Была бурная ночь. Даже большим кораблям водоизмещением в несколько тысяч тонн был запрещен выход в море. Над водой нависла густая пелена дождя.

Восемьдесят два человека с тяжелым грузом на плечах спокойным шагом шли к порту Туспан. Это была небольшая рыбацкая гавань. Здесь на якоре стояла «Гранма». Белая роскошная яхта могла вместить максимум шестнадцать человек. В управлении порта «Гранму» зарегистрировали как судно, время от времени используемое для рыбной ловли. Ее совсем недавно выкрасили в ослепительно белый цвет.

Люди почти не разговаривали. Они насквозь промокли. Эрнесто пытался сдержать кашель. С трудом они погрузили ящики с патронами и оружием на борт. Свет никто не включал.

«Пойдет ли все как надо? — спрашивал он себя. — Столько людей на таком маленьком корабле. Да еще все эти ящики с патронами и оружием. Для продуктов практически не осталось места. Из кают мы не можем выходить, пока не окажемся в открытом море. Нас никто не должен видеть, ибо портовые власти вряд ли поверят, что восемьдесят два человека отправились на этом суденышке на рыбную ловлю».

Он взгромоздил ящик на борт и вытер рукавом мокрое лицо. «Забыл! — с ужасом вспомнил он. — Теперь моя астма задаст мне жару. Забыл ингалятор. Сколько раз Ильда мне напоминала о нем. Но ведь надо было еще уладить столько важных дел».

— У нас больше нет времени. Остальные продукты мы все равно не сможем разместить. Пора!

Эти слова Фиделя подстегнули людей, и они начали поспешно забираться на судно. Началась толкотня и возня. Входившие последними притиснули первых к борту. Те не могли громко выражать свое недовольство, поскольку надо было соблюдать абсолютную тишину.

Сможет ли перегруженное судно вообще отойти от причала? Прибудет ли оно в срок? Маленький, жилистый Альмейда нервно суетился, пересчитывая бойцов, чтобы никого в суматохе не забыть. Рауль Кастро подтащил ящик с патронами и пробормотал слова Фиделя: «Мы обретем свободу или станем мучениками. Верно!»

— Осторожно, ящики! — Пирамида из ящиков рухнула, кто-то прислонился к ней.

— Тихо теперь!

Первые одиннадцать миль яхта плыла, не зажигая огней и почти бесшумно. В каюте царило приподнято-торжественное настроение. Бойцы сидели с напряженными лицами, плотно притиснувшись друг к другу посреди нагромождения грузов. Все они что-то оставили на родине — жен, детей, работу. Им предстояла борьба, исход которой мог быть только один: победа или смерть. На Кубе их сразу же начнут травить как диких зверей. Они обязаны выжить и разбить войска Батисты. Из уст Фиделя это звучало так просто и естественно. Но только немногие из них имели боевой опыт.

Эрнесто чувствовал, как бьется его сердце. А может, это только шум неутихающего дождя? Может быть, их уже обнаружило судно мексиканской береговой охраны? Возможно, еще у выхода из порта оно откроет по ним огонь? Их корабль был слишком перегружен, чтобы быстро скрыться.

Но судя по всему, они пока шли намеченным курсом. Затем они миновали полуостров Юкатан. Теперь морские валы швыряли их яхту взад и вперед. Волны, достигавшие четырехметровой высоты, угрожали увлечь в пучину глубоко осевшее в воде судно. С тяжелым грохотом, подобно камням, обрушивались они на борта «Гранмы».

Она была настолько перегружена, что Эрнесто с трудом пробрался из одного конца каюты в другой. Из-за дикой качки людей то и дело швыряло друг на друга, одного уже начало тошнить.

— Друзья, мне плохо!

— Ведро! Ведро!

— Где же лекарство от морской болезни?

— Точно, мне оно тоже не помешает.

— Мне тоже!

— Эрнесто! Ты же наш врач. Где противорвотные таблетки?

Эрнесто пожал плечами. Неужели лекарства он тоже забыл?

— Но здесь же ничего не найдешь. Абсолютно ничего. Ты только погляди на этот кавардак!

Несколько парней начали как безумные искать лекарства от морской болезни. Они распарывали мешки и вскрывали ящики.

Вдруг несколько кубинцев начали громко кричать:

— ¡Viva Cuba!

— Куба будет свободной!

— Свобода или смерть!

Затем они громко запели кубинский национальный гимн, а потом гимн «Движения 26 июля».

Мы вышли из трехмильной зоны. Мексика позади! Мы идем на Кубу!

Несколько бойцов украдкой вытерли слезы. Другие хлопали в ладоши. Все пели. Это была прямо-таки вспышка бурного веселья. Еще никогда они не чувствовали себя столь уверенными. Все будет в порядке!

Скрючившись, люди неподвижно лежали на полу. Они были вымазаны в собственной блевотине. Невыносимая вонь. Бледные лица. Спертый воздух. Кто-то засунул голову в ведро, вышла только желчь. Продуктов было крайне мало, и выдавались они по строжайшей норме. Только пятеро бойцов не страдали от морской болезни. Эрнесто, сгорбившись, сидел на ящике с патронами. Его к тому же мучила астма.

Все уже были на пределе. Ко всему прочему, яхта начала заполняться водой. По-видимому, она получила пробоину. Уровень воды на судне медленно, но неуклонно поднимался.

— Я бы охотно сражался в партизанском отряде в горах. Организовал бы нелегальные выступления в городах. Но я не могу и не хочу становиться пиратом! — стонущим голосом произнес мексиканец Селайя, сидевший рядом с Эрнесто.

Тем временем немногие выдерживавшие качку бойцы выбросили за борт все лишнее, чтобы уменьшить балласт. Они опасались, что в противном случае судно пойдет ко дну.

— Мы потонем, если не найдем пробоины. Проклятье, где-то она должна быть!

Эрнесто с трудом поплелся к туалету. Тело его было покрыто грязью, и потому ему хотелось хоть как-то вымыться. Он осторожно перешагнул через несколько спящих бойцов. Поскользнулся и еле-еле успел ухватиться за одного из соратников. Он не успел дойти до туалета, как его опять вырвало. Он чувствовал себя глубоко несчастным, но через несколько секунд с ликующим криком он пронесся по кораблю. Он обнаружил «пробоину»! Сперва он даже не поверил своим глазам. Кто-то забыл закрыть кран. А они уже собирались выбросить за борт оружие и патроны. Он заорал во все горло: «Наша пробоина — это незакрытый водопроводный кран! Водопроводный кран! Не нужно ничего больше выбрасывать! У нас нет пробоины!»

Бойцы с напряженными лицами толпились вокруг радиоприемника. Известия с Кубы. Франк Паис поднял восстание. В Сантьяго-де-Куба повстанцы обстреляли и захватили полицейское управление.

— Ура! Да здравствует Куба! Да здравствует революция!

Бойцы радовались: значит, на Кубе действительно существует активное сопротивление. Есть стойкие мужчины и женщины. Народ поднялся на борьбу.

— Позовите Фиделя! Сообщите ему! Он будет очень рад.

Эрнесто, также сидевший среди бойцов, не разделял их восторгов. Он входил в состав главного штаба и больше других был осведомлен о стратегии повстанцев.

Фидель ничуть не обрадовался. Он помрачнел, яростно ударил кулаком по стене и выругался. Таким его Эрнесто еще не видел. Обычно Фидель прекрасно владел собой.

— Но, Фидель! Что такое? — спрашивали его со всех сторон.

— Особо не радуйтесь восстанию. Оно началось преждевременно. С Франком Паисом было обговорено, что восстание начнется, когда «Гранма» придет на Кубу. Это облегчило бы нашу задачу и отвлекло бы внимание армии Батисты. Франк Паис и его храбрецы выступили в назначенный срок. А мы не успели. «Гранма» должна была прийти на Кубу сегодня, 30 ноября 1956 года, началась бы великая революция. Но мы просчитались. Мы не учли, что перегруженное судно не сможет быстро плыть при такой жуткой погоде. Кроме того, мы временно сбились с курса. Мы совершили просчеты, которые ставят под угрозу всю нашу экспедицию.

Грусть и уныние охватили революционеров. Фидель счел нужным произнести речь, а затем отвечал на возникавшие вопросы. Эрнесто, к своему глубокому сожалению, не мог участвовать в беседе до конца. Его опять начало тошнить.

Была теплая ночь. Бойцы в отчаянии пытались увидеть маяк на мысе Крус. На яхте почти не осталось питьевой воды. Запас горючего подходил к концу, и без того крошечный паек пришлось еще уменьшить. Эрнесто видел, насколько бойцы ослабли за время плавания. На их лицах лежал отпечаток перенесенных испытаний. До начала борьбы с Батистой им надо бы подольше отдохнуть. Может быть, удастся, разбившись на маленькие группы, укрыться в крестьянских хижинах… Нормальная еда, вода и твердая почва под ногами — вот чего им так не хватало.

Шторм играл с маленьким перегруженным судном в какую-то зловещую игру. Вахтенные, высматривавшие на горизонте луч света, с трудом держались на ногах. Волны хлестали по их лицам.

Роке, бывший лейтенант военно-морского флота, поднялся на верхнюю палубу и начал искать глазами маяк на мысе Крус. Поскользнувшись на мокрой палубе, он не удержал равновесия и упал в море.

— Человек за бортом! Роке упал в море! Сплошная облачность сильно затрудняла поиски.

— Как можно найти человека, если даже луны не видно? — крикнул Селайя.

Но несмотря на сильные волны и трудные условия, Фидель и Эрнесто настояли на том, чтобы «Гранма» сделала несколько кругов. Включили прожектор. Безрезультатно.

Кое-кто уже начал ворчать, что нечего тратить столько времени на бессмысленные поиски. Роке, дескать, давно утонул, и нет никаких шансов его найти.

— Лучше продолжим наше плавание на Кубу. Мы же хотим достичь побережья ночью, чтобы высадка проходила в темноте!

Эрнесто хотел уже вмешаться, но тут его астма вновь дала о себе знать. Влажный воздух его доконал. И все же он попытался высказаться. Нельзя же просто так бросить Роке. «Гранма» кружила почти целый час. Фидель и Эрнесто посовещались с несколькими матросами. «Из-за волн и ветра нас все время сносит. Кружить дальше бессмысленно. Если мы хотим найти Роке, нам нужно отплыть назад», — решил Фидель.

Пока «Гранма» меняла курс, Эрнесто размышлял о поведении Фиделя. Тот уже один раз чуть было не сорвал экспедицию, потому что не хотел бросить компаньеро в беде. Тогда речь шла об Эрнесто. Это произошло в Мексике. Эрнесто вместе с Фиделем и другими товарищами сидел в тюрьме. Он был иностранцем, который нелегально проживал в стране и которого обвиняли во множестве тяжких преступлений. Он прятал оружие, готовил мятеж, зарабатывал деньги незаконным путем. В конце концов на свободе оказались все, кроме Эрнесто и Каликсто Гарсии. Тогда Эрнесто сказал Фиделю:

— Ты только теряешь время, занимаясь моим освобождением. Ты должен освободить Кубу. Забудьте про меня и займитесь организацией экспедиции. Служба безопасности ходит за вами по пятам. Я не хочу вставать на пути революции. Не тратьте бессмысленно деньги на мое освобождение. Может быть, ты сумеешь добиться, чтобы меня выслали в другую страну.

