Вслушиваясь в монотонный гул турбин, Боб Форест вяло следил за приборами "осы" идущей на автопилоте в колоне ночного марша. А мысленно проклинал всех и вся. "Долбанутую" мамашу, родившего его и бросившего в приюте, "долбанутых" дружков втянувших в черное гетто, "долбанутого" сержанта Манкинса, прозванного Гориллой за свой ор от которого извилины опадали трухой, "долбанутого" себя на всю голову, так и не соскочившего с пилотов "осы" в технари, но больше всего он проклинал "долбанутых" русских, которым как всегда не живется спокойно и постоянно придумывающих сумасшедшие авантюры.
Все началось три дня назад. Влетевший как торнадо офицер всполошил сержанта, и урожденный садист, каннибал пожирающий мозг пилотов с кровожадной ухмылкой далекого африканского предка, скалил зубы, предвкушая новый повод вздрючить рядовой состав. Казарма наполнилась диким ревом Горилы и посыльные запорхали почтовыми голубями. Собранный личный состав, выдернутый со всех злачных мест и стриптиз баров, колыхался не уверенным строем. Наполняя казарму перегаром дешевого виски, коим отпущенные в увольнение пилоты заливали тоску безрадостных перспектив, личный состав пожирал придурковатого сержанта мутным взглядами абсолютной преданности.
– И так отребье. У меня две отличных новости, – закончив читать текст с терминала, отрываясь от блеклого сияния планшета, сержант наградил строй плотоядным оскалом, – Первая и самая радостная. Как раз для вашего здоровья – наконец-то появился повод растрясти ваши ожиревшие задницы! А вторая очень приятна для меня… – у нас объявляется готовность два!
Наслаждаясь стонами, словно мотивами любимой песни, сержант зажмурился от удовольствия. Растянув и без того не сползающую улыбку, еще в большем оскале, рыкнул:
– О да, мои птенчики! Теперь вы полностью в моей власти, до последнего грамма дерьма. Так что сейчас наш очень шустрый рядовой Форест раздаст аптечки, – наградив Боба любящим взглядом, Горилла дождался ветра от метнувшегося в медпункт рядового, так и не успевшего вырваться в кабак и набраться до беспамятства.
– И вы проблюетесь до изжоги в жопе, но что бы через 10 минут я видел строй пилотов, а не сборище пьянющих в задницу шлюх! Всем ясно?!
– Так, точно сэр! -разнесся по казарме не стройный голос обреченных.
Через девять с половиной минут строй уже твердо стоявших на ногах рядовых впечатлял ровными шеренгами и строго заправленными комбезами песочного цвета. Вглядываясь в камуфляжную раскраску всех цветов пустыни, матовый блеск утяжеленных ботинок, словно рассматривая шедевры в картинной галерее, сержант расхаживал вдоль строя купаясь в злющих взглядах рядовых. Искоса посматривая на секундную стрелку большого хронометра над входом, сержант резко замер. Дождавшись последнего тика на отметке десят отведенных минут, устремил в строй взгляд наполненный такой суровостью, что все смельчаки готовые пристрелить Гориллу как бешеное животное, загнали даже мысли о расправе в самый дальний чулан. Уставившись на стены пустыми взглядами, забыли как дышать вытянувшись по стойке смирно.
– Сегодня вам повезло, толи поумнели, то ли я раздобрел, дав вам целую вечность, – коснувшись козырька и так безупречно сидевшей на голом валуне головы кепи, сержант рыскал по строю взглядом, – Но я исправлюсь, обещаю. В следующем случае дать вам справедливые сроки. Ты мне веришь рядовой Форест?
Едва не застонав от выбора, Форест проклял сержанта назначившего его сегодня "любимчиком".
– Так точно, сэр!
– Я рад Форест что ты мне веришь. Но в твоих хитрожопых глазенках вижу любопытство. Ты же хочешь меня о чем-то спросить?
– Ни как нет, сэр!
– Ты что тупой Форест!?
Запоздало одергивая себя за то, что не смог уловить смену настроения Гориллы, Боб запоздало заметался, соображая какой же вопрос задать.
– Сэр, разрешите вопрос?
