еще секунда — и ружье готово к следующему выстрелу. На этот раз охотник подплыл к висящим в толще воды рыбинам еще ближе. Находясь чуть в стороне и освещая щук сбоку, я оценивал размеры чудовищ. Поняв, что Григорий на изготовке, замер и инстинктивно задержал дыхание, как будто стрелял сам. Резкий звук нарушил гробовую тишину, гарпун незримо вылетел из ствола и устремился к цели. От удара тело одной из рыб прогнулось, но не более того. Гарпун отскочил, даже не поранив щуку. Далее последовала немая сцена: обе рыбины, возмущенные неласковым обращением, растворились во тьме.
Нырять в бурных водах горной реки нам еще не приходилось. Настоящая рыбалка на спиннинг начиналась на Лене примерно на четвертый день сплава. Поэтому существовало мнение, что рыбы в каньоне нет либо очень мало. Проверить это мы решили в первый же день.
Остановились на живописном повороте реки у небольшого омута перед высокой скалой. На первый взгляд, река была необитаема, только струйки пузырей проносились мимо моей маски. Я начал вглядываться пристальней и увидел еле заметное движение у самого дна. Это была стайка хариуса, проходящего вверх по реке в сторону переката. «Есть, есть рыба!», — закричал я и попросил принести мне ружье. В результате через некоторое время на берегу лежало пять красавцев. Радости не было предела: мы поняли, что голодными не останемся. В этот же вечер решили опробовать новую коптильню. Она представляла собой стальной контейнер для стерилизации медицинских инструментов, который за два дня до отъезда подарил мне наш общий друг-стоматолог. Коптильня оправдала себя с успехом, и уже через час от рыбы остались только косточки.
Из великого множества рыбных блюд для походных условий (ссылаюсь на собственный опыт) приемлемы лишь уха, которая при отсутствии водки называется еще рыбным супом, рыба горячего копчения — блюдо наименее трудоемкое в приготовлении, рыба жареная, запеченная в фольге, и, конечно, соленая. В качестве долгоиграющего блюда можно готовить «хе» (рыба маринованная со специями и луком).
Второй день в каньоне многому научил нас. Мы стали лучше понимать реку. После слияния с множеством мелких притоков Лена заметно прибавила в мощи, теперь любое пересечение потока требовало серьезных физических усилий, а двигаться против течения было просто невозможно. Ориентиром служило поведение рыбы, которая очень тонко чувствовала любые изменения скорости водных струй и передвигалась в зонах относительного спокойствия. Таких зон оказалось великое множество.
В каньоне нашей добычей по-прежнему оставался хариус, но ближе к выходу реки из гор нам стали встречаться одиночные сиги. Эту красивую сильную рыбу мы видели доселе только в соленом виде. Ловить сига на удочку или спиннинг — дело бесполезное. Основа рациона этой рыбы — личинки ручейника, сидящие в своих домиках из песчинок на донных камнях.
Древесные заломы пользуются дурной славой среди туристов-водников. Было немало случаев, когда выпавших из лодки людей затягивало под них. Исход был, как правило, печальным. Но эти заломы в таежной части реки — места массового скопления рыбы, и мы не могли не поднырнуть под них. На деле все оказалось не так страшно. Прозрачность реки (не менее 10 метров) позволяла хорошо ориентироваться под водой, и, двигаясь вместе с потоком, мы легко избегали столкновений с беспорядочно торчащими стволами. Залом — не только идеальное укрытие для рыбы, он, как естественная плотина, фильтрует воду, так что это еще и естественная кормушка. В заломах охотник способен по-настоящему проявить себя, используя различную тактику. Здесь можно, выбрав удачное место, скрадывать проходящую рыбу, либо, проносясь над самым дном, стрелять с лета. Именно в заломах мы начали добывать сигов, хотя это было непросто. Сиг очень осторожен, и если не удавалось застать его врасплох, он одним взмахом хвоста демонстрировал нам, кто хозяин в реке.
Освоившись более-менее с хариусом и сигом, мы с нетерпением ждали встречи с королем этих вод — пресноводным лососем-ленком. Но ленков на этом участке реки не было. Видимо, готовясь к зиме, рыба скатывалась вниз, туда, где начинались глубокие омуты со стоячей водой. Ленок, по характеру, — отъявленный хищник. Если молодые особи не гнушаются питаться насекомыми и молодью других видов, то взрослые рыбы нацелены на крупную добычу. В основном это грызуны, форсирующие реку в поисках пищи. Днем ленок пассивен и очень привередлив к выбору пищи, подобрать подходящую блесну — задача не из простых. Ночью же активность рыбы достигает максимума. На этом основана исконно сибирская ночная рыбалка на искусственную мышь, овладев секретами которой мы выуживали достойные экземпляры в прошлых походах. Сейчас же мы хотели увидеть ленка во всей его дневной красе. Случилось это уже в последние дни сплава, когда наблюдение за обитателями реки интересовало нас больше охоты. Встреченные нами ленки действительно вели себя по-королевски. Зная свое превосходство над неуклюжим человеком, они умело держали дистанцию, давая нам возможность лишь любоваться собой. Впечатлений было хоть отбавляй. Сидя за обеденным столом в глухой таежной деревушке Чанчур, мы наперебой рассказывали друг другу запомнившиеся эпизоды своих погружений, а отснятые ролики пленки молча хранили для тех, кто ждал нас в Москве.
Деревня Чанчур, в которой мы приводим в порядок себя и снаряжение после окончания похода, оставляет не меньшее впечатление, чем природные красоты этих мест. Деревня стоит на месте впадения речки Чанчурки в Лену и некогда была поселением эвенков, на языке которых Чанчур означает «чистая вода». Сегодня из коренных жителей там осталась лишь одна многодетная семья, остальные — это приезжающие сюда посменно работники заповедника. С «Большой землей» Чанчур связан весьма относительно. Здесь нет и никогда не было электричества, а единственный путь, по которому люди добираются сюда, все та же Лена. Все это способствовало сохранению в Чанчуре первозданности сибирской таежной деревни, где весь быт основан на традициях прошлых поколений. Здесь по-прежнему рассматривают тайгу и реку как источник существования, добытую пищу хранят в глубоких ледниках, а распорядок дня сообразен восходу и закату солнца.
Плоскодонная лодка везет нас вниз по Лене до первой дороги, ведущей к цивилизации. Сквозь приятную усталость мы начинаем осознавать, что за эти две недели узнали о жизни таежной реки гораздо больше, чем за все прошлые восемь лет.
Тим Татарин | Фото Андрея Каменева
Иркутская область