Резким движением руки Фидель прервал Эрнесто. Суровым, не терпящим возражений тоном он сказал:

— Я тебя не брошу!

А теперь он не хотел бросать в беде Роке, хотя долгие поиски могли поставить под угрозу всю операцию. Тут кто-то крикнул с капитанского мостика:

— Я слышу голос! Это он! Мы идем прямо на него.

На секунду на «Гранме» воцарилось полное молчание. Несколько революционеров закрыли глаза от счастья, раздался радостный крик. Все начали обниматься. Роке на крепком канате подняли на борт.

— Вы чуть не раздавили меня! — смеясь сказал обессиленный Роке. Бойцы кинулись его обнимать.

— Ну, а теперь полный вперед на Кубу! Покончим скорее с морской жизнью!

— Правильно. Вперед на Кубу!

— Батиста, мы идем!

Был уже день, когда «Гранма» подошла к Лос-Колорадос.

— Мы, правда, попали не совсем туда, куда хотели, но все же это побережье Кубы, — отрапортовал один из бойцов.

Вскоре Эрнесто услышал предостерегающие крики. Недалеко от них прошел корабль береговой охраны, а затем транспортное судно, груженное песком.

— Они, несомненно, сообщат о нас властям. Немедленно выгружаемся! Нам срочно нужно на берег. Рене, ты разведаешь местность.

Первая группа в алюминиевой шлюпке отплыла от яхты. Но кто-то забыл заткнуть днище, и она тут же затонула. Экипаж оказался в воде.

Теперь им всем пришлось добираться до берега по одному, цепляясь за длинный канат. Оружие они держали над головой. Эрнесто спрыгнул в воду. Сердце билось как бешеное. Он был измучен, болен и голоден. Ногам пришлось привыкать к твердой земле, и тут его проняла дрожь… Да, это был воистину исторический момент. Повстанческий отряд высадился на Кубе.

Бойцы совсем не походили на блистательных героев. Очень мало кто из них в последние дни и недели брился. Одежда их пообтрепалась, если не сказать больше. Некоторые с трудом сдерживали слезы, у других слипались глаза от усталости. Эрнесто посмотрел на Селайю. Тот едва дышал, но, удивительное дело, выглядел при этом взволнованным и счастливым.

Каждый шаг давался с трудом. Ноги увязали в земле. Болотистая почва засасывала бойцов. Некоторые уже потеряли свои сапоги. С собой они могли взять только самое необходимое. В болотистой местности они изведали муку, о которой в плавании и не думали. Это — комары. Огромный рой напал на измученных повстанцев и превратил их жизнь в ад. «Дальше! Дальше! Нам нужно отойти от побережья и выбраться из болота!»— понимали все.

Вот уже несколько часов повстанцы пробирались сквозь трясину. Сразу выяснилось, как важна в этой борьбе хорошая обувь. Тут появились самолеты. Бойцы кинулись в мангровые заросли. Здесь их с воздуха не заметят.

Некоторые бойцы не могли уже больше идти: на ногах вздулись жуткие волдыри. Кое-кто упал в обморок. Эрнесто и Фаустино делали все возможное, чтобы оказать хоть какую-то медицинскую помощь.

Подобно шествию призраков, двигающихся почти автоматически, шли они вперед. Их колонна сильно растянулась. Далеко не все могли выдержать такой темп.

Еще через несколько часов, показавшихся вечностью, они дошли до маленького селения. В то время как бойцы бросились на землю, чтобы хоть немного отдохнуть, Фидель вступил в переговоры с крестьянами. Те согласились приготовить для повстанцев пищу. Вскоре в воздухе вкусно запахло. Эрнесто и Фаустино вновь начали осматривать стертые до крови ноги своих товарищей.

Эрнесто жадно принюхивался к запаху еды. Она придаст им новые силы. Сколько же они всего перенесли! Семь дней плавания на «Гранме» по Карибскому морю. Нехватка продуктов. Судно в жутком состоянии. Почти все бойцы болели морской болезнью. А теперь этот тяжелейший переход через солончаковые болота. Кроме того, они потеряли много оружия. Остались только несколько винтовок и ящиков промокших патронных лент.

Бойцы уже собрались приниматься за еду. Кое у кого даже сохранился сухой табак. Фидель разъяснял крестьянам сущность земельной реформы.

Эрнесто наложил последнюю повязку и хотел пойти поесть.

— В укрытие! Самолеты!

Совершенно неожиданно вынырнули самолеты батистовских ВВС и обрушили бомбы на их лагерь.

Повстанцы в лихорадочной спешке собрались и двинулись дальше. Эрнесто пригнувшись бежал через заросли. Бомба упала почти в двадцати метрах от него. К счастью, она не взорвалась. Эрнесто хотел добежать до ящика с лекарствами. Он непременно должен взять его с собой. Он же врач в этой группе. А что такое врач без лекарств? И тут у него опять начался приступ астмы. Но Эрнесто все равно продолжал бежать.

После трех дней перехода мало кто мог идти дальше. У многих заболели и опухли ноги, каждый шаг превращался в адскую муку. Некоторые, стремясь утолить голод, рубили сахарный тростник, растущий на обочине. Остатки они легкомысленно выбрасывали по дороге. Тем самым неопытные бойцы предоставили батистовским солдатам возможность обнаружить их следы.

Все чаще кто-нибудь из повстанцев просил устроить длительный привал. Эрнесто отдал свою винтовку. Он был настолько разбит, что решил: от хорошего оружия в его руках проку не будет. Взамен ему дали винтовку похуже.

Повстанцы разбили лагерь в редком лесочке, на окраине плантации сахарного тростника, неподалеку от густой чащи. Большинство бойцов сразу же заснули. Было еще очень рано. Переход длился всю ночь, и теперь необходимо было отдохнуть.

Эрнесто перевязывал ноги Умберто Ламоте, лицо которого выражало страх и ужас. Он производил впечатление вконец изможденного человека. Эрнесто попытался хоть как-то утешить его, но так и не удалось придать ему мужества. Ко всему прочему Умберто теперь пришлось еще нести свои сапоги. Он не мог их больше надеть. С перевязанными ногами он заковылял обратно на свой пост.

Эрнесто лег, прислонившись к стволу дерева, и решил тоже отдохнуть. К нему подошел Монтане. Они разделили между собой последний паек. Полкуска копченой колбасы и две луковицы.

Эрнесто жевал медленно, стараясь насытиться. Ему хотелось хоть как-то отвлечься. Он должен думать о чем-то другом, о чем-то вдохновляющем.

— Расскажи мне о своих детях, Монтане.

— Да, давайте поговорим о наших детях. Это только на пользу.

Грохнул выстрел. Они недоверчиво поглядели друг на друга. Вслед за этим на революционеров обрушился настоящий свинцовый дождь.

Фидель попытался собрать людей в зарослях сахарного тростника. Но нападение произошло слишком неожиданно.

Какой-то парень бросил свой ящик с патронами и кинулся бежать.

— Стой! — закричал Эрнесто. — Возьми ящик!

— Сейчас не до них! — заорал другой с искаженным от страха лицом и помчался прочь, прямо под пули солдат Батисты.

Эрнесто попытался оттащить ящик. Для этого он даже опустился на колени. Ничего не вышло. Рюкзак с лекарствами да еще и ящик с патронами — слишком тяжело. Он должен добраться по тропе до зарослей сахарного тростника. Фаустино залег там и не переставая стрелял. Сколько еще он сможет прикрывать их отход?

Эрнесто отшвырнул рюкзак с лекарствами. Он схватил ящик с патронами и побежал. Мелькнула мысль, что решение это было принципиальным: «Теперь ты не врач, а солдат. Ты выбрал ящик с патронами».

Эрнесто ранило, прежде чем он успел добежать до Фаустино. Он почувствовал удар в грудь и острую боль в горле. Рядом с ним рухнул Арбентоса. Из его носа и рта хлынула кровь.

— Эти свиньи убили меня! — закричал он и начал бешено строчить из автомата, пока у него не кончилась обойма. Эрнесто с трудом дополз до Фаустино. Тот все еще стрелял.

— Фаустино! В меня попала пуля. Я ранен. Фаустино даже глазом не повел. Он прицелился в батистовца и дал очередь.

— Дьявольщина! Они попали в меня! Не переставая стрелять, Фаустино мельком взглянул на Эрнесто.

— Успокойся. Ничего страшного. Давай стреляй!

Эрнесто казалось, что он сейчас умрет. Но что-то непонятное заставило его действовать. Закрыв глаза, он зарядил винтовку и выстрелил туда, куда стрелял Фаустино.

Теперь, распластавшись на земле и чувствуя теплоту собственной крови, он был уверен, что для него все кончено. Никогда больше не увидит он Ильду и Ильдиту. Не суждено ему дожить до победы революции. Конец.

Стремительным потоком пронеслись воспоминания. Старый рассказ Джека Лондона: человек, обреченный на гибель от холода во льдах Аляски, решает встретить смерть достойно — с высоко поднятой головой. Прислонившись к дереву, Эрнесто услышал, как кто-то закричал совсем рядом: «Надо сдаваться! Сдаваться!»

— Никто здесь не будет сдаваться. Ясно? Никто! — прогремел над зарослями сахарного тростника голос Камило Сьенфуэгоса.

Самолеты, летящие на бреющем полете, обрушили на плантацию пулеметный огонь.

Альмейда, собрав вокруг себя группу бойцов, решил вывести их под защиту леса. Он бросился к Эрнесто.

— Давай, парень, в лес! Там мы в безопасности. В лесу мы сможем держать оборону!

— Я ранен, Альмейда, мне скоро конец. Я не дойду.

— Чушь! Ты дойдешь! Надо только захотеть. Давай! Пошли!

Упрямый Альмейда как бы вдохнул в Эрнесто жизнь. Тот понял, что до конца еще далеко. Его просто ранили в шею. Однако его ждала неминуемая гибель, попади он только в руки батистовской солдатни. Значит, он должен уходить. Альмейда буквально поволок его. Эрнесто видел только свои ноги. Изо всех сил он пытался хоть как-то шевелить ими. Его самого поразило, какие же силы таились в нем. Теперь надо откинуть голову назад. Солнце над ним казалось немыслимо огромным.

Ну еще немного! Сейчас дойдем. Вон лес!

Хуан Альмейда и Рамиро Вальдес занялись ловлей крабов, которые водились здесь в изобилии.

— Варить их нельзя, — заявил Альмейда, — мы не должны разводить здесь костер. Но ничего, их можно есть и так.

Он вскрыл панцирь и начал жадно поедать мякоть.

В желудке у Эрнесто все перевернулось. Скорей всего, его сразу же вырвало бы, будь там хоть что-нибудь. Но ему казалось, что там зияет огромная дыра.

Альмейда решил подбодрить товарищей. Он закатил глаза от удовольствия.

— После революции мы откроем фирменный ресторан, где крабов будут подавать только в сыром виде.

Эрнесто преодолел отвращение и вскрыл панцирь. Закрыв глаза, он набил рот мякотью: «Гм, не так уж плохо».