– Валяй Форест…
– Какая причина боевой готовности два?
– Ты гений Форест, мать твою! Я уже засыпал, даже не надеясь, что ты пукнешь своим бледнолицым мозгом хоть какой-то звук! Но я тебе отвечу…, – буквально гипнотизирую выкатившимися белками глаз, резко выделяющимся на черном лице, сержант рычал, нависая горным утесом,- Да, рядовой! Есть замечательный повод вытряхнуть дерьмо из твоей головы! Долбанутым русским не сидится на жопе ровно! Да, да именно тем, кто поимел ваши розовые попки в прошлый раз суровым черенком баллистической ракеты! Они услышали ваши перепуганные молитвы и решили наконец-то успокоиться вечным сном, но как всегда… не так как нам хотелось бы – тихо и незаметно! А с долбанным оркестром! Где вам, мать вашу, рожденным по залету, предстоит сыграть на трахбоне!
– Трамбоне,- автоматически поправил, Боб но еще не успев договорить, уже оторвал свой язык, по-шинковал, сжег и развеял пепел по пустыни.
Воздух буквально сгустился грозовыми тучами и разразился ревом небес:
– Да ты же гений Форест! Но ответь на вопрос Энштейн, мать твою! Если ты такой умный, то какого хрена ты оказался на Марсе?! – секундная пауза не требующая ответа, разразилась ором от которого задрожали плакаты на стенах, – Молчишь?! Тогда я тебе отвечу! Потому что ты ТУПОЙ ФОРЕСТ! Как и девять корешей рядом с тобой! Вы только и можете, что жрать виски и трахать все что шевелится! А я, как мамочка и папочка, обязан присматривать за вами, но так как сиська у меня одна – буду любить и воспитывать вас одновременно!
Едва удержавшись, что бы не закашляться от тяжелого перегара изо рта Гориллы, любителя жрать сырой лук килограммами, Боб проводил сержанта что прошелся вдоль строя, едва ли не благодарным взглядом.
– И если я сказал трахбоне. Значит именно ТРАХБОНЕ! Всем ясно?!
– Так точно, сэр!
– И если хоть одна макака обосрется фальшивя ноты…, – Вливая в каждый взгляд обещание всех гнусностей которые могут возникнут в мозгу человека отдавшего армии всю жизнь, Горилла прорычал:
– То лучше сразу жрите десять фунтов вазелина, что бы срать им неделю! И бегите разминая булки на вечеринку к тварям! Ваши шансы на выживание резко возрастут!…
Очнувшись от воспоминаний Боб окинул кабину спохватившимся взглядом. Автопилот вел машину по заданному маршруту. Эфир потрескивал от статики и шелеста вялых разговоров скучающих в дальнем переходе наемников. А вокруг простирались "долбанные" пески и кратеры, и даже "долбанный" Горилла ни разу больше не высказался по поводу "долбанных русских". Проведенная в кабине ночь буквально высосала из него все эмоции и единственное, что сейчас он мог испытывать это просто усталость от "долбанности" всего происходящего.
Улыбнувшись откровенной голограмме девушки, игриво улыбающейся с проекции на пульте управления, Боб коснулся картинки. Рассыпаясь тысячей искорок, голограмма запрыгала на массивном пальце перчатки скафандра забавными светлячками. Изображение вновь восстановилось, стоило только убрать помеху, но пока настраивалась картинка, лицо Беллы сменялось десятками улыбок, оттенков и настроений, а игриво оттопыренная попка зазывно покачивалась из стороны в сторону. Заманивая его в приятные объятия, воспоминания их уединения и недолгих моментов счастья.
Белла. Его девочка, только ему она дарит свою искреннюю заботу и ласку. Только с ним она счастлива. Ну и что же, что работает она в красных ярусах. А что еще делать девчонке с такой судьбой? Всем приходится заниматься не тем чем нравится. Как говорит ротный капеллан на исповеди главное – это то, что творится в душах, что помогает выжить им в этом сумасшедшем мире. Находить хорошее даже в дерьме которое плещется через край… этой "долбанной" планеты, "долбанной" жизни.
