В окнах над кухмистерской Гру горел свет — свет настолько яркий, что невольно наводил на мысль, будто дерзкие жильцы второго этажа слишком уж уверены в своей неуязвимости. Поднимаясь по скрипучим ступенькам шаткой лестницы, ведущей прямо к входу в нужные ему апартаменты, Снивер Дил-Шоннет чувствовал, как любовно выпестованная им уверенность в себе начинает съеживаться. Во рту пересохло, ладони, наоборот увлажнились. Правое веко начало неудержимо подергиваться. Стоило ли так волноваться? Ведь он пришел сюда, чтобы устроить разнос не слишком расторопному наймиту. Головорез Вурм-Диднис, который не справился с порученным ему делом, заслуживал нагоняя. Исключительная безалаберность не делала ему чести и заставляла усомниться в его профессионализме. Диднис просто обязан принести извинения и гарантировать, что впредь подобное не повторится, в противном случае пусть возвращает мзду. Нет, так просто это ему с рук не сойдет! Пусть хорошенько попросит, прежде чем лорд Никто даст ему возможность исправиться.

Лорд Никто! Уж он-то мигом расставит все по своим местам! При этой мысли Снивер приободрился, и скрытое под маской лицо озарила улыбка. Маска утаивала от посторонних глаз не только не предназначенные для них чувства, но и безвольный подбородок. Эта маска, а также прикрывающая редеющие волосы широкополая шляпа, черный плащ, прибавляющий стати тщедушной фигуре, черные же кожаные сапоги и перчатки делали его неузнаваемым и, стало быть, свободным. Под сенью анонимности Снивер Дил-Шоннет преображался. Лорд Никто обладал смелостью, решительностью и мужеством, которых у Снивера Дил-Шоннета не было и в помине. Только в обличье отважного лорда презираемый и осмеиваемый всеми наследник герцога становился самим собой — непоколебимым, требовательным, отчаянным. С лордом Никто нельзя было не считаться. Так что пусть головорез трижды подумает!..

Снивер поднялся до верхней площадки и задержался, чтобы взглянуть на руки. Ни малейшей дрожи. Дыхание — ровнее не бывает. Недавнее волнение выдавало разве что едва заметно подрагивавшее правое веко. Сделав глубокий вздох, Снивер властно постучал в дверь.

— Кто там? — раздался голос Дидниса.

— Тот, кто нанял вас. Впустите меня сейчас же! — Снивер говорил куда более низким и уверенным голосом, чем обычно. Через секунду послышались шаги, и дверь открылась. На пороге стоял Яне Вурм-Диднис в изрядно потрепанном одеянии алого шелка, увешанный золочеными безделушками, с вплетенными в бороду нитками фальшивых рубинов. Он посмотрел на гостя без особого воодушевления, затем, выдержав небольшую паузу, освободил дверной проем, и Снивер снова оказался в знакомой квартире с обшарпанной золоченой мебелью и потрескавшимся хрусталем. За столом сидела Джоски и острием кинжала вырезала на его крышке собственные инициалы. Удостоив вошедшего долгим оценивающим взглядом, она невозмутимо вернулась к прерванному занятию. Та ловкость, с которой она орудовала ножом, невольно внушила Сниверу страх… Впрочем, этот страх мгновенно испарился, стоило только ему сказать себе, что Лорду Никто любые опасности нипочем.

Снивер молча прошел вперед, сел за стол, небрежно налил себе бокал вина, не торопясь выпил и только затем соизволил обратиться к хозяину.

— Итак, с поручением вы не справились — его милость жив.

— Поскольку вестей об ином исходе дела не поступало, я и сам пришел к такому же выводу, — без тени смущения парировал наемный убийца.

— Я вами недоволен.

— Увы, наша скорбная жизнь полна разочарований.

— Ваше легкомыслие по меньшей мере неуместно. — Сам того не осознавая, Снивер сложил руки в точности как кельдама Нуксия. — Я недоволен вами. Деньги вы получили, но дело не сделали. Разве это порядочно? Разве достойно? Неужели пренебрежение обязательствами в порядке вещей для представителя благородного рода, к коему вы себя столь настойчиво причисляете? Может быть, отпрыск Диднисов не столь безупречен, как мне говорили?