Покончив с одним крабом, он сразу же принялся за второго.

Пока их было только пятеро. Остальных они потеряли. Те или погибли, или попали в плен. Их маленький отряд поклялся сражаться до последнего.

От крабов всем страшно захотелось пить, но утолить жажду было нечем. Небольшого количества воды во фляге хватило бы разве что на одного человека.

И тут Эрнесто вспомнил, что когда-то читал некую научно-популярную работу.

— Если не ошибаюсь, там было написано, что питьевую воду на одну треть можно разбавить морской водой. Получится хорошая вода для питья. Таким путем мы можем увеличить количество питьевой воды.

— Я еще с ума не сошел! — возмущенно крикнул Альмейда. — Ты что, хочешь испортить остаток воды?

— Но тогда ее было бы у нас на целую треть больше. Досталось бы каждому. А может быть, хватило бы на весь день.

Остальные поддержали его. Чао, правда, весьма скептически смотрел, как Эрнесто готовил смесь, но другого выбора у них не было. Кроме того, Эрнесто был врачом. Кому, как не ему, разбираться в этом.

Первым попробовал Рейнальдо Бенитес. Лицо его сразу же покраснело.

— Отвратительная, совершенно негодная для питья соленая бурда! — завопил он.

Ночь. Ярко светила луна. Эрнесто и Альмейда шли во главе отряда. В эту ясную ночь они увидели хижину на берегу моря.

— Ее, конечно, построил рыбак, чтобы защититься от ветра, — прошептал Альмейда.

— В ней спят люди. Трое или четверо, если глаза меня не обманывают, у них есть оружие.

— Пошли, подберемся поближе. Пригнувшись и держа винтовки наизготове, Эрнесто и Альмейда подкрались к хижине.

— Я все вижу. Вон кто-то прислонил винтовку к стене. Там батистовцы. Надо уходить.

— Нет, мы возьмем их в плен. Нам очень пригодится их оружие и провиант. Кроме того, они могут сообщить нам, кто еще из наших уцелел.

— А как мы возьмем их в плен?

— Очень просто. Я сейчас пойду туда и призову их сдаться.

Альмейда сорвался с места. Эрнесто за ним. Он забыл про голод. Не хотел больше пить. Не чувствовал боли от раны. В этот раз инициатива была в их руках. В этот раз они атаковали солдат, а не те их. В этот раз враг потерпит поражение.

И вдруг Альмейда расхохотался.

— Камило! Панчо! Пабло!

Это были три их соратника с «Гранмы». Теперь их стало восемь.

Люди Камило угостили вновь прибывших сахарным тростником.

— Эта сладкая сочная штука ненадолго утоляет голод.

— Да, — засмеялся Камило. — А почему вы не едите крабов?

— От них страшно хочется пить.

— Но ведь здесь везде есть вода.

— Да, но соленая.

— Нет, я имею в виду воду в ямах и лужах. Мы хлебали ее при помощи трубочки, которую смастерили из ампулы для таблеток.

Через несколько дней группа наткнулась на Фиделя Кастро и тринадцать остальных бойцов с «Гранмы», почти безоружных и раздетых. Все остальные участники экспедиции погибли или попали в плен. И все же Фидель убежденно и страстно призвал немедленно приступить к формированию Повстанческой армии. Он уже установил первые контакты с крестьянами.

— Мы совершили много ошибок и жестоко поплатились за это. Но Повстанческий отряд пока еще существует. Мы будем сражаться. Победа возможна. Мы обоснуемся здесь, в Сьерре. Надо раздобыть оружие, запастись продуктами и начать обучать новобранцев.

Эрнесто облегченно вздохнул. Этот самый Фидель уже давно стал для него добрым другом и соратником. Он верил в его талант. Фидель сможет убедить крестьян. С таким главнокомандующим численность Повстанческой армии быстро возрастет.

Наблюдение за казармой велось с раннего утра. Вечером повстанцы переправились через реку Ла-Плату. На мелководье переправа не была трудной. Разве что яркий свет луны мог их выдать.

Бойцы молча сложили на обочине двадцать три годных к бою винтовки и автомата.

— Патронов у нас мало, — сказал Че вполголоса, — но в любом случае мы должны захватить казарму. Иначе мы расстреляем все наши патроны и будем практически беззащитны.

Камило Сьенфуэгос кивнул. У него самого была полуавтоматическая винтовка. Всего в наличии имелось пять винтовок такого типа, но патронов хватало только для одной.

На кровле казармы отражался свет луны.

— Там всего пятнадцать, ну, максимум, двадцать солдат. Но зато у них сильная огневая мощь. Кроме того, они лучше защищены. Главное, чтобы мы застигли их врасплох и воспользовались паникой. У меня еще есть динамитная шашка ударного действия. Но может быть, она намокла. Тогда я не знаю, будет ли от нее прок! — прошептал Рауль Кастро.

Фидель приказал, чтобы никто не стрелял, пока он сам не откроет огонь. С этой целью он нес на себе ручной пулемет «томпсон».

Тут их тихий разговор прервало чье-то пение. Мимо революционеров на муле проехал Чико Осорио. Он был совершенно пьян. Эрнесто тверже сжал винтовку. Он очень много слышал о нем. Тот слыл одним из самых жестоких надсмотрщиков в округе. Сколько же у него на совести человеческих жизней? Сколько слез? Сколько крови? Крестьяне говорили о нем так, как будто это был сам дьявол. Террором и насилием берег он добро семейства Лавити. Эрнесто мог бы без труда покончить с этим бессовестным кровопийцей, но в казарме могли услышать выстрел. Тогда вся операция оказалась бы под угрозой срыва. Кроме того, Фидель требовал, чтобы никто без приказа не стрелял. Фидель ткнул Санчеса в бок.

— Останови его и спроси пароль! Санчес в ответ ухмыльнулся. Вот он, простейший выход из положения. Он выскочил на дорогу.

— Сельская гвардия! Пароль!

К величайшему удивлению, Чико ответил:

— Комар.

Теперь настал черед Фиделя. Эрнесто восхищенно смотрел, как Фидель демонстрирует свои блестящие актерские способности.

— Твое имя?

— Чико Осорио.

— Слушай, Чико. Я полковник армии. Прибыл сюда, чтобы выяснить, почему мятежников до сих пор не ликвидировали. Это же позор для нашей страны, что пара вооруженных идиотов-крестьян имеет наглость поднимать бунт.

Чико Осорио кивнул.

— Верно. Свинство чистейшей воды. Солдатам лишь бы жрать да спать. Самое время навести порядок.

Внезапно Чико, несмотря на свое опьянение, слегка насторожился. Вероятнее всего, его поразило небритое лицо Фиделя и вообще весь его дикий вид.

Фидель мгновенно успокоил его.

— Солдаты здесь ни черта не делают, и мне пришлось самому выяснять, что творится в лесах. Поэтому-то я и не брит.

В остекленевших глазах Чико выразилось удовлетворение. И тут его понесло.

— Мятежников под корень! Дела здесь все хуже и хуже. Крестьяне вконец обнаглели. Солдаты ни на что не пригодны. Крестьяне мелют языком, а те их не трогают. Приходится это делать мне. Как раз по дороге сюда я крепко дал одному болвану за то, что тот хамил и грубо отзывался об армии.

— Как звать этого субъекта? — рявкнул возмущенно Фидель.

— Рамирес.

— Ну, я научу его хорошим манерам. Где он проживает?

— Третий барак на обочине. У него вся семейка такая.

— А есть еще здесь сочувствующие мятежникам?

Чико охотно ответил. Он назвал имена людей и показал, где они живут.

Фиделю удалось выудить из него примерно двадцать имен. Таким образом революционеры получили четкое представление о ситуации в округе. Они узнали, как зовут тех, кто им сочувствует, и их адреса.

Чико выболтал также имена нескольких лиц, считавшихся особенно преданными режиму. Теперь они знали, к кому им лучше не обращаться.

Эрнесто думал, что сейчас-то Чико и конец. Но Фидель решил довести игру до конца.

— А что бы ты сделал с Фиделем Кастро, окажись он в твоих руках?

Чико оживленно замахал руками.

— Я бы просто кастрировал эту скотину. Я бы заставил его жрать собственное дерьмо и содрал бы с живого кожу.

Фидель улыбнулся и кивнул.

— Правильно. Я так и думал. Чико вошел в раж.

— Недавно мы убили здесь несколько этих сукиных сынов. Я самолично прикончил двоих. Камило наклонился к Че и прошептал:

— Вот теперь этот пес сам приговорил себя к смерти!

Но Фидель не спешил привести приговор в исполнение. Этот субъект еще мог пригодиться.

— Послушай, готов ли ты помочь мне проверить бдительность солдат?

— Конечно. Это такая честь для меня.

— Хорошо. Тогда ты незаметно проведешь нас мимо часовых, чтобы я мог застать всех солдат врасплох. Вот тогда-то будет видно, как плохо они выполняют свой долг. В конце концов, на них также могли напасть отряды Кастро.

Чико засмеялся:

— На это паршивый козел не отважится.

— Нужно, чтобы все выглядело естественно. Мы тебя свяжем. Сделаем вид, что взяли тебя в плен. Солдаты здорово испугаются.

Чико все больше и больше нравился этот замысел. Он был просто вне себя от радости.

Пока его связывали, у Че зародилось сомнение: «Все идет очень гладко. А что, если он разгадает наш трюк? Вдруг он ведет нас на смерть?»

— До того, как мы выступим, компаньеро Луис Креспо проверит, сказал ли он правду. Нельзя полагаться на слова пьяного кровососа.

— У них только один часовой! — заорал Чико. — Вот какие они разгильдяи. Да они глаза вытаращат от изумления. Часовой сидит в доме надсмотрщика. Его звать Онорио. Это мой старый приятель. Сколько мулаток мы с ним…

— Где расположен дом?

— А вон сзади.

— А где еще выставлены посты?

— Нигде. Больше нигде. Здесь же все тихо. Да у этого Кастро пороху не хватит напасть со своими голодранцами на казарму.

Луис Креспо отправился на разведку. Революционеры с нетерпением выжидали. Че чувствовал, как страстно они рвутся в бой. Они хотели доказать, что могут разгромить армию Батисты. Кроме того, они стремились с помощью успешной операции продемонстрировать, что они живы и ведут активные действия. Правительственные радиостанции уже сообщили о полном разгроме повстанцев. Ходили слухи, что Кастро убит.

Вернулся Луис Креспо.

— Он не солгал. Между двумя домиками я видел огонек сигары часового. Больше постов нет.

Фидель велел бойцам рассредоточиться.

— Камило, Каликсто, Хулито Диас и Бенитес! Поскольку у вас полуавтоматические винтовки, поручаю вам окружить дом с пальмами. Рауль и Альмейда атакуют слева. Санчес, Луис Креспо, Гарсия, Фахардо и Че ударят вместе со мной по центру. Попробуем вынудить их быстро капитулировать, чтобы уменьшить расход патронов. Вперед, компаньерос!

Бойцы расположились в сорока метрах от казармы. Без двадцати три Фидель начал бой, дав две очереди из своего пулемета. Сразу же заговорили все остальные винтовки.

