Клементия внимательно посмотрела на «комиссара» и увидела, что он очень растроен последним телефонным разговором. Видимо, звонила женщина. И теперь «комиссару» неприятно, что он показал себя не с лучшей стороны. И Клементия тоже стала переживать. И во всем этом виноват тот посетитель. Чует сердце, что от него еще будут неприятности. Так думала Клементия, глядя на своего «комисссара Мэгре».

– Может, вы дадите мне какое-нибудь задание? – Вежливо и даже нежно спросила Клементия, полагая, что с расстроенным полковником нужно именно так разговаривать. Однако полковник не прореагировал на ее нежный и вежливый вопрос и ответил ей довольно грубо и резко:

– Читай свой роман, и чтоб я тебя сегодня не видел и не слышал. Чтоб сидела как мышка. Вот такое у тебя сегодня задание. – Полковник швырнул папку в письменный стол и потянулся за телефоном. Клементия сочла благоразумным юркнуть за шкаф.

Она достала книгу и продолжила чтение, как ей и рекомендовал полковник.

ПЯТНИЦА

За все время нашего странного альянса он всего три раза дарил мне цветы.

Первый раз это были розовые гвоздики – он купил их случайно – не для меня… Второй – гладиолусы. Эти цветы также предназначались не мне. В третий? Не помню, но кажется, что я сама их себе купила в аэропорту на его деньги, когда провожала его в Финляндию в первый раз.

Он никогда не был щедрым. Впрочем, наверно со всеми он себя так вел. По его представлению: подарки – это заявка на любовь.

После Финляндии же он сказал:

– Теперь я буду водить тебе иногда в ресторан. Мне необходимо, чтобы ты научилась вести себя – к нам скоро прибудут большие гости. У тебя благородная внешность и есть какой-то шарм, ты нравишься некоторым. Но не мне. – Строго добавил он, как-то криво усмехаясь.

– Ты чувствуешь, как лучше я стал к тебе относиться? – Спросил он, но, заметив, как изменилось выражение моего лица после первых его слов, добавил. – Хорошая ты баба. Жуть какая хорошая. Ласковая. Послушная. Преданная.

Да, я делала для него все. И даже стала по его рекомендации… писать.

К тому времени я не могла уже себе представить и дня без него. Он же часто оставался неизменно корректным и даже жестким по отношению ко мне:

– Тебе пора домой – ты потеряла чувство времени. – Говорил он и подавал мне пальто.

К тому времени у нас уже был общий бизнес. Он вышколил меня, развил во мне деловые качества и я – провинциалка – стала его ассистенткой. Ассистенткой доктора наук. Тогда уже – члена-корреспондента.

– Ты сможешь работать только со мной. Никто не сможет тебя ценить так, как я. И ты будешь до конца своих дней со мной. Работать. Я и мечтать не мог, что у меня будет такой помощник, как ты…

… Он уехал опять в зарубежную командировку. И оттуда звонил почти каждый день, но был всегда недоволен: без него я все делаю не так, работаю мало и плохо, а значит стараюсь ему навредить…

Это было неправдой: я работала так, будто это была моя последняя возможность. Мне хотелось, чтобы он был мною доволен.

Провинциалка… Разве могла я себя вообще ценить? Провинция – это клеймо на всю жизнь. Низкая самооценка, – так мне сказал знакомый психотерапевт.

* * *

Однажды он позвонил мне поздно вечером. Он говорил так резко, что я поняла – это конец. Я тупо смотрела на телефон и ни о чем больше не думала. Он выжал из меня все чувства. Я не могла даже плакать. Своему психотерапевту я сказала тогда:

– Я подобна разбитому об асфальт на мелкие брызги арбузу…

Но через два дня он позвонил мне – все из той же Финляндии – и как ни в чем не бывало сказал:

– Ты не бросай меня. Мне плохо. Ты мне нужна. Я скоро приеду. К тебе…

– Куда же я от тебя денусь. – Только и смогла сказать тогда я.

Потом он приехал, но был, между тем, совершенно чужой.

* * *

Перед одним из таких отъездов он сказал:

– Видишь, какие разные люди вокруг тебя – это особый мир. Мир ученых. Самый элитный, самый интеллектуальный и… – он замолчал на миг, – самый грязный. Да, грязный. Ученые – люди со скверными характерами. Сплошь – завистники. Интриганы… А ты – человек для них чужой и… наблюдательный: интересно говоришь и, мне кажется, могла бы неплохо описать эти характеры. Попробуй, может быть, получится русская «человеческая комедия».. И он уехал.

А я действительно стала писать. И к моему изумлению – у меня что-то получалось. Писала же я о становлении характера ученого, о типах людей, которые могут заниматься наукой, а которые нет… Но самое, пожалуй, на мой взгляд, интересное – о пороках ученого мира:

О лжи. Зависти. Предательстве. Лести. Плагиате…

Интересных тем оказалось множество, а писать – занимательно. А для меня это было все равно, что разгадывание кроссвордов – увлекательно и быстро. И к его приезду из Финляндии у меня уже было готово около ста печатных страниц.

– И это можно читать? – Он с сомнением и даже какой-то брезгливостью посмотрел на мои труды.

– Как хочешь, – обиделась я, – буду читать сама.

Потом он все-таки взялся читать и был очень удивлен.

– Умна. Хитра. – Сказал он, прищурившись и недобро ухмыляясь. – Я должен тебя бояться.

Клементия захлопнула книжку и стала собираться домой. Комиссар отпустил ее сегодня домой пораньше.