До нее мгновенно дошла мысль о том, что эти подонки собираются поджечь дом. В первую минуту она подумала, что этот человек просто хочет ее гибели, но чуть позже, когда она в суматохе выдергивала из кучи чужой одежды брюки, свитер, штормовку, у нее мелькнула другая мысль – он просто хочет, чтобы она осталась без средств. Большинство своих вещей она оставила в квартире у Варвары, а те, в которых была еще вчера – висели в подвале после вчерашней стирки, так как ее обрызгала машина… Не бежать же ей вниз – ее могут заметить.

Она прислушалась и вдруг на мгновенье замерла от ужасной мысли, но тут же отогнала ее: нет, этот человек не станет так с ней поступать, здесь какое-то недоразумение. Она должна найти способ с ним переговорить. Что он хочет? Он ей мстит? Запугивает? За что? С какой целью?

Анна уже почти была одета, когда уловила тонкий запах бензина. Она опрометью выскочила из комнаты: запах усилился – он поднимался снизу, почти одновременно с тонкими струйками дыма, которые уже почти устилали пол в холле. Как завороженная смотрела она на эти струйки, стоя на верхней площадке широкой дубовой лестницы, что соединяла холл с верхними этажами. Наконец она опомнилась и судорожно кинулась обратно в свою комнату и заперла за собой дверь, поняв, что путь через входную дверь ей отрезан. Сначала она хотела открыть дверь на лоджию, но вспомнила, что ручку-квадрат от двери она оставила еще раньше там внизу – на столике, у входной двери, когда искала, чем бы ей ударить Максима, которого она приняла тогда за злоумышленника. Тогда она попыталась распахнуть окно, но и это ей удалось лишь после того, как были обломаны ногти. Окно же было неведомой конструкции и никак не хотело распахиваться настежь, разбить же само стекло Анна не решалась, боясь, что звон разбитого стекла будет услышан на улице, кроме того, она привыкла уважать чужую собственность – даже в такой ситуации. А еще – она не верила, что можно вот так – поджечь чужой дом…

Какая тут собственность, скоро от этой собственности ничего не останется, – чертыхалась Анна, цепляясь за дикий виноград и пытаясь спуститься по нему вниз. – День назад я сама видела лестницу, не померещилось же мне… И вот теперь я как обезьяна цепляюсь за эти лианы… С этой мыслью она и рухнула вниз вместе с ветками дикого винограда.

Она сильно ушибла ногу, но все-таки резво вскочила, ойкнув от боли в лодыжке. Прихрамывая, она заторопилась к заборчику и вдруг вспомнила о сотовом телефоне: какая же она дура, забыла телефон – как теперь она свяжется с Максимом? Но самое главное – она забыла свою деловую сумочку с документами, кредитными карточками, деньгами, правами… Где же она ее оставила? Может быть на подоконнике, а может в комнате – на диване? Она решительно повернула обратно к дому – огня на этой стороне дома все еще не было, сквозь желтые клубы дыма она различила лестницу, которая аккуратно лежала на боку у самого цоколя. Анна не успела подойти к ней, как услышала вой пожарной машины, а затем и голоса людей: торопливый женский голос спешил сообщить прибывшим пожарным, что проживающая здесь особа много курила, потому наверно и случился пожар.

Ну что за стерва, хотела крикнуть Анна, да я вообще не курю, но вовремя спохватилась, потому что опять заговорили.

– А разве тут кто-то жил? – Голос показался Анне знаком. – Это ведь дом тренера этого, кажется, Климовского? Он, кажется, сейчас в Канаде?

– Он спортсмен, а не тренер. И должен быть в Канаде, но вот уже с неделю тут живет дамочка. Она вчера и из дому не выходила. Потом к ней мужик на зеленой, такой большой машине, приезжал. – Продолжал словоохотливый женский голос.

– Мы видели ее с этим мужчиной, кажется, у него темнозеленый джип? – Опять знакомый голос. – Так она уехала с ним или осталась в доме?

– Да уж не заметила, чтобы они выходили. – Другой женский голос, наверно тетки с дачи через дорогу, решила Анна и продолжала слушать. Пожарные между тем не очень суетились, разворачивая свои брезентовые рукава, видимо, клубы дыма не казались им чем-то достойным их пожарного внимания. А огонь же разгорался медленно и лениво.

– Машина уехала и дама уехала тоже, вместе с этим-то мужиком на машине громадной, такая – с трубками блестящими впереди. Он к ней уж не первый раз наезжает. Свет же не горел ни с вечера, ни ночью не зажигался. – Опять продолжала все та же тетка, наверно ее Максим назвал мисс Марпл.

Следит она тут за всеми, усмехнулась Анна, ну и бабка, действительно мисс Марпл.

– А как же пожар? – Все тот же голос с хрипотцой.

– Так наверно поджег кто-нибудь специально. Вон как люди стали завидовать друг другу. Вот и спортсмену этому завидуют. Даже свои же спортсмены и те завидуют … А, может, и она по неосторожности подожгла. Очень она выглядела какой-то несобранной, вечно спешила, а может невнимательная она очень.