Че призвал солдат в казарме немедленно сдаться. В ответ — оружейный огонь.

— Ну, как хотите, — крикнул Че и посмотрел на Луиса Креспо. Тот уже держал наготове свои бразильские гранаты. Че сделал то же самое. Они поняли друг друга без слов. Затем они метнули бомбы.

Велико же было разочарование Че, когда гранаты не взорвались. Рауль Кастро тут же швырнул свою динамитную шашку. Никакого эффекта!

— Надо пробраться поближе к домам и поджечь их! — заорал Че изо всех сил.

Он рванулся, но Санчес опередил его. Бойцы не сводили с него глаз. Они прикрывали Санчеса прицельным огнем. Но ему так и не удалось поджечь один из домов.

Следующим побежал Камило Сьенфуэгос. Он также сумел добежать до домов, но поджечь их не смог.

Затем ринулись Че и Луис Креспо.

— Мы это сделаем, Че! — завопил Луис. — В сарае, правда, только кокосовые орехи, но горят они, как солома.

Через несколько минут вспыхнуло сильное пламя. Началась паника. Один бегущий солдат налетел на Луиса Креспо. Тот обезоружил его и открыл огонь по дому, в котором находилось большинство батистовцев.

Вскоре послышались первые крики: «Сдаемся!» Какой-то сержант попытался улизнуть. Камило в ярости расстрелял по нему весь свой запас патронов. Солдаты сдавались один за другим. Бой закончился.

— Мы победили! Победили! Да здравствует революция!

— Никого из наших даже не задело! — сообщил Че, который как врач должен был сразу же позаботиться о раненых. Он оказал помощь пятерым получившим ранения вражеским солдатам. Батистовцы потеряли двух человек убитыми.

Фидель пересчитал трофеи. Затем повстанцы подожгли развалины казармы.

— У нас теперь патронов на несколько тысяч выстрелов. Есть горючее. Продукты. Одежда.

— Я также захватил трофеи! — засмеялся довольно Че.

Он с гордостью продемонстрировал каску капрала батистовской армии.

Фидель подошел к Че и поглядел, как тот перевязывал раненых.

— Послушай, Че. Пленных солдат мы оставим здесь вместе с ранеными. Пусть позаботятся о них, пока не придет помощь. Оставь им лекарства в нужном количестве.

— Но… то немногое, что у нас есть, нужно нам самим. У нас нет запасов.

— Все равно. Наше поведение должно в корне отличаться от поведения батистовцев. Раненых врагов мы не убиваем. Более того, мы оказываем им помощь.

— Мы взяли много трофеев?

— У нас теперь оружия больше, чем людей. Восемь «спрингфилдов» и один пулемет «томпсон».

— Так и должно быть. Пускай противник снабжает нас оружием и боеприпасами. Он будет нашим основным поставщиком.

— Именно так. Конечно, делать это он будет вопреки своей воле, а иной раз и норов проявит. Помочь тебе?

— Да. Передай мне бинт. Он лежит вон там.

— Вы убьете нас? — со страхом спросил раненый солдат.

Нет, мы хотим свергнуть диктатуру Батисты. Мы не убийцы, а борцы за свободу. Пленных мы не трогаем.

Фидель оказался прав. Один солдат из числа тех, кого они оставили на свободе, присоединился впоследствии к отряду Фиделя Кастро.

Во время дальнейшего перехода Эрнесто и еще несколько компаньерос отстали от остальных. Теперь они пытались их найти. Пригнувшись, он пробирался сквозь заросли. Внезапно раздался выстрел. Пуля попала в дерево, растущее буквально в нескольких шагах от него. Он мгновенно упал на землю и быстро огляделся в кустарнике.

Там что-то шевелилось. Он прицелился. И в этот момент он узнал своего «врага». Это был Камило. Тут грянул второй выстрел. Эрнесто обвязал дуло винтовки белой тряпкой и поднял ее над головой.

Камило радостно выскочил из укрытия, держа винтовку наизготове. У него вытянулось лицо от изумления, когда он узнал старого приятеля:

— Я видел только твою каску, Че. Думал, это солдат Батисты. Эрнесто снял каску и осмотрел ее:

— Из-за этого трофея я чуть было не погиб. Слава богу, ты промазал. Камило кивнул.

— Гм, такого со мной давно не случалось!

Один из революционеров должен был попасть в город. Нужно наладить связь с «Движением 26 июля». Кроме того, нужно запастись продуктами и медикаментами.

Эрнесто воспользовался случаем и послал весточку родителям. В городе письмо просто опускают в почтовый ящик. Но ему следует все же быть очень осторожным. Почтальона могут задержать. Возможно, вся почта, поступающая из прифронтовой зоны, тщательно контролируется. Он не должен давать властям никакой зацепки или даже намека.

А ему так хотелось рассказать о многом. О том, как его ранили, например. Но тогда мать будет очень сильно волноваться. О тяжком поражении под Алегрия-де-Пио, но тогда враг может сделать соответствующие выводы. Не хотелось упоминать также о кровоточащих ногах и приступах астмы. Так может быть, поведать о стойкости своих соратников и пробудившейся в них вере в победу.

Он написал: «Сперва я думал, что ничего не выйдет и наступает полный развал. Но шеф сумел стабилизировать, а потом даже исправить ситуацию. Теперь мне даже кажется, что через несколько месяцев он предоставит мне отпуск, если, конечно, дела пойдут на лад и все можно будет оплатить. С каждым днем я все лучше и лучше ориентируюсь и собираюсь с помощью шефа сделать карьеру. Он очень неплохой человек».

Эрнесто даже не помнил, от кого это пошло. Во всяком случае, к нему все чаще обращались не по имени. Ему дали прозвище, которое пришлось ему по вкусу. Они называли его Че.

Он знал, что в Венесуэле и Колумбии аргентинцев часто именуют «Че». Это обращение там очень популярно. Эрнесто сам подчас использовал его вместо обращения. Ему казалось, что слово заимствовано у индейцев. Но его истинного происхождения он не знал.

Насколько он помнил, ему постоянно давали какие-то прозвища. Родители называли его нежно Тэтэ. Одноклассники звали его Chancho (Свинья), потому что чавкал за едой. Позднее из-за коротко остриженных волос его прозвали «лысым». Но прозвище Че нравилось ему больше всех. Со временем он стал предпочитать его своему настоящему имени и подписывал им свои первые письменные сообщения.

Все чаще и чаще его охватывало чувство, что конец его близок. Средств от астмы у него не было. Постоянные приступы страшно изнуряли его. Повстанцы продвигались крайне медленно. Местность так и кишела армейскими заставами, и кашель мог их выдать. Но сдержать его он был не в силах. От жуткого кашля он чуть не падал. От прилива крови к голове казалось, что череп вот-вот лопнет.

В Сьерре наступил сезон дождей. Влажный климат его окончательно доконал. Не спасал даже полиэтиленовый навес над гамаком. Каждую ночь он промокал до костей. Из-за него партизаны уже собирались ночевать в крестьянских хижинах.

Че это совсем не устраивало. Правда, большинство крестьян сочувствовало им, но солдаты часто устраивали в их домах облавы в поисках повстанцев.

Ноги увязали в мягкой болотистой почве. Каждый шаг требовал такого напряжения, что мог начаться приступ астмы.

Вблизи маленького крестьянского домика, расположенного на плантации кофе, они сделали привал, чтобы собраться с силами. Он попытался отвлечься. Решил прочесть про себя стихи Неруды. Вслух он не мог это сделать, поскольку неравномерное дыхание при чтении могло бы вызвать новый приступ.

Дальше он забыл текст. Он собирался уже поискать в рюкзаке сборник его стихов. Он не расставался с «Всеобщей песней». Но тут он почувствовал, как сужаются его дыхательные пути. Чертова астма! Из-за него группа застряла в этом опасном районе. Надо бы попросить их оставить его. Пусть не беспокоятся за его участь. Они же ждут пополнения. Франк Паис сформировал в Сантьяго отряд. Он уже направился в Сьерру. В его составе около пятнадцати бойцов. Вполне достаточно, чтобы изгнать батистовцев из Сьерры. А тут эта астма!

Фидель постоянно слушал по транзистору новости. Министр обороны орал: «Интервью, якобы полученное американским журналистом Мэтьюзом у Фиделя Кастро, — это наглая ложь. Это фальшивка. Фидель Кастро и его бандиты полностью блокированы. И никому не удастся прорвать кольцо блокады. Мэтьюз не мог попасть к нему. Мы бы сразу узнали об этом. Я требую от Мэтьюза опубликовать снимки Фиделя Кастро и этого аргентинского агента Гевары, которые он якобы сделал».

Фидель засмеялся.

— Послушай, Че! Послушай, как он хвастается. Теперь Мэтьюз опубликует фотографии, и режим опять сядет в лужу. Выше голову, старина! Слону опять здорово досталось от мухи.

— Дай мне сигару!

— Что?

— Дай мне сигару, Фидель. Или достань из рюкзака мою трубку.

— Но у тебя ведь только что кончился приступ?

— Вкус табака благотворно действует на меня. Дым не дает астме разыграться.

Фидель, весело подтрунивая над компаньеро, принес ему сигару.

Привал продолжался два дня. На третий день крестьянин, доставлявший им продукты, не пришел в лагерь.

Фидель стоял рядом с Че. У него сразу же зародились подозрения: «Возможно, батистовцы схватили его. Под пытками он все расскажет. Нам надо уходить».

Санчес со своего наблюдательного поста сообщил о приближении большого отряда солдат. Они уже заняли горную вершину.

— Быстрее! Нам нужно добраться до подножия горы. Здесь мы для них идеальная мишень.

Бойцы побежали.

Вновь начался приступ астмы. Че стоял скрючившись, опираясь на винтовку. Вот уже гранатометы и пулеметы обрушили огонь на то место, где они только что стояли лагерем. Батистовцы были прекрасно осведомлены о местонахождении повстанцев.

Че попытался сделать пару шагов. Он тут же мешком свалился на землю. Крестьянин Креспо рывком поднял его.

— Пошли!

Че попробовал это сделать, опираясь на Креспо и винтовку. Но ему приходилось останавливаться у каждого дерева, чтобы перевести дыхание. Колени его не слушались, они все время резко подгибались.

Другие уже добежали до подножия холма и готовились перебраться на другую сторону.

Кроме своей поклажи, Креспо тащил еще рюкзак Че.

— Давай я понесу тебя!

— Ты не сможешь. Погляди только на горный склон.

— Я помогу тебе идти!

Гранаты рвались все ближе. Они втянули головы, чтобы остаться незамеченными.

— Оставь меня! Со мной все кончено. Беги к другим. Один ты еще успеешь. Я прикрою тебя из винтовки.

— Нет! Ты пойдешь со мной.

— Если…

Кашель не дал ему договорить. Креспо протащил его еще пару метров. Дождь лил как из ведра. Вода непрерывным потоком обрушивалась на землю.

— Я больше не могу! Уйди от меня наконец! — заорал Че.

Но Креспо, проклиная все на свете, волок его дальше. На мокрой земле они поскользнулись и упали. Креспо завопил:

— Ты, чертов аргентинец, пойдешь как миленький! Или я буду гнать тебя ударами приклада.

Он угрожающе вскинул винтовку.

