Когда настал конец тайне герцога, то есть она была узнана Соболевым и раскрыта им ближайшим друзьям, события пошли как бы с усиленною скоростью к развязке и распутались почти сами собой.

Грунька во всем призналась Жемчугову; да и трудно ей было не сделать этого, так как необходимо было объяснить, почему она привела Соболева в тайник.

Судьба Соболева и Эрминии определилась, как нечто уже предрешенное, и старик Угембло благословил дочь на брак с Соболевым с тем большей охотой, что, как было вычитано им в специальной книге, она с замужеством теряла дар ясновидения, присущий якобы только девственницам, и становилась таким образом вне опасности от доктора Роджиери.

На радостях Ахметка забыл обет мести, данный им, когда было сделано покушение в Петергофе на жизнь его сестры.

Князь Шагалов, несмотря на осень, опять дурачился под деревьями на Невском, забирая веревкой прохожих.

Цапф фон Цапфгаузен был наконец вне подозрений, потому что Ставрошевский сознался во всем. По приказанию Иоганна, его выпустили с тем, чтобы сейчас же поймать вновь; но Ставрошевский, очевидно, предвидел это и скрылся из Петербурга почти в ту же минуту, как его выпустили, скрылся так чисто, словно провалился в землю.

Да его и не особенно искали. Письмо Брюля было, вероятно, написано на всякий случай, без определенных данных. Повторения он не присылал и не настаивал на розыске Ставрошевского.

Да, кроме того, в Петербурге было теперь не до Брюля и не до угодливости по отношению к нему!

Заболев пятого октября, государыня не отпускала от себя герцога Бирона, но вместе с тем и не подписывала своего согласия на петиции, поданной ей за ста сорока восьмью подписями разных сановных лиц, о назначении в случае ее смерти регентом Российской империи герцога Бирона. Петиция лежала на столике у изголовья государыни; она была составлена Бестужевым и привезена Минихом.

Наконец Анна Иоанновна поставила свою подпись на этой бумаге и таким образом отдала фактическое распоряжение Россией в руки Бирона на все время малолетства племянника своего Иоанна Антоновича, избранного ею наследником престола.

Анна Иоанновна умерла через двенадцать дней после первого смертельно жестокого припадка, то есть 17 октября 1740 года.

Попытка искусственно устроить падение Бирона не удалась, несмотря на все умение и хитрость, проявленные в этом деле Митькой Жемчуговым. Напротив, вместо погибели герцог Бирон возвысился еще более.

Дальше идти ему уже было некуда, и доктор Роджиери мог и без указания ясновидящей, просто по расчету, предвидеть, что если что и ожидает герцога впереди, то это будет изменение его положения к худшему. Дурным же пророком-предсказателем хитрый итальянец быть не хотел и потому, сославшись на то, что боится, как уроженец юга, наступавшей в Петербурге зимы, он уехал искать счастья в иных, более приятных по климату странах.

Пани Ставрошевская отправилась с ним и была, по-видимому, очень довольна этим своим отъездом.

Когда венчали Соболева, Грунька тоже присутствовала в церкви; к ней подошел Митька и шепнул, толкнув в бок:

— Дай срок, Грунька, так вот и нас обведут вокруг аналоя!

Барон Цапф фон Цапфгаузен все по-прежнему остался в неведении о том, что он — сын картавого немца Иоганна, ставшего теперь, с возвышением герцога, еще более значительным лицом. Однако барон один раз поставил господина Иоганна сильно в тупик, спросив у него, что значило на его пальце железное кольцо, которое он носит постоянно. Иоганн очень смешался при этом вопросе и после некоторого колебания проговорил:

— Это, может быть, вы узнаете только после моей смерти.

Барон принял такой ответ за более или менее образное выражение, но на самом деле это был намек на действительность. Темное траурное железное кольцо прислала Иоганну мать барона, после того как он родился, и по сделанной надписи внутри кольца, которого Иоганн никогда не снимал, можно было узнать об истинном происхождении молодого Цапфа фон Цап-фгаузена.

По поводу регентства герцога Бирона Андрей Иванович Ушаков, потягивая носом табак из своей золотой табакерки, сказал однажды Шешковскому, явившемуся к нему с докладом:

— Я думаю, теперь плод созрел и скоро упадет. Шешковский понял без дальнейших объяснений, что генерал считает дни регента Бирона уже сочтенными.

Так оно и было: герцог Бирон с регентского кресла был отправлен в ссылку, а как это случилось и какое принимали в этом участие лица, действовавшие в настоящем рассказе, об этом любопытные, может быть, узнают когда-нибудь впоследствии.