На этом дневник обрывается. Но если читателю любопытно узнать о дальнейших событиях и судьбах, то в разрозненных записях имеется следующая информация:

«Бронзовую комсомолку, специальным распоряжением, приказали считать новаторским стилем автора. А скульптору Матвееву — привести все старые работы в соответствие ему, и впредь творить согласно постановлению, что и было исполнено, хотя и немного небрежно (говорят, по сию пору, где-то стоят его абсолютно голые красноармейцы, но почему-то, в будёновках. Должно быть, торопился). Только этим не кончилось, Мельхет потребовала новых жертв, и участь кульковского открытия — печальна. Повод дал приезд представителя Главискусства, курировавшего скульптурный проект. Герой гражданской войны, получивший за штурм Перекопа красные штаны и вот уже много лет, надевавший их исключительно по праздникам, в одночасье лишился награды командования. Штаны исчезли прямо из гостиничного номера заодно с золотым белогвардейским портсигаром, в то же самое утро, что и одежды аллегории всеобщего равенства. Натурально, все силы ОГПУ были брошены на поиск пропажи, и в конце концов представительские шаровары сняли с какой-то бабы, приобретшей их, по случаю, на городской барахолке, где дальнейший след и затерялся. Так что золотая безделушка как в воду канула. Представитель сильно осерчал, даже телефонировал в Кремль, и чтобы его сколько-нибудь успокоить, Кулькову дали два года исправительных работ за вредительство. Поначалу, в лагере, в компании «истинных марксистов» и прочей революционной интеллигенции, инженеру пришлось туго, но он воспроизвёл компактный вариант своей установки, которая будучи смонтирована на тачке и питаясь от велосипедной динамы, делала нагруженную в ковш руду невидимой, сообразно скорости движения. И пусть вес породы оставался прежним, а всё ж, пустую тачку катить было не в пример веселее. Трудовые показатели Левой оппозиции заметно выросли и очкарика перевели в хлеборезы. Чему он чрезвычайно обрадовался».

Касательно невесты инженера… Могу привести пару строк со ссылкой на слова инвалида Девкина о том, что красота Лидочки расцвела совершенно, и выразительные формы, некогда пленившие лаборанта-стажёра, налились ещё большей силой:

«… верно от тоски по жениху. Хотя, чего не услышишь от бесстыдника и пьяницы. Мария Семёновна, во всяком случае, весьма скупа на похвалы сестре. Сама она держится бодрячком и ей регулярно выпадает на картах встреча с крестовым королём в казённом доме».

Также в архиве ОГПУ я нашёл приказ перевести сексота Зингер на штатную работу и после ареста Кулькова, Полина Михайловна служила открыто в маленьком неприметном особнячке, в самом центре города, секретарём старшего следователя Ефима Яковлевича.

Селёдкин, приняв пост главного по транспорту, взялся за дело решительнейшим образом, сразу распорядившись снять, повешенные предшественником в вагонах таблички «Ездить в раздетом виде строго возбраняется!», оставив там только привычные «Не курить! Не плевать!». На этом реформы в депо закончились.

Нэпман Ситников умер естественной смертью в тот же год «великого перелома». Не выдержало сердце. Его лавка пару месяцев стояла заколоченной, но потом помещение передали юным ленинцам, о чём сообщала вывеска: «Районное отделение городской пионерской организации Красная Казанова».

Последнее, что мне удалось разыскать — в одном из писем датированных тридцать вторым годом, имелась короткая приписка:

«Если же случай приведёт вас оказаться летом у психиатрической клиники, то ещё и сейчас вы можете увидеть на скамейке боковой аллеи, сухого, прямого как аршин, старика с «Красным Знаменем» на шинели, поверх больничного халата и грузного, средних лет, усатого в такой же фланельке, но без шинели и ордена. Весь день приятели сидят в тенёчке одни, покуда доктор не уедет домой. А тогда, поднявшись в отделение и выпросив у няньки кипятку, они пьют его с сахарином в палате, загадочно чему-то улыбаясь».

Москва 2009 г.