Че кое-как дотащился до ближайшего дерева. Вода текла по его лицу. Он рукавом вытер лоб и глаза.

— Ладно, Креспо. Пошли! Я обопрусь на тебя.

Фидель и Че собрали вокруг себя командиров. Они хотели в пределах возможного ознакомить их с планом атаки.

— В течение ближайших сорока восьми часов мы дадим бой врагу. Но пока мы не сообщаем вам ни направления атаки, ни ее цели. Мы должны защитить себя от предателей. Пусть бойцы в полном снаряжении ждут сигнала к выступлению.

Слова Фиделя пробудили надежду в командирах Повстанческой армии. Они хотели наступать. Постоянные переходы изнуряли бойцов. Они рвались в бой.

Когда все ушли, Че сказал Фиделю:

— Мы слишком долго сдерживали бойцов. Почему мы не напали на грузовики на шоссе? Нам бы досталась легкая добыча. Ребята жаждут боя. Почему ты их удерживаешь?

— Я все думаю об Эль-Уверо. Если мы захватим казарму, то вся страна узнает, какой силой обладают теперь революционеры. А напади мы на парочку армейских грузовиков, они представят это как несчастный случай. Мы должны сконцентрировать все наши усилия на Эль-Уверо. Взятие казармы даст нам в руки колоссальный козырь.

Че закурил сигару.

— Ты думаешь, народ поймет тогда, что мы можем победить?

— Именно.

Ночной переход продолжался уже больше восьми часов. У большинства бойцов еще не зажили раны. С обувью дела обстояли из рук вон плохо. Че считал, что в освобожденных районах необходимо не только открывать школы и устраивать склады оружия, но прежде всего следует организовать обувную мастерскую. Он уже хотел обсудить эту проблему, но тут еще раз пришел строжайший приказ щадить жилые дома и вести огонь только по казарме.

Альмейде поручалось захватить пост на северной стороне. Рауль должен был вести фронтальную атаку. Че действовал между ними. В обязанности Переса и его людей входило отрезать ближайшие дороги, чтобы не дать возможность перебросить подкрепление.

Задумано это все было как неожиданная ночная атака. Но переход слишком затянулся. Уже забрезжил рассвет, когда Фидель начал бой. Рядом с ним Че внезапно увидел кепи Камило. Тот сражался на другом боевом участке, но Че все равно радовался, что где-то рядом есть старый друг.

Из казармы на бойцов обрушился мощный огонь. Осторожно пробираясь вперед, Че очутился метрах в шестидесяти от передового поста. Дальше пришлось продвигаться по открытой местности. И тут он услышал чьи-то стоны. Че бросился в траву. По-видимому, где-то рядом лежал раненый вражеский солдат. Первой мыслью было завладеть его оружием.

— Сдавайся! — крикнул он. — Тогда тебе ничего не будет.

В ответ — тишина. Может быть, враг что-то задумал. Может, он залег в траве и коварно поджидает его.

Че пополз дальше и наткнулся на раненого. Это был вовсе не батистовец — это был компаньеро Леаль. Пуля пробила ему голову. Че тут же осмотрел рану. На несколько секунд он даже забыл про пальбу кругом. Сейчас он врач. Под пулями он продолжал делать свое дело так, как будто был неуязвим.

Пуля прошла в районе темени. Че обшарил все карманы в поисках перевязочных средств. Он нашел только обрывок бумаги. Леаль лежал без сознания. У него уже отнялись руки и ноги. Не зная, что делать, Че приложил бумагу к ране. И тут прямо над его головой просвистело несколько пуль. Врач сразу же вновь стал солдатом и открыл яростный ответный огонь.

Суеверный Мендоса в открытую ринулся в атаку. Он верил, что святой покровитель защитит его, и считал себя в полной безопасности. Автоматная очередь буквально прошила его. Альмейду ранило в левую руку и ногу.

Че понимал, что теперь возможна только открытая атака. Уже совсем рассвело. Укрыться им было негде, а враг не жалел патронов. Отряд Альмейды захватил передовой пост. Теперь путь к казарме был свободен. Гильермо Гарсия неистово строчил из своего пулемета, сея панику в рядах солдат. В конце концов концентрированный огонь повстанцев вынудил их капитулировать.

Разыскивая в казарме военного врача, Че наткнулся на трех убитых попугаев. Только теперь до его сознания дошло, какой град огня обрушили они на казарму.

Че намеревался отдать раненых компаньерос на попечение военному врачу.

— Сколько тебе лет? — спросил тот, дрожа от страха.

— Зачем тебе это?

— Когда ты получил диплом?

— Довольно давно.

— Знаешь, парень, займись-ка всем этим сам. У меня слишком мало опыта. Да и руки уж больно дрожат.

Че тут же вытер руки, чтобы позаботиться о раненых.

Он потребовал, чтобы врач помог ему, но тот в страхе позабыл все основы медицины.

Двоих раненых им пришлось оставить. Че взял с врача честное слово, что им обеспечат надлежащий уход и не убьют. Речь шла о Леале и Сильеросе. Масео, раненного в плечо, Манальса с простреленными легкими, Альмейду, у которого пули засели в ноге и руке, и других раненых Че должен был доставить в ближний лагерь.

На его долю выпало сообщить Сильеросу, что они вынуждены их оставить. Сильерос только улыбнулся. Че понял, что тот хотел этим сказать. Эта мягкая, печальная усмешка, казалось, говорила: «Со мной все кончено. Счастливо, компаньерос!»

Тем временем Леаль пришел в себя и начал умолять Че убить его. Он не хотел попадать в руки батистовцев.

— Врач дал мне честное слово. Кроме того, у нас много пленных солдат Батисты. Вас никто не тронет.

Че и сам не знал, говорил ли он эти слова, чтобы утешить Леаля, или же он сам верил в это. Во всяком случае, в нем теплилась какая-то надежда.

Ночь Че провел с ранеными. Несмотря на раны, все были радостно возбуждены. Они непрерывно курили и уплетали трофейное мясо и хлеб. Спать почти никто не хотел. Все принялись описывать свои подвиги, и бой постепенно превратился в какую-то сказочную битву. Че от души веселился, отмечая количество врагов, которых каждый боец истребил, согласно своим рассказам. Он с удивлением услышал, что кое-кто умудрился убить больше батистовцев, чем их было на самом деле.

Че любил слушать, как поэт Каликсто Моралес спорит с поэтом Крусито.

Каликсто Моралес еще на «Гранме» получил прозвище Соловей Полей. Он страшно гордился этим и называл себя только так.

Крусито, типичный деревенский поэт-самородок, писал весьма несовершенные вирши. На все, что говорил ему Моралес, он пытался ответить в рифму. И называл он его вовсе не Соловьем Полей, для него он был Кукушкой из Сьерры.

Они хотели вместе создать поэму о революции. Крусито продекламировал Че новые десятистишия, написанные им об отплытии «Гранмы». Они шли, расслабившись, по каменистой дороге. Вот уже несколько дней им не встречались солдаты. Дорога была довольно узкой. Все же они шли бок о бок. Над горами раскинулось безоблачное небо. Че и Крусито ели фрукты и пребывали в состоянии блаженства.

— Жаль только, что у нас так мало бумаги. Как было бы здорово, если бы каждый боец мог нести в рюкзаке твои стихи!

— Было бы здорово, если бы я просто имел бумагу, чтобы их записать.

— Так что же, твои стихи, считай, для нас потеряны, если ты их не запишешь?

— Ну, нет. Ничего не потеряно. Я их сразу же учу наизусть. А после революции я их перенесу на бумагу.

— Давай, читай их дальше, — нетерпеливо сказал Че, — а я потом почитаю тебе Неруду.

Несколько командиров Повстанческой армии сидели вместе с Фиделем и Че в крестьянской хижине.

— Без нашего храброго Франка Паиса, организовавшего снабжение продуктами из города и поддерживающего важные контакты с городскими революционерами, борьба была бы невозможна.

— Надо в письме поблагодарить его и пожелать счастья.

Тут же кто-то принес листок бумаги. Его разделили на два столбца. В одном должны были стоять подписи революционеров, в другом их звания.

Несколько соратников Фиделя не смогли подписаться из-за своей неграмотности. Когда настал черед Че, Фидель твердо сказал ему:

— Укажи звание команданте.

Вот так Эрнесто Че Гевара получил это звание и был назначен командиром второй колонны. Он страшно гордился этим и горел желанием доказать, что справится с этой задачей.

— Близится годовщина 26 июля. Так пусть же этот день станет страшным днем для армии Батисты. Мы отпразднуем эту годовщину, напав на его войска.

Пока Селия вручала Че маленькую звездочку — отличительный знак команданте, — он сказал:

— Самый жестокий из всех батистовских офицеров Санчес Москера имеет наглость вторгаться в Сьерру со своей солдатней. Он считается одним из самых кровожадных командиров Батисты. Он безжалостно грабит крестьян и оставляет повсюду свои кровавые следы. Я попробую здорово потрепать его солдат. Может быть, мы сможем положить конец его бесчинствам.

Фидель кивнул.

— Предоставляем тебе полную свободу действий. Мы хотим достойно встретить годовщину.

До своего лагеря Че добирался на муле. Ноги его волочились по земле. Он измученно опирался на винтовку с оптическим прицелом. Глаза глубоко запали. Солнце палило прямо в лицо. Он был весь увешан патронными лентами. Трофеи. Они захватили их у батистовских солдат. На шее у него еще болталась фотокамера.

Едва поздоровавшись с журналистом Масетти, он сразу же пригласил его в дом.

— Поговорим после. Я устал и хочу есть. Давай присоединяйся! У нас есть вареные бананы и бобы.

Масетти сел напротив. Че поставил винтовку рядом с сиденьем. Только патронные ленты он кинул на стул, стоявший в паре метров от него.

Че потер виски и откинул голову назад. Как бы самому себе он сказал:

— Здесь мы сражаемся с Санчесом Маскерой. Это самый кровожадный офицер Батисты. Он постоянно совершает налеты на Сьерру и проводит чудовищные карательные акции против населения. Мы много раз чуть было не зажимали его в кольцо. Но эта скотина постоянно ускользала от нас.

Крестьянин принес еду. Он явно гордился тем, что знаменитый Че остановился в его доме. Че молча поглощал скудную пищу, казавшуюся, однако, праздничным обедом. Он вспоминал последние форсированные переходы, когда они вообще ничего не ели.

Он не испытывал ни малейшего желания вести беседу с этим аргентинским журналистом, но он знал, какой огромный пропагандистский эффект могут дать подобные публикации. Вопросы он уже знал заранее. Все журналисты первым делом с ужасом высказывали предположение, что борьба здесь идет за «победу коммунизма».

Проглотив последний кусок, он закурил трубку и устало вытянул ноги. Как же они болели! На секунду ему пришла мысль просто скинуть сапоги.

Масетти откусил кончик сигары. Че с наслаждением выпустил первые облака дыма в потолок и сказал ободряюще:

— Начинайте!

Масетти был стреляный воробей. Ему пришлось вынести много испытаний, прежде чем он попал в лагерь Че.