– Я вернусь Белла, – прошептал губами Боб, посылая в далекие барханы посыл искренней нежности, – назло карканьям Гориллы, назло термитам, назло всей "долбанутости" этого мира…
– А ну консервы, отозвались по номерам… – разрывая мечтательное состояние полудремы, ворвался в эфир рык сержанта, – Все написали завещания, помолились?! Через час прибываем на место. И пока ваши головы еще способны вмещать что-то кроме собственного дерьма, рассылаю план боевых действий, расписанный для каждого поминутно. По загрузке бортовых вычислителей, доклад!
На лицевой части круговой панорамы, транслирующей окружающее пространство бесконечных красных обломков скал и песка, всплыла иконка системного сообщения. Индикация загрузки мигала довольно долго для обычного плана операции. И когда Боб стал внимательно вчитываться в мешанину многослойной схемы, и вникать в суть казенных слов по спине пробежал предательский холодок запоздалого предчувствия.
– Мать твою…, – поражено прошептал Боб.
За свой тридцатник с хвостиком он успел повидать не мало, были и успешные рейды, и горечь потерь от притаившихся противников. Глотнул он и сухость пустых пищевых контейнеров и противно теплую воду с металлическим привкусом, когда взвод маневрировал днями и ночами участвую в больших баталиях. Но то что было в борту вычислителя, просто выходило за рамки возможного и ни как не укладывалось в голове. По предварительным расчетам планировалось взаимодействие с множеством соседей, на ограниченном пространстве и в строго определенных временных рамках.
– Сэр, – растеряно вопросительно проблеял в эфир Боб, забив на устав – сколько планируется длительность боя?
– С 9: 00 и до той кромки кратера…, – усмехнулся в ответ сержант, понимая состояние рядового.
– Но сэр, у нас боекомплекты рассчитаны на десять минут активного боя!
– Я говорил что ты гений Форест?
– Так точно сэр, – усмехнулся в эфир Боб. Теперь можно было не бояться Гориллу. Во время боевого выхода, сержант словно становился другим человеком. Исчезала манера постоянного издевательства и унижения, он превращался в почти нормального человека. С которым возможно поговорить, но больше хотелось иметь под боком такого асса. Опытный вояка вытворял с новой машиной такие фокусы, что порой казалось, будто его разработали яйцеголовые и собрали вместе с "осой" почему-то отдельным "гаджетом".
– Два раза, сэр! – с ехидцей добавил Боб, заранее зная ответ сержанта.
– Переоценил. Что бы меня совсем не поразить своей гениальностью, лучше обрати внимание на график прибытия остальных колон техники. А если совсем перестанешь тупить, то посмотри и состав колон.
Чертыхнувшись, Боб сам понял свою промашку. И погрузившись в значения зеленых точек жирными гусеницами стягивающихся к точке их прибытия, вначале не поверил. Но сравнивая значения тактического анализатора с графиком боевого плана, удивленно присвистнул.
– Но сэр как такое возможно?!
– Сам не понимаю, – ответил сержант голосом с растерянно удивленными нотами, – такое ощущение, какой то гений, мать его… планирующий выдвижение такого количества техники учел все, буквально до мелочей. Даже почесывание толстых задниц неторопливых латиносов отвечающих за погрузку такой прорвы снаряжения!
Согласно показаниям радаров к пустынному плато раскинувшемуся бескрайним царством песка и мелких булыжников с трех сторон стягивались бесчисленные пыльные шлейфы. Радар пестрел показаниями и тараторил строчками перечислений входящих в их состав единиц боевой техники. Только сам Форест насчитал сорок две колонны забитых плотным строем тяжелых "абрамсов" с эмблемами восьми застав, выделяясь угловатыми формами, рядом пылили бесчисленные полчища "хамов" и отдельными колонами плавно скользили над поверхностью приплюснутые "осы". А над всем потоком возвышались бронированные дальноходы "рейнджеров", увешанные десантными капсулами как собаки блохами. И тягачи, тягачи, бесчисленное множество грузовиков, груженных под завязку стальными кофрами боеприпасов.