— Ни в коем случае! — воскликнул головорез.

— Так докажите!

— Дайте срок! Я при малейшей возможности… После того вечера, когда прогремел взрыв, герцог ни разу и носа не высунул из дворца, а мне туда второй раз соваться небезопасно.

— Небезопасно? Небезопасно! — Снивер позволил себе едко хмыкнуть. Пульс его участился, но на этот раз не от страха — от воодушевления, ведь именно он владел ситуацией. Янс Вурм-Диднис защищается, оправдывается, а он, Снивер Дил-Шоннет нападает. Вернее, нападает лорд Никто. Что за потрясающий персонаж это его второе «я»! — Выходит, лорд Никто нанял труса?

— Вовсе нет. Лорд Вурм-Диднис — прирожденный воин. Однако не стоит терять благоразумия…

— Благоразумие вряд ли к лицу людям вашего ремесла. Наемного убийцу ценят лишь за два качества — богатый опыт и безрассудную храбрость.

— Которые вместе не стоят и дакля, если им не сопутствуют хладнокровие, осмотрительность, здравомыслие.

— Довольно, Диднис! Все это пустые отговорки. Не желаю слушать! Вы выдаете себя за лучшего из лучших, хотя ваши, с позволения сказать, успехи посрамили бы даже неискушенного новичка. Настоятельно рекомендую поторопиться. Иначе потребую обратно свои деньги и обращусь к кому-нибудь другому.

— В этом не будет необходимости, — поспешил заверить его Диднис, явно тревожась о своей репутации. — В последние дни герцог не покидает замка. К нему не подобраться даже самым ловким и хитрым убийцам. Но вскоре он появится на людях. В начале недели начинается Парнисская регата, а по традиции на ее открытии обязательно присутствует Герцог. Не сомневайтесь, его милость там будет… как и Лорд Янс Вурм-Диднис. Тогда все и решится.

Ладно, Диднис, дам вам еще один шанс, но учтите: последний! В ваших интересах действовать без промедления. И на этот раз постарайтесь не сплоховать.

Вурм-Диднис, позабыв былую заносчивость, приосанился и с чувством собственного достоинства сказал:

— Свое ремесло я знаю, как никто другой. Пусть его милость хоть раз покажется на публике — и исход предрешен. На этот счет не извольте беспокоиться.

— Беспокоиться? Я?! — В голосе лорда Никто появились зловещие нотки. — В худшем случае мне просто придется нанять кого-нибудь другого. Если кому и стоит беспокоиться, так это наемному убийце, который не в состоянии выполнить то, за что берется. Ведь он может навсегда лишиться куска хлеба. Подумайте над этим, голубчик.

Какое блаженство! Если бы только Снивер, упиваясь триумфом, слегка не пережал…

При последних его словах Джоски, которая до этого мгновения помалкивала, что было весьма нетипично для нее, подняла голову и вперила в гостя немигающий взгляд блестящих, как бусины, глаз.

— Это кто же так разговаривает с лордом Янсом Вурм-Диднисом? — угрожающе тихо произнесла она.

— Моя принцесса, нашего гостя вполне можно понять… — попытался было успокоить ее Диднис.

— Так что с того? Это ничуть его не оправдывает! Кто ему позволил говорить с нами в таком тоне? — Джоски повернулась к Сниверу. — Хочу вам кое-что сказать, но не стану, пока на вас эта идиотская маска. Снимите ее.

Лорд Никто даже не удостоил ее ответом.

— Диднис, — сказал он, — вы не слишком-то хорошо воспитываете эту дерзкую девчонку. Как бы я не потерял терпение.

— Как бы я тоже! — вспылила Джоски, глаза ее яростно блестели. — Сами снимете маску или помочь вам?

— Дитя мое… — запротестовал Диднис.

— Па, я знаю, что делаю! Сейчас сам поймешь!

Лорд Никто не издал ни звука, и она продолжила: — Да снимите вы эту маску. И так известно, что под ней Снивер Дил-Шоннет!

