В одной стране жила сорока. Однажды утром подметала она двор и нашла шелуху от двух зернышек риса. Подобрала и спрятала. Потом снова принялась подметать двор и нашла два маленьких кусочка кокосового ореха. Она и их подобрала и спрятала.
Однажды решила сорока испечь кэвумов и обратилась к соседке:
– Сестрица, свари сироп из этого кокоса.
– У тебя так мало кокоса. Ты что, сама не можешь справиться? – отказалась соседка.
Сорока сама сварила сироп.
Потом она положила рисовую шелуху в ступку, налила воды, вымыла и снова залила водой, чтобы шелуха размякла. Потом позвала другую соседку:
– Сестрица, смели рис в муку.
– У тебя всего лишь рисовая шелуха. Ты что, сама не можешь справиться? – отказалась соседка.
Сорока сама смолола рисовую шелуху, провеяла и получила муку. Потом испекла кэвумы и положила их на плетеный лоток.
Потом она завязала волосы узлом, надела на себя лоскуток ткани, поставила лоток с кэвумами на голову и пошла по дороге. Повстречался ей на пути шакал и говорит:
– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, далеко ли идешь, сестрица, так рано поутру?
– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает ему сорока, – за того, кто меня накормит и оденет.
– А не выйти ли тебе за меня? – спросил шакал.
– А что ты ешь? – спросила его сорока.
– Я ем крабов, что живут на рисовых полях, – ответил шакал.
– Фи! Гадость! – воскликнула сорока. – Сам ешь своих крабов. Не стану я есть этих вонючих крабов!
Пошла сорока прочь по дороге, и повстречался ей человек, слепой на один глаз. Он сооружал сток для воды на рисовом поле.
– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, куда идешь, сестрица, так рано поутру? – спросил он сороку.
– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает сорока, – за того, кто меня оденет и накормит.
Слепой на один глаз человек перестал сооружать сток для воды и спросил:
– А не выйти ли тебе за меня?
– А что ты ешь? – спросила его сорока.
– Я ем рис, который выращиваю на поле, и кари из рыбы, – ответил тот.
– Фи! Гадость! – воскликнула сорока. – Сам ешь свое кари. Я не буду его есть. Такая гадость, ее едят с пальмового листа!
Пошла сорока прочь по дороге, и повстречался ей горбатый человек очень маленького роста. Он сооружал перемычку на рисовом поле. Увидев сороку, он спросил:
– Кэвумов лоток, волос узелок, ткани лоскуток, далеко ли идешь, сестрица, так рано поутру?
– Я собираюсь выйти замуж по обряду дига, – отвечает сорока, – за того, кто меня оденет и накормит.
– А не выйти ли тебе за меня? – спросил горбун.
– А что ты ешь? – спросила сорока.
– Я ем кэвумы из рисовой муки, – ответил горбун.
– Я ем то же самое, – сказала сорока. – Хорошо, я пойду с тобой.
Горбун обрадовался и сказал:
– Перед тем, как пойти работать на поле, я поставил на очаг немного рису. Иди домой и жди, когда я приду.
– Ладно, – согласилась сорока и пошла к горбуну домой. Приходит, смотрит, а рис кипит, но воды в горшке не хватает, и рис шипит: «Пыш-пыш-коротыш. Пыш-пыш-коротыш». Осмотрела сорока всю посуду в доме, но воды нигде не нашла. Позвала она горбуна и сказала:
– Эй, послушай-ка! В горшке не хватает воды, поэтому рис до сих пор не сварился и шипит: «Пыш-пыш-коротыш, пыш-пыш-коротыш». Возьми кувшин, сходи на колодец и принеси полный кувшин воды.
Горбун решил, что его дразнят, и очень рассердился. Но смолчал, взял кувшин и отправился на колодец. А возле колодца сидела лягушка и квакала: «Ква-а-арлик! Горба-а-атый! Ква-а-арлик! Горба-а-атый!» Услыхав это, горбун еще больше рассердился и забранился на лягушку. А лягушка крикнула: «Ква-ква-ква-ква-кварлик!» – и прыгнула в колодец. Горбун решил ее убить, схватил камень и кинул в лягушку, но та ускакала.
Привязал горбун к кувшину веревку и опустил его в колодец. Но кувшин никак не наполнялся, а только булькал: «Гор-буль-буль, гор-буль-буль». Тут горбун совсем рассвирепел, схватил кувшин и ударил его о ступеньку колодца. «Гор-бум!» – раскололся кувшин. Этого горбун уже совсем не мог стерпеть: «Все они видят только мои уродства, и все из-за этой негодной твари». Взял он мотыгу и пошел домой, решив убить сороку.
А сорока издалека увидела горбуна и заподозрила неладное. Распустила она волосы, сняла с себя лоскуток ткани, зашелестела крыльями и уселась на верхушке дерева мурунга. Горбуну ничего не осталось сделать, как только хлопнуть себя с досады по бедру и стать, как столб. А сорока крикнула:
– Горбун ты был, горбун и остался! Кра-кра-кра-кра-кар-лик! Гор-гор-гор-гор-батый! – и улетела.