— Зачем ты пришел сюда? Че твердо ответил:

— Существует только одна возможность освободить Америку от диктаторов. Их нужно свергнуть. Следует любым путем к этому стремиться. И лучше всего это делать в открытую.

— А ты не боишься, что твое участие в этих боях может быть истолковано как вмешательство во внутренние дела чужой страны?

Че ухмыльнулся. Эти сомнения он уже преодолел.

— Своей родиной я считаю не только Аргентину, но и всю Латинскую Америку.

Он вгляделся в напряженное лицо Масетти и убежденно продолжал:

— У меня есть такой прославленный предтеча, как Хосе Марти. Именно на его родине я выступаю приверженцем его идей. Я не могу рассматривать это как вмешательство, когда я рискую всем, и даже жизнью, во имя справедливого дела. Я помогаю народу свергнуть тирана. Иностранная держава оказывает этому тирану помощь, предоставляя в его распоряжение оружие и самолеты, деньги и инструкторов. Ни одна страна не обвинила еще США во вмешательстве во внутренние дела Кубы. Ни одна страна не обвинила янки в том, что они помогают Батисте истреблять свой народ. Но зато очень многие занялись моей особой. Я иностранец, который вмешивается во внутренние дела и кровью своей помогает восставшим.

Че решительно взглянул на Масетти. Он говорил, тщательно подбирая слова и одновременно твердо и искренне. Он сражался на стороне плохо вооруженных, кое-как обученных бойцов против врага, обладавшего огромным превосходством в силе и технике. Его противники были гораздо лучше вооружены и обучены. В любой момент они могли уничтожить повстанцев.

Однако он говорил о своих врагах так, как будто победа над ними — это всего лишь вопрос времени. Черный берет он сдвинул на затылок. На лбу обозначилась загорелая полоса. Его волосы были сальными.

— Разве можно называть эту революцию коммунистической?

Че посмотрел Масетти прямо в глаза. Тому пришлось выдержать его взгляд.

— Эта революция, бесспорно, носит национальный характер. Точнее говоря, это латиноамериканская революция. И совершенно очевидно, что она направлена против господства янки. На меня все время навешивают ярлык коммуниста. Не было журналиста, побывавшего в Сьерре, который не занимался бы выяснением моих взглядов и моим сотрудничеством с гватемальскими коммунистами. Они все считали, что я член коммунистической партии, лишь на том основании, что я решительно выступал в поддержку полковника Хакобо Арбенса.

— Но ты же входил в состав правительства!

— Ничего подобного. Но когда США организовали интервенцию, я попытался вместе с группой молодежи дать отпор этой авантюре «Юнайтед фрут». В Гватемале надо было сделать все для защиты революции. Но этого не произошло. Я принимал участие в организации сопротивления. Когда же ставленники американского империализма начали хватать и казнить всех, кто представлял хоть какую-то опасность для интересов «Юнайтед фрут», я эмигрировал в Мексику. В стране ацтеков я вновь встретился с участниками «Движения 26 июля». Познакомился я с ними еще в Гватемале. Я очень сдружился с Фиделем Кастро и его братом Раулем. К моменту нашего знакомства план высадки на Кубу был уже готов. Я говорил с Фиделем всю ночь напролет. Наутро я уже стал врачом его будущей экспедиции. После всего того, что я узнал в моих скитаниях по странам Латинской Америки, и после пережитого в Гватемале кошмара меня не нужно было долго уговаривать встать в ряды борцов против любой тирании. Но Фидель поразил меня своей незаурядностью. Он мог разрешить самые немыслимые проблемы. Он непоколебимо верил в то, что высадится на Кубе. Там он начнет борьбу и победоносно завершит ее. В этом у него не было ни малейшего сомнения. Он прямо-таки заразил меня своим оптимизмом. Нужно что-то делать. Перестать хныкать и заняться чем-либо конкретным. Фидель хотел начать борьбу, чтобы вновь вдохнуть в свой народ надежду. Он сказал: «В 1956 году мы обретем свободу или станем мучениками!» Он хотел еще до конца года высадиться на Кубе во главе революционной армии.

Тут они прервали свой разговор, потому что революционная радиостанция «Radio Rebelde» начала передавать новости. Че слушал очень внимательно. Только после окончания передачи он вновь посмотрел на Масетти. Тот сказал:

— Здесь, в Ла-Меса, я уже многое повидал. Много новых небольших мастерских. Как мне сказали, это твоя заслуга. Я видел полевой госпиталь, маленькую пекарню, мастерскую по изготовлению бомб, сапожную мастерскую и мастерскую по переработке кожи. Но почему же они так разбросаны по местности?

— Чтобы тебе сразу же было ясно: мы создаем собственную инфраструктуру. В освобожденных районах сразу же начинается строительство школ, больниц и т. д. Но они должны быть расположены далеко друг от друга, иначе они станут отличной мишенью для бомбардировщиков Батисты. Они постоянно совершают воздушные налеты на освобожденные районы, но мы умеем защищаться.

— В мастерской для изготовления бомб я даже видел фауст-патроны. Мне сказали, что это твоих рук дело. Это правда?

— Естественно, в мою компетенцию входит строительство мастерских и изготовление вооружения.

Че отвечал как-то невпопад. Что-то все время смущало его. Он никак не мог сосредоточиться. На какое-то мгновение он просто задумался, Масетти не решился мешать ему. Тут Че внезапно вскочил и включил радио на полную мощь. Какие-то неясные шумы. Он внимательно вслушался в них. Покрутил ручку настройки. Кто-то из бойцов принес фрукты.

— Тихо! — рявкнул на него Че. Через несколько секунд радио передало печальную новость. Всеобщая забастовка сорвалась. Теперь Че просто не обращал никакого внимания на Масетти, как будто тот вообще никогда не брал у него интервью. Его занимали другие проблемы. Он тут же сорвался с места и исчез из дома. Только под вечер им удалось вновь встретиться в спокойной обстановке.

— Почему же крестьяне оказывают такую поддержку революции и Фиделю Кастро?

Они на себе испытали террор помещиков и батистовской солдатни. Крестьяне первыми получили выгоду от революции, потому что мы начали проведение аграрной реформы.

— Каким образом? Вы же еще воюете.

— Уже теперь шестьдесят тысяч человек получили землю. Мы передаем крестьянам большие угодья.

Какая система положена в основу вашей реформы?

Никакой застывшей схемы. В основу положена антибюрократическая система. Мы установили, сколько земли требуется, чтобы прокормить одну семью, в которой двое, четверо или больше детей. Таким образом у нас оказались исходные данные. Минимальное количество земли полагается любому крестьянину. Необходимое количество мы распределяем среди крестьян, а затем решаем вместе с ними, что лучше всего сеять на этой земле, выделяем им посевной материал и предоставляем технику.

— Неужели это все было запланировано еще до отплытия «Гранмы».

— О многом из того, что мы сейчас делаем, мы и не мечтали до прибытия «Гранмы». Только в ходе самой революции мы стали сегодняшними революционерами. Мы пришли, что бы изгнать тирана. Но мы узнали, что больше всех в освобождении нуждаются именно крестьяне. Мы не хотим громких речей, а желаем оказать им действительную, эффективную помощь, которая изменит и улучшит их жизнь. Каждый квадратный метр земли, который крестьяне сами обрабатывают, принадлежит не нам, а им. Поэтому мы не колеблясь создаем для них лучшую жизнь. Для них революция победила уже сегодня.

В дом буквально ворвался вооруженный боец. Он что-то прошептал Че на ухо. Че кивнул и взвалил на спину несколько патронных лент.

— К сожалению, мне пора. Революция не ждет.

Че присел на траву. Партизаны забили корову. С вожделением обгладывая кость, он предвкушал, как после еды закурит трубку.

Молодая кубинка Алеида Марч, его связная, ела рядом с ним и рассказывала о настроении в городе. В полувоенной форме Повстанческой армии, уставшая и запыленная, она тем не менее была очень красива. Че говорили, что она отлично стреляет.

Че уже собирался расспросить Алеиду об ее снайперском искусстве, но тут «Radio Rebelde» начало передавать последние известия. «Широкое наступление войск Батисты против нашей Повстанческой армии завершилось вчера позорным провалом. Батиста послал против нас двенадцать тысяч солдат, вооруженных самым современным оружием и имеющих в своем распоряжении танки типа «шерман». Кроме того, бомбардировщики вновь использовали вчера напалмовые бомбы. Но мы захватили их передатчик. Поскольку коды тоже оказались у нас, Фидель Кастро сумел передать солдатам Батисты фальшивые приказы. Поэтому они вчера подвергли бомбардировке собственные позиции и сбросили над контролируемыми нами районами оружие и продовольствие».

Че и Алеида почти одновременно звонко рассмеялись. Дальше они слышали только отдельные слова. «Генеральное наступление отбито. Войска Батисты понесли тяжелейшие потери. Убито около тысячи солдат. Сломан костяк армии».

— Они подвергли бомбардировке собственные позиции. Ох, и хитрец же этот Фидель. Своих самолетов у нас нет, так он использует авиацию противника.

Алеида должна была уже уходить на выполнение нового задания. Она простилась с Че. При этом она стояла, а он продолжал сидеть. Они протянули друг другу руки и взглянули в глаза. Че чуть дольше задержал ее руку и пожал ее сердечнее, чем обычно. Глаза Алеиды на какую-то долю секунды расширились. Как будто искра пробежала между ними.

Ночная тьма была почти непроницаема. Свет фар приближающегося джипа высветил какое-то шествие призраков. Люди с всклокоченными волосами до плеч и густыми нечесаными бородами. Изможденные до предела, они несли оружие так, что казалось, оно давно уже стало частью их самих. В изодранных одеждах и прохудившихся сапогах они сидели вдоль дороги и неторопливо беседовали о своих подвигах и грядущих боях. Только что прошел дождь, и грязь доходила до щиколотки. Тогда они срубили несколько деревьев, чтобы не сидеть на мокром.

Вновь прибывшие подошли к группе и спросили Че Гевару. Они прибыли с донесениями из города. Это были компаньерос Сьерра и Диего.

Че стоял у костра. Он носил длинный черный плащ и рубашку с открытым воротом. На груди скрещивались патронные ленты. Он опирался на винтовку. За поясом торчал трофейный револьвер. Патронов всего на четыре выстрела. Затем оружие можно было выбрасывать. Но эти четыре выстрела могли оказаться решающими.

Местный крестьянин подарил повстанцам свои сигары-самокрутки. Теперь они с гордостью попыхивали ими. Че просто не вынимал сигару изо рта. В эту ночь тлеющий огонек постоянно освещал его лицо.

В лагерь прибыли Сьерра и Диего. Они пришли предложить партизанам еще более широкую помощь. Доставить им одежду, боеприпасы, деньги.

Че помахал им. Отблеск костра, возле которого он стоял, и усы, свисающие вокруг рта, делали его издали похожим на восточного человека. Блики огня плясали на его лице.

— Он похож на Чингисхана, — прошептал Сьерра своему приятелю. Тот кивнул:

— Действительно похож.

Че слышал их слова. Он только усмехнулся, молча подал им руки и предложил сигару. Сам он, правда, сильно кашлял, затягиваясь, но это его совершенно не трогало.

— Во мне все отсырело, — сказал он больше самому себе.