Сын герцога в ужасе уставился на нее. Значит, она все же узнала его тогда, на приеме! В тот же миг лорд Никто скоропостижно в муках скончался, оставив после себя лишь жалкого Снивера, как всегда одолеваемого тревогами и страхами. Он чувствовал, как по лицу разливается жар, как судорожно задергалось злополучное веко. Дрожащие руки сами собой потянулись к завязкам маски, и взору хозяев предстало красное, как помидор, сконфуженное лицо. Девушка и ее родитель обменялись многозначительными взглядами.

— Так-то лучше, — кивнула леди Джоски. — Так вот что я хотела вам сказать. Вы никогда — никогда! — не будете обращаться к его светлости или ко мне иначе, чем с почтительностью, соответствующей нашему положению. Помните, это вы пришли к нам, а не наоборот. Это мы нужны вам, а не вы — нам. Поэтому мы не станем выслушивать ваш вздор. Если не хотите крупных неприятностей, придержите язык! Понятно, мастер Снивер?

Голова Снивера нырнула вниз наподобие поплавка.

— Словами, пожалуйста.

— Понятно.

— Надеюсь, ведь это для вашего же блага. И еще. Те деньги, о которых вы упоминали… их явно недостаточно. Если хотите, чтобы мы рисковали жизнью, охотясь на герцога, извольте платить.

— Но мы договорились в прошлый раз… — промямлил Снивер.

— Вы обвели нас вокруг пальца, — не моргнув глазом, заявила Джоски, — воспользовались нашим неведением.

— Неведением относительно чего?

— Относительно размеров вашего кошелька. Мы не знали ни кто вы, ни каковы ваши ставки. Думали, это всего лишь заурядная месть, и рады были оказать содействие по минимальным расценкам — вечно мы, аристократы, страдаем из-за собственного великодушия. А вы, как выясняется, присмотрели себе местечко герцога Ланти-Юма, осталось только нашими руками укокошить папашу. Держали нас за дураков? Впредь будет по-другому! Заплатите нам вдвое против первоначальной цены.

— Это же вы… вымогательство!

— Бросьте, уважаемый, — вмешался наконец Вурм-Диднис. Агрессивные нападки дочери, сбившей спесь с гостя, полностью вернули ему чувство собственной значимости и высокомерную снисходительность. — Дражайшей Джосквинилью нельзя отказать ни в рассудительности, ни в справедливости. В конце концов, вы унаследуете огромное герцогство. Достигнув высокой цели, вы конечно же не забудете верных союзников?

— Если не лишены элементарной человеческой порядочности, — заметила Джоски.

— Ведь не забудете, друг мой? Уж мы-то точно не забудем, — пообещал головорез.

Снивер, угрюмый и по-прежнему красный как рак, пожал плечами.

— Примем это за знак согласия, — заявил Вурм-Диднис.

— Как и за знак того, что энную сумму из обещанных денег мы получим, что называется, не сходя с места, — добавила его предприимчивая дочь.

Снивер полез за бумажником и, воспользовавшись моментом, попытался хоть как-то организовать беспорядочные мысли. Когда он заговорил, голос его отчаянно дрожал:

— Я заплачу. Но вы должны сделать то, что обещали, и поскорее. Должны!

— И сделаем, дорогой мой лорд Никто, — заверил его добрейший Вурм-Диднис. — Будущий герцог может не волноваться и во всем положиться на своих друзей.

— И наоборот. — Леди Джоски взяла отца под руку. — Не забывайте!

— Выпейте. — Кельдама Нуксия протянула внушительных размеров кубок, до краев наполненный мерзкой зеленовато-коричневой жидкостью. — Все до дна.

Герцог Повон брезгливо поморщился:

— Что это?

— Лекарство от вашего недуга, нареченный. Средство от хандры. Пейте же, ну! — Черные брови Нуксии сошлись на переносице.

Герцог приподнялся на кровати и решительно заявил:

— Не стану. В этом нет никакой необходимости.