– Дамочка что ли? – Переспросил, видимо, кто-то из пожарных начальников, как решила Анна. Нет, чтобы пожар тушить, так они расследование проводят. И как бы услышав ее слова, пожарные наконец засуетились и принялись поливать крышу дома – пожар наконец-то был удостоен их внимания.

… Уже совсем рассвело и Анна, присев за густыми кустами дикого малинника, уже могла хорошо видеть все происходящее. Теперь она различала всех. Рядом со словоохотливой теткой стоял здоровый мужик. Он стоял к Анне спиной и лица его она не видела, но уж его она узнала и со спины – это был тот же человек, который заходил недавно в квартиру Варвары и произвел в ней такой разгром. Та же стойка боксера, тот же ежик коротких волос и короткая бычья шея, это его голос она узнала…

Второго она не видела раньше, но ей показалось его лицо знакомым. Все правильно, это тот водитель, который пытался на нее наехать, а может не он, но тогда очень и очень похож. Однако, далековато, может, она и ошиблась. Три женщины-соседки и двое мужчин, которых она, кажется, видела на перроне, когда ждала электричку… но они ее не интересовали, также как и пожарные, которые двигались вяло и тушили пожар как бы нехотя.

Прячась за кустами, Анна продвинулась еще поближе, но в это время те двое отошли от остальных и подошли к малиннику, чтобы помочиться. Ей пришлось почти распластаться по земле, чтобы они ее не заметили. Теперь она не видела их и не могла предугадать их возможных действий. Первый, которому она дала кличку «боксер», видимо, пытался раздвинуть заросли малинника, чтобы что-то достать – Анна не видела это «что-то». Второй же – «водитель» – в это время дернул «боксера» за куртку, отчего та затрещала и у «боксера» пропала всякая охота лезть в малинник.

– Ты чего, – спросил он, – в морду захотел? – Я же тебя размажу по стенке, если захочу.

– Извини, – я подумал, что ты падаешь. – Залепетал «водитель». – Хотел тебя поддержать.

– Ах, поддержать, – хохотнул «боксер». – А ты хоть знаешь, в каком я весе?

– В тяжелом? – Слишком поспешно и даже угодливо спросил водитель.

– В сверхтяжелом. – Самодовольнро ответил «боксер» и похлопал «водителя» по плечу. – Ладно, браток, поедем боссу доложим, что с дачей полные кранты. – Он опять хохотнул.

– Слушай, а зачем это ему надо?

– У босса видел какая голова?

И не дожидаясь ответа напарника, продолжал назидательно:

– Я и сам частенько не понимаю его действий, но раз босс платит, то какие вопросы?..

– И то верно – меньше знаешь, дольше проживешь…

– Не забывай, что нам надо еще раз в дом этот попасть.

И оба вернулись к пожарным, которые уже все потушили и теперь ждали, не загорится ли где-нибудь еще.

Несмотря на кажущуюся медлительность пожарных, поработали они неплохо – сгорела лишь боковая деревянная пристройка – флигель, часть крыши, обгорели оконные переплеты, двери первого этажа. Ни второй этаж, ни надстройка над ним – мансарда, в которой жила Анна – даже не пострадали.

– Ну теперь вашей дамочке придется нашему спортсмену по полной программе платить за пожарчик, – опять хохотнул «боксер».

– Это точно, – ответил один из пожарных. – Вряд ли страховку оплачена на полную катушку – не принято у нас еще страховаться как на цивилизованном западе.

– А кто этот Климовский?

– Так хоккеист же, а может, тренер, не знаю, – пояснил мужчина в бейсбольной шапочке, – а дом этот он всего год назад поставил и опять подписал контракт с Канадой.

– Ничего, построит еще один – деньги за спорт платят хорошие, – поддакнула женщина в темном длинном мужском плаще. – А вот дамочку искренне жаль, разорится она на этом пожаре.

И тут Анна отчетливо поняла весь замысел Вадима – он хочет разорить ее, он, видимо, решил, что это моя дача…. Он всегда говорил, что ему большее удовольствие доставило бы не физическое уничтожение врага, а его моральная смерть. «Это доставляет мне наивысшее удовлетворение – это сродни оргазму». Так когда-то сказал он. Анна это хорошо запомнила, потому что ее тогда покоробило от его слов.

Значит, Вадим знает о ней все. Но если не все, то много. По крайней мере, он знает, что она не бедствует. Помнит он и о тех словах, что она когда-то ему сказала: «Я знаю, что такое нищета. Я скорее отравлюсь, чем буду жить на старости лет в нищете. Нищета в молодости – это просто испытание на выносливость, предприимчивость… Нищета в старости – это унижение. И это уже до конца дней.»

Вот что ты помнишь, Вадим, ты хотел бы видеть меня в нищете и в унижении… Ну уж, никогда этого не будет. Пока что она на ногах, у нее книги, у нее журнал, у нее, в конце концов, есть Бруно, да и Шольц ей предан…