Стоявшие рядом Сьерра и Диего закурили сигары. Во время бесконечных непрерывных переходов не было даже случая скинуть с себя все это тряпье.

Че вплотную приблизился к Сьерре и сказал:

— Так ты, парень, не согласен с аграрной реформой?

Сьерра оцепенел. Он не мог и слова вымолвить. Наконец он начал возражать:

— Нет. Конечно, я за аграрную реформу. Помещиков следует обложить таким высоким налогом, чтобы мы могли на их же деньги выкупить у них землю. Затем мы продадим землю крестьянам по ее реальной стоимости. Крестьяне получат также различного рода кредиты, чтобы они могли спокойно работать.

На шее Че напряглись жилы. Он так и впился глазами в лицо Сьерры.

— Чушь! Как только тебе это в голову пришло? Это же реакционный тезис. От людей, обрабатывающих землю, нельзя брать деньги за это.

Че выпустил клуб дыма в лицо Сьерры. Он чуть было не коснулся его сигары своей.

Тот так и взъярился:

— Ты что, хочешь все раздарить крестьянам? Чтобы они запустили землю и привели ее в негодность, как в Мексике? Человек должен чувствовать, что без труда он ничего не получит!

Че вскинул руки, как бы прося у неба прощения за свои слова.

— Проклятье! Да вы только послушайте его!

Задул холодный ветер. Сьерра потер руки, а Че запахнул плащ.

Сьерра еще раз попытался обосновать свою позицию.

— Че, я вполне понимаю тебя, но нельзя же действовать так открыто. Ты что думаешь, американцы сложа руки будут смотреть, как мы здесь столь явно двигаем революцию вперед?

Че в ярости швырнул сигару на землю. Она упала в грязь и, зашипев, потухла.

— Ах, так? Ты, оказывается, один из тех, кто считает, что революцию можно делать, прячась за спиной американцев. С самого начала мы должны превратить революцию в борьбу с империализмом не на жизнь, а на смерть.

Ветер задул сильнее, и Сьерра уже собирался прилечь, но Че схватил его за руку и сказал:

— Стоп! Это надо обсудить.

Их спор продолжался уже несколько часов. Постепенно Че заметно оживился. Он точно и конкретно рассказал о надеждах и чаяниях крестьян-бедняков. Кроме часовых, все бойцы спали крепким сном. От лютого холода — предвестника наступающего утра у Сьерры зуб на зуб не попадал. Че предложил ему еще сигару. Тот покачал головой.

— Спасибо. Нет. Я ее в зубах не удержу. Ну и холод! У меня руки окоченели.

— Хорошо. Пойдем спать.

Они легли, когда от земли уже клубилась первая утренняя дымка.

Че начал дремать, когда внезапно грохнул выстрел. Он тут же откатился в сторону, схватил винтовку и вскочил, готовый к бою. Но вскоре все разъяснилось: кто-то случайно выстрелил из дробовика. Несколько человек получили легкие ранения. Но у повстанцев теперь имелись врачи и медикаменты. Че мог не беспокоиться. Он вновь прилег.

На следующий день Че объяснил Сьерре и Диего, что они должны продолжать оказывать помощь повстанцам. Прежде всего следует достичь политического единства. Слишком много различных группировок работают без единого руководства, иной раз даже друг против друга.

— Кроме того, нам нужно много боеприпасов. Мы уже переломили хребет батистовской армии. Но при этом мы израсходовали дьявольское количество патронов. Трофеи тоже иссякают. Нам нужны оружие и деньги. Организуйте экспроприацию банка в Санкти-Спиритус.

В Сьерре, казалось, все восстало при мысли, что повстанцы займутся грабежом банка.

— Но, Че! На это мы не можем пойти. Это только отпугнет наших союзников, которые сами держат деньги в банке. Нам вовсе не нужно его грабить. Мы собрали уже пятьдесят тысяч песо для Повстанческой армии. Еще никогда у революции не было столько денег!

— Бредни! Почему ни один крестьянин не выступил против положения о том, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает? Почему против него выступали только помещики? Борющийся народ поддержит идею экспроприации банка, потому что ни у кого из них нет там даже сентаво. Конечно, спекулянты предлагают нам деньги. Это доходы от эксплуатации. Этими жалкими подачками они хотят заслужить нашу признательность. Они знают, что революция победит. Смешно! Просто-напросто смешно. Но пощады им не будет. Заберите из банка все деньги. Богатеи и так внесут свою лепту.

— Но, Че…

— Я, как революционер, беру на себя всю ответственность. Я готов по требованию Национального руководства Движения дать отчет о моих действиях перед любым революционным трибуналом. Я отчитаюсь за каждый полученный нами сентаво. Теперь идите! Все уже обговорено. Организовывайте экспроприацию!

Сьерра и Диего недоуменно посмотрели друг на друга и двинулись в путь.

Марио Эскалон Вердесия, крестьянин из провинции Ориенте, прошел с колонной Че весь путь. Некоторое время он шел рядом с Че. Команданте был задумчив, даже мрачен.

— Что случилось, команданте? Почему ты невесел? Ты посмотри только, после всех испытаний и боев мы подходим наконец к Санта-Кларе.

Че посмотрел на своего старого боевого товарища, несколько смущенно похлопал по своим патронным лентам и сказал:

— Фидель приказал нам взять Санта-Клару, и мы это сделаем. Но бой будет тяжелым. Люди устали, и их обувь совсем развалилась. Они стерли ноги до крови. Вооружены мы плохо. У нас всего в строю триста бойцов.

— Но мы закалены в боях. Мы выдержали тяжелейшее боевое крещение и до конца преданы делу революции.

— Гм, я это знаю. Моральный дух бойцов — вот наша истинная сила. Но в Санта-Кларе сосредоточено три тысячи батистовских солдат. Они хорошо вооружены и не измотаны длинными переходами. У них достаточно провианта. Есть казармы, танки, самолеты, танкетки и бесконечно много припасов.

Че вновь зажег окурок сигары.

— Что мы можем сделать с их танками? Этот вопрос все время мучил меня. Похоже, что я теперь кое-что придумал. Вся проблема в том, что танк нужно остановить для того, чтобы мы могли уничтожить его.

— Мы можем вновь устроить ловушки для танков. У нас это здорово получалось.

— Правильно, Марио. Но на улицах Санта-Клары с этим ничего не выйдет. Он задумчиво вытер лоб.

— Нам нужны пальмы. Мы сделаем из них заграждение, и стволы будут крутиться под гусеницами танков, если те попробуют прорваться сквозь них.

— Точно, команданте, именно так и произойдет. А тогда: бух! Пока наши пальмы будут вращаться, мы закидаем их нашими гранатами.

Теперь настал черед смеяться Че. Не вынимая изо рта сигары, он похлопал Марио по плечу. Вот такими и должны быть повстанцы. Полными боевого задора и радости жизни.

Они шли между бесконечных плантаций сахарного тростника. Пальм почти не было видно.

— После революции нам надо будет посадить много деревьев, — сказал Че. — На этом острове они вырубили все под корень. Что для янки пальмы? Для них важен только сахар, и остров должен был подчиниться их желанию.

На дороге показался крестьянин. С трудом сдерживая радость, он кинулся навстречу колонне и захлопал в ладоши.

— Добро пожаловать! Вы остановитесь у меня. Я знаю, вы голодны и хотите пить. У меня есть корова. Я могу забить ее для вас. Это такая честь для меня!

Он чуть не плакал от радости. Его худая фигура была закутана в какие-то лохмотья.

Че пожал ему руку и поблагодарил за предложение.

— Так ты действительно тот самый знаменитый Че? Че кивнул.

— Меня зовут Че Гевара.

— Как я только дожил до этого момента. Они издевались надо мной. Били. Морили голодом. Отняли у меня детей. А я не мог даже слова сказать. Я для них только скот. Рабочий скот. Прогоните их к дьяволу! Выгоните их с острова. Вы можете это сделать. Они боятся вас. Эти палачи и убийцы дрожат от страха, когда слышат имя Че. Я старый, больной, измученный человек. Сражаться я уже не могу. Но вы сделаете это за меня. Я только могу приютить вас и накормить.

Че согласился, но сказал:

— Не вздумай забить свою корову. Она тебе еще пригодится. Нам вполне хватит черных бобов и вареных бананов.

Крестьянин, обрадованный такой честью, бросился в свою хижину. Они с женой тут же начали готовиться. Вытащили все запасы. «Пусть ничего не останется. После прихода Повстанческой армии мы оказались на освобожденной территории, а революционеры никому не дадут умереть с голоду», — объясняла крестьянка Че. Не нужно больше делать припасы. Она с удовольствием приготовила вареные бананы и черные бобы для бойцов, которые были голодны и не знали, когда им в следующий раз предложат еду.

По всей территории была выставлена охрана. Часовые стояли во всех местах, имевших хоть какое-либо стратегическое значение. Только Эль Вакерито со своими «презирающими смерть» двинулся дальше. Он командовал авангардом. Лучшие бойцы считали большой честью для себя, если их принимали в этот отряд.

Маленький Эль Вакерито решил воспользоваться ситуацией и разведать местность.

— Ты так и рвешься в бой, старый разбойник, — подтрунивал над ним Че. Эль Вакерито кивнул, смеясь:

— Именно так. Поэтому-то я и примкнул к повстанцам.

— Скоро ты вновь будешь иметь возможность испытать свое мужество.

На небе ни облачка. Че сидел, прислонясь к рюкзаку. Он молча курил и писал послание Фиделю Кастро. Тут он увидел стаю стервятников. Повстанцы во время перехода вспугнули их. Двое компаньерос горячо спорили, можно ли этих птиц употреблять в пищу. Есть можно все, что летает, утверждал один. Другой же предпочитал лучше гореть в аду, чем есть этого мерзкого трупоеда.

Крестьянка подошла к Че и прошептала ему на ухо: «У меня для вас есть кое-что особенное. Именно потому, что вы — знаменитый Че. Я зарезала курицу и приготовила жаркое. Идите поешьте».

— Но, — сказал Че, — у вас же не хватит кур для всех моих людей.

— Конечно, нет. Я сделала это только для вас, потому что вы — команданте.

Че от всего сердца пожал ей руку. Эта женщина делала все с самым наилучшим намерением, но он не мог принять ее дар.

— Скушайте сами эту курицу. Я ничем не хочу отличаться от остальных революционеров. Именно потому, что я команданте. Но я очень благодарен вам и вашему мужу за то, что вы нас встретили как друзей.

Крестьянка удивленно посмотрела на него.

— Но вы же и есть наши друзья! Че рукавом гимнастерки вытер пот с лица. На нем остались следы пыли. К грязи он привык и почти не замечал ее. Он никогда еще не чувствовал себя так хорошо. Теперь ему казалось, что у него действительно семь жизней. Он всегда был готов пожертвовать собой. Еще на «Гранме» он подготовил себя к этому, но только сегодня он свято поверил, что пуля для него еще не отлита. Никто на свете на остановит его теперь. Он переживал такой радостный миг. Во главе своей восьмой колонны он возьмет Санта-Клару. Здесь же сходятся все транспортные артерии страны. Кто владел Санта-Кларой, владел Кубой.