— Как это нет? Вы не покидаете постель вот уже две недели, и я вынуждена заключить, что вы либо больны, либо малодушны, либо и то и другое. Второе, пожалуй, неизлечимо, но о первом, по счастью, этого не скажешь. Снадобье, которое я предлагаю вам принять, очистит вашу кровь от грязных соков, порождающих апатию и беспочвенные опасения. Пусть вас не пугают телесные муки, сопряженные с процессом очищения. Конечная польза оправдывает любые или почти любые средства. Потому — пейте, нареченный. Сейчас же!

— Но я не хочу!

Рука Нуксии крепко сжала кубок. Она не сочла нужным отвечать.

— Кельдама, послушайте, я и без того немало выстрадал душой и телом, — принялся убеждать ее Повон. — Недавнее покушение нарушило мой душевный покой и едва не поколебало саму веру в человечество. Я сумею восстановить эмоциональное равновесие и вернуть былую безмятежность, но мне для этого необходим абсолютный покой. Время залечит мои душевные раны. Мне нужен покой, уважаемая кельдама, только покой, а не какая-то лекарственная гадость.

— Ну, что касается вашей способности судить здраво, — позвольте усомниться. Предоставили бы лучше решать тем, кто много умнее вас. Покой у вас был… целых две недели — и что? Много ли пользы он вам принес? Вы все так же немощны, испуганы и сбиты с толку, как в день взрыва. Если не больше. Это снадобье, которое я приготовила собственными руками, вернет вам прежнее состояние духа. Примите его.

Повон неохотно взял кубок, подозрительно понюхал содержимое — в нос ему ударило мерзкое зловоние. Подняв глаза, он наткнулся на безжалостный взгляд своей нареченной. Да, от нее милосердия не дождешься. Отчаяние подстегнуло мысли герцога, и он отыскал единственно возможный путь отступления. Отставив кубок в сторону, он сбросил шелковые покрывала, свесил короткие ноги с кровати и спрыгнул на пол.

— В лекарстве, право же, нет нужды. Я в полном здравии и готов снова приступить к исполнению своих обязанностей.

— Как это прикажете понимать?

— Кельдама, дух мой все еще пребывает в смятении, однако Ланти-Юм не может дальше существовать без правителя. Я нужен народу.

— Очень уж скоро произошло выздоровление.

— Может, и так. Но я человек долга.

— Долга? Да разве лантиец способен понять, что это такое — долг? Лично я куда больше доверяю своим знахарским способностям, чем вашему чувству долга.

— Ваш скепсис хотя и предсказуем, но огорчителен. Что заставит вас переменить мнение?

— Только не слова. Дела. Демонстрация доблести, демонстрация силы. Удивите меня, нареченный. Покажите себя настоящим мужчиной.

— Нужны ли тому доказательства? Я — герцог.

— Были герцогом. А теперь затворник.

— То есть как?

— Вы ведь не решаетесь выйти из спальни. Боитесь, как бы на вашу жизнь еще кто-нибудь не покусился. Настоящий правитель никогда не позволил бы овладеть собой столь недостойному страху. Мой отец, келдхар, за это время уже отыскал бы и покарал предателей. Герцог Хурбский и тот сделал бы то же самое. А вы? Сидите сложа руки. Дрожите от страха, зарывшись в пуховые подушки. Какой же вы герцог? Так, жалкий пленник. Нет, я уверена: всему виной хандрозные соки и нечистоты, отравившие вашу кровь. Необходимо либо основательное очищение, либо полная замена крови. Попробуем сначала первое, потом второе.

— Нет! Не нужно! Я абсолютно здоров, и кровь моя в полном порядке! — Заметив недоверие на ее лице, он добавил: — Я докажу, вот увидите, докажу! Найду и уничтожу главных свои недругов — сына Фал-Грижни и его мать. Завтра же утром мой гвардейцы выступят к Назара-Сину. Никаких промедлений! Слишком долго я прислушивался к велениям своего глупого доброго сердца. Слишком долго враги беззастенчиво пользовались моей добротой. Ну как, кельдама, вы довольны?

— Пока да, — медленно кивнула она. — В голове у вас по-прежнему каша, а потому и подозреваете вы явно не тех. Самому скудному умишке было бы яснее ясного, что враги ваши здесь, в городе. Уверена, обшаривая каменную пустыню, вы только потеряете время, силы, деньги и людей. Но, по крайней мере, это хоть какое-то занятие. Все же лучше, чем ничего.