Вновь углубившись в изучение плана, Боб восхищено прицыкнул языком. Если верить документу, ТЕХАСКО подчистую оголила все заставы, выставив на плато все 80 тысяч бронетехники и несметное количество "рейнджеров".
Восторженный свист пилотов, наполнял эфир вдохновленным ревом, когда мимо их колоны оказавшейся первой на указанном месте и выполняющей функции боевого охранения, проползала механизированная змея состоявшая из сотен единиц техники спешащей вперед, на север.
– Чего радуетесь, как дети малые? Кому клизмы не хватает? – хмуро проворчал сержант не разделяющий охвативших всех радости. Отвечая на удивленные вопросы, огрызнулся: – От виски мозги совсем размокли что ли?! Подумайте наконец-то, куда может двигаться такая армада? На пикник, гамбургеры жрать? Когда же только думать научитесь. А ну все уткнулись в боевое расписание и что бы все знали задачи нашего подразделения как молитву!
Спустя несколько часов усиленного чтения до рези в глазах, Боб уже не радовался. А в груди засосало противное чувство большой тревожности. И сопровождая объеденную колону растянувшуюся не на одну сотню километров и упорно ползущую далеко вперед, продолжительно задумчивым взглядом, тяжело вздохнул. На этот раз он искренне разделял мнение Гориллы о "долбанутых русских".
За сухими строчками текста прятался смысл, от которого начинали потеть руки, и пересыхало от волнения горло. Русские разработали операцию по удару в самый центр двухсот километрового кратера. В самую гущу высадки термитов. Туда где твари буквально ходят друг у друга по головам, вокруг важного объекта, являющегося главным передатчиком.
– Сэр, разрешите вопрос?
– Форест, опять ты? – притворно гневный вопрос сержанта был призван отшить рядовых, буквально засыпающих сержанта вопросами и предложениями по плану операции, – тоже решил удивить меня своим тактическим гением?
– Ни как нет сэр, мне страшно представить какой нас ждет ад, – смущаясь, произнес Боб, передернув плечами от воспоминаний тяжелой битвы у стен форта, – когда мы отбили первую волну "термитов", потери были просто чудовищны. И то мы выстояли только благодаря ракетным комплексам заставы. А тут мы суем голову прямо в пасть дьяволу… а вокруг только полчища тварей. Это же самоубийство!
– Страшно Форест? Молодец соображаешь, – ответил сержант с тяжелым вздохом. В мигом притихшем эфире, где каждый рядовой вдруг затих, пытаясь услышать мнение самого старшего и опытного отца командира, можно было услышат биение сердец, – Будет жарко как в заднице помянутого дьявола. План просто "долбанутый" на всю голову…
Затея русских оказалась просто и не затейлива. Сконцентрировав в одном месте все силы Наемных Батальонов, вонзиться в зону высадки, словно обоюдоострый клинок. Бронированная армада должна вгрызться в каждый занятый метр высадки словно алмазный бур, образуя коридор в полтора – два километра. Внутри которого, под защитой протяженной обороны должен быть протянут хитрый кабель позволяющий подключиться к планетарному источнику связи. И после того как он будет подключен, по нему будет проходить работа по вмешательству в работу других излучателей. И пока "яйцеголовые" будут взламывать защиту, им придется сдерживать тварей на двух фронтах, протяженностью под сто километров каждый.
– Сэр… твари же сожрут нас даже не подавятся. А те кто пойдут на острие удара просто смертники…, – ошарашено пробормотал Боб, едва справляясь с задрожавшим голосом.
– Таких как ты и жрут, только выплевывают как тухлятину! – начал закипать сержант реагируя на панические интонации рядового, – А ну слей мочу с мозгов, посмотри и доложи мне кто идет на острие удара?!
– Бешеные, сэр! – среагировал рефлекс вбитый многолетним ором сержанта, разогнавший запаниковавшие эмоции четким ответом. Всматриваясь в замелькавшую информацию, Боб ошарашено процитировал, -… сто машин класса "Милашка", выполняют задачу по прорыву обороны термитов. Всего сто машин?
– Все-таки ты туп как гильза от снаряда. Это целых СТО "ЧЕРНЫХ СУК"! Ты уже забыл, как наш форт поимело всего три машины!?