Раньше он никогда не бывал в этом городе. Но он столько знал о нем по открыткам и рассказам! Город окружала горная гряда. Здесь-то и расположились солдаты Батисты. Они были первоклассно вооружены и имели в своем распоряжении десять танков.

Че собрал вокруг себя бойцов. Он закурил, стремясь скрыть охватившее его радостное волнение.

— Так вот, мы пришли, чтобы взять штурмом Санта-Клару. В городе действуют много товарищей. Их диверсии не дают покоя батистовцам. Товарищи спрятали для нас большое количество патронов и приготовили бутылки с горючей смесью. Мы должны прорваться в жилые кварталы города, потому что войскам там будет крайне затруднительно использовать танки. Начнем мы с того, что возьмем в кольцо все стратегически важные пункты в городе. Основной удар будет направлен против бронепоезда. Надо преградить все пути, ведущие в центр города, а затем не дать ему уйти.

Че увидел, как засверкали глаза бойцов. Они крепче сжали в руках оружие. Винтовки большей частью были совсем новыми. По пути сюда вконец разложившиеся и разбегающиеся в панике солдаты или добровольно отдали свое оружие, или же просто-напросто бросили его. Огневая мощь Повстанческой армии еще никогда не была так велика.

— Батиста, мы идем!

— ¡Patria о muerte!

— ¡Venceremos!

В университетский городок они вошли без боя. Че организовал здесь центральный командный пункт. Естественно, он стремился создать как можно больше небольших командных пунктов, располагающихся ближе к центру города. Жители начали осторожно выходить из домов и наблюдать за поведением повстанцев. Многие вели себя выжидающе, но большинство ликовало.

Пожилой человек с криком бросился к Че:

— Дайте мне оружие! Я тоже хочу сражаться. Я хочу убивать этих скотов! На их совести мой сын.

Виолета Берлис Гутьеррес хранила в своем доме пустые бутылки. Она сумела собрать их несколько сотен, хотя и была крайне перегружена подпольной работой для «Движения 26 июля». Теперь они оказались весьма кстати. Че тут же приказал начать изготавливать самодельные гранаты. Раздобыли бензин. Всем желавшим помочь объяснили, что нужно делать.

— Материя! Нам нужно много материи! Берите все, что под рукой! Мешки, одежду. Все пойдет!

В некоторых домах уже начали готовить бутылки с горючей смесью. Резко запахло бензином. Люди носились взад-вперед с бутылками и канистрами. Казалось, что готовится открыться какой-то новый рынок.

Стрельба доносилась почти из всех районов. На крышах мелькали силуэты вооруженных людей. На лицах — вера в победу. Некоторые батистовцы попытались напрямую вырваться из города. Но только немногие сумели скрыться. Большинство было схвачено и обезоружено взбудораженной толпой.

Вот уже установлены первые ловушки для танков. В одну из них попал танк. В узком проходе между домами мало проку от его пушки. С крыш домов в него полетели бутылки с горючей смесью. Со звоном они разбились о броню. Языки пламени лизали танк со всех сторон, но он продолжал казаться неуязвимым. Внезапно люк распахнулся, и из него высунулся солдат. Он прицелился из автомата в повстанцев, бегущих по крышам домов в укрытие. Он дал по ним несколько очередей. Все мимо. Но пристреляться ему не удалось. Пуля, выпущенная Че, размозжила ему череп. Его медленно осевшее тело втащили обратно в танк. Пушка бессмысленно закрутилась между домами. Затем она резко взвилась вверх, подобно хоботу вдруг затрубившего слона. Экипаж танка открыл беспорядочную стрельбу по крышам домов на другой стороне улицы.

Загрохотали пулеметы. Молодой, никому не известный боец, по всей вероятности, житель города, всего несколько часов назад примкнувший к повстанцам, спрыгнул с крыши на танк. Высоко над головой он поднял две бутылки с горючей смесью. Но казалось, он не торопился швырнуть их. Широко расставив ноги над люком, он заглянул внутрь и кинул туда обе бутылки. Раздались крики. Повстанцы на крышах выбежали из укрытий и направили винтовки на аварийный люк. Один батистовец, у которого уже занялась одежда на спине, попытался скрыться. Храбрый юноша, уничтоживший танк, поднял руки и ликующе закричал:

«Получилось! Получилось! Мы побеждаем!»

Буквально через несколько минут пуля пробила ему лопатку. Че доставил его во временный полевой госпиталь. Он хотел там поговорить с ранеными и подбодрить их. Бойцы, лежавшие здесь, получили тяжелые ранения. Некоторые из них были без сознания, другие уже агонизировали.

Че взял за руку умирающего бойца. Тот хотел ему что-то сказать. Че склонился над ним, чтобы лучше слышать.

— Помните, команданте, вы забрали у меня винтовку, потому что я случайно выстрелил из нее. «Добудь себе другую! — сказали вы мне. — Иди на бой в первых рядах и отними оружие у врага…»

На искаженном болью лице бойца мелькнула улыбка.

— …и я добыл себе оружие. Я взял его в бою…

Компаньеро умер на руках у Че.

У подножия горы Капиро повстанцы встретили ожесточенное сопротивление. Там стоял бронепоезд. Все дороги, ведущие в центр города, были уже перерезаны. Бронепоезд мог уйти в город только задним ходом. На окраине Че выбрал место и приказал разворотить там железнодорожную колею. Здесь бойцы собирались покончить с бронепоездом.

— Они думают, что эта консервная банка здорово защитит их. Но годна она только на то, чтобы те могли стрелять из своих щелей по безоружному противнику, как это делали колонизаторы с индейцами на Диком Западе. А мы подберемся к ним вплотную. На каждой крыше, за каждым углом их будет подстерегать революционер, вооруженный бутылкой с горючей смесью. Благодаря бронированной обшивке бронепоезд превратится в раскаленную печь. Им придется или жариться на противне, или сдаться в плен.

Восемнадцать бойцов заняли позиции. Сюда подтащили бутылки и ящики с патронами. Именно здесь решался исход битвы.

Когда команда бронепоезда увидела, что гора Капиро окружена, она предприняла попытку увести его.

Че вытер потные руки о штаны и тверже сжал винтовку. По рядам бойцов прошел шепот.

— Они идут. Бронепоезд приближается. Сейчас все решится!

Че знал, что батистовские вояки пока еще чувствуют себя в бронепоезде в полной безопасности. Они воображали, что фактически уже покончили с кучкой мятежников. Первые дома вблизи рельсовой крестовины имели вполне мирный вид. Вокруг не было видно ни одного человека. Внезапно произошел резкий толчок. Раздался страшный лязг. Последовало несколько глухих взрывов. Паровоз и несколько вагонов сошли с рельсов. Тут со всех сторон полетели бутылки с бензином, обернутые вокруг горлышка горящими тряпками.

Из верхних бойниц вагонов на повстанцев обрушился настоящий каскад огня. Революционеры почти не могли попасть из винтовок в эти крошечные щели. Они в основном использовали бутылки с горючей смесью.

Че уже несколько раз призывал солдат безоговорочно капитулировать, но те продолжали ожесточенно сопротивляться. Только когда деревянный настил под их ногами начал тлеть, команда бронепоезда наконец сдалась. Под конвоем повстанцев, с поднятыми руками шли триста восемьдесят солдат и двадцать восемь офицеров. С них ручьем тек пот, некоторые рыдали.

Им ничего не сделали. Конвой состоял из трех повстанцев, но никто из пленных не рискнул бежать.

Че велел пересчитать трофеи — шесть фаустпатронов, пять гранатометов, четырнадцать пулеметов, тридцать восемь винтовок, триста восемь карабинов, пушка и скорострельное орудие. Теперь в их распоряжении было достаточно оружия, чтобы дать бой остаткам батистовской армии.

В гостинице «Гранд-отель» засели двенадцать сотрудников военной контрразведки. Отель был самым высоким зданием в Санта-Кларе. Перед ним раскинулась широкая центральная площадь города. С верхнего этажа открывался вид на многочисленные улицы Санта-Клары. Двенадцать человек, засевших там, были хорошо обученными снайперами из наводившей на всех страх и ужас секретной службы СИМ. Из своих винтовок с оптическим прицелом они косили ряды повстанцев. У них был отличный сектор обстрела. Вне всякого сомнения, они решили биться до конца, ибо были самыми ненавистными людьми в городе. На их счету убийства, пытки, насилия. Они являлись самыми настоящими бандитами и не могли рассчитывать на пощаду.

Агенты секретной службы засели на двенадцатом этаже. Там находились ресторан и кухня. Недостатка в патронах и продовольствии они не испытывали.

Партизаны, заняв позиции вокруг рыночной площади, вели оттуда огонь по окнам верхнего этажа отеля. Вскоре в нем не осталось почти ни одного целого стекла. Только в самом низу уцелела роскошная витрина у входа. Но пересечь площадь им никак не удавалось. Тогда Че решил использовать тяжелое трофейное вооружение, чтобы прикрыть огнем своих бойцов.

На рассвете он подъехал в танкетке к отелю. Из крупнокалиберного пулемета дал несколько очередей по верхнему этажу. Со стен посыпалась штукатурка. В них появились пробоины. Облако дыма и пыли закрыло двенадцатый этаж. Вот какое прикрытие нужно было партизанам. Че дал приказ начать атаку. Теперь бойцы беспрепятственно прорвались через площадь перед отелем.

Штурмуя лестницы, повстанцы прикрывались матрасами, сорванными с кроватей. Потом они зажгли их, чтобы выкурить последних батистовцев.

Как главнокомандующий вооруженными силами в провинции Лас-Вильяс, Че сообщил о победе в ставку: «Санта-Клара полностью в руках Повстанческой армии».

Он ждал дальнейших приказов. Сигара бессильно болталась между пальцами. Голова устало свесилась на грудь. Еще немного, и он зарыдал бы.

К нему подошла Алеида и спросила:

— Что случилось, Че? Мы же победили. Почему ты так опечален? Она ободряюще погладила его по голове. Он затянулся сигарой и сказал:

— Сейчас я должен сообщить народу Кубы горькую весть. Погиб один из наших лучших и храбрейших бойцов — Эль Вакерито. Молодой капитан, командовавший отрядом «презирающих смерть».

— Нет! — закричал молодой повстанец, случайно оказавшийся рядом. — Нет, это неправда! Эль Вакерито не… — Его голос сорвался. Из глаз брызнули слезы.

— Да, — сказал Че, — он погиб. Порой мне кажется, что из жизни ушла сотня наших лучших бойцов.

— Знаешь, — плачущим голосом сказал молодой компаньеро, — я тогда еще не участвовал в боях. Я только от других знал, как вы эту казарму… знаешь какую… хотели атаковать. И тут Эль Вакерито пошел туда и сказал им, чтобы они сдавались. Они ответили, что сперва должны посоветоваться. После того он сказал вражеским солдатам: «Хорошо. Совещайтесь. А я пока вздремну». Он лег и заснул. Это настолько деморализовало их, что они сдались в плен, хотя обладали огромным превосходством в силах. Это правда? Скажи мне, это правда, команданте? Он был таким лихим парнем. Я не могу поверить, что они его…

Через некоторое время, когда жители вышли на улицы и чествовали повстанцев, пришла весть, что Батиста бежал.