Над склонами Назара-Сина висела полная луна, заливая окрестности столь ярким светом, что четырем путникам, появившимся из тайного хода в пещеры, не понадобилось освещать себе дорогу. Трое из них были людьми — здоровыми, полными сил. Четвертого вряд ли кто-либо счел человеком, и тем более полным сил.

Леди Верран, выйдя наружу первой, жадно ловила ртом прохладный свежий воздух. Шедшие позади Террз и Хар-Феннахар бережно поддерживали едва стоявшего на ногах Нида. Тревога о состоянии мутанта мешала Верран полностью вкусить радость столь редкой экскурсии на Поверхность. Впрочем, эта экспедиция и была затеяна ради Нида. Таким больным Верран его еще не видела. Но как узнать что с ним? Рассказать о своих бедах Нид не мог да и ни один обитатель пещер не разбирался в анатомии мутантов. Обитатель пещер? Скорее, всего мира. Знал в этом толк один только Террз Фал-Грижни, который в свое время вывел эти существа но, увы, его знания погибли вместе с ним. Верран вздохнула. Она всегда вздыхала, вспоминая покойного мужа и свою жизнь с ним. Как давно это было! Как много он мог бы ей объяснить, растолковать, если бы только достало ума спросить! Сколько возможностей упущено, притом безвозвратно!

Она взглянула на Нида. Седеющая голова мутанта поникла, он шел неверным шагом, тяжело опираясь на спутников, но, ступив на землю, чуть заметно распрямился, набрал в грудь воздуха… А потом поднял голову, обвел взглядом холм — зрелище, по обычным меркам, серое и неприглядное, для Нида было, по всей видимости, исполнено дивного очарования. Затем он посмотрел на небо, на луну и звезды. И в тот же миг тусклые глаза заблестели, из горла вырвался проникновенный полукрик-полустон.

Верран, наблюдая за ним, не смогла сдержать улыбки. Вот оно, лекарство, в котором нуждался Нид. Свежий воздух… Прохладный бриз… Небо над головой… Поверхность! Если что-то и могло вдохнуть в него новые силы, то лишь воздух Поверхности. Время от времени он был до крайности необходим ему. «И мне тоже», — подумала Верран.

Раздувая ноздри, Нид шумно втягивал воздух. Казалось, многообразие запахов волнует, будоражит его. Зашипев, он освободился от поводырей, нужда в которых на время отпала, высоко поднял голову и твердым шагом направился к вершине ближайшего пригорка, чтобы беспрепятственно внюхиваться в аромат ветра. Верран за ним не пошла. Пусть побудет один. Часто ли ему в жизни выпадала такая возможность? И она переключила внимание на других своих спутников, отметив про себя, что Риллиф Хар-Феннахар держится со спокойной невозмутимостью. Да и стоило ли удивляться? Ведь Рил принимал Поверхность как нечто само собой разумеющееся. Вид ночного неба, голых утесов и скудной растительности ничуть его не волновал, как некогда не волновал и ее саму. Нет, для Рила диво дивное — пещеры.

А если бы он знал, что никогда их не покинет, как скоро изменилось бы его мнение?

Она перевела взгляд на Террза. Юноша прохаживался взад-вперед, всматриваясь то в землю и траву, то в усыпанное бриллиантами звезд небо. Пожалуй, решила она, он взирает на все это как исследователь — изучающе и беспристрастно, но все же внимательно. А это уже немалое достижение. До сих пор Террз не проявлял к Поверхности ни малейшего интереса. Казалось, он даже гордился своей способностью презрительно относиться ко всему, что связано с людьми. Но теперь в нем что-то дрогнуло, что-то изменилось, и объяснить это можно было только одним — влиянием Феннахара. Это его рассказы пробудили в юноше интерес, чего никогда не удавалось сделать Верран, и лишнее доказательство тому — согласие принять участие в ночной прогулке. Конечно, сказалась и его искренняя привязанность к Ниду, но все-таки было чему порадоваться. Сколько долгих венов Верран упрашивала сына хотя бы на минутку выйти на Поверхность, но безуспешно. И вот он наконец здесь, наверху, и кто знает, что за этим последует? Может, ему понравится. Вылазки участятся. Не исключено даже, — Верран позволила себе помечтать, — что однажды его удастся уговорить наведаться в один из больших прибрежных городов. Не в Ланти-Юм, конечно, но в Гард-Ламмис или Стрелл.