– Нет сэр, – вздрогнув от воспоминаний Форест, покрылся испариной. Тот день вошел в историю ТЕХАСКО как щелчок по носу, от которого техасцы умылись кровью. Восстановительные работы растянулись на несколько недель, когда вкалывали все – латая стены форта и разгребая завалы технических ангаров. Но хуже всего было "хоронить" сослуживцев, от которых и пепла не оставалось среди оплавленных остовов машин. Залитые в бетон куски стали на мемориальном пустыре пополнились сотнями бронелистов с одинаковой датой гибели, угнетавших своей новизной и свежестью гравировкой.
Но больше впечатляли рассказы "рейнджеров" что набирались в баре до поросячьего визга, с содроганием бормотали о стремительных черных силуэтах, об оскаленных пастях и жутких всполохах зеленого огня испепеляющего на месте. Да и работяги с завода тоже подливали масла в огонь, рассказывая совсем уж небылицы о налете на рудник. И разобрать где там правда а где просто сказки уже было невозможно, но все признавались – что было жутко до икоты.
– А сейчас они будут идти тараном, живым щитом, – злорадно проговорил сержант, потерявший тогда почти весь взвод, и уцелевший среди обломков "абрамса" великим чудом. Но голос Гориллы, то и дело окрашивался непривычными интонациями, удивляющими Фореста больше чем смысл слов. Он никогда не думал что их сержант, чудовище со стальными яйцами может уважать еще кого-то кроме себя.
– Сэр, но если они такие крутые, то мы зачем?
– Мы будем на подтанцевке Форест, – тяжело усмехнулся сержант, – как бы я не хотел что бы эти головорезы свернули себе шею, но сейчас готов молиться, что бы эти "долбанутые" жили как можно дольше.
– Но почему, сэр?
– Все-таки ты не гений Форест. Мозг упал в яйца, и звенит как рождественский колокольчик. Звонко, но пусто, – на мгновение замолчав, сержант вновь наполнил эфир задумчивым сопением, – Потому что придется тогда нам быть тараном, а "осе" достаточно одного касания термита что бы смяться использованной салфеткой. И продержимся мы минут пять не больше, а сомнут нас, тогда и вся затея полетит к чертям собачим. Эй, парни а ну хватит бездельничать, все уткнулись в тактические схему. Озвучиваю один раз…
Занимая половину обзорной панорамы развернулась карта поверхности Марса. Резко нахлынувший масштаб выхватил участок со впадиной кратера, и тьмой красных точек от которых рябило глаза и хотелось встряхнуть головой лишь бы не думать кто это их ждет.
И в эту мешанину красных точек вклинивается широкая стрелка состоящая из зеленых обозначений машин наемников.
– Так как русские есть броневой кулак, и принимают на себя основной удар, "осы" будут на подхвате, подбирать недоеденное, – терпеливо объяснял сержант метаморфозы на тактической карте, – А мы – кавалерия, мобильным резервом будем затыкать места прорывов. Или русским что выстраивают фронт справа или нашим рейнджерам что слева. А вот эти эшелоны это китайцы со своими "долбаными" гаубицами, что будут вспахивать кратер докуда дотянуться своими монстрами…
– Китайцы? У них же и танков то нет, сидят за своей стеной колупаясь в скалах…, – прозвучал чей-то возглас.
– Ковач, и ты тоже гений? Ну тогда специально для гениев, есть хроники. Где показано, во что превращается поверхность планеты после кассетного залпа китайских мортир. А после того как "яйцеголовые" заменили начинку, то будешь потом этим бандурам памятники ставить…
Резко оборвав разговор, сержант пропал с эфира, и уже без ленцы всезнайки, начал отдавать резкие команды:
– Ковач и Форест встречать гостей по зюйд весту. Остальным последняя проверка…
Голос сержанта еще раздавал команды, но Боб уже ушел с общего канала. Поерзав в скафандре проверил удобство посадки. Окинув одноместную кабину взглядом, высматривая не закрепленные вещи, еще раз подергал ремни удерживающие в кресле. Летать по кабине дерьмом в стакане еще то удовольствие. Массивные тумблеры со щелчками утопились в панели и дрогнувшая машина плавно закачалась реагируя на малейшее дрожание штурвала.