Может, он даже проникнется своей человеческой природой и с радостью примет себя таким, каков есть? Рил ведет его именно в этом направлении… если допустить, что кто-то вообще может руководить Террзом.

Поймав взгляд путешественника, она улыбнулась ему, и Феннахара поразила и порадовала теплота этой улыбки.

А вот и сын. Внешне, как всегда, сдержан и невозмутим, но Верран показалось, что она уловила легкий оттенок душевного смятения.

— Феннахар, разве эта безграничная пустота не наполняет вас чувством одиночества? — Террз мельком взглянул на звезды. — Непостижимый простор… отсутствие стен, потолка… разве не внушают они ощущение собственной незначительности, даже уязвимости?

— В чем-то вы правы, — согласился Феннахар, но я бы не сказал, что это так уж плохо. Не слишком приятно, когда тебе напоминают о твоем истинном месте во Вселенной, но, пожалуй, это весьма полезно.

— Так вы терпите неприглядность Поверхности ради духовного самосовершенствования?

— Духовного само… — Феннахар расхохотался, и смех его эхом разлетелся над холмами. Но, заметив слегка уязвленный взгляд собеседника, он подавил вспышку веселья: — Простите, Террз. С вашей точки зрения вопрос вполне резонный. Но на мой взгляд, предположение, будто мы «терпим» землю и небо, вопиюще нелепо. Я, как и большинство других людей, нахожу их прекрасными.

— Но в чем заключается эта красота? Допустим, ландшафт небезынтересен. Но сказать, что он красив?.. Увольте. Особой красоты я тут не нахожу.

— Оглянитесь! Посмотрите, как величественны эти суровые зазубренные отроги…

— Безжизненны и неприглядны, к тому же их хлещут ледяные ветры.

— Мне эти прохладные свежие бризы несут ощущение жизни и свободы, а воздух пещер представляется тяжелым и спертым.

— Как, наше благодатное тепло? Да оно — само совершенство!

— Тогда обратите внимание на разнообразие изысканность и многосложность окружающей нас растительности, а ведь это лишь малая толика того что можно встретить на Поверхности.

— Согласен, флора Поверхности богата, тогда как в пещерах не растет ничего, кроме грибов. И все же разве может недолговечная земная растительность сравниться по цвету, блеску, безупречности и постоянству с нашими кристаллическими образованиями, сохраняющими первозданную красоту на протяжении не одного великого вена?

— У цветов есть одно неоспоримое преимущество, — заметила леди Верран. — Они живые.

— Аргумент верный, но к делу не относящийся, мама.

— Возможно, ты изменил бы мнение, если бы хоть раз увидел настоящий цветок, вдохнул его аромат… особенно аромат розы. А без этого как ты можешь судить?

Террз промолчал.

— Посмотрите на небо, — продолжил Феннахар. — Звезды, дивная луна… Неужели они не будоражат ваше воображение?

Террз поднял глаза, и его взгляд невольно оказался прикован к лику луны, точно она заворожила его.

— Они… не сказать, чтобы так уж неприятны, — наконец признал он с крайней неохотой, словно слова вытягивали из него силой. — Такое ощущение, будто в них заключен какой-то смысл, разгадать бы его… Может, при помощи высшей магии… — Он помолчал, потом как будто опомнился. — Но их свет холоден и тускл, и ни в коей мере не сравним с излучением камня.

— В таком случае вам наверняка бы понравился свет фонаря или огонь свечи, они дают и яркость, и тепло. А если вам не по душе пустоши Назара-Сина, возможно, приглянулись бы городские сооружения с надежными стенами и крышами. Или зеленый полог леса. Мир разнообразен до беспредельности, Террз, разнообразен настолько, что не передать словами. Чтобы не ошибиться в суждениях, надо прежде всего его увидеть.