– Ну что Ковач, глянем кто там запаздывает? – произнес Боб на отдельной частоте, резко сдергивая машину с насеста.
Срываясь вспугнутой птицей машина ускорилась в стремительном полете. Плавно уклоняясь от массивных обломков стремилась к подымающемуся в пол неба пылевому шлейфу. Словно играя в догонялки, серебреные капли неслись по плато вздымая легкие пылевые шлейфы. И с пижонским поворотом вырвавшаяся вперед машина, погасила момент инерции замерла на вершине полого склона с которого открывался вид на потрясающее зрелище.
– Срань господня, – прохрипел в эфире Ковач, да и сам Боб мог только промычать в согласии, – сколько же их тут?!
Казалось что пустыня ожила полчищами стальных монстров. Пыльные танки знакомых до боли в печенках контурами, накатывались бесчисленными волнами. Кроша валуны скал мощными протекторами, еще белых от ночной изморози, стальная мощь и кошмар рейнджеров накатывалась на них с дрожанием земли, от которой мелкие камешки вокруг подпрыгивали, вытанцовывая замысловатую джигу.
– Эй, на бархане, виски жвачка есть? – раздался в эфире молодой голос с чудовищным акцентом.
– А женщину, не надо? – слегка опешив, после заминки в ответ огрызнулся Ковач.
– Так куда же ты ее прячешь? В твоей мыльнице, поместится только надувная!
Но шутника убрали с общей частоты и возник, такой же молодой голос но уже с командными нотками запросивший новые опознавательные коды, присвоенные каждому подразделению. Успев доложиться сержанту, Боб представился и сопровождая колону на почтительном расстоянии двинулся рядом. А затем был долгий марш, где появился сержант, другие подразделения, их впустили во внутрь стальной коробки словно взяли под конвой.
И был снова марш, убаюкивающий гул, и вглядывание до рези в глазах в хитроумное сплетение маневров, в размеры коридоров для маневров, частоты взаимодействия, расчеты предельных температур для экспериментальных энерговодов. И очнулся Боб после того как руки на автомате выполнили маневр впереди идущей "осы" и машину резко качнуло в погашении инерции.
На панорамной карте пискнула пунктирная линия конечной остановки. Мигая ожиданием, отметка его "осы" терялась внутри острого клина вмещавшего тысячи машин и людей.
В душе лопнула струна ожидания. Затрепетало запоздало сердце, руки вновь противно вспотели и Боб провел языком по пересохшим губам.
Вот оно. Всего в десяти километрах рубеж. Черта, за которой ждут злобные твари с зеркальными ликами, отражающими твои же страхи, и терзающие тебя твоими же глазами полными ужаса не бытья…
– Ну что же мальчики, – разбивая оковы оцепенения, прозвучал непривычно отеческий голос Манкинса, – настал и наш черед подвести итог дел своих. Пусть каждый вспомнит то как он жил, и ради чего ему стоит жить и сражаться…
Раздавшаяся канонада сотрясла мир тяжелой вибрацией. Непрерывное уханье великанов всколыхивало машину как пушинку и Боб пропустил последние слова сержанта.
И словно торопясь успеть, перед глазами побежали яркие картинки воспоминаний. Не живые маски воспитателей приюта. Кровавые драки за место под солнцем и сладкую до невозможности конфету из благотворительной посылки. Серость фанерных домов гетто. Шакалья улыбка торговца и приторный вкус травки. Широко распахнутые глаза жертвы, ощущение могущества над умирающим телом и первая радость измятым купюрам. Тяжелые ломки в трюме космического транспорта. Первый бой и бесконечные пески. Земляничный вкус губ Беллы и краткие миги обретения счастья только для двоих…
Ухватившись взглядом за выбивающуюся из стального блеска пульта радостную голограмму, Боб Форест улыбнулся. И упрямо сжав зубы, дернул штурвал машины, вливаясь в лавину ожившей стали со словами:
– Я вернусь Белла. Я вернусь…