Террз ответил не сразу, и леди Верран удивленно на него поглядела. Обычно ее сын мгновенно отвергал даже старательно замаскированные намеки на возможное исследование Поверхности. Но на этот раз он стоял, сложив на груди руки и склонив голову, в глубоком раздумье, должно быть, под впечатлением слов Феннахара. Она с замиранием сердца ждала его ответа. Наконец Террз поднял глаза.

— Может ли статься, что…

Вопрос так и остался незавершенным, потому что в это самое мгновение Нид, стоявший в одиночестве на вершине холма, громко зашипел и заверещал. Люди умолкли, и мутант повторил свои сигналы.

— Он предупреждает нас о чем-то, — сказала Феннахару Верран, и все трое без лишних слов поспешили вверх по склону. Нид напряженно вглядывался в даль. Увидя, что спутники подошли совсем близко, он поднял громадную лапу и с тихим посвистом указал куда-то во тьму. Верран проследила глазами по направлению руки и, глядя на юго-восток, к Ланти-Юму, сумела различить тусклую россыпь оранжевых огоньков, мерцающих среди скал. Сердце ее отчаянно забилось.

Увидели огоньки и остальные.

— Костры, — ровным голосом прокомментировал Террз. — Они вернулись.

— Гвардейцы? — спросил Феннахар.

— Они. Это был всего лишь вопрос времени, — ответила за сына Верран.

— Верран, вам, Террзу и Ниду нужно немедленно убраться отсюда. Не думаю, что гвардейцы предпримут атаку до рассвета. К тому времени мы будем уже на полпути к Гард-Ламмису. А там я посажу вас на корабль, отправляющийся в Стрелл…

— Нет, — с ледяным спокойствием сказал Террз. — Мама может поступать по своему усмотрению, Нид последует за ней. Но я свой дом не брошу.

Феннахар смотрел на него во все глаза.

— Это безумие. По-моему, вы не понимаете всей серьезности ситуации…

— Все он понимает, Рил, — вздохнула Верран. — Но вам не удастся убедить его изменить решение. Что до меня, сына я, конечно, не брошу.

— И что дальше? Укроетесь с вардрулами где-нибудь в недрах? Наверняка в пещерах найдутся ходы, куда гвардейцам не добраться…

— Нет, мы не станем ни прятаться, ни бежать, — сказал Террз.

— У вас нет иного выхода.

— Один все же есть. Мы будем защищаться.

— Вы сами не знаете, что говорите. Послушайте, друг мой, неужели вы всерьез решили, что можете тягаться с гвардейцами? Вас наверняка убьют, и ваших друзей вардрулов тоже. Не говоря уже о вашей матери, гибель которой будет на вашей совести. Вы этого хотите?

— Пусть некоторые из нас погибнут, — бесстрастно произнес Террз, — но это невысокая цена за мир и будущее безмятежное существование. Жертва вполне оправданная и в высшей степени гармоничная. Как можно страшиться воссоединения с Предками?

Феннахар в отчаянии покачал головой.

— Ничего не понимаю. Смею только предположить, что жизнь несколько предпочтительнее смерти. А насчет обороны пещер… К битве вы абсолютно не готовы, ведь вардрулы по природе своей не воины — слишком добры, слишком утонченны.

— Ничто не лишено способности меняться. Кланы охотно отразят нашествие убийц. — Террз поднял руку, предвосхищая возражение. — Феннахар, на споры нет времени. Не пройдет и багрянца, как гвардейцы будут здесь, надо подготовить достойный прием. Я ждал этого момента. Будьте уверены, мы встретим их во всеоружии. — И не дожидаясь ответа, Террз резко развернулся и направился вниз по склону к входу в пещеры.

Нид, прекрасно уловивший суть разговора, ретиво зашипел и бойко зашагал следом за хозяином Похоже, предвкушение схватки изгнало одолевавшую его немощь. Феннахар и Верран обменялись понимающими взглядами. Женщина слегка пожала плечами и также отправилась к лазу. Через секунду за ней последовал и